Второй год Devotion на Сетевой Словесности

Второй год Devotion на Сетевой Словесности

 

В сентябре 2008 года будет уже два года как литературно-художественный альманах Devotion перебрался на территорию литературного портала Сетевая Словесность (netslova.ru). Это один из самых авторитетных и долгоиграющих интернет-ресурсов, занимающихся современной русской литературой. Сайт отнюдь не графоманский, все разделы ведут строгие редакторы, один из принцип редакционной политики – предпочтительна первая публикация в сети. Раздел "Редакционный портфель Devotion" (devotion.netslova.ru) старается не уронить планку, каждый раз прыгать выше себя.

 

За первый год в разделе "Редакционный портфель Devotion" было размещено 52 подборки. Публиковались стихи, проза, пьесы и сценарий Евгения Калакина, стихи и философские эссе Александра Пылькина, стихи Алексея Колчева, рассказы и фрагменты романа Андрея Чернецова, рассказ и роман Олеси Воронцовой, стихи Игоря Витренко, сценарий Константина Демидова, стихи Ольги Мельник, миниатюры Алексея Акиндинова, стихи и проза Светланы Нечай. Кто хоть сколько-нибудь интересуется реальной литературной жизнью Рязани знает эти имена, кто – нет, рекомендую – произведения этих и других не менее сильных авторов (не только рязанцев) на Сетевой Словесности в разделе "Редакционный портфель Devotion" (devotion.netslova.ru) или (часть) на сборнике "Праправнуки Есенина - 2007".

 

Сейчас Вашему вниманию предлагается некоторые материалы из второго года Devotion на Сетевой Словесности. И в дополнение несколько очерков из раздела "Литературные хроники" (слева на главной странице Сетевой - netslova.ru), исключительно о пересечениях Devotion и "Праправнуков Есенина".

 

Читайте.

 

Дмитрий Макаров

 

 

Список публикаций здесь

 

 

Андрей Чернецов                       Ворожуха (пьеса)                                стр. 6         

 

Владимир Фролов            Конец Философии (эссе)           стр. 58

Ольга Мельник               (сказки на)    стихи                         стр. 66

 

Александр Пылькин         Ткань (философское эссе)         стр. 69

 

Андрей Чернецов                       Красная Армия (рассказ)         стр. 73

 

Юрий Тубольцев                        Книга Хрю (притчи)                 стр. 85

 

Евгений Калакин               Пуговицы (стихи)                      стр. 92

 

Вилли Мельников             Перевод 6 лингвогобеленов              стр. 99

 

Сергей Филатов                Всё навсегда (стихи)                  стр. 102

                            

Максим Бородин               Декабрь (стихи)                         стр. 113

 

Евгений Калакин               Ду ю ду (эссе)                             стр. 119

 

 

И сначала один репортаж из "Литературных хроник" (всего их 4), а потом вперемешку.

 

 

И четверть дыма

 

февраль 2007 года

 

Глобальное очарование рождается из прихотливой смеси естественного понимания и абсолютного непонимания. Бесспорно презентация второго диска проекта "Праправнуки Есенина" разлива 2006 (mp3-диск, 62-композиции 62 рязанских коллективов и исполнителей) года была крест-накрест пропитана этим неповторимым коктейлем. Попробуем расшифровать рецептуру чуда. Дело это заведомо безнадежное и именно поэтому захватывающее.

 

За два часа до начала "Уникального концерта" (фестиваля-презентации второго диска проекта "Праправнуки Есенина") в "Голливуде" моя супруга слишком критично подходит к выбору наряда. "Там же фейс-контроль в ливрее, ну, мажордом на входе". Так и не вспомнив, как правильно называется этот персонаж в шинели с лампасами, я напоминаю, что кинотеатр "Молодежный" был чуть левее, буквально через стенку от заведения с витриной, в которой топчется дядька в фураньке. Выслушав мое путаное объяснение, жена выбирает черные джинсы и красную водолазку "Чтобы ты меня в темноте не потерял".

 

Как порядочные люди приезжаем за двадцать минут до часа 19.00 обозначенного в билетах, ведь перед концертом надо раздеться и что-нибудь выпить. Но оказывается, в означенное время только начнут пускать в клуб. Непредвиденное ожидание позволяет детально рассмотреть дядьку, стоящего у входа в соседний с "Голливудом" клуб. Совместными усилия роемся в памяти, находим название лампасов на шинели – это "галуны". Потом всплывает "дворецкий", но это явно не то.

 

Притоптывая на морозе, импровизирую на тему жарких стран:

"Стоит в галунах у салуна и смотрит на валуны"

Похоже на загадку.

