Как есениньдзя Вилли Мельников и Константин Панкратов подняли Рязанвес

 

декабрь 2007

 

Информация о выступлении Вилли Мельникова в Рязани, в рамках программы "Симбиоз контрастов на 102 языках", появилась где-то за месяц до назначенной даты концерта. Автор "Редакционного портфеля Devotion", лидер группы "Верес" и просто "Легенда рязанского джаза" Константин Панкратов "замутивший" этот проект попросил знакомых из местного информационного агентства "7 новостей" сделать "все хорошо". И ребята из "7инфо" совершенно бесплатно построили рекламную кампанию профессионально и напористо "как для Гришковца". Мне кажется, они просто прониклись неподдельным интересом к проекту и с радостью делились с земляками, что на одной сцене с замечательными рязанскими музыкантами выступит уникальный поэт, полиглот и фотохудожник Вилли Мельников.

6 декабря 2007 года выдался в Рязани хмурым и пасмурным, не морозным, но промозглым днем. Но Вилли, бодро выпрыгнув из московского автобуса, даже обрадовался такой погоде.

- Главное, что не жарко, - развеял опасения встречающих поэт.

И вправду, казалось, если не жарко, то для Вилли уже все хорошо. Он сразу очаровал всех организаторов своей непосредственностью и простотой в общении. Только все равно каждый, кто вступал с ним в диалог, как мне виделось, старались выглядеть умнее и образованнее что-ли.

Первый сюрприз Мельников показал еще даже до начала пресс-конференции. Впервые увидев картину "Баловень" одного из участников программы "Симбиоз контрастов" тоже автора "…портфеля Devotion" Алексея Акиндинова, Вилли тут же заметил, что на холсте в орнаменте есть надписи на 4-5 языках. Причем, на языке одного из племен Полинезии он обнаружил "многочисленные попадания" и даже целую фразу, которую тут же озвучил, а потом перевел. Немного офигев, все присутствующие сразу же стали переспрашивать, о чем он сказал. От неожиданности смысл слов пролетел мимо ушей. Мне только запомнилось, что это было вполне достойное короткое стихотворение, что-то о "бросании и питании стеклянными камнями", в общем на тему о превратности творческого служения. Выдержав паузу, Вилли назвал Акиндинова неосознанным ченнеленгом.

- От слова channel – канал, то есть человек пробивший канал в ноосферу, - пояснил Вилли и снова погрузился в общение со своим мобильником.

Когда собрались журналисты, Константин Панкратов и Алексей Акиндинов смогли только в нескольких фразах рассказать о своем участии в программе "Симбиоз контрастов". Константин представил музыкальные планы группы "Верес" ("Черный человек" Есенина под оригинальную музыку Панкратова и несколько песен на стихи Сергея Александровича – музыка Панкратова, вокал – Екатерины Шеверёвой, продолжением которых станут реп-зарисовки Николая "Колючего" Пашкова и собственные тексты Константина).

Акиндинов добавил, что все это буйство звуков будет происходить на фоне видеопроекции почти всех его картин "сочетаемых несочетаемое". Алексей заверил, что среди них будут и портреты САЕ и картины на сюжеты его стихов, выполненные в авторском орнаментальном стиле.

Вилли Мельников с интересом выслушал соучастников проекта, еще раз отметил про ченнелинг художника Акиндинова, мол, "подключается к верхним слоям" парень регулярно и с успехом наполняет добычей свои произведения.

Потом пресс-конференция превратилась в интервью Вилли, так велик был интерес журналистов к его персоне и творчеству, да и ребятам сидящим рядом с ним не хотелось прерывать соседа, уж очень интересные вещи рассказывал Мельников. При почти неугасающем внимании журналистов пресс-конференция участников проекта "Симбиоз контрастов" продлилась больше часа.

7 декабря все поверхности, используемые в Рязани для расклейки афиш, вновь запестрели постерами с изображением головы дракона и именами участников программы "Симбиоз контрастов на 102 языках". В первой половине декабря в Рязани собирались выступить такие монстры народной любви как Розенбаум, Ария, Аквариум и Земфира. Не забудем про местные коллективы планирующие выступить в эти же дни. И оценим подвиг расклейщиков, взявших на себя расклейку афиш выступления Вилли и Панкратова со товарищи. Кажется, на улицах Рязани развернулась целая афишная война, еще неделю назад все афиши "Симбиоза" были заклеены и тут новый виток, видно дракона не так легко победить.

Пока расклейщики мотались с афишами по промозглым улицам, Вилли сидел на полу в квартире своего хорошего приятеля журналиста и музыкального критика Анатолия Обыденкина и на коленке ("я всегда так работаю") на картонке черным маркером рисовал драконов, которые, казалось, сошли с предплечий каких-нибудь полинезийских аборигенов или жителей островов архипелага Большого барьерного рифа. В это время Константин Панкратов раз за разом прогонял программу, репетировал, Акиндинов писал монументальную роспись на очередном коммерческом объекте, Николай Пашков записывал молодую рязанскую группу на собственной студии.

