Одиннадцать друзей Оушена в Атланте

В 1979 году мы гастролировали по США с нашим альбомом «Lovedrive». В Атланте мы жили в суперстильном отеле «Пичстрит-Плаза» — круглом, как башня, с фасадом из стекла. Из моего номера открывался потрясающий вид на силуэт города и на огромное небо — потрясающе! Я сидел в номере и играл на гитаре — сочинял; рядом беззвучно работал телевизор, включенный на новостной канал. Я прикидывал, как будет звучать начало для «The Zoo», песни из будущего альбома «Animal Magnetism», и рассеянно поглядывал на экран, на транслировавшийся там прямой репортаж из вертолета. Потом я сосредоточился на композиции и отключился от всего.

Внезапно звуки моей гитары заглушил страшный шум. Я подошел к окну и увидел, что вертолет завис прямо у меня перед носом. «Хм-м-м, где-то я уже его видел», — подумал я и бросил взгляд на экран, потом на окно, на экран, на окно — в самом деле, тот же самый вертак. Я включил звук и узнал, что с вертолета показывают банк рядом с нашим отелем, где в это время орудовали гангстеры. С ума сойти! Помнишь сцену из фильма «Одиннадцать друзей Оушена», когда Башер Тарр сидит в своем номере в отеле Лас-Вегаса и взволнованно смотрит по телевизору, как готовится взрыв отеля, хотя действие разворачивается прямо рядом с ним, достаточно было бы выглянуть в окно? Вот то же самое почувствовал и я. Голливуд, да и только!

В жизни нет проблем, есть только новые ситуации.　

Ты тоже можешь испытать нечто подобное, если не будешь постоянно переносить на следующую неделю удовольствие от жизни. Прежде всего не бойся. Я знаю