Жена добавляет - "в свете луны".

Головы вверх – Вон она!

 

Бэрримор -

стоит в галунах у салуна и смотрит на валуны в свете луны.

 

В небольшой толпе, собравшейся у входа в клуб, плутает негромкий разговор. Все ждут какого-то Пашу. Гадаем: это драгдилер или локальная рок или поп звезда.

 

В натюненгованной "семерке" подъезжает группа молодых людей. Учитывая пешеходный статус улицы Почтовой, выглядит это круто. Компания выходит из авто беспечно хлопая дверями, все без верхней одежды и одеты как подтанцовка у Бритни Спирс только с каким-то неуловимым дягилевским или дядьковским оттенком. Стремительно двигаются ко входу, но обнаружив, что эффектная проходка не получилась, сиротливо прячутся в машину, основательно захлопывают двери. Вскоре одно стекло на передней дверце опускаются до предела, чтобы был слышен отчаянный хип-хоп качаемый магнитолой.

 

За этими мелочами дожидаемся семи. Миновав вход и летучий досмотр, говорим спасибо за принудительное проветривание легких. Клуб странным способом уже на четверть полон и три четверти прокурен.

 

Тут же у дверей сталкиваемся с музыкантами группы "ОГП".

- Вы уже сыграли?

- Нет, нас не выпускают отсюда. Наверно придется играть, - нервно сжимая зачехленную гитару, Кромсаков с надеждой смотрит в сторону выхода.

Там серьезный Колючий с планшеткой в руках что-то помечает на бумажке.

 

В баре, обклеенном фотографиями Мерлин Монро, на дежурный вопрос: Все ли что есть в меню, можно заказать. Бармен утверждает, что да. Но вокруг все почему-то пьют либо водку с томатным соком, либо закусывают пиво чипсами. Присоединяюсь к дегустаторам водки. Бармен даже не удивляется, что я беру один пятьдесят на двоих и два сока.

 

Оказывается вся указанная в меню водка в наличии, вся на один вкус и вся вкусная.

 

Жена пересказывает подслушанный в туалете разговор молодых девиц. Одна все повторяла в телефон: "Скоро придет Паша, и тогда посмотрим или Вот придет Паша и тогда посмотрим". Две других сетовали в диалоге: Когда же начнется дискотека.

 

Я мог только похвастаться, что слышал, как какой-то парень в мужском туалете хвастал своему телефонному собеседнику, что у него сегодня на басу будет играть какой-то "Пашина".

 

Выпили за Пашин приход.

 

К восьми, когда должен был начаться концерт, клуб стал уже полностью "дыма табачного пленный", но дышалось легко. Наверное, все дело в томатном соке.

 

Пожал, наверное, с сотню рук. Люди, люди: некоторых не знал, других - не мог вспомнить, где видел раньше, встретил много хороших знакомых. Двух приятелей не видел сто лет, подошел поговорить, но из-за громкой музыки удалось только повидаться. И хорошо: сконцентрировавшись на внешнем виде собеседников многое понял про время и про себя. В основном про время.

 

Один из знакомых гитаристов, цепко не отпуская мою руку, долго пытал:

- Как фамилия этого классного соло-гитариста Паши, ну, который работает где-то сварщиком? Ну, Паша, Паша… - он щелкает пальцами.

Я моргаю от дыма. Он начинает по новой: про Пашу, соло и сварку. Спасает оглушительная кода на барабанах. Собеседник зажимает уши ладонями.

Я удаляюсь.

 

Музыканты по-разному подходили к идее как выступать под фонограмму. Но без гитары не обходился никто. Одни картинно трясли волосами и били по струнам неподключенной гитары. А ОГП вышли с зачехленными гитарами. Поклонившись, Кромсаков со своей гитарой отошел в сторону, а Бочков, придерживая за гриф зачехленный инструмент, честно отпел с Селивановым первую песню.

 

На диске все группы звучали в приличном качестве, на презентации они пели под свою фонограмму, но звучание получалось грязное. Слов не разобрать. Как на живом концерте.

Пока участники проекта по очереди отчаянно "зажигали" на сцене за ними за ди-джейским пультом медленно и спокойно витийствовал Павел Ежиков.

- Он, наверное, по своему усмотрению выступающим звук корежит, - в шутку предположила супруга.

- Нет, - защитил друга Колючий, - это вон та коробочка, - он ткнул пальцем в потолок, - и вон та, - в другой угол.

- Ответил уклончиво, - резюмировал я, разглядывая указанные затемненные места.

- Это атмосфера, - выдвинула версию жена.

Выпили за атмосферу.

