За тревогой скрывается печаль, но кого это волнует

Я всегда была тревожным человеком, а в какой-то момент у меня появилось паническое расстройство. Но прошло много лет, прежде чем я поняла, что за тревогой скрывается депрессия. Это две стороны одной монеты. Я никогда раньше не считала, что у меня депрессия, хоть и чувствовала океан печали, разочарования, безнадежности и пустоты внутри. Я думаю, тревога работала как защитный механизм; ее острые проявления, как бы они меня ни пугали, в каком-то смысле были предпочтительнее скрывающейся под ними депрессии.

Мне кажется, будучи ребенком, я заходила в своих страхах дальше, чем большинство детей. Если кто-то из родителей заболевал, я не сомневалась, что это рак. Если мне попадало что-то в глаз, я была убеждена, что роговица никогда не заживет. Вывихнутая в поездке с классом лодыжка непременно означала ампутацию ноги. Я умирала, как и все, кого я любила - и несомненно, так оно и было - но смерть надвигалась не так быстро, как мне казалось.

Не было никакого конкретного события, которое бы послужило спусковым крючком для моей тревоги. Скорее, она всегда была во мне, неопределенная, зыбкая, все время в поисках предмета, который позволил бы ей обрести очертания. Любое незначительное событие могло обернуться семенем, которое под воздействием тревоги прорастало в страшную мысль. Событие-семя притягивало страх, переводя его в ощутимую плоскость. Тревожный человек в каком-то смысле чувствует себя лучше в драматической ситуации, чем в обыденной. Когда происходит что-то серьезное, мир идет навстречу твоей тревоге. Когда поводов для драмы не находится, ты превращаешь обыденное в драматическое.

Моя тревога воплотилась в конкретный страх, когда мне было двенадцать лет - у меня начались кошмары о пожарах. Мне часто снилось, что мои родственники гибнут в огне, охватившем дом, и что мне нужно всех спасти. Кошмары превращались в сны наяву и даже видения. Я попросила маму хранить стремянку у меня в спальне и научилась ее собирать, продумывая, как эвакуировать семью из окон третьего этажа. Я знала, какими предметами мебели стану разбивать окна, если мой кошмар воплотится в реальность.

Я не знаю, почему меня так сильно волновал именно возможный пожар, а не наводнение, ураган, землетрясение или другие природные катастрофы. С поэтической точки зрения огонь символизирует страсть, сексуальность и разрушение, за которым следует обновление. Я осваивалась со своей сексуальностью, регулярно мастурбируя и влюбляясь в мальчиков, и может быть, мне казалось, что эти желания разрушат мою семью. Возможно, я испытывала стыд. С не-поэтической точки зрения, гибель в огне - это подходящий сюжет для навязчивых кошмаров, потому что это и визуально впечатляющая, и болезненная смерть.

Когда мне было тринадцать, фокус моей тревоги сместился на Холокост. Поскольку я была еврейской девочкой, рассказами о Холокосте меня пичкали с раннего детства, чтобы я «никогда о нем не забывала». Однажды в еврейской школе директор вызвал нас всех в актовый зал и выключил свет. Потом он начал бить стеклянные бутылки об пол, чтобы «воссоздать опыт» Хрустальной ночи. Помню школьную поездку, когда старшие дети заперли нас в домике в лесу и сказали, что это Аушвиц, и нас не отпустят. Никогда. Мои бабушка с дедушкой были сионистами и рассказывали о бунтах неонацистов в Европе. Еще была Таня, женщина, которая помогала моей матери с уборкой. Таня любила вспоминать спецвыпуск телешоу «20/20» о Ку-клукс-клане, который она смотрела. Она сказала, что Холокост легко может произойти снова. И это непременно случится, и случится здесь.

Я ясно представляла себе, как люди из гестапо приходят к нам домой. Как разлучают мою семью. Как отца и мать сажают на поезда, которые идут в разные лагеря. Как мы с сестрой ютимся в соломе на одной койке. Как она, исхудавшая, умирает.

Таня сказала, что спрячет меня, когда снова настанет Холокост. Это было мило с ее стороны. Но я пряталась от себя самой. Я была глубоко несчастна из-за того, что у меня все не наступало половое созревание: тело покрывал детский жирок, полностью отсутствовала грудь, и месячные все не приходили. Также я пряталась от школы и школьных подруг, которые за лето решили, что я недостаточно классная, чтобы со мной общаться. Беспокойство и отторжение подпитывали друг друга. Когда я говорила с бывшими подругами, то чувствовала, что не нравлюсь им. Поэтому, сказав что-то, я странно смеялась и из-за этого, как мне казалось, становилась еще менее достойной их дружбы.