Вечером уже в сумерках Мельников прошел к F-клубу через полузаброшенное старое кладбище, которое в Рязани называют Лазаревским. Фотохудожника интересовало взаимопроникновение живой и неживой природы. На Лазаревском этого предостаточно: вездесущие ивы и ветлы настырно прорастают через кольца и прутья заброшенных могил. Вилли фотографировал "ночную" пленку, завтра днем он планировал пройти по Рязани и снять его на эту же пленку. Нередко, по мнению художника, именно таким простым методом можно без всякого компьютерного монтажа и фотошопа получить "глючные", как называет их Вилли, фотоработы, которые позволят ему "поднять Рязанавес".

К 8 часам вечера публика почти полностью заполнила F-клуб. Было много музыкантов, среди них коллеги Константина Панкратова по джаз-коллективу "Feelin's". Пожаловали фотохудожники Александр Королев и Владимир Кованов, художник Максимилиан Пресняков, авторы "Devotion" Ольга Мельник и Влад Дерябин. Собралось много журналистов, еще больше простых зрителей. Пришла даже целая еврейская семья: несколько женщин старше среднего возраста, девушка и подросток в костюме "для филармонии". Они смутили одного из организаторов фразой:

- Если можно, нам столик около сцены, мы из Европы приехали на Вилли посмотреть.

- А мы где тогда? – парировал удивленный организатор, но собственноручно пододвинул стол в "первый ряд".

 За одним столом с Вилли Мельниковым расположился художник Алексей Акиндинов.

Выждав "дипломатические пятнадцать минут", группа "Верес" начала свое выступление с "Черного человека". На экране за спиной Панкратова сменяли друг друга орнаментальные полотна Акиндинова, несмотря на некоторое искажение пропорций многослойные и завораживающие по своей глубине картины Алексея создали фантастическую атмосферу всего происходящего. Местами трудно было вычленить кто исполнял ведущую партию: живопись Акиндинова и литературно-музыкальная композиция Константина в качестве лидера внимания сменяли друг друга в прихотливом порядке. А Вилли в это время, попеременно поглядывая, то на сцену, то на лист картона, рисовал для Акиндинова дракона.

После премьеры "Черного человека" к Панкратову присоединились Николай Пашков и Катерина Шеверёва. Исполненные сочным блюзовым вокалом Катерины песни на стихи Есенина и реп-композиции "Колючего" сорвали куш аплодисментов. После каждого номера.

Поблагодарив "МС Есенина", группа "Верес" спустилась со сцены.

Описывать выступление Вилли не берусь, трудно "объять необъятное" тем более состоящее из "сочетания несочетаемого" и все это на высокой скорости высшей импровизации. Стихи на муфталингве, авторском стиле, где слова соединяет "один общий ударный слог, а главное - смысл". И сразу – тексты на неведомых и "мертвых" языках, за спиной все это время мелькают лингвогобелены. Опять афоризмы на муфталингве, песни, размышления о себе и времени. И все быстро, отчетливо и быстро.

Скажу честно, публика просто не успевала хлопать, каждый раз, когда возникал предшествующий рукоплесканию вздох восторга, скоростной экспресс Мельников-Сторквист гнал наше восприятие дальше. Но в какой-то момент произошел перегруз, как показалось Вилли, дальнейшее выступление было бессмысленным. Скромно сказав спасибо, он ушел со сцены, сел за столик и продолжил рисовать дракона для Константина Панкратова.

Но вечер не должен был закончиться на такой тихой ноте. Планировался еще лингводжемсейшен, что тут же под бодрый риф панкратовской гитары изобразили Катерина, Николай и Вилли. Сначала рассчитывалось устроить этот угар под специальный микс от известного диджея Павла Ежикова, он принес подборку, но в последний момент решили ограничиться акустикой и спасибо Павлу за поддержку и понимание.

Джемсейшен заслуживает особого внимания. Особенно когда на сцене остались только Вилли и Константин. Импровизированно реповать на разных языках (я опознал китайский, немецкий и английский, Вилли добавил ло-ло и фарси) под гитарный риф, наверное, не может никто. В финале зал громко реагировал на каждую фразу отвязного импровиза.

- Есениньдзи, - показывая на себя и Панкратова, сказал Вилли и спустился в зал дорисовывать дракона.

Клуб постепенно пустел, Вилли осаждали желающие взять автограф и журналисты, кто-то подходил, чтобы услышать пару слов на каком-либо по тем или иным причинам дорогом и близком языке. Восторгов было не счесть.

Уходящую публику провожал бодрый микс Павла Ежикова.

 

Р.S. За месяц подготовки программы "Симбиоз контрастов на 102 языках" Вилли выучил еще один язык, Панкратов сочинил еще одну песню, Пашков написал новую реп-композицию и записал альбом начинающей рязанской рок-группы, Акиндинов закончил картину "Ловец месяца", "Редакционный портфель Devotion" опубликовал на "Сетевой Словесности" тексты Владимира Фролова и Александра Пылькина.