 

В редкие минуты тишины по причине смены коллективов на сцене прислушиваюсь к разговору на соседних табуретах. Редактор Devotion Макаров повествует о том, что смотрел вчера ночью французский фильм "Паша" с Габеном в главной роли, так там в одном эпизоде Серж Гейнзбур в клубах сигаретного дыма начитывает под африканские ритмы. Круто начитывает. Вот бы так начитать какие-нибудь тексты из Devotion.

 

Выпили за Гейнзбура.

 

Любая компиляция несет на себе черты составителя. Только это оправдывает большую половину современных филологических исследований. А Колючему удалось не оставить на диске "Праправнуков-2006" своего отпечатка. Или оставить. Поиск аргументов в пользу того или иного предположения оказался забавным занятием.

 

- Вообще, это не музыкальный, а этнографический проект, - вставил свои 20 грамм писатель Чернецов.

 

Глядя, как Колючий бесстрастно подписывает пять дисков "Праправнуков", которые с просьбой "Для истории, на каждом разный текст, пожалуйста" ему подсовывает местный молодежный парламентарий. Я соглашаюсь и направляюсь к выходу. Томатный сок уже надоел и пора на воздух. Навстречу мне идут люди.

 

Михаил Куницын

 

Немного двойного смеха на холодном оргстекле

 

март 2006 года

 

На пальцах

 

На мне перья страуса,

я хожу по периметру

- это моя кармическая задолженность.

"Car Coosher"

 

"Очнувшись после беспокойной ночи в своей постели Грегор Замза понял, что…" Придумщиков в Рязани много. А толку – чих. Я целиком и полностью подписываюсь под замечанием Леонида Косова, что "все они либо понтовщики, либо алкоголики, или и то и другое одновременно, особенно если сдержаны в беседе и отказываются от спиртного", но хотел бы обозначить параллельные классификации. Придумщики делятся на тех, кто придумывает для себя и тех, кто креативит для других. Или на тех, кто только придумывают и тех, кто придумывает и воплощает задумки. Или на тех, кто придумывают за деньги и безвозмездных придумщиков.

Рязань – не экзотический ресторан, здесь мухи - не гарнир к котлетам. Поэтому, разделив во всех трех номинациях хруст и вкус, получим, что настоящих придумщиков в Березани меньше, чем пальцев на руках Бориса Ельцина.

Зачем это долгое предисловие? – спросите вы. А чтобы вспомнить слова замечательного придумщика Лени и аргументировать полный респект Колючему. Это обязательно, такие у придумщиков правила.

 

Памяти ружья Томпсона

 

Это только в тебе.

"Commandante Positiva"

 

"По утрам он поет в уборной…" Повторяю эту первую фразу, которая знаменитей всего последующего за ней романа Юрия Олеши не из зависти, а чтобы доказать – простота покруче воровства. В "Праправнуках Есенина - 2005" (аудио-диск, 15 треков) Колючему удалось сделать "авторский срез современной музыки", просто объявив о приеме материалов. И сборник получился разнообразным и единовременным, как уличный шум на площади Мичурина. Такие сборники, как и хорошие словари, отнимают мало времени в день, но много за годы.

Здесь немного задумался большим пальцем под подбородок, указательным поскреб по щетине под носом. А в голове крутится угловатым вальсом: Колючий все-таки хороший человек, слушаешь хорошие песни на его сборнике, и вспоминаешь предложения из хороших книжек, по ходу запоминаешь и свои хорошие мысли, которые намылились пока слушал хорошие песни на сборнике хорошего человека Колючего и вспоминал предложения из хороших книжек, которые ассоциировались с хорошими песнями со сборника хорошего человека Колючего. В доме которого валяется джек.

 

Первые эмоции

 

Никогда не будет никогда.

"Аурум"

 

"Когда-то в России и правда жило беспечальное юное поколение, которое улыбнулось…" Больше других мне понравилась песня Car Coosher'a (Кар Кушера, т.е. почти Кар Кучера – водителя машины т.е.). Философская композиция, исполненная в открытой экспрессивной манере грустного клоуна, с соответствующими приколами и пристебами. Или в режиме шаманского камлания. Или это экзистенциальный экзерсис в стиле абстрактной поэзии французских имажинистов. Нужное почерпнуть.

И еще "Милайовович" Gienas Clan о грустной любви с ума шедшего подростка к украинской артистке с американским акцентом. Письмо без ответа, обогатившее мой лексикон сравнением: "Я молчу как Александр Ильич". Странно, и "мое отчество тоже на "вич".

И еще мне понравилась песня ОГП "Сколько пиво стоит". Удивительно, по какой загогулине через Мамонова, Северного, Барри Вайта вернулись ко мне строчки Бродского "сколько лет проживу, столько дам за стакан лимонада".