Из всех, с кем я дружила раньше, больнее всего мне было потерять мою лучшую подругу. За год до того мы нашли журналы «Плэйбой», принадлежавшие ее отцу. Мы мастурбировали, рассматривая их, вместе, не прикасаясь друг к другу, но в одной и той же комнате - она на кровати, а я в спальном мешке на полу. То, что происходило между нами, было не сексуальным единением, а скорее контактом двух человеческих существ: «я это делаю, ты тоже, со мной все нормально, с тобой все нормально». Она даже одолжила мне один из своих лифчиков, потому что в нем я чувствовала себя сексуальной. Тогда у меня ещё не было собственного лифчика.

Но теперь она говорила, что это было отвратительно. И что я отвратительна. Она бросила мастурбировать, начала курить траву и у нее появилась новая лучшая подруга. Я все ещё мастурбировала. Но мне казалось, что это делаю только я.

В своей отдельности я испытывала странное чувство, что если я доживу до Бат Мицвы, то смогу сделать так, чтобы Холокост не случился снова, а также заполучить обратно всех своих подруг. Странно, но интуиция меня не обманывала.

Когда поздней осенью наступил день моей Бат Мицвы, я была в восьмом классе и другие девочки внезапно решили, что я «такая прикольная» и снова им нравлюсь. Иногда нужна рекламная кампания, чтобы создать ореол «прикольности». Американская Бат Мицва - как раз такая реклама. Мне было позволено эффектно появиться и пройтись под песню, которую я выбрала сама («Впусти солнечный свет» из мюзикла «Волосы») Моя семья и гости аплодировали стоя, и я словила бурные овации. Я «чествовала» своих подруг, которые, похоже, чувствовали себя виноватыми, что перестали со мной общаться, церемонией зажжения свечей. Иллюзия нашей общей исключительности и подростковой дружбы была воссоздана вновь.

Я также поверила и в то, что мне не грозит стать жертвой Холокоста. Как могло что-то ужасное произойти после такой вечеринки? Я все еще отказывалась смотреть «Список Шиндлера». Но мои кошмары пошли на убыль. Говорят, что Бат Мицва - церемония превращения из девочки в девушку. Но мне она просто помогла снова почувствовать, что со мной все в порядке.

В старших классах я направила свою тревогу в русло пищевого расстройства. Анорексия и подсчет калорий - математика оказалась хорошим отвлечением для ума - на время сосредоточили на себе мой страх. Затем в семнадцать лет я открыла для себя наркотики и алкоголь. И это сработало.

Наркотики и алкоголь были лучшим, что со мной когда-либо случалось. Впервые я почувствовала себя хорошо в этом мире и мне стало комфортно быть собой. Трава превращала мой мозг в площадку для игр, в новую неисследованную планету. Крепкий алкоголь, пиво и вино обеспечивали мне душевное спокойствие, которое я всегда искала. Благодаря психоделикам я могла создать с другими людьми связь, которая позволяла наконец задать вопрос: «Что здесь происходит?» Употребив экстази, я ощущала с ними единство, несмотря на отсутствие ответа. Благодаря амфетаминам я оставалась худой и неприкосновенной для печали. Бензодиазепины и опиаты делали меня неуязвимой для внешнего мира.

Моими новыми лучшими друзьями стали вещества, которые защищали меня от собственных мыслей. Мир наполнился магией и перестал быть одиноким, жестоким и пугающим. Когда мои друзья были рядом, никто не смел меня тронуть. Но потом тревога просочилась сквозь наркотики и алкоголь. Или, в случае с психоделиками и травой, она стала мне напоминать, что я не только не знаю, что происходит, но это нечто может оказаться скорее темным, чем доброжелательным. И у меня начались панические атаки.

Моя первая паническая атака случилась вскоре после того, как в двадцать один я сделала аборт. Я выросла в очень либеральной семье - как в общественном плане, так и в политическом. У меня не было никаких убеждений, которые могли бы мне помешать. И когда я обнаружила, что беременна, примерно через пару дней после того, как месячные не наступили, я очень непринужденно позвонила в клинику планирования семьи.

Я хотела, чтобы «это» достали из меня так быстро, как только возможно. Я залетела от парня, который курил косяки и отрывал рукава от рубашек, чтобы получались фуфайки-безрукавки, в которых было видно его соски. Я не собиралась рожать его ребенка. Он спросил меня, не стану ли я возражать, если в день аборта он примет кислоту.

Я помню, как Анна, моя подруга, везла меня в клинику планирования семьи. Помню, что я не боялась. Помню, что отказалась от сеанса с психологом - зачем он мне? Помню, как легла на что-то вроде гинекологического кресла. Помню, что похвалила серьги доктора и заговорила о штате Мэн, а затем мне ввели какое-то лекарство. Помню, как улетела в космос.