 

Дмитрий Макаров

 

 

Дальше пьеса

 

Андрей Чернецов:

 

Ворожуха

 

пьеса

 

Действующие лица:

 

Павел Егорович Глотов, председатель.

Артем Ладынников, журналист из Москвы.

Федор Петрович Голытьба, зоотехник.

Генка, шофер.

Марь-Иванна, жительница деревни Ляпуновка.

Черт, дело обыкновенное.

Марь-Андревна, жительница деревни Отрада.

Иван Николаевич, старик-пасечник. 

 

Жители деревень, механизаторы, работники правления, крупный и мелкий домашний скот, петух.

 

Действие происходит в Центральной усадьбе окраинного района области, и в селах.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. У Председателя.

 

Председательский закуток. За окнами вечереет. Осень сухая и теплая. Комната в сельской столовой обставлена с деревенским шиком. Стол изобилен. Дымят окурки. Двое разговаривают.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Дык, ведьма, а хто же? Ворожуха – по нашему! Такая гадюка, всю душу выпиет! Исцедит наскрозь. Вот ты послушай, какая у меня боль. Поехал тут в Москву.Племянница у меня в Москве – женина родня. Соплюжка была, все к нам ездила. Тетка – жена моя все привечала их, соберет тут целую свору. Раньше по всей весне у нас обреталась, москвичи эти…, на каникулах.

 

АРТЁМ: - Нет, я насчет ведьмы…

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Да, погоди ты с ведьмой! Слушай! Ну, вот про че я? Сбил…

 

АРТЁМ: - В Москву вы поехали.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Поехали, за орехами. Прибыл на вокзал, пока дозвонился, пока дорогу нашел, в метро в этом грохот в ушах пострял, все злые, как собаки. Родня московская встречает в дверях: “Вы надолго?”. Да что ж ты, падла, закона не знаешь? Дай хоть сапоги стащить. Сели чай пить. Своячница в комнату ушла, телевизор села смотреть, а племянница села горюет: “Все, говорит, едут в Москву и едут, будто она резиновая. Мы, говорит, с мамой так всегда переживаем, так переживаем”. Чего ж, говорю, вы сколопендры, переживаете? Я завтра с утра отчалю. “Да нет”, - зарделась, - “я не к тому”. А мне хоть к тому, хоть к энтому! Замахнул стакан и баиньки. Что мне с этими цедилками мировую ситуацию обсуждать? Тьфу! Вот те и Москва! Да… москвичей нигде не любят. Ни в армии, ни в зоне… Да, нигде! Ты сам-то вообще местный или из Москвы?

 

АРТЁМ: - Из Москвы. Но вообще местный.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - А-аа…

 

АРТЁМ: - Вы знаете, у меня вот знакомая в Париже живет. И ничего. Там никто на углах не кричит: “Париж, мол, не резиновый!”

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Во-во! 

 

АРТЁМ: - Хотя может быть просто в Москве чаще гостей принимать приходится.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Будя! В Москве! Так все и норовят в деревню. Смотри, какое раздолье. Воздух! Покой! А в твоей Москве чего? Только метро. Как в танке – колеса лязгают, все мозги вылетают. А-а-а. Ковровыми бомбардировками бы по той Москве! Не русский город. Как Пентагон среди России торчит. Разнести б его в клочья! Одни кровососы живут. Все соки из страны вытянули. И нефть, и лес и зерно. Чтобы проституток своих наряжать. Да, они нашу кровь пьют... стаканами! Идешь по улице, все бабы курють. Тьфу! Главное по всему лету у нас обретались, а тут на одну ноченьку приехал – стеснил. Да – орье! Всё – Москва. Москва! Хм. Такой же город, только дома

тесней стоят.

(пауза)

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Садануть бы по ним из “Градов”. 

 

АРТЁМ: - Вы знаете, тут действительно проявляется некая странность. Да, наверное, Москва это какой-то иностранец. Не такой важный, как англичанин, немец или скандинав, а тот которого едва терпят. Чех или финн.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Я ведь тоже мог в городе устроиться. Не захотел. Ведь, перед кем гнуться надо! Последние людишки, такие, что ничего не стоят, а хвосты распушают как павлины. Точно. Бросил я все и в деревню уехал. Устал хвостами меряться. Ладно, журналист, давай по сто хряснем. Для беседы.

 

АРТЁМ: - Мне бы…

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Эх, да успеешь ты к ворожухе этой, прогреми она до самой глини! Не спеши в Лепеши, в Киндирях – обедаешь.

Председатель выпивает. Журналист пропускает.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Кстати, отметь какие у нас дороги.

 

АРТЁМ: - Отмечу.

Журналист выключает диктофон, прячет записи в сумку.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - На Центральной усадьбе все заасфальтировано. Всё вот этими руками.

