Дороти Сэйерс: творец законов и нарушительница законов

Повести Дороти Сэйерс о лорде Питере Уимси сейчас вышли из моды, но при жизни она была знаменитым автором детективов. Цикл о Питере Уимси включает в себя 14 томов повестей и рассказов, но Дороти Сэйерс известна также своим участием в "Сыскном клубе". В "Сыскной клуб" – детективный эквивалент более известного общества Инклингов (Прим. - членами общества Инклингов были Толкин, Льюис и их общий друг Уильямс) – входили многие ярчайшие представители своего времени, включая Г. К. Честертона, первого президента клуба, и Агату Кристи, возглавлявшую его в течение 20 лет. Сэйерс была в числе основателей, а с 1949 по 1958 гг. также возглавляла клуб. Наверное, именно поэтому Роулинг назвала ее законодательницей детективного жанра.

Правила «Сыскного клуба» – воплощение классической формулы. Они воспрещают всякое сокрытие важных подсказок, не допускают использования «дворецких-убийц» или штампованных и неинтересных загадок, вроде неизвестного злобного близнеца, «нелающей собаки» или «инсценированного спиритического сеанса, призванного напугать виновного и вынудить его выдать себя».

Подход «Сыскного клуба» к детективной литературе, в сущности, таков: это должна быть загадка, и только загадка. Отсюда:

Детективный роман не должен содержать никаких длинных описаний, никаких бесполезных побочных историй, никакого тонко проработанного анализа персонажей, никаких «атмосферных» забот. Все это не играет важной роли в повествовании о преступлении и следствии. Они сдерживают действие, заставляют обращать внимание на вопросы, не относящиеся к главной задаче – обозначить проблему, проанализировать ее и привести к успешному разрешению. Откровенно говоря, описаний и проработки персонажей должно быть не больше, чем необходимо для придания рассказу достоверности (Прим. - В.Х.Райт. "Двадцать правил написания детектива").

Сэйерс, впрочем, полагает, что в хорошем детективном повествовании может быть намного больше указанного, и что формула, предложенная «Сыскным клубом», в конечном счете ограничивает автора.

Мы использовали любую возможность, чтобы сказать: если детективной истории суждено жить и развиваться, она вернется к тому, чем была в руках Коллинза и Ле Фаню, – она снова станет нравоучительным повествованием вместо чистой задачи для ума типа кроссворда. Я всегда во всеуслышание заявляла, что это вовсе не плохо, поскольку я по-прежнему намерена давать моим книгам развиваться в этом направлении, и нет ничего плохого в том, чтобы чья-то теория бежала впереди его практики.

Сказанное, естественно, обозначает: «Никаких любовных историй». Как требует Райт (Прим. - Виллард Хантингтон Райт – американский писатель классического направления. По временным рамкам (и по утверждению ряда критиков) вполне укладывается в «Золотой век детектива». В 1926 г. вышло «Дело об убийстве Бенсона», при публикации которой писатель выбрал псевдоним Стивен Ван Дайн. Роман 1927 г. «Дело об убийстве канарейки» стал бестселлером. Кроме собственно детективных произведений, Райт издал антологию «Великие детективные рассказы», «20 правил для пишущих детективы» и др.). Следование этим правилам (как любая попытка ограничения творчества) привело к тому, что читать его собственные книги совершенно невозможно – настолько они скучны. Главный герой его произведений – «джентельмен на покое» Фило Ванс – фигура абсолютно нежизненная. Вполне вероятно, что вызванное таким героем раздражение и послужило побудительным толчком к развитию стиля «action» и «полицейского романа») в правиле третьем:

Никакой романтической линии. Наша задача – привести преступника за решетку суда, а не влюбленную парочку к свадебному алтарю.

Сэйерс, однако, полагает, что именно Коллинз (Прим. - Уильям Уилки Коллинз (1824–1889) – английский писатель, автор 27 романов, 15 пьес и более чем полусотни рассказов. Первый человек написавший детектив, создатель детективного жанра. Близкий друг Чарльза Диккенса. Наиболее известные произведения «Лунный камень» и «Женщина в белом») служит образцом для хорошего детектива и что формула Райта в конечном счете есть «выпотрошенная литература», т. е. то, чего сама она писать совершенно не собиралась. Поэтому свою пьесу об Уимси «Медовый месяц водителя автобуса» она предварила апологией любовной линии:

Я сама и многие другие говорили, что романтические отношения лишь помеха для детективной истории. Но, с точки зрения персонажей, детективная история может оказаться неприятной помехой в личной жизни. Эта книга повествует как раз о такой ситуации.