Помню, как пришла в себя в комнате с примерно пятнадцатью другими женщинами, некоторые из них плакали, кого-то рвало. Помню, что я чувствовала слабость и меня тошнило, но лучше всего помню, как мне было страшно.

Помню, как садилась в машину к Анне. Казалось, я впервые позволила себе быть уязвимой. Помню, что не хотела рассказывать никому из соседок по общежитию, что случилось. В ту ночь они все куда-то ушли. Помню, как курила траву и пила в одиночестве, а потом внезапно меня посетило видение: я отправляюсь в ад. Я не понимала, откуда взялся этот страх. Я даже не верю в ад. Но страх никуда не делся, порожденный не разумом, но чем-то другим. Я помню, как видела тьму. Я помню чувство, что я перешла черту, обратно за которую мне было уже не вернуться.

Несколько недель спустя я ужинала с парнем, от которого залетела, и его матерью. Я помню, как она что-то говорила. Я помню, что у меня во рту была еда. Внезапно я почувствовала, что не могу ее проглотить. Мне было страшно, что если я проглочу ее, то задохнусь. Я не понимала, что происходит. Я что, забыла, как глотать? Я не знала, выплюнуть ли мне еду в салфетку или дальше пытаться протолкнуть ее в горло. Затем я к тому же забыла, как дышать. Это была моя первая паническая атака.

В течение следующих нескольких лет приступы паники участились. Симптомы были разнообразными: головокружение, приливы адреналина, чувство, что я задыхаюсь, учащенное сердцебиение, и самое худшее - ощущение гиперреальности, когда люди выглядят как пластиковые копии себя самих. Я пила все больше в надежде взять себя в руки. Я не знала, что у меня панические атаки. Я только знала, что каждое утро, проснувшись, я десять минут чувствую себя так, как будто умираю. Я говорила себе: «Тебе и вчера казалось, что ты умираешь. Но ты не умерла. Да, ты чувствуешь это и сегодня, но очень может быть, что ты не умрешь». Увы, разум не мог обуздать панические атаки.

Как я выяснила позже, это была смесь тревожности, которую я не лечила, и утреннего похмелья из-за алкоголя, который временно ее подавлял. Психиатр поставил мне диагноз «паническое расстройство» и прописал бензодиазепины. К моей зависимости от алкоголя добавилась зависимость от лекарств. Я вырубалась каждую ночь. Я просыпалась непонятно где. Ноги у меня были покрыты синяками из-за того, сколько водки было в моей крови. Я не могла ничего делать, не будучи пьяной или под кайфом. Мысль о том, чтобы пойти выпить кофе с кем-то трезвой, казалась невозможной. Либо я была пьяна и обдолбана, либо мне казалось, я умираю.

Что особенно грустно в алкоголизме и пристрастии к наркотикам, так это то, как нечто настолько прекрасное и священное оборачивается уродством. То самое, что спасло мне жизнь, что превратило мир в волшебное, подходящее для жизни место, повернулось против меня. Алкоголь и наркотики работали идеально, пока не перестали работать. Я пыталась и пыталась вновь вернуться к этой красоте, вновь почувствовать себя нормально.

Я знала, что затягиваю узлы, которые мне однажды придется развязать. Я понимала, что ухожу глубже на дно, что мне становится хуже. Но если бы вы могли оказаться у меня в голове, испытать переполнявшие меня чувства, вы бы тоже пили. Если бы вы ощущали то же, что и я, вы бы продолжали принимать наркотики. Отказаться от алкоголя казалось попросту невозможным.

Потом, когда мне было двадцать пять, я бросила пить. Все началось с того, что я стала заниматься йогой. Я не знала об этом тогда, но мои преподавательницы, Лиза и Ясмин, на двоих могли похвастаться тридцатью годами трезвости. Я приходила на занятия каждый день, будучи под кайфом и страдая от похмелья. Они чувствовали алкоголь, который источали мои поры, и мягко помогали мне согнуться, чтобы принять следующую позу. Однажды одна из них кое-что мне сказала. Она сказала: «Тебе не обязательно пить». Я ответила: «Ага». И все. Она ничего не ответила, и занятие продолжилось.

Спустя несколько месяцев у меня были очень паршивые выходные. Не то, чтобы что-то совсем из ряда вон, просто, как бы, обычные выходные среднего двадцатипятилетнего алкоголика/наркомана. Я проснулась в постели человека, с которым до того поклялась никогда больше не спать. Я солгала своему парню о том, где я. Я затащила человека, с которым поклялась не спать, в аптеку. Я вся пропотела в очереди, заполняя рецепты. Я подумала, может, мне стоит теперь ограничиваться только пивом. Я выпила пива в одиннадцать утра. К вечеру я перешла на крепкие напитки. Той ночью я снова обдолбалась. Я поехала домой на такси в три утра с бутылкой пива «Амстел Лайт». Я не могла бросить ее - боже меня упаси истратить впустую хоть каплю этого драгоценного нектара. Я не знала, что пью последний раз.