Председатель смотрит на свои ладони.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Гляди. Все костяшки стёсаны. Знаешь сколько морд пришлось поразбивать! Я ведь кадровый военный. А как из армии ушел? Когда все оружие продали со складов, я служил. Когда у солдат последние портянки порастащили, служил. Но когда сетку рабица срезали и столбы, которыми часть была огорожена, из земли вырыли и увезли, уволился к чёртовой матери! 

 

АРТЁМ: - Вы наверно и войну застали?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Обе. Да еще до этого на месяц в Осетию летал. Стояли на границе, а перед нами находился самый их боеспособный, элитный батальон. Уже тогда было ясно, что война будет. Первую, правда, плохо начал. Подняли ночью, привезли в Москву на военный аэродром и в путь. Грозный не принимал – туман. Сели в Моздоке. Шли колонной дней двадцать с небольшими стычками.

 

АРТЁМ: - И до рукопашной доходило?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Мы их так близко не подпускали. С нами были нормальные ребята, офицеры, многие Афган прошли.

 

АРТЁМ: - Наверно сложно было ощутить себя внутри войны?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Да не, там другая была проблема. Никак толком сориентироваться не могли. Кругом “зелёнка”, горы. Хрен знает, куда ехать. Да и по началу сильных столкновений не было. Хотя мы себя проявить успевали. Здоровья много, энергии много!

В начале... Раз с группой бойцов захватили их пушку. Ну, у них был там один выстрел от неё… мы и попробовали… по Грозному, как оно у них стреляет.

 

АРТЁМ: - А с пушкой что?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Изничтожили. Вообще-то я захватил только приготовительные мероприятия. Месяц всего пробыл. Штурм начался 31-го, на Новый год, и сразу же вляпались мы. Пришлось идти на выручку, спасать бригаду, которая уже не просто вела боевые действия, а медленно, но уверено погибала. По привычке сам первый заскочил на броню, понеслись и… врюхались на минное поле. Две мины поймали днищем. Один солдатик сразу погиб. Двое – тяжело ранены. Меня контузило. И два осколочных – под колено и в грудь.

 

АРТЁМ: - После этого и демобилизовались?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Да прям! В марте уже была новая командировка. На три месяца. Не поверишь, что делали?

 

АРТЁМ: - Что?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Охраняли временный федеральный орган. Прямо аптечная терминология.

 

АРТЁМ: - Нет, ну а если серьезно?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Да и серьезно… защищали разных членов. Сопровождали чиновников на переговоры, на встречи со старейшинами, занимались поисками похищенных советников. Конечно, это была авантюра – отправляться на БТРе с 10 бойцами к бородачам в аулы. Там же люди дикие. Ну и мы… Днем приезжаешь, улыбаешься, а по ночам фактически занимались антиснайперской борьбой – уничтожали огневые точки. Мне тогда и медаль дали.

 

АРТЁМ: - А во вторую что делали?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Там ишь до второй дел было, лопатой не перекидаешь. В марте охраняли Дом Правительства. Ну, это когда захват был.

 

АРТЁМ: - В смысле?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Ну, это когда басмачи все блокпосты смели и город захватили. Хотя какой там город? Осколки империи. Мы вот в трех зданиях и держались.

 

АРТЁМ: - Как же вы думали выбраться оттуда живыми?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Да из бойцов практически никто живыми оттуда выбраться и не надеялся. Но спецназ, как правило, не сдается.

 

АРТЁМ: - И что дальше?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Что дальше… Несколько суток продержались, а потом морпехи подошли из Новороссийской дивизии. Они нас и разблокировали. А потом мы уж с ними чехов добивали. А в Доме Правительства смеху было. Там журналист этот известный.. ну?

 

АРТЁМ: - Не помню.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - С Родиной прощался по телефону. Кино. Н-да.

 

АРТЁМ: - Бывает.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Журналисты тоже эти мне. Перевешал бы как сукиных котов. Ездют, все ездют, выборы какие-то, уже не знаешь, кого и выбирать. То тюлень позвонит, то олень, голова разламывается. Эх, кабы мне дали щас хуть бригаду!

Председатель упирает локоть в стол

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Давай бороться!

 

АРТЁМ: - Павел Егорович, спокойно. Здесь все свои.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Свои?

 

АРТЁМ: - В смысле – наши.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Когда наши Берлин брали, ваши там морковкой торговали!

Председатель вскакивает, подходит к раковине. Споласкивает голову.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Отставить. Тебе машина нужна?

 

АРТЁМ: - Мне… мне бы…

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Будет машина.

 

АРТЁМ: - Вы знаете, уже темнеет, а мне бы хорошо эту ведьму посмотреть и сегодня успеть еще как-нибудь до города добраться.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Это все фантазии.

Председатель весь как будто сдувается.

 

ЖУРНАЛИСТ: - Как?

Председатель кричит за дверь:

 

- Валентин-Иванна, а где Генка? Я ж вызывал.

Заходит шофер.

 

ШОФЕР: - Не хотел, Пал Егорыч, посреди разговора мешаться

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Вот и шофер. Лучший шофер в хозяйстве. Вы про него напишите.