И еще понравилась композиция коллектива "Верес" на стихи Есенина, народные распевы плюс наговор под гитарный частокол типа King Crimson. Что скажешь, "Хороша была Танюша, краше не было".

И еще понравилась…

В общем, праправнуки оказались такими же смелыми и талантливыми как названный безбашенный предок.

 

Вторые впечатления

 

А мы наблюдаем движение неба

"Теплые окна"

 

"И последние станут первыми". Переписав диск "Праправнуки Есенина" на компьютер я отдал пластинку знакомым, которые тоже, видимо, чтобы не задерживать ознакомление общественности с разрекламированным сборником, переписывали его себе и возвращали на малую родину. А я вновь выдавал сборник другому знакомому и т.д. аналогично. Так оперативно "Праправнуки Есенина" закрутились на 12 рабочих компах моих разнообразных приятелей. И уже через неделю я смог провести небольшое социологическое исследование на тему: какие песни сборника вызвали наибольшие симпатии. К тому времени на моем компе папка "ПраЕсенин" полегчала больше, чем на половину. В погоне за свободной памятью я просто стирал композиции, к которым после первого ознакомления перестал обращаться, зато оставшиеся крутил "на повторе". Как выяснилось, и остальные поступали похоже. "Процент выживания" я и принял за главный показатель.

Общая оценка "экспертов" и их невольных слушателей – коллег по работе и соседей по офису: вполне, т.е. ожесточенного отторжения в виде просьб "выключи на…, пожалуйста" не было абсолютно. А подбор "контор", в которых происходило исследование, был широк: ОКБ "Спектр", ЖЭУ, агентство недвижимости "Недвижимость", кафедра РГРТА, рекламное агентство, офис FM-радиостанции, милиция, книжный магазин (конкретные названия и некоторые точки по пожеланиям слушателей не указаны). Впрочем, конечно прослушивание "в рабочем порядке" наложило некоторые ограничения на смелость выбора респондентов, но как бы то ни было

 

Первая чертова дюжина "оставшихся в живых":

 

№	Песня	Исполнитель	На скольких компах
1	Хороша была Танюша	Верес	13
2	Перья	Car Coosher	12
3	Движение неба	Теплые окна	11
4	Каблуки	Commandante Positiva	11
5	Сколько пиво стоит	ОГП	10
6	Милайовович	Gienas Clan	10
7	Королева	Колючий	9
8	Весенний разговор	Наст	8
9	Радуга	Нейтральные воды	7
10	Медвытрезвитель	Петрович и кумпания	7
11	Невозможно	Би пати	6
12	Никогда	Аурум	5
12	Бомж	Телек	5

 

Извините, если что не так.

М. Дмитриев

 

 

Владимир Фролов

 

известен в родном городе как профессиональный журналист и "добрый сказочник". Увлекается фотографией.

 

+

 

Михаил Куницын

октябрь 2006 г.

 

Владимир Фролов:

 

Конец классической немецкой философии

ДОЖДЬ. УЛИЦА. ФОНАРЬ...

Дождь пошел, едва только стемнело, и в приоткрытое окно сразу же запахло озоном, но не приятным летним, а холодным и наполненным веянием земляной грязи осенним. Запах прямо-таки заставлял приходить в отчаяние от какой-то безнадежности и бессмысленно смотреть сквозь мокрые и почти голые ветви за окном на светящийся фонарь напротив подъезда.

 

Возникало неумирающее подсознательное (может быть, фрейдовское?) желание сотворить из праха земного самострел, посылающий в мировое пространство мелкие камешки, и с его помощью уничтожить источник электромагнитного излучения, разбив лампу[1]. Наборы упреков в адрес того, кто "светит, но не греет", произносились пусто и серьезно, без тени улыбки, и таяли в мокрой ночи.

 

Изредка попадая в оконное стекло, капли небесного конденсата рождали неповторимый неправильный ритм, сравнимый только с ритмом шуршания волос при их беспорядочном расчесывании. Ритм этот порождал ощущение понимания тайны иррационального, постигаемого с помощью рациональных звуков речи и тождественных им значков на бумаге.

