Здравствуйте, это «911»? Я не могу остановить время

Я не могу остановить ход часов, и Лос-Анджелес об этом знает. Лос-Анджелес хочет, чтобы я застыла во времени.

Мой дух не хочет, чтобы я застыла. Мой дух не хочет, чтобы я вредила себе ради физической красоты, но он не любитель вмешиваться, если я не веду себя достаточно тихо, чтобы его услышать. Честно говоря, я не особо хочу слушать свой дух. Если уж на то пошло, он же и втянул меня в эту авантюру - жизнь в человеческом теле. Я не хочу быть человеком. Я не хочу стареть и умирать. Чего я хочу - так это стать неуязвимой для времени. И раз уж я не могу остановить ход часов или победить смерть, позвольте мне хотя бы стать неуязвимой к тому, что думают другие. Я хочу быть безупречной. Дайте мне хотя бы попробовать.

Дерматолог, который снимет с меня груз чужих мнений, похож на зародыш. Первый раз я пришла к нему два месяца назад, когда переехала в Лос-Анджелес, поскольку в сражении с прыщами на подбородке мне явно требовался главнокомандующий. Это непростая борьба, и я предпочитаю быть во всеоружии. После того, как на скорую службу были призваны антибиотики, зародыш отметил ущерб, который мое лицо понесло от солнца, в том числе три морщинки, пересекающие лоб. Он сказал, что можно «разгладить» их ботоксом.

Честно говоря, эти морщинки беспокоили меня уже несколько лет, но я никогда не думала о ботоксе. Я не знала никого (или думала, что не знаю), кто бы колол себе ботокс. Когда зародыш заговорил об этом, мне хотелось ответить: Да ни за что. Вместе с тем я подумала, что это забавно, что я прожила в Лос-Анджелесе всего неделю и мне уже предлагают ботокс.

Что изменилось за два месяца, которые прошли с тех пор? Я решилась на ботокс оттого, что все это время осознавала, что от морщин можно избавиться, если я захочу. Из-за этого я стала больше их замечать. Эта возможность со мной заговорила. Она сказала: «Зачем страдать?» Она сказала: «Можно всех обдурить». Она сказала: «И себя заодно». Я услышала, что я «плохая», «дура» и «не права», потому что не прикладываю все усилия, чтобы продолжать выглядеть молодо. Мне не кажется, что это был всего лишь голос американской индустрии красоты. Я думаю, со мной заговорил мой страх осуждения, времени и смерти. Хотя, может, и правда индустрия красоты. Ну отлично, что ж. Ну она, мать ее, и громкая.

Зародыш снимает мое лицо с разных ракурсов на свой айфон, просит меня улыбнуться, нахмуриться, опечалиться. Когда мы обнаруживаем, что я неспособна толком нахмуриться, он говорит: «Возможно, это и хорошо». Я не говорю ему, что не могу хмуриться при других людях, потому что меня слишком беспокоит, что они обо мне думают, и эта тревога выдрессировала мое лицо, чтобы оно принимало только радостные выражения. Улыбка Павлова. Обдури других, обдури себя. Поэтому я и решила сделать ботокс.

Я прошу зародыша не делать из меня Джоан Риверс^[20]. Я говорю ему, что хочу выглядеть естественно. Я задаю тысячу вопросов о том, насколько опасен ботокс и как долго длится период восстановления. У меня появились страхи, связанные с лицом, когда я съела коробку виноградных конфет дома у бабушки и она целый вечер оттирала мне язык мочалкой. По ее словам, она испугалась, что мне придется идти к алтарю с фиолетовым языком. Как будто фиолетовый цвет теперь со мной навсегда.

Зародыш говорит, что мы сделаем только «беби-ботокс», несколько маленьких впрысков, чтобы убрать три морщинки. Он говорит, что периода восстановления как такового нет, но не стоит ложиться или класть на что-то голову три часа после процедуры. Он говорит, что в 1% случаев люди уходят с бровями, которые опустились и нависают над глазами. Я не сомневаюсь, что попаду в этот единственный процент. Но все равно соглашаюсь продолжить.

Пять минут времени и несколько уколов в лоб. Как будто ничего и не случилось. По моему лицу не скажешь, что с ним что-то делали. Но когда я встаю, чтобы выйти и заплатить, я чувствую такую сильную волну тревоги, что кажется, я вот-вот рухну в обморок прямо на блюдо с конфетами. Голос у меня в голове говорит: «Ну, ты попала». Нет, не божественный голос. Просто голос.

Я слышу это «ну, ты попала» очень часто, с ботоксом или без него. Вообще-то, именно этот голос и подтолкнул меня решиться на процедуру. Только теперь мне кажется, что попала я уже из-за ботокса.