Так что госпожа Роулинг права, когда говорит, что Дороти Сэйерс нарушает правило «никаких романов в детективе». Правда, нельзя сказать, чтобы последняя нарушила «собственное правило» – правило принадлежало Райту и "Сыскному клубу", а не ей. И это важно, поскольку сама Роулинг идет против строгих законов детективного жанра по тем же причинам, что и Сэйерс: ради создания полнокровных персонажей, а не картонных фигурок для «игры в мафию». На самом деле Сэйерс как раз была известна в качестве автора детективов, движимых характерами персонажей, и это отличает ее от более формалистичных авторов жанра «кто виноват» золотого века, таких как Агата Кристи или Джон Диксон Карр (Прим. - Джон Диксон Карр (1906—1977) – американский писатель, автор детективных романов. Также публиковался под псевдонимами Картер Диксон, Карр Диксон и Роджер Фейрберн. Его по праву считают одним из лучших представителей «золотого века детектива», наряду с Агатой Кристи, Г. К. Честертоном, Гастоном Леру и другими. На творческую манеру Карра повлияло его увлечение Конан Дойлем, Гастоном Леру и Честертоном. Джон Диксон Карр считается самым крупным в истории детектива специалистом по "убийствам в закрытой комнате", как называли их критики, ссылаясь на знаменитую «лекцию о запертой комнате» в романе «Человек-призрак». Сам писатель определял детектив как «упражнение для человеческой сообразительности, западню и двойной капкан, игру, в которую из главы в главу автор играет против читателя»).

Роулинг разделяет многие взгляды Сэйерс и определенную часть ее жизненного опыта. Для начала, обе получили классическое высшее образование в области современной филологии, обе испытали проклятие доли матери-одиночки, обе известны яркой христианской верой на грани проповеднической убедительности. К этому Роулинг может добавить, как я продемонстрирую в следующих главах, любовь к Данте, герметическую манеру письма и слабость к нанизыванию многослойных смыслов в произведениях, которые внешне выглядят как обычное легкое чтение. Где-то половина повествовательного драйва ГП обязана загадкам, которые Гарри, Рон и Гермиона пытаются разгадать. Госпожа Роулинг следует за госпожой Сэйерс и в том, что подчиняется канонам жанра лишь до тех пор, пока они не мешают донести до читателя глубинный смысл ее истории.

***

Так какой именно смысл Сэйерс тайно вкладывала в свои истории? Очевидно, сакраментальный взгляд на мир, учитывая, что она получила воспитание и образование оксфордского платоника и веру в «существование на совершенно другом уровне» – в нелокальной вечности, которая находится в повседневном мире, но невидима для маглов:

Необходимо помнить, что, хотя в каком-то смысле иной мир – определенное место где-то за Атлантическим океаном, в то же самое время царство богов находится внутри нас. Земля и страна фей сосуществуют на одном и том же клочке почвы – все зависит от глаз смотрящего… Обитатель этого мира может осознать свое существование на совершенно другом уровне. Попасть с Земли в царство фей – все равно как попасть из этого времени в вечность; это не путешествие в пространстве, но изменение восприятия разума.

Запомните слова о «глазах смотрящего» и оксфордских платониках; мы еще не раз будем с ними сталкиваться, продвигаясь по списку тех, кто повлиял на Роулинг, и не один раз увидим «глаза смотрящего» в ГПиДС. Они – в самом сердце тайной атаки романтиков английской литературы на бездушный сциентизм современности.

Я уже сказал, что детективная загадка дает по меньшей мере половину повествовательного драйва историй о Гарри Поттере. Роулинг намекнула нам, как мы можем обнаружить оставшуюся половину той силы, что движет ленту ее литературного конвейера. Она сказала, что похождения Гарри не столько детектив, сколько история, движимая персонажами. Так что же такое есть в главном герое, что заставляет нас читать книги, в которых иногда по 800 страниц? Явно не любовная линия: у Гарри вообще нет никакой личной жизни до пятой и шестой книг. Тут дело не в том, что Гарри говорит, что делает или чем обладает; дело в том, кто он есть сам, а именно – сирота.

Милый аутсайдер

Окончив институт, я преподавал латынь в небольшой подготовительной школе на западе Северной Каролины, она называлась школой Эшвилля. Думаю, именно там я впервые услышал слова учителя: «Им плевать, сколько ты знаешь, пока они не узнают, что тебе не плевать». Это верно в школьном классе и на спортивном поле для старшеклассников, разумеется, но это хороший совет и для писателей. Пока читателю все равно, что станет с персонажами, пока он не отождествился с ними, не отбросил неверие, не ощутил происходящее так, словно он сам провалился сквозь зеркало в страну чудес – все остальное не имеет значения.

