Магия без слез. Письмо №3. Иероглифика: язык и жизнь неизбежно символичны.

Алистер Кроули

Cara Soror,

Твори свою волю: таков да будет весь Закон.

Раздражение в вашем последнем письме очень естественно! Вы пишете:

«Но зачем? К чему вся эта сложная символика? Почему не сказать прямо, что вы имеете в виду? Предмет и без того достаточно сложен — так неужели он станет яснее, если надеть на него маску? Я довольно неплохо знаю вас и не сомневаюсь, что вы не стали бы подсовывать мне какой-нибудь ханжеский вздор насчет “неизреченного”, насчет того, что человеческий язык не способен выразить подобные Тайны, и что для изложения новой системы мышления необходимо выстроить новый язык; разумеется, мне известно, что именно так пришлось поступить в случае с химией, высшей математикой да и почти всеми техническими науками, но я чувствую, что у вас в запасе имеется какое-то другое, более глубокое объяснение.

В конце концов, почти все, чему я хочу у вас научиться, было известно многим великим умам человечества на протяжении многих веков. Правда, каббала — это действительно особый язык, но достаточно древний; нового материала, который можно добавить в эту структуру, не так уж много. И все-таки — зачем было с самого начала изобретать этот символический жаргон?»

Вы сформулировали свой вопрос замечательно; вот, я думаю над ним, и я далеко не уверен, что объяснение которое я собираюсь дать, вас устроит или хотя бы окажется мало-мальски убедительным! В крайнем случае мне останется заявить, что мерило нашей правоты — практический опыт: все зависит от того, насколько успешно избранная форма выражения мысли до сих пор служила и продолжает служить нашим целям.

Но чтобы дать вам полноценный ответ, придется вернуться к началу и переформулировать исходную проблему. Только прошу вас, не подумайте, будто я уклоняюсь от вашего вопроса или в излюбленной манере ирландцев отвечаю на него своим, — хоть я и отдаю себе отчет, что это может выглядеть именно так.

Давайте же сформулируем исходную проблему иначе: мы стремимся к Истине; мы желаем подступиться к Реальности как можно ближе; и мы желаем выявить и обсудить подходящие средства для достижения этой цели.

Очень хорошо; давайте начнем с самых простых из всех возможных вопросов — и, в то же время, самых трудных: «Что есть то-то и то-то?», «Что мы знаем?» и прочих, которые следуют из этих естественным образом.

Я вижу дерево.

Я слышу его — шелест листьев или скрип ствола на ветру.

Я прикасаюсь к нему — оно твердое.

Я обоняю его — и слышу едкий запах.

Я пробую его на вкус — оно горькое.

Теперь всю информацию, поступившую от этих пяти чувств, следует связать воедино, хотя во всем мире не найдется двух человек, которые получили бы при этом один и тот же результат. Логика, при помощи которой мы строим комплексное представление о дереве, дырявее любой губки.

Но я забегаю вперед; сначала нужно проанализировать одно простое впечатление. «Я вижу дерево». Это явление называется «точечным событием». Это встреча двоих: наблюдателя и наблюдаемого. Само по себе точечное событие — отдельное и простое; однако и наблюдатель, и наблюдаемое, вне всякого сомнения, сложны. И точечное событие не говорит нам ничего ни о первом, ни о втором: оба они, как показали Герберт Спенсер и еще бог весть сколько других исследователей, непознаваемы, а событие это самодостаточно, изолировано и единично. Оно, безусловно, произошло; это Реальность, отрицать которую невозможно. Но доказать это мы не можем, потому что оно ни разу не повторялось в точности. И что еще более обескураживает, так это то, что на передачу впечатления от глаза к сознанию (а в ходе передачи оно может измениться тысячей разных способов), уходит какое-то время, и, следовательно, в реальности существует лишь память о точечном событии, а не само это событие. Что же это в таком случае за Реальность, в которой мы так уверены? Очевидно, что названия ей нет, потому что она единична: ничего подобного не случалось прежде и не случится в будущем! Если мы собираемся хоть как-то обсуждать ее, необходимо придумать ей имя, и это имя (как и все на свете имена) неизбежно окажется всего лишь символом.

Но даже и в этом случае, как часто указывали другие, все, что нам остается, — это «регистрировать поведение наших инструментов». Впрочем, и это не слишком помогает: выбранный нами символ обозначает уникальное явление, доступное только нашему собственному восприятию, а, следовательно, не имеет значения для наших ближних. Но на практике, разумеется, схожие, хотя и не в точности такие же, точечные события случаются со многими из нас, и потому мы можем построить символический язык. Мои воспоминания о вышеупомянутой загадочной Реальности похожи на ваши в достаточной мере, чтобы мы с вами могли согласиться: они принадлежат к одному классу.

Но, помимо этого, я предлагаю вам задуматься о самом строении языка как такового.

За исключением звукоподражательных и некоторых других немногочисленных слов, никакой логической связи между предметом и звучанием его имени нет. «Гав-гав» — куда более рациональное имя, чем «собака», тогда как последнее — чистая условность: в английском языке эта условность выглядит как dog, у других народов — как chien, hund, cane, kalb, kutta и так далее. Как вы и сами видите, милое мое дитя, всё это — символы, и спорить тут бесполезно!

Но и это еще не все. Если мы захотим выразить мысль в письменной форме, нам придется сесть и сотворить святую каббалу из ничего. Почему кривая линия, разомкнутая справа, должна обозначать шум океана, а разомкнутая сверху — тот же звук, который я произношу, когда обращаюсь к вам¹? Более того, все эти совершенно произвольные символические значки соединяются друг с другом столь же символическими и произвольными способами, чтобы мы могли выразить с их помощью определенные значения, а затем полученные слова не менее условным способом соединяются в предложения. И люди еще удивляются, откуда берутся ошибки и недоразумения при передаче мыслей от одного человека к другому! Да саму возможность донести до кого-то даже простейшую идею трудно объяснить иначе, как чудесным вмешательством Провидения!

Если принять все это к сведению, то для работы с таким заумным и технически непростым предметом, как магия, будет только разумно построить свой собственный алфавит со своими особыми, высокоточными определениями. Такие «обычные» слова, как «Бог», «я», «душа», «дух» и тому подобные, до нас уже употребляли тысячи раз тысячами способов, не отдавая себе отчета в необходимости определений или вообще не считая это нужным, — так что теперь использовать их в научной работе было бы попросту нелепо.

На этом пока что все, сестра; и хватит уже придираться к мелочам! Сядьте спокойно за «777» и выучите ее наизусть!

Любовь есть закон, любовь в согласии с волей.

Братски,

666

1 Имеются в виду английские буквы «C» и «U»; последняя обозначает звук «ю», и точно так же звучит местоимение you («вы»).