Как только я выхожу из кабинета зародыша, я достаю телефон и гуглю «смерть от ботокса». Я пишу единственной знакомой, которая призналась мне, что делала ботокс, и она отвечает: «РАССЛАБЬСЯ». Я пишу другой подруге, которая выросла в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене^[21], но выясняется, что «уколы красоты» обошли ее стороной. Я как будто переступила порог нового мира. Я пополнила ряды «накачанных ботоксом» и никогда не смогу вновь примкнуть к тем, в ком его нет. Я еду на велосипеде по дорожке вдоль пляжа и не сомневаюсь, что люди на меня пялятся. Солнце садится над Тихим океаном, а у меня под кожей поселился ботулинический токсин. Я захожу в магазин и начинаю «проверять» лоб в зеркале, морща лицо и поднимая брови. Я корчу рожи, как сумасшедшая, но мой лоб выглядит вполне обычно. Он все еще подвижен. В любом случае, чтобы ботокс подействовал, нужно от трех дней до двух недель, так что, может, я обращусь в статую не сразу. Я снова принимаюсь гуглить и обнаруживаю, что Дженнифер Анистон не делает ботокс. Я хуже, чем Дженнифер Анистон. Я хуже, чем очень много кто.

Следующие несколько дней я чувствую себя так, словно меня отравили. Впрочем, не насмерть. У меня симптомы гриппа. Лоб как будто придавило тяжелой плитой. Я как бы не осознавала, что слово «токсин» действительно значит «яд». Вроде как я просто об этом не задумывалась. Я продолжаю гуглить «смерть от ботокса»: а вдруг там найдется что-то новое? Я также гуглю «ботокс грипп», «ботокс нет души», «пластическая хирургия катастрофа», «что со мной не так», «почему» и «как любить себя».

Как я уже говорила, я не человек, который стремится получить духовный опыт. Я - дух, проживающий опыт человеческий. Я знаю, что это так. Мой дух живет у меня внутри. Я знаю, что имею врожденную способность справляться с тем, как природа с возрастом меняет мое тело, и даже праздновать это преображение. Может быть, я должна была оказаться в женском кругу богинь, а не в кабинете дерматолога. Я должна была прочувствовать и принять - в компании ведьм с длинными лобковыми волосами - свой переход от девичества к тому периоду, что идет перед старухой. Милфа? Почти-милфа? Но я не жду, что мой дух обо мне позаботится, когда я покину круг богинь. Я не верю, что, попав в другой круг, круг поверхностных девушек, я не буду сравнивать себя с ними и страдать.

Впервые мой дух попытался сообщить мне, что он обо мне позаботится, когда я попробовала психоделики. Я съела грибы, но вместо того, чтобы добавить к ним мед, я закусила их диетическими чипсами «Доритос», в которых содержится заменитель жира «Олестра» со слабительным эффектом. Прямо перед тем, как я все это употребила, я выкрасила свои русые волосы в цвет «яркий блонд» и сожгла кожу головы. А также я сходила в солярий раз сто. Красота и истина - это чертовски непросто.

Я съела грибы в поганеньком парке в Массачусетсе, и он показался мне Елисейскими полями. Когда меня накрыло, я задумалась: «Почему люди просто не могут быть добрее друг к другу?» Но я думаю, что на самом деле имела в виду: «Почему я не могу быть добрее к себе?»

Я знаю, что видела истину, хотя позже я не могла ответить точно на вопрос, что она такое. Какой была истина? Я думаю, это была моя собственная невинность. Я видела деревья в парке, их корни были как ветви, направленные вниз, и они меня не ненавидели. Они хотели видеть во мне глубину. Я поклялась больше никогда не делать себе больно. Мой дух улыбнулся.

Но до чего больно я делала себе уже много раз с тех пор! И если мой первый опыт с грибами похож на тот сдвиг в восприятии, который случается перед смертью, когда мы видим себя с точки зрения бессмертного духа внутри нас, тогда в последние моменты жизни я пожалею о том, что причиняла себе боль. Я пожалею о легкомысленной погоне за красотой и признанием, обо всем, что сделала ради чувства мнимой безопасности, обо всем, на что, возможно, растратила свою единственную жизнь.

Если бы я хотела освободить внутри пространство для настоящей жизни, быть может, я бы отказалась от всего этого прямо сейчас. Еще есть время. Но жить страшно. Может, я просто не хочу жить по-настоящему.

Прошла неделя после уколов ботокса, и физически я чувствую себя вполне неплохо. Гриппа, головной боли и плиты, придавившей лоб, как не бывало. Брови остались на месте. Три морщинки у меня на лбу практически исчезли, и лицо подвижно, как и раньше. Я чувствую себя так, как будто обманываю всех вокруг. Когда я вижу женщин с морщинами на лбу, я думаю, а вдруг они «просто не знают» о ботоксе? Потом мне приходит в голову, что, может, они и знают, но сознательно выбирают себя не травить. Почему они не хотят себя травить? В чем разница между мной и ними - в том, что я охотно приняла токсин, а они нет?

Действие ботокса продлится только три месяца, и думаю, я вернусь за новой порцией яда. Точнее, я знаю, что вернусь. Когда я включаю новую процедуру в свою рутину ухода за собой, то потом повторяю ее снова и снова. Я начинаю полагаться на нее, чтобы чувствовать себя нормально. А мой дух хочет, чтобы вместо этого я доверилась ему. Но гораздо проще полагаться на видимое решение проблемы, чем на эфемерную сущность, тихий голос глубоко внутри. Я устроена так, что меня привлекает все блестящее. Благодаря ботоксу мое лицо выглядит на несколько лет моложе. Определенно, обдурить кого-то мне удается. В душе, однако, я не замечаю никакого положительного эффекта. Я все еще чувствую, что попала, очень часто. Я не ощущаю себя целой. Я человек.