 

СВЕРХ-Я

 

Из-под комка одеяла в угловой комнате первого этажа пятиэтажного дома высовывались остатки разумного существа, лежащего головой на подушке и приоткрывшего рот. Разум, покинув оболочку[2], стал каким-то Сверх-Я в мире спальни, пока порыв ветра на улице не напомнил ему об окружающем его в данный момент Белом Свете. Сверх-Я вылетел из спальни в прихожую, из прихожей совершил переход в область нематериального, ворота в которую находились около стены, разделявшей кухню и ванную, а по области нематериального просочился в чисто умозрительный район сна. Здесь шел бесконечный сон, который Сверх-Я представлял себе так же, как и первобытный человек свои сновидения считал прогулкой излетевшей из тела души: сон, мол, - это действо покинувших свои оболочки форм таких же " Сверхов "...

 

Сверх-Я сам не понимал, что происходит в районе сна, но ему этот район нравился. Он был уютным, обжитым, и сюда тянуло снова и снова.

 

ПАРОВАЯ МАШИНА И КРАЙ СВЕТА

 

Навстречу Сверх-Я попался парень в синей школьной форме, едущий на странной паровой машине[3]. Машина была полужелезной, полудеревянной, пыхтела и выбрасывала клубы черной копоти. Парень увидел Сверх-Я, любопытно-насмешливо захихикал, раскрыл широко голубые глаза и вдруг сказал серьезно:

- Сергей Владимирович просил передать какую-то карту, но ее в училище связи уже без тебя нарисовали.

- Я должен был передать? - переспросил Сверх-Я.

- Нет, тебе[4], - сказал парень в школьном костюме, повернул руль и уехал, попыхивая дымом из машины. Удаляясь, он снова повернулся лицом, и над верхней его губой единосекундно вылезли из кожи редкие усы, а из-под машины выпала металлическая табличка:

 

КИНОМЕХАНИК

 

Сверх-Я проскочил Край Света и взмыл вверх. Под ним расстилалось уже не голое поле, а девяти- и двенадцатиэтажные новостройки. Посреди жилого массива стояла старомодная котельная, дымя шестиэтажного роста трубой. Из котельной изредка выходил подышать воздухом молодой немой негр[8], повесивший как-то над входом плакат на безупречном русском языке:

 

Скучно на Этом Свете, господа!

Сверх-Я снизился и сел на лавочку у кинотеатра. Кинотеатр строился множество лет. Он еще не имел крыши, но кино уже шло[9]. Тут же суетились строители, укладывая краном очередное перекрытие.

- Эй! - крикнул из-за стены киномеханик. - Брось сюда сигаретку!

 

Сверх-Я мысленно перенесся на дорогу в черте горизонта, но сигарет в стоящем у дороги ларьке не было.

- Нету! - крикнул он киномеханику.

- Жалко, - сказал тот, плюнул, грязно выругался и принялся заряжать новую часть фильма в аппарат. Строители попытались прикрыть его сверху железобетонной плитой, но услышав ругань, отвели ее башенным краном в сторону. Им было нелегко. Однажды они уже начинали выкладывать последний этаж, но заезжая комиссия велела ломать предпоследний[10].

 

СКАЛА

 

С небес спускалась дымка, сгущавшаяся все больше и больше. Солнце задыхалось в тумане. Сперва оно стало похоже на автомобильную фару, потом стало смотреться как сквозь матовое стекло, и наконец вообще исчезло. Множество тихих гитарных аккордов вкупе с роем шорохов наполнило мир. Сверх-Я на ощупь двинулся вперед и не услышал собственных шагов.

 

Таинственность и непредсказуемость присущи даже реальному туману. Окутанные стопроцентно влажным воздухом ветви деревьев вглядываются вдаль, стремясь увидеть там свет желтых фонарей - единственного, что пронизывает мглу. Но туман ирреальный гораздо непредсказуемее. Достаточно всего секунды, чтобы из него там, где и не ждешь, выросла огромная серая скала.

 

Подул ветер. Обрывки тумана летели вдоль отвесной кручи, у подножия которой стояла пустая оленья упряжка. По камням карабкались два человека в меховых шубах и шапках[11]. Демонический хохот раскатывался над их головами и колебал скалу, разлетаясь эхом по ущельям. Два человека мужественно орудовали молотками, вбивая зубила и закрепляя микролестницы.

- Сорвемся, однако, - бормотал тот, что лез вторым.

 

Действия альпинистов были явно несогласованы. Оба со страхом поглядывали вверх, где каменная стена вонзалась в сливающиеся с туманом серые тучи.