На следующее утро я снова пошла на йогу к той преподавательнице. Я не могу сказать, что случилось. Я только знаю, что ее голос прозвучал в моей голове. Она молчала, но я его услышала. Я вспомнила ее слова: «Тебе не обязательно пить». Меня обзывали по-разному из-за моей зависимости: алкоголичкой, мерзкой пропойцей, пьяной шлюхой. Но никто не говорил мне об этом раньше так. Что мне не обязательно пить. У меня в голове словно бы раздался щелчок. Я подумала: а что, если мне действительно не обязательно пить? Хотя бы сегодня?

После йоги я пошла на поздний завтрак со знакомыми. Я не пила, и это было удивительно. Я всегда пила там, где даже не предполагалось, что кто-то будет пить. И как так вышло, что я не пила на позднем завтраке, где алкоголь был вполне уместен? Это было первое из нескольких чудес. На следующий день я тоже не пила. И через день.

Конечно, я не бросила сразу и все остальное. Я продолжила принимать таблетки: те, что мне прописали, и те, что я прописала себе сама. Я снова стала курить траву. Я помню, как сидела у камина на севере штата Нью-Йорк, обдолбанная до невозможности морфином, и думала: «А трезвость - это чудесно».

Через какое-то время, однажды вечером, я возвращалась к себе домой в Ист-Вилладж. Я шла мимо церкви. Снаружи стояли несколько человек, в основном геи, и курили. Было восемь тридцать вечера, четверг. Я решила, что они вряд ли пришли в церковь.

Я спросила этих людей, кто они. Не знаю, что подтолкнуло меня спросить. Это было второе чудо.

Они мне ответили. Третьим чудом было то, что я последовала за ними в церковь.

С тех пор я ни разу не выпила и не приняла наркотик.

Я не стану рассказывать вам, кто именно эти люди, потому что не выступаю официально от их имени. Я скажу, что они помогли мне бросить алкоголь и другие вещества и поддерживают меня в том, чтобы оставаться трезвой. Я скажу, что скорее всего они есть и в вашем городе. Может быть, вы знаете, кто они. Если вы не догадываетесь и действительно хотите знать, напишите мне напрямую на [email protected] и я отвечу вам лично.

После того, как я бросила пить, я перестала страдать от похмелья каждое утро и больше не чувствовала, что умираю, первые двадцать минут после пробуждения. Но время от времени моя тревога все еще давала о себе знать из-за непривычной ясности восприятия. Когда я испытывала глубокие чувства, мне казалось, я теряю рассудок. Единственная система отсчета, в которую вписывался мой эмоциональный опыт, была связана с наркотиками. Теперь, когда в моем восприятии произошел сдвиг, я больше не могла приписать происходящее действию наркотиков и алкоголя. Поэтому я решила, что либо умираю, либо схожу с ума.

Я все еще очень боюсь своих чувств и никогда полностью не убеждена, что они меня не убьют. Но я больше не страдаю от панических атак каждый день. Скорее, они случаются циклами. Я несколько месяцев чувствую себя нормально и думаю, что болезнь отступила. А потом меня накрывает действительно жуткий приступ паники, я пугаюсь, что он повторится, и так запускается цикл.

А также у меня больше не происходит панических атак, когда я одна, только когда рядом кто-то есть. Находясь среди людей, я боюсь, что меня осудят за то, что у меня внутри на самом деле. Мне страшно, что другие обнаружат, что меня не назовешь не только идеальной, но даже просто нормальной. Я боюсь, что на самом деле происходящее со мной - совсем не норма. Но большинство из тех, с кем я общаюсь, не знают, насколько мне трудно. Они видят, как я улыбаюсь. Я жонглирую шарами стабильности: физической, эмоциональной, психической, духовной, экзистенциальной. И под всем этим мне тяжело дышать.

Накануне свадьбы со мной случилась паническая атака, во время которой я пережила почти психоделический опыт. Я была на ужине с семьей моего будущего мужа, мои родители тоже были приглашены, но они опаздывали. Моя будущая свекровь рассказывала что-то про перец. Я сходила с ума. Я не понимала, как эта женщина так непринужденно болтает о перце, в то время как я не могу перестать думать о том, как странно это, что мы на самом деле существуем, сидим вокруг какого-то предмета, носим на телах ткань, и у нас нет ни малейшего представления, зачем мы здесь.