Пиши величественную прозу, как Пулман или Толкин. Крести воображение, как Буньян, Спенсер и Льюис (Прим. - Джон Буньян (Беньян, Бэньян, Баньян, англ. John Bunyan; 1628 — 1688 — английский писатель, баптистский проповедник. В молодости вел весьма вольный образ жизни, но под влиянием жены обратился к вере. Был настолько популярным проповедником, что предсмертной волей многих пуритан, для которых поклонение могилам и мощам считалось страшным грехом, стало желание, чтобы их похоронили как можно ближе к могиле Буньяна. Буньян был плодовитым автором, хотя большинство его работ состоят из проповедей и поучений. Несмотря на то, что Буньян был баптистским проповедником, по своим религиозным взглядам он был пуританином. Его «Странствие Пилигрима» — вероятно, одна из самых широко известных аллегорий, когда-либо написанных; книга переведена на многие языки. Одно время «Странствие Пилигрима» считалось самой читаемой книгой на английском языке, не считая Библии.
Эдмунд Спенсер (англ. Edmund Spenser; 1552 — 1599) — английский поэт, современник Шекспира. Известные произведения: «Королева Фей» (1596, незаконченная аллегория христианских добродетелей), элегия «Дафнаида» (1590), сборник стихотворений «Жалобы» (1591), поэмы «Проталамион» (1596) и «Четыре гимна» (1596). Создатель так называемой спенсеровой строфы, девятистишия, которым восхищались и впоследствии писали Байрон, Шелли и Китс). Создавай леденящие кровь загадки «запертых комнат», как Джон Диксон Карр или Эдгар Алан По. Если читатель не сможет сопереживать персонажу, как члену собственной семьи (предполагая, конечно, что читатель не разругался со всей своей семьей), все это не будет иметь значения. Никто не дочитает книгу до конца.

Значит, помимо достоверности, автор должен сделать все возможное, чтобы поставить читателя на одну доску с персонажами. Есть некоторые приемы повествования, помогающие в этом. Как мы увидим в следующей главе, выбор повествования от «ограниченного третьего лица», когда автор как бы сидит на плече героя и видит все в его перспективе, способствует сопереживанию. Еще один способ взять читателя за сердце – подключить тот проводок, который ведет к чувству справедливости или честности. На самом деле, это зацепка всего детективного жанра.

Когда нам показывают преступление и множество перепутанных следов, не говоря уже о паре-тройке случайных трупов, наша совесть включает сигнальные огни, особенно если кого-то несправедливо обвиняют или убийца уходит от наказания. Не знаю, запрограммированы ли мы от рождения таким образом (думаю, что да) или это результат правильного воспитания с детства. Как бы там ни было, редкий читатель не захочет собрать все части головоломки воедино и увидеть, как справедливость воздает по заслугам невиновному и виновному. Кому неинтересно дочитать до конца, чтобы увидеть решение загадки и услышать признание злодея?

Еще шаг в ту же сторону – и мы получаем Рокки (боксера, а не мышь) (Прим. - В оригинале речь идет о белке Рокки из сериала «Рокки и Бульвинкль». Но очевидно, что Чипа и Дейла и их друзей знают в России гораздо лучше). Читателям нравится аутсайдер, человек из ниоткуда, который сражается вопреки всему и становится победителем. Движущая сила подобных историй – наше моментальное сочувствие маленькому человеку (Прим. - именно им так много занималась великая русская литература XIX в.), ущербному, бедному, находящемуся в меньшинстве и ущемленному. Если этот персонаж не настоящий неудачник, то уже самого факта, что он обитает где-то на периферии, за пределами толпы, достаточно, чтобы заставить читателя прыгать с помпонами на краю поля.

Никто не знает этого лучше Роулинг. Все ее положительные персонажи – маргиналы. Гермиона – грязнокровка; Рон и все Уизли бедны, как церковные мыши, да еще предатели крови; Хагрид – полу-великан; Сириус – беглый преступник, приговоренный за убийство, ему светит поцелуй дементора, как только его поймают. Римус? Оборотень. Тонкс? Метаморф. Фиренц – дружелюбный кентавр, у которого с тем же успехом мог бы быть сияющий красный нос олененка Рудольфа (Прим. - о нем будет речь дальше). Аластор Грюм съехал на почве своей «неустанной бдительности». Мундунгус – вор и трус. Северус… с чего бы лучше начать, говоря о нашем зельеваре? Дамблдор кажется единственным юным пионером в своей армии, но в ГПиДС мы узнаем, что у него макиавеллианский пунктик размером с Выручай-комнату.

Вы поняли общую картину. Все плохие парни, конечно, чистокровные психопаты или чересчур сдвинуты из-за властолюбия. Но они нормальны в том смысле, что вписываются во все общественные соглашения. Как и Дурсли, они сидят на как-у-людейных стероидах и постоянно выискивают тех, кто не такой, как они, просто чтобы их попрезирать. Почему мы ненавидим их до самых печенок? Причем ненавидим серьезно, пусть и не совсем искренне - за то, что они презирают наших героев-маргиналов.

Одно из ключевых верований нашего времени в том, что предрассудки – это зло, из чего прямо следует, что терпимость – это добро. Я еще к этому вернусь в главе 6, а пока просто запомните, что Роулинг, прославляя аутсайдеров, разыгрывает то, что политики называют «картой происхождения».