 

СОН АРТИЛЛЕРИСТА

“Вниз сквозь облака скользят воспоминания, они спешат ко мне. Где - то там, in the space between the heavens and in the corner of some foreign field I had a dream... Здесь герои старых войн медленно ковыляют по улицам, здесь можно во весь голос поговорить о сомнениях и страхах, и никто больше не исчезнет без вести, и больше никогда их стандартные призывы не постучатся в дверь. And maniacs do not blow holes in bandsmen by remote controle. And no one kills the children anymore... Ночь за ночью этот сон приходит ко мне, сон артиллериста в дальнем краю чужой земли. Он спит, и того, что сделано, не воротишь...” [12]

Чайка разбежалась, подпрыгнула и полетела над серым от пены и тумана морем, бьющимся о подножие черной и высокой скалы. В море виднелись рогатые головы весело плывущих к берегу оленей. Сани, в которые они еще недавно были впряжены, разбило о прибрежные камни.

 

ПОДСТРАХУЙ

 

Лавины снега и град льда низвергались с вершин каменных пиков. Тем не менее два меховых человека упрямо лезли и лезли вверх, выбиваясь из сил. Сверх-Я приблизился к переднему, невидимый для него, и взглянул в перекошенное лицо. Это был узкоглазый черноусый человек. Он уцепился рукой за верхнее зубило, тяжело дыша, и повернув голову вниз, крикнул партнеру:

- Эй! Подстрахуй!

- Сам подстрахуй! - хрипло донеслось снизу.

- От подстрахуя слышу! - не остался в долгу первопроходец.

 

Сверх-Я покинул альпинистов. Он мысленно вернулся в комнату, где спал на кровати его alter ego, считавший своим alter ego его, и не верящий в то, что сейчас Сверх-Я вполне реален. Впрочем, Сверх-Я тоже не очень-то верил в существование ТОЙ реальности, но где-то в глубине его все же теплилась искорка сомнения: ведь он, будучи наполнением формы того, который есть оболочка, живет вместе с ним в реальном мире! Там существуют гравитация, электромагнетизм, там властвует бытие, а не небытие.

“Быть может, и материя тоже может быть бытием? Быть может, бытием надо считать все, что проявляется через законы на Том и на Этом Свете? И если на одном Свете бытие - это реальность, то на другом - еще что-то?... Я должен быть Сверх-Я, а самого так и подмывает противоречить принципам эклектизма. Видимо все-таки материя не подчинена сознанию изначально. Она лишь проявляется Тут иногда в подчиненном состоянии. Быть может, на Том Свете, где спит на кровати alter ego, материя первична...”

СЕРГЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ

Электрическая лампочка вспыхнула внезапно. На паровой машине въехал усатый школьник и усмехнулся.

- Не дыми в комнате, а? - попросил Сверх-Я.

- А ты отдай табличку, - потребовал парень. - У меня табличка упала.

 

Пришлось мысленно обшарить взором мир в черте горизонта. Лошадь жевала сено. Сверх-Я указал на нее Ползунову.

- Багган жевьяль тггавю...[13] - безбожно картавя под француза, протянул въехавший и снял табличку с бока лошади. Акцент у него получался непохожий.

- Ну, как Сергей Владимирович? - спросил Сверх-Я.

 

Сергеев Владимировичей было два. Вместе они смотрелись как три буквы в конце загадочного прилагательного среднего рода “ДЛИННОШЕЕЕ”, порождающие согласно правилам языка друг друга[14]. Первый Сергей Владимирович был триедин, второй же проистекал из второй буквы первого и становился его третьей буквой[15].

 

НАТАШКА

- Загадка, - вздохнул школьник Ползунов.

- А Наташка?

- Наташка себе зуб вставила.

- Золотой?

- Да нет, сейчас все ведь дорого... Железный. Под золото.

 

Сверх-Я задумался. Ему нужно было видеть Наташку. Только не в синем плаще. Лучше в голубой осенней курточке. Он мысленно поменял Ползунова и Ко на Наташку. Получилось неплохо, но не совсем то. Когда шум паровой машины затих вдали, перед ним появились две девушки. Одна была Наташка, а вторая скромно стояла рядом в позе Сабрины и поглаживала здоровенные груди.

- Яне заказывал секс-бомб, - удивился Сверх-Я.

- Во-первых, здравствуй, - сказала Наташа.

 

Он вспомнил, что по имени его называли только в мире его формы. Никто ни разу так и не назвал его никак в Этом Свете. Поэтому, едва отделившись от оболочки, Сверх-Я уже не мог сказать, как его зовут. Впрочем, утешал он себя, имя - вещь слишком реальная, чтобы жить с ней в ирреальном мире...

 

Но - Наташка!

Наташка казалась в ирреальном мире такой же реальной, какой ирреальной считалась Там, у “ реалистов-аутистов[16] ”, как звал Сверх-Я обитателей мира форм. Иногда он про себя уважительно называл Наташку Сверх-Она. И хихикал.

 

РИТКА

- Здравствуй, - сказал Сверх-Я.