Когда мои родители наконец приехали, я заплакала, едва взглянув на них. Я испытала неимоверное облегчение, увидев их лица, чего никогда не случалось со мной раньше. Я сказала, что пойду в туалет, и там разревелась. У меня никак не получалось успокоиться. Оглядываясь назад, я думаю, что горевала из-за того, что заканчивался один этап моей жизни и начинался другой. Прошло больше десяти лет с тех пор, как я покинула родительский кров. Но есть что-то первобытное, архетипическое в том, чтобы перестать быть просто девушкой и стать женой. Это было больше меня.

После того, как я поплакала, я почувствовала себя лучше. Я смогла вернуться за стол и вести себя как человек, не задумываясь о том, что именно это значит. Я думаю, что именно тогда я в первый раз осознала, что за моей тревогой скрывается глубокая печаль. Подавляя ее, я практически тряслась от экзистенциального страха просто оттого, что существую. Я сражалась с собой. Но когда потекли слезы, мне стало легче.

Несколько лет спустя у меня случился особенно мучительный цикл панических атак. Он длился месяцами и все никак не заканчивался. Мне было страшно, что я больше никогда не смогу «держать себя в руках». Я сидела за столом на работе, буквально трясясь, и никакие из моих обычных приемов - ни шаги для остановки панической атаки из книги по самопомощи, ни повышение дозы лекарств по согласию с психиатром - не помогали.

Моя подруга посоветовала мне обратиться к шаманке, к которой ходила она сама. Шаманка в Нью-Йорке - это звучало бредово. И стоило очень дорого. Но я была в отчаянии. И я поверила, когда подруга сказала, что ее с шаманкой работа позволила выйти дерьму, которое сидело у нее внутри годами. «Ты можешь исцелиться», - сказала она мне. «Я думала, что мне может стать чуть лучше, и я могу изменить что-то в себе, но не прогнать самое глубокое и темное, что во мне есть. Но получается, что даже от самого плохого действительно можно избавиться. Оно уходит насовсем».

В посещении шаманки меня больше всего пугало то, что это должен был быть глубоко личный опыт один на один с незнакомым человеком, который длится несколько часов. Тогда моя тревога была настолько сильной, что я боялась оставаться наедине с кем-то, кто может ко мне подобраться достаточно близко, чтобы понять, что со мной. Мне было страшно, что шаманка станет меня осуждать. Но, когда я зашла в ее маленький кабинет в Нижнем Ист-Сайде, там оказалось много камней и кристаллов. И у нее был кот. Я испытала облегчение, увидев кота, потому что его можно было взять на руки.

Шаманка оказалась ирландкой. Она задала мне несколько вопросов о том, что я чувствую в теле. Я сказала ей, что прямо сейчас мне кажется, как будто от грудной клетки до шеи вот-вот все взорвется. Это чувство не было похоже на сердечный приступ. Оно больше напоминало шар, полный скорби. Я не могла сказать, что именно я оплакиваю.

Шаманка сказала, «Кажется, это не очень похоже на тревогу. Это больше похоже на депрессию».

Потом она выключила свет и помолилась. Она поговорила с архангелами. Она попросила меня закрыть глаза и обратиться к ним тоже. Я подумала: «Да ладно?» Но я много ей заплатила, поэтому послушалась.

Я выбрала архангела Михаила. Я ничего о нем не знала. И сейчас не чувствую к нему никакой особой привязанности. Просто именно он тогда пришел мне в голову.

Она спросила, может ли Михаил спуститься в мое тело. Я подумала: «Да». Она предложила мне последовать за ним. И попросила рассказывать, что я вижу. Она также сказала, что мне стоит отбросить сомнения, которые у меня остаются по поводу подселения в мое тело чужеродных сущностей или существ. Она сказала, что мы все носим их в себе - сущности, которые не принадлежат нам и не имеют отношения к нашим душам. Они иногда переходят к нам от других людей. Это похоже на идеи, которые мы усваиваем, но они нам не принадлежат. Некоторые из них - на самом деле проклятия. Она сказала, что каждый раз, когда родитель кричит на ребенка, он его проклинает.

Мы с шаманкой и Михаилом нашли летучую мышь, двух крыс и существо, похожее на щит, внутри моей грудины. Шаманка попросила Михаила дать им лодку, чтобы они могли отправиться на небеса и покинуть меня.

Летучая мышь и крысы легко уплыли прочь. Они даже не знали, что были у меня внутри. Но существо, похожее на щит, как выяснилось, я унаследовала от родственников по отцовской линии. Щит был полон колючего сарказма и считал, что должен меня оберегать. Он пытался защитить мою душу, штуку, похожую на снежный шар, которая жила у меня за грудиной. Проблема заключалась в том, что хоть существо и оберегало меня от боли, свет тоже не мог проникнуть внутрь.