 

АРТЁМ: - Ну, слава Богу. Напишу, напишу. Непременно.

 

ШОФЕР: - Пал Егорыч, а мне в МТСе бензин не выдают.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Ты им падлам сказал, что это я приказал?

 

ШОФЕР: - Не верят.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Пошли.

Журналист один в комнате. Подходит к телефону.

 

АРТЁМ (по телефону): - Привет! Слушай, это такая пердь… Не знаю. Хотелось бы конечно сегодня вернуться. В принципе машину обещали… тут трубка не берет... а я к тебе вот по какому … Я сейчас с “Медиатексом” сотрудничаю. К нам немцы приезжают. Ну, я уже договорился. В “Родине” нам зал дают. Даже сеансы потеснят ради этого. Они одним днем. Надо все успеть показать. Надо еще Кузе позвонить, мы вместе с ТВ решаем. Надо принять немцев по высшему разряду. Сам понимаешь – программа подразумевает ответный визит. Просекаешь? Поэтому мы сейчас разруливаем на себя. Это Лиля с ТВ затеяла – она же сейчас напостоянке в “Медиатексе” и хотела, конечно, перетянуть одеяло на себя. Договорилась с Кузей: мол хочешь на халяву в Германию съездить? Поди фигово! Но у нее перетянуть одеяло уже не получается. Кто она есть? Корреспондент. Какие у неё возможности? Да никаких. А мы уже все организовали. В “Родине” зал дают. Обедать их поведем в “Золотую шпору”. Переводчика пригласим. Я поэтому и звоню. Просигналь Алле Марковне. Пусть она мне завтра перезвонит в контору. Они, конечно, все по-английски секут, но надо, чтобы кто-нибудь и по-немецки тоже. Цыган пригласим с медведями… Ну, пока.

Возвращается председатель с зоотехником.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Знакомьтесь. Федор Петрович Голытьба. Это у нас первый человек. Наш зоотехник.

 

ГОЛЫТЬБА: - Да ладно, Егорыч.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Ты мне не ладь! (журналисту)Вот у него интервью возьми. Все дороги у нас заасфальтировал. Видал, какие дороги?

 

АРТЕМ: - Видел.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Ну, вот одной проблемой меньше. Хе-хе. Включай свою машинку.

 

АРТЕМ: - Хорошо. После этого я смогу ехать?

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: - Лягко! (выглядывает в окно)Вон и машина пришла.    (в форточку) Генка, сукин кот, движок заглуши! Не слышит не пралика.

 Председатель выходит. Журналист включает диктофон.  

 

ГОЛЫТЬБА: - Можно, да?

 

АРТЕМ: - Да, пожалуйста.

 

ГОЛЫТЬБА: - Я коротенько, чтобы просто понятно было?

 

АРТЕМ: - Хорошо.

 

ГОЛЫТЬБА: - Тогда сразу по существу. Мы разработали ряд мероприятий, пусть они на них облокачиваются. Лаборанты на дорогу выезжают, там с приборами работают. Конечно. Нет, ну как с приборами? Пресс а и все прочее – это на месте, а кольца или эксперт-метод… мы закупили пенитроменты… чтобы мастера определяли достаточное уплотнение грунта по земполотну, в данном случае. Хорошие показатели, и мы на Шацке, с учетом ихнего использования, у нас коэффициент конечно завышает. Это с одной стороны хорошо, а с другой – мы затратность несем дополнительную. Меры приняли… ну, свои. Хотелось бы, но такие цены … и вот мы выиграли конкурс по содержанию… э-э.. мы выходили с другой ценой…Вообще то материал под действием давления воздуха вместе с вяжущим подается в ямку, нагнетается, воздух битумом делается, розлив эмульсии, она работает эмульсией, потом материал – щебень там промытый, но оперативно, неплохо …сушит она, просушит бывает там. Короче, две установки. Конечно, визуальное впечатление – не очень, зато качественно, надежно и быстро застывает. Вот… я скажу нормально было, можно было модернизировать что-то еще, и дальше идти, мы и раньше предлагали заказчику закладывать в проектно-сметную документацию затраты на него, ну хотя бы 0,5%...Ну, пусть нам 0, 2%, себе пусть они формируют 0, 3%...А то оборудования, которого не хватает… Проводим испытания в нашей центральной лаборатории, такие как температура хлопкости, вспышки, копоти и показатели. Приходится нести дополнительные расходы. Вот какую-нибудь, извините меня за грубое слово, железяку... ну, конструкцию, разработать… Но лучше сказать дальше… вот у нас в Милославке разработали… ну в Милославке там не очень удачно получилось… заклинил К-700. Значит – 150 на отвал. Николай Иваныч, он сейчас уволился. Ну, что еще? Я уж и не знаю чего еще говорить-то?

 

АРТЕМ: - Спасибо. Материала достаточно.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. В дороге.