- Это моя подруга, - познакомила девушка.

- Туська меня везде с собой таскает, - пояснила секс-бомба, прислушиваясь к шагам за окном.

- Я ей всех соблазняю, - улыбнулась Наташа. - Все мои знакомые в нее уже влюблены.

- Неужели в этом дурацком мире существует любовь? - воскликнула бомба. - Здесь даже мужиков-то нет, тени какие-то...

 

Сверх-Я не знал, как ее утешить, потому что и прежде мало задумывался о любви (ему, кажется, хватало чувств, постигаемых через форму), но чувствовал, что надо показать себя человеком умным и рассудительным:

- Ну и воплотись, кто тебе мешает? Реальный мир не так уж недоступен, - беззвучно обратился он к красавице.

- Говори вслух, - попросила Наташа. - Ритка дура, она тебя так не поймет.

- Я все поняла, - обиженно откликнулась Рита. - Но я не могу. У меня нет формы[17]. Я твой Тот Свет только во сне и видела...

 

МАЛЬМСТРИМ

 

“Когда решаешь одну проблему, а натыкаешься на другую - но не внутри первой, а просто как на сопутствующую ей, первым желанием бывает просто отбросить ее. Потом понимаешь, что без нее не обойтись. Ты хватаешься за нее и пытаешься ее решать. И сразу же обнаруживается проблема номер три, находящаяся в таком же отношении ко второй, как вторая к первой. И она втягивает тебя, как этот норвежский Мальмстрим [18], а выбрасывает с готовым решением уже совсем в другой системе координат, которую ты сам успел незаметно создать в процессе решения. В новой системе координат второй проблемы вроде бы как уже и нет, зато первая абсолютно нерешаема. И тогда, оставшись один, ты начинаешь плакать и уничтожаешь систему координат.

Потому что зачем тебе точка опоры, если нет рычага, к которому можно приложить руки? [19]...”

ШОССЕ

 

Не было Риты, не было Наташи. Сверх-Я бесцельно двигался над шоссе, делающим на небольшом протяжении семьдесят две извилины[20] посреди глухого хвойного леса. Редкие огоньки автомобильных фар мерцали в сумерках, освещая дорогу. С высоты птичьего полета шум моторов КамАЗов и ЗИЛов казался зудением комаров, очень многочисленных летом в этих болотистых местах.

 

Перпендикулярно шоссе, удаляясь от него, шли вглубь леса Сергей Владимирович и Наташа. Сергей Владимирович обнимал ее за плечи рукой и шептал на ушко:

- Красные шерстяные штаны, красный свитер, белый пояс, белые кожаные сапожки на шпильках, белый шерстяной шарф, бежевое красивое пальто, бежевый берет с белой полосой, белое...

 

Наташа кивала, полузакрыв глаза, раскрыв губки и млея от удовольствия.

 

В двадцати шагах позади них, не выдавая себя в осеннем лесу ни единым хрустом, невидимо и неслышимо пристроился Сверх-Я. Он грустил. Он не знал, отчего ему грустно. Наташу он не ревновал - в реальном мире оболочки Наташи и Сергея Владимировича никогда не приближались друг к другу ближе чем на сто пятьдесят километров.

 

БЕЛЫЙ ЧЕРЕП

 

- Что пасмурен? - спросили Сверх-Я откуда-то с дерева.

-Так, - беззвучно сказал он и взглянул вверх. На ветке сидел, удобно устроившись в развилке, Дядя Белый Череп[21].

- Как жизнь? - спросил он снова.

- Хорошо. А у тебя?

- Тоже неплохо. Вот тут весной разлив был, в овраге берег крутой подмыло, ну там, где наверху кладбище. Вот, теперь там у меня т друзья нашлись... А ты все о Наташке думаешь?

 

Сверх-Я промолчал. Он пожалел, что никогда не спрашивал у Наташи, в каком конкретно доме и квартире рациональной системы координат обитает ее форма. Уж он-то уговорил бы свою оболочку совершить небольшое путешествие...

 

- А я сам звонил ей, - ухмыльнулся Дядя Белый Череп. - Только с ней, по-моему, живет в квартире то ли дядя, то ли еще какой-то тип.

- Тип?

- Ну да. Я раз пять набирал номер, но толку не было. Подходил этот дурак. Наконец он ехидно заржал и спросил, чего я, мол, молчу. И обозвал меня женихом. Больше звонить не хочется. Когда мне напоминают, что я могу стать женихом, вся любовь у меня пропадает.

- Ты звонил ей Здесь? - удивился Сверх-Я.

- Нет, Там, - клацнул Дядя мандибулой.

- Там?! У тебя что, тоже есть форма?