Шаманка поговорила со щитом на языке щитов, которым оказался английский. Она дала ему знать, что я не была его домом, и позволила ему уйти. Он плакал, когда покидал мое тело.

Шаманка сказала, что теперь я свободна от существ. Она добавила, что мое нутро не останется необитаемым. Со временем меня заселят новые жители.

Когда я уходила от шаманки, мне казалось, что теперь я вновь могу дышать. Но это продлилось недолго. Я не могу сказать, была ли летучая мышь, крысы и щит настоящими. Возможно, я видела архетипы. Я думаю, что погрузилась в гипнотическое состояние между сном и реальностью, где временно отбросила свой скепсис. Но если шаманка права - если идеи и болезненные чувства, которые приходят извне - на самом деле существа, тогда мне кажется, что каких-то она упустила. Я до сих пор ощущаю, что они живут внутри меня.

По крайней мере, шаманка наделила меня способностью назвать то, что я чувствую, депрессией. Раньше я никогда не формулировала это так. Когда я рассказывала своему психиатру о шаманке, я произнесла: «Она говорит, что у меня депрессия». Психиатр ответила: «Ну да, определенно». Я сказала: «Хм, было бы здорово, если бы вы упомянули об этом раньше». Похоже, ей казалось, что я знаю: когда мы говорим о моей тревоге, мы говорим и о депрессии.

Мне все еще приходилось очень трудно, в частности, на работе. Но у меня появилось кое-что, что придавало мне сил. Когда мне казалось, что я умираю, я писала посты в анонимный твиттер, который назвала «Сегодня мне так грустно». По большей части я отправляла их в никуда. Я подписалась примерно на трех людей, чьими странностями я восхищалась в Твиттере, но на которых не была подписана с моего личного аккаунта. И все.

Но то, что я чувствовала, отправлялось во вселенную, и это заставляло меня бессознательно воспринимать свои высказывания как нечто большее, чем дневниковые записи. Твиттер приносил мне облегчение. Может, это были просто всплески дофамина от нажатия «Отправить», но я чувствовала, как что-то у меня внутри приходит в движение и покидает меня. Потом стали приходить подписчики, и цифры быстро увеличивались. Аккаунт рос и рос.

Затем произошло странное. Моя всепоглощающая тревога и депрессия стала отступать. Но я обнаружила, что каждый день появляются новые поводы для грусти, о которых можно написать в твиттер. Я никогда раньше не осознавала, насколько мне грустно из-за того, что происходит вокруг. Наверно, мне всегда казалось: если я признаю, что я - грустный человек, значит, так и есть. От этого я чувствовала себя неудачницей. Кто вообще хочет грустить? Но вся эта печаль, которую я отказывалась замечать так долго, не заживала под лейкопластырем, которым я ее заклеивала. Как и тревога с депрессией, она отчаянно хотела вырваться на свет.

Когда я начала спускаться в шахту своих чувств, чтобы отнести добытое в аккаунт, и подписчики стали прибывать, я почувствовала себя уж точно не неудачницей. Оказалось, я интересна многим - и так вышло благодаря моей личной правде. Я стала отдавать должное самой чувствительной части себя, взглянула по-другому на то, что считала в себе самым жалким - постоянную потребность в одобрении, свои разочарования, мысли о том, что я отвратительная, жирная и страшная. А также я иначе посмотрела и на более важные вопросы, которые приходят мне в голову: «Почему мы здесь? И в чем смысл?» Чем искреннее я писала, тем больше отклика находил мой опыт. Казалось, в мире дохуллион людей, которые боятся жизни и смерти, людей, которые пытаются занять себя чем-то, чтобы отвлечься от этого страха, но это ни к чему не приводит, они разочаровываются и вновь возвращаются к своим глубинным печалям.

Мне попадались и другие блоги о грусти, которые казались мне нелепыми. Например, твиттер, где говорилось: «Если вы в депрессии или вам грустно, просто вставайте и танцуйте». Это полный бред - давать такие советы человеку в депрессии. По моему опыту, гораздо больше пользы будет, если лежать и делиться своими переживаниями с теми, кто может понять. Мне помогает еще посмеяться над своим незавидным положением, и, милостью Интернета, рассмешить других.

Быть живым, возможно, в сравнении с тем, что однажды это закончится или безотносительно к тому, или и то и другое, может быть иногда так болезненно. Иногда мне все еще настолько больно быть живой, что я хочу умереть. Мне страшно умирать и меня печалит смерть и мне больно отчасти из-за этого.