 

ШОФЕР: - У меня с армией отношения особые. Старший мой – кадровый офицер. Когда это всё развалилось, я говорю, иди в нашу родную милицию. Он говорит: не хочу. Ну, хочу, не хочу, а есть такое понятие – надо. А то, что это? Голую манду по телевизору показывать, разве это русское? Ты, вот образованный человек, скажи, что сейчас происходит? В рабство всех загнали. Рабы стали. Медицина, образование – ничего ж нет. Всюду деньги давай. Без денег – ничего. Да, свободу дали. И что? Язык – дали, а кормушку отодвинули. Бряши!

 

АРТЕМ: - Наверное, вы правы, есть некоторая….

 

ШОФЕР: - Это всё враги. Деньги разворовали, а народ в рабстве. Кто это сделал, ты мне скажи на милость? Враги! Или вот тоже пошла мода, со свастиками ходят, с крестами. Раньше бы давно поехали тайгу пилить на краю географии. Опять же, подводные лодки тонут. Рыба гниёт с головы! Я специально с военными разговаривал, у меня к армии отношение особе. Говорю, какого же хрена вы лодку-то продристали. Ну, они не обижаются, знают, я всегда так говорю … эмоционально. Говорят, экипаж не был подготовлен. Там, на лодке, сколько отсеков-то? Вот. Экипаж, даже офицеры, не знали, где и что находится.

 

АРТЕМ: - Возможно.

 

ШОФЕР: - Про Брестскую крепость знаешь? Ну! Там же всё было. И продукты и вода, они бы и до сих пор сражались. Сами офицеры не знали, где что лежит. И оружие, и обмундирование – всё было. Не знали, где лежит, а то бы до сих пор сражались.

  (пауза)

 

ШОФЕР: - Председатель у нас мировой. Я-то его еще по армейке знаю. Вместе в Бамуте почертили.

 

АРТЕМ: - Вы тоже воевали?

 

ШОФЕР: - А как же. Спецназ – армейская разведка.

  (пауза)

 

ШОФЕР: - Осень, такое время…. убил бы кого-нибудь.

 

АРТЕМ: - Вы меня извините, может не тактичный вопрос, вы тогда просто не отвечайте… Хорошо?

 

ШОФЕР: - Ладно. Не бзди.

 

АРТЕМ: - Вам приходилось убивать?

  (пауза)

 

ШОФЕР: - После штурма дело было. Пал Егорыч как раз в госпитале лежал, а мы на окраине Старопромыслового района стояли. Накрутили там яйца одному бывшему менту, и он рассказал, где у группы схрон. Поехали брать.

 

АРТЕМ: - А как же он вам рассказал?

 

ШОФЕР: - Есть способы. Чик-чик, и не мужик, знаешь? Да, не бойся, шучу, никто никого не пытал. Вообще на моей памяти ни разу, не было, чтобы там кто-то кого бил или иголки под ногти загонял, но… все до единого отвечали на вопросы. 

 

АРТЕМ: - Почему?

 

ШОФЕР: - Х-м. Военная тайна.

  (пауза)

 

ШОФЕР: - Так вот, поехали схрон изымать. Залезли в хибару. Там двое. До ножей дошло. Дело, конечно, скользкое. Прямо скажем, лотерея. Но я на ножах с детства люблю… Тут ведь как? Не надо человека шинковать или на ленты резать. Смертельный удар может быть только один. Быстрый и едва заметный. А тут комната темная. В пыли пока прочухался, смотрю их уже трое. Двинул, как учили. Рука сверху вниз, под левую ключицу одному. Потом толчок и рука нырнула - другому. С третьим начал плясать. Парень перебздел, когда об трупы спотыкаться начал. Кинжал свой опустил. И тут меня воткнуло, когда увидел, что он на измене - начал рисовки пробивать, ножиком играться. Он кинулся, и я сглупил, рванул вперед и вроде точно такой же удар нанес, но неудачно. Чех нагнулся, и нож прошел под другим углом. Он рукой дёрнул, и я тогда сверху - под затылок. Он упал, забился, а у меня внутри где-то кольнуло, так неприятно… нет, не жалость… наоборот …расстроился, что получилось все как-то неуклюже…

  (пауза)

 

ШОФЕР: - А тебе, зачем в Отраду?

АРТЕМ: - Да, говорят, у вас там ведьма настоящая живет.

  (пауза)

 

АРТЕМ: - Правда, что ли?

 

ШОФЕР: Ворожуха, мать ее сука.

 

АРТЕМ    (смеясь): - Если честно, я так думаю это какая-нибудь бабка полоумная. Но тут такие легенды про нее ходят…

 

ШОФЕР: - Вот ты послушай. Это было, я ищь в армию не ходил. Были у нас тут два такие ухаря Миша Ёмоё и Толя Елисеев. Пошли они по бабам. Взяли Мишкиного “Юпитера”...

 

АРТЕМ: - То есть поехали!

 

ШОФЕР: - Слушай! А то я всяких таких педантов не люблю.

 

АРТЕМ: - Всё, всё. Умолкаю.