 

Череп рассмеялся от гордости за себя, и его processus stiloideus с обеих сторон зашевелились, чего никогда не бывает в Реальном Свете.

Сверх-Я все понял и печально улыбнулся.

 

ОГНЕННЫЙ КРЕСТ [22]

 

Туман потихоньку рассеивался. Подул свежий ветер, разорвавший в клочья мглу даже в сырых низинах. Тропинка привела к обрыву, под которым до самого горизонта расстилалась уже настоящая хвойная тайга.

 

Сверх-Я глянул в последний раз на Сергея Владимировича с Наташкой, свернувших прочь от обрыва и по-прежнему занятых только друг другом. Он разбежался и прыгнул вперед с обрыва - воздух мягко подхватил его и понес вперед. В ушах снова засвистело от страшной скорости приближения линии горизонта. Тайга под ним вспыхнула, как под пролетающим метеором, и взметнула к небу языки желтого пламени. Огонь пожирал лес в форме правильного креста. Бешеный темп пожара отражался на тишине небес, как яркий свет огня - на темно-зеленом море деревьев. Сверх-Я услышал слова песни, звучавшей в Реальном Свете:

 

Шаг за шагом - босиком по воде;

Времена, что отпущены нам,

Солнцем в праздник, солью в беде

Души резали напополам...[23]

 

ЗА ГОРИЗОНТОМ

 

Вторично пересекая линию горизонта, Сверх-Я вторично испытал сладкое чувство качельной практики. Под ним снова мелькнули девятиэтажные дома. Негр мирно курил на лавочке возле своей котельной. На его майке виднелась надпись “ I am not black[24] ”, сделанная от руки. Стая мелких косточек - то ли человечьих, то ли какого-то животного - кружили, словно, воробьи, над крышей[25], крытой рубероидом. Киномеханик закончил сеанс и шел домой, попыхивая все-таки раздобытой у кого-то “ Шипкой ”. Мир за чертой горизонта был таким светлым и теплым, дышал такой умиротворенностью, что Сверх-Я, только что покинувшему лесную тропинку, впервые за его сегодняшнюю прогулку по Этому Свету стало спокойно и хорошо.

 

АГНОСТИЦИЗМ [26]

 

“Философы, даже диалектики, никогда не смогут объять своей “наукой” всего, что представляется разуму даже всего лишь в одном ограниченном сне, потому что они считают задачей философии постижение общих законов построения и развития мира. Они отказываются предположить с самого начала, что Мир не один, и что законы их, то есть Миров, непредсказуемы. Более того - там, по другим законам, живут свои философы, а поскольку миры существуют, не соприкасаясь... Короче, покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне, нарисуй мне портреты погибших на этом пути [27].

Если один человек живет в трехмерном, или с учетом времени, в четырехмерном пространстве, то он не воспринимает что-то, существующее, допустим, в шести измерениях. Представим себе человечка, плоское, как математическая абстракция, и существующее только на одной плоскости - тоже чисто математической, то есть в двух измерениях. Оно, это существо, движется по плоскости, а мы берем и протыкаем плоскость на его пути шестигранным карандашом. Существо изумлено. Оно двигалось себе, и вдруг на пути его неизвестно откуда возникла дыра-шестиугольник. Оно пока что не может понять природы дыры. Вынимаем карандаш. существо еще более озабочено, не понимая, куда делась эта странная геометрическая фигура. Это пример всего лишь того, как трехмерное пространство огорошивает человека (а плоское существо способно мыслить, как мы), к нему не подготовленного.

И это еще реальный мир! А ирреальные миры, где все вообще как во сне (впрочем, почему “как”?) - миры, которые подразделяются на множество степеней и приемов “шиворот-навыворотов”... В общем, в философии нет и не может быть верных ОБЩИХ умозрительных выводов. Если же наука постигает частные, а не универсальные истины, и честно в этой своей “частности” признается - это уже не философия...

А значит, понять толком и навсегда ничего невозможно. И я - чистейшей воды агностик.

Так какой же я после этого Сверх-Я?...”

ФИЛОСОФ И БРЮС СПРИНГСТИН

 

Голубовато моргал телевизор, слегка озаряя тьму подземного этажа морга. На экране светилось лицо Брюса Спрингстина, и железные двери одной из секционных со скрипом раскачивались в такт его музыке.

 

Лысенький дяденька в очках, сидевший в кресле перед телевизором, подрабатывал здесь ночными дежурствами. Вообще-то он преподавал совсем на другой кафедре.

- I had a stadions, - говорил Брюс, поправляя повязку на длинных волосах. - And you must to seet. Do you understand me?