Почему мы все не бродим туда-сюда, думая об этом, все время? Возможно, мы не можем себе это позволить. Возможно, когда мы не испытываем страх и печаль, мы бежим от этих чувств. Мы не хотим о них задумываться.

Я знаю, что у меня внутри океан печали, и я всю жизнь пыталась возвести дамбу, чтобы от него отгородиться. Я также воображала, что что-то должно спасти меня от этого океана. Но возможно, океан - это свое собственное окончательное спасение, передышка от последовательного разума в мире чувств. Может быть, мне должны были об этом сообщить при рождении? Может быть, мне должны были сказать: «наслаждайся своим океаном печали, в нем нечего бояться», чтоб мне не пришлось постоянно строить дамбы? Кажется, некоторые из нас чуть меньше приспособлены иметь дело с этой стихией, а возможно, мы пугаемся сильнее, потому что видим и чувствуем чуть больше, чем остальные. И мы строим дамбу из говна и палок. Но ничего не поделаешь - дамба всегда не выдерживает напора. Ее прорывает, и океан со мной говорит. Он говорит: «Я жива, и это реальность». Он говорит: «Я умру, и это реальность».

Я назвала эту книгу «Сегодня мне так грустно», и на меня давит необходимость написать идеальное эссе о тревоге и депрессии. Но именно стремление к недостижимому идеалу усиливает тревогу и депрессию. Перфекционизм превращает легкое изменение температуры тела или пропущенный вдох в полномасштабную паническую атаку, особенно когда я с людьми, перед которыми мне хочется выглядеть наилучшим образом. Симптомы надвигающегося приступа паники - нехватка дыхания, ощущение сжатия в груди, чувство нереальности происходящего - это всего лишь ощущения. Они могут усилиться или раствориться в зависимости от того, насколько я их испугаюсь. Пока что я пугаюсь сильно.

Перфекционизм, разумеется, не единственная причина моей тревоги и депрессии. Также сыграла роль химия моего тела, чувствительность, история, воспитание, генетика и вопросы экзистенциальные и таинственные - вопросы, о которых мне советовали не задумываться слишком сильно, например, «Почему я здесь? Что это все такое? Умру ли я? Умру ли я прямо сейчас? Если я умру прямо сейчас, то что, на этом все и закончится? Если я не умру прямо сейчас - то ничего другого и не будет?»

Мне кажется странным, что мы, живые, не знаем о том, почему мы здесь, и просто занимаемся своими делами, как бы игнорируя этот вопрос. Почему мы не смотрим друг на друга с недоумением все время, типа «Эй, что за фигня творится?»

Во имя перфекционизма я пыталась придерживаться линейного повествования, описывая хронику своей тревоги и депрессии, поскольку это путь, за которым удобно следить, время от времени возвращаясь к книге. Надеюсь, что я хотя бы чуть-чуть смогла выйти за пределы своей личной истории. Возможно, вам покажется, что вам близко мое «да что за еб твою мать», и вы почувствуете себя чуть лучше с вашим собственным. Все, чего я бы от вас хотела - это вам понравиться. Конечно, будучи женщиной, которой свойственно бояться, именно так я сообщаю вам, чего на самом деле хочу, а именно - создать с вами глубокую и настоящую связь, пока я все еще на этой земле, и, может быть, даже после того, как я ее покину.

Благодарности

С любовью и благодарностью к:

Саре Вайсс, за то, что направляла меня

Каре Прайсс, за движуху и танцы

Мередит Каффел Симонофф, за то, что была больше, чем агентом,

Либби Бертон, за зачетное редактирование,

Джонатану Смиту, за крутизну «Вайс» и неожиданную доброту

Первым подписчикам Твиттер-аккаунта «Сегодня мне так грустно», за то, что нашли меня в темном уголке Интернета

ПОДРОСТКАМ, я люблю вас больше всех!!! <3 <3 <3

Лиз Пелли, Дженн Пелли, Брэндон Стоси, Гэбби Бесс, Джеймс Монтгомери, Претин Гэллери, Хэзел Циллс, Нимрод Камер, Симон Возик-Левинсон, Сэфи Хэллан-Фарра, Скай Феррейра, и Дев Хайнс, за то, что подбивали меня на всякое

Брэду Листи, за то, что мечтал по крупному. 9/11 - дело рук Буша. #chalupa

Кэйтлин Малруни-Лиски, за то, что разрекламировала специалиста по рекламе

Кэролин Курек, за лучшую подготовку текста к печати,

Роксане Гей, Джеми Аттенбергу, Молли Крабэппл и Бетани Косентино за чудесные и быстрые ответы,

Геоффу Клоске, за Мередит (и за то, что был со мной милым)
Кирстен Искандриан и Лориан Лонг, за ведьминские тусовки

Тайлеру Кроуфорду, лав ю, детка

Хэйли, за то, что мы прошли весь этот путь вместе, люблю тебя

Маме и папе, я люблю вас (и простите)

Ники, за всю твою любовь и за то, что ты - это полностью ты.