 

ШОФЕР: - Едут, значит, край речки. Можно было, конечно, обогнуть по шоссейке и через Лубянки, но они решили ехать напрямки, через Отраду. Хотя дороги там отродясь не было. Ещё при советской власти изредка посыпали щебёнкой, а потом и вовсе забросили.

Комбайнами раскатали вдрызг! Пролетели через овраг, там еще справа черёмуховый куст. Тут речка небольшая. Уж плотина тоже – одни колдобины. Толя газу дал, тут у Миши кепка и слетела. “Стой!” - орет. Толя носом клюнул, остановился, - “Чего?!” “Стой”, - говорит, - “зараза! Кепка слетела. Куда гонишь-то, как чумовой?” Слез Миша с “Юпитера”, говорит, – “Посвети”. Толя на него, так и растак: “Где я тебе тут развернусь-то?” Делать нечего, пошел Миша кепку искать. Весь коробок исчиркал, нету. Спустился с мостинки, бредет край речки. Камыши. Из трубы вода льется. Луна то присветит, то за облака зайдет. Темень. Ищет кепку-то, а ее как не бывало. Вышел на тропку, идет, вдруг слышит с другого берега, как все равно завывания. И не собака, не волк, а как баба по мертвому причитает… Камыши еще. Ветер. Как бес на ухо нашептывает…. Мишка уж думает, прогреми ты эта кепка. Вдруг забелелось что-то на том краю. Мелькнуло. И вой этот, ни то песня, ни то стон… Миша Ёмоё пригнулся, кр а дится. Тут на бережку ива прям к самой воде наклонилась, стоит, он на сук-то встал, ветки раздвинул… Глядь, на другом берегу, баба. Как вроде искупаться пришла. Голая.

 

АРТЕМ: - Х-х.

 

ШОФЕР: - Вот фигура. Наклоняется к воде. Но ни тебе брызг, ни шлёпанья. А только этот тихий, протяжный… как все равно зов. Миша прижался на дереве, вроде думал подсмотреть. Да неудачно встал, шлепнул ногой по воде. Тут же глядь, на другой берег, а бабы-то и нет.

 

АРТЕМ: - Может, она в кустах спряталась?

 

ШОФЕР: - Да то-то и оно нету там, на том краю, ни кустов, ни чего. Поле голое. Да и баба какая-то странная была. Миша потом по-пьяни рассказывал: белая вся, как выскобленная, аж до синевы. И говорит: баба пропала, а стон этот, как все равно, в душе остался. Миша весь подобрался. Бегом к Толе. Выскочил наверх, смотрит, а кепка-то его серая вот она тута и валяется на мостинке. Схватил и к Толе, а тот в крик: “Ты, - говорит, - совсем корень объел?!” Мишка не поймет. Толик ему: я говорит, два часа тебя тут дожидаюсь, замерз, как собака. Уж орал, оборался весь! Куда тебя черти унесли? Мишка стоит, как пыльным мешком прибитый. Толя на часы показывает. Тот, мол, молодец – подвёл! Толя – буду я из-за такого дурака часы ломать! Давай брехать, чуть не в драку. Хорошо Мишка со страху уж не знал, как быстрее убраться. Сели, поехали. В клубе уж не до девок. Толик пошел с ребятами выпить, а Миша и пить не стал. Прикинь! Сидел весь вечер и на часы глядел, да расспрашивал у всех: сколько времени, да сколько времени. Сидел и всё гадал: “Ведь и пяти минут не прошло”…

 

АРТЕМ: - Я знаете, как-то не до конца ухватил…

 

ШОФЕР: - Это как бойцов по-духани стравливают, чтобы злее были. Знаешь? И эта тварь замутила воду. Все тут перебрехались. Теперь уж и народу никого не осталось. Так и кукуют. На одном конце эта ведьма, на другом – дед Иван.

 

АРТЕМ: - Кто?

 

ШОФЕР: - Иван Николав. Пасечник. Мужик! Последние годы бобылём живет. Дед замечательный. Занимается пасекой, а табак, какой растит! Зимой, летом – на охоту. Все леса наскрозь знает, по всем болотам проведёт. Весь палисадник в георгинах засадил. Цветы-ы-ы! И белые, и красные, и даже какие-то уж совсем, чёрт побери, лиловые что ли? Шапки пышные, как фейерверк. Вот тебе отрадинский.

  (пауза)

 

ШОФЕР: Дорога, конечно, как выезжаешь…. аттракцион! Тут чинился. Вчера выехал первый раз, чота пропали тормоза. Ездил пока не кончился бензин. Гы-гы.

 

АРТЕМ: - А много народу в этой Отраде.

ШОФЕР: - Какой народ! Передохли все давно.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. Марь-Иванна

 

 Горница. О цивилизации напоминают только старенький телевизор, завезённый, похоже, контрабандой, мобильник и линии электропередач за окном. Нет, не высокие разлапистые металлические фермы высоковольтных проводов – злая карикатура на Эйфелеву башню, и не железобетонные, высокие надолбы, а деревянные столбы, промазанные дёгтем, как во времена первой мировой, с керамическими старомодными изоляторами на ржавых вздёрнутых кверху загнутых штырях.  

ШОФЕР: - Бабка Маша, дома? Принимай постояльца.   (журналисту)  Женщина – это не предсказуемый препарат, как компьютер, может такое тебе выдать, не расшифруешь.

 Шофер, похоже, человек, который даже в гостях чувствует себя хозяином, но спотыкается от излишней нервности на половиках. Появляется Марь-Иванна.  

 

ШОФЕР: - О! Здорово, баб Маша

 

МАРЬ-ИВАННА: - Доброго здоровьица, внучёк.

 

ШОФЕР: - Принимай гостя. Как положено… Угости.

 

МАРЬ-ИВАННА: - Без тебя знаю.

 

АРТЕМ: - Здравствуйте.

 

МАРЬ-ИВАННА: - Спаси Бог. Садитесь, чайку выпейте. 

 

ШОФЕР: - Вот журналиста тебе из Москвы привез. Хорошо бы угостить с дороги.

 Марь-Иванна выходит.  

 

АРТЕМ: - Какая же это ведьма? Иконы кругом.

 

ШОФЕР: - Какая ведьма?

 

АРТЕМ: - Мы в Отраду приехали?

 

ШОФЕР: - Здравствуйте! Эт мы тока в Ляпуновку приехали. Семь верст от Центральной усадьбы. А до этой Отрады трое суток ехай, не доедешь. А чё? Сегодня заночуешь, а завтра двинем, у меня и бензина только до Ляпуновки и назад, а завтра с утра тронемся.

 Возвращается Марь-Иванна, рассаживает гостей, накрывает на стол.  

МАРЬ-ИВАННА: - Генка, ты бы посмотрел трубы у меня, а то как ни затоплю печку тряшшит что-то, лопается, как бы не потякли.

 

ШОФЕР: - Перекос в трубах. Вот и щёлкает, когда вода нагревается. Нужно, с другого угла контрперекос сделать. Есть здесь крантик? Нет. Ну, тогда эту сторону надо поднять. Сделаем.         

 

МАРЬ-ИВАННА: - Да вы кушайте, кушайте.

 

АРТЕМ: - Угу.

 

ШОФЕР: - Чё-та не лезет натощак, баб Маш. Мошт поднесёшь?

 

МАРЬ-ИВАННА: - Выпьити?

 

АРТЕМ: - Я? Нет, спасибо. Я не пью.

 

ШОФЕР: - Я выпью. Стограмчиков.

 

МАРЬ-ИВАННА: - Дирю тебе кобылью! Сиди уж. Вот приедешь, другой раз, трубы делать, я те поднесу. А то где же я тебе стограмчиков-то наберуся? Надавишься щас, машину председательскую где-нибудь грохнешь. Вы ведь пить-то не умеете! Мой мужик, Петрушкин, бывалчь выпьет на свадьбе или где, сразу два стакана, сколько там?… по 250 грамм. Поллитра. И сразу под стол. И всю гулянку под столом пролежит. Вот и говорят про таких – не умеет пить. Малый тоже, Витька-то. Любка вон рассказывала, придут, куда в гости, шыряет его, шыряет-пыряет: ешь, ешь. А, он: я нихочу. И сразу же ришён. Вон Толя Елисеев придёт, выпьет стакан и жрёт, жрёт, пойдёт попляшет, выпьет стакан и опять жрёт, жрёт. Он, может, выпьет – литр и сожрёт - ведро. Или - Миша Ёмоё. Выпьет, ходит, пока не проветрится. Потом пойдёт – ещё. Чхает! Как надавится, так чхает, по 15 раз, залпом! Он будет пить и день и ночь, и день и ночь. Выпьет ведро. И где же ты его увидишь, что он пьяный лежит? Он выпьет немного и завалится спать. Выдрыхнится, опять выпьет.    (значительно) Кайф держит.

 

ШОФЕР: - Баб Маш!

 

МАРЬ-ИВАННА: - Да прогреми ты до самой глини! Отстань!    (журналисту) Кушайте, кушайте.

 Машет на Генку и опять обращается к журналисту.  

 

МАРЬ-ИВАННА: - У-у-у! Ды раньше, что было-то? Какие гулянки! Вечером рябяты на улицу выйдут, кто с гармошкой, а кто так, пешим. Девки поют, ды как хорошо! А то начнут прибаски прибасывать.

 

АРТЕМ    (прожевывая): - А щас?

 

МАРЬ-ИВАННА: - А щас брешут как собаки. Ни на что не похоже. Тьфу! В тадышние-то времена бывалчь….

 

ШОФЕР: - Ну, я пойду тогда…

 Шофер встает.  

 

ШОФЕР: - Поеду?

 

МАРЬ-ИВАННА: - Отправляйся, с Богом. Приедешь трубы-то передвинуть?

 

ШОФЕР: - Приеду.

 

МАРЬ-ИВАННА: - Када же?

 

ШОФЕР: - Ды как-нибудь. Дням