Перевод skaylin ([email protected])

Дисклеймер

Этот перевод не предназначен для коммерческого использования и не имеет своей целью получение прибыли. Все права на текст этой книги принадлежат Мелиссе Бродер.

Примечание переводчика

С благодарностью:

gorskaya - моему чудесному редактору за внимательность, терпение и свежий взгляд

Книжному клубу «Книжный клуб» - за теплую атмосферу и знакомство с Мелиссой Бродер

Sonate10 / Ольге Браатхен - за перевод «Задачи трех тел» Лю Цысиня и за вдохновение

N.K. - за то, что мне «так грустно» в 2020

 

^[1] Внешняя атрибуция — объяснение происходящего с человеком через влияние ситуации, а не его внутренних свойств и особенностей.

^[2] Район Залива - агломерация вокруг Залива Сан-Франциско.

^[3] Зафу - круглая подушка, используемая для дзен-медитации

^[4] Представьте водоворот из горошка (visualize whirled peas) - созвучно «представьте мир во всем мире» (visualize world peace)

^[5] Апроприация (культурное присвоение) - заимствование элементов одной культуры представителями другой в случае, когда культура, подвергающаяся заимствованию, подвергается эксплуатации и угнетению со стороны заимствующей культуры.

^[6] Дашика - традиционная рубашка народов Африки. Дашики отличаются очень яркими расцветками и этническими узорами.

^[7] Три дюйма примерно равны 7.6 см

^[8] 5 футов 5 дюймов примерно равны 1.65 см

^[9] 101 фунт примерно равен 46 кг

^[10] Тако Белл - сеть ресторанов быстрого питания мексиканской кухни

^[11] Цыпленок Генерала Цо - сладкое блюдо изжареной курицы, которое подают вкитайских ресторанах в США

^[12] 50 фунтов примерно равны 23 кг

^[13] Сироп из ипекакуаны. Ипекакуана, или рвотный корень - растение, используемое в медицине как рвотное средство

^[14] Оксиконтин — популярное в США рецептурное обезболивающее на опиоидах.

^[15]Модель снижения вреда основана на подходе, согласно которому признается, что, несмотря на все усилия, не каждый человек способен прекратить употребление наркотиков.Целью снижения вреда является такое уменьшение рисков, связанных с употреблением наркотиков, чтобы вред для общества от употребления наркотиков был минимальным.

^[16] MILF - аббревиатура«mother I'd like to fuck» («мамаша, которую я бы трахнул»), обозначает сексуально привлекательную зрелую женщину, но не обязательно фактически рожавшую детей.

^[17]Стрижка, когда волосы пострижены коротко спереди и по бокам, а сзади они остаются длинными. Среди носителей маллета - Дэвид Боуи и Виктор Цой.

 

^[18] «Крафт»- фирма, которая производит готовые макароны с сыром в упаковках

^[19] 4 фута примерно равняются 122 см

^[20] Джоан Риверс - американская комедийная актриса, перенесшая множество пластических операций.

^[21] Верхний Ист-Сайд - квартал в Манхэттене. Один из наиболее дорогих и престижных жилых районов Нью-Йорка.

^[22] Веллбутрин - антидепрессант

^[23] Стэндап — комедийное искусство, в котором комик выступает перед живой аудиторией, обычно говоря напрямую зрителям.

^[24] Enfant terrible(от фр. enfant terrible - «несносное дитя») — непослушный, ужасный ребенок, ставящий родителей в неудобное положение. В переносном смысле - человек, который своим поведением, необдуманными речами и замечаниями шокирует окружающих и доставляет им проблемы.

^[25] Инженю (от фр. ingénue — «наивная») — актёрское амплуа, наивная девушка.

^[26]Мантра — в восточных традиционных религиях набор звуков, слов или группы слов, которые, по мнению практикующих, имеют психологическое и духовное воздействие. В тантризме практика мантр считается личным ритуалом, эффективным только после получения посвящения. В других школах индуизма, буддизма, джайнизма или сикхизма инициация не является требованием.

^[27] Рон Джереми - американский порноактер

^[28] Бэйгл - выпечка, характерная для еврейской кухни и похожая по форме на бублик.

^[29] Ингредиенты сэндвича «муффулетта» - классические итальянские нарезки, колбасы и сыры, итальянский же хлеб и салат из оливок и маринованных овощей.

^[30] Gc-MAF- Глобулин компонент активирующий макрофаги фактор

^[31] Эффексор и Лексапро - антидепрессанты

^[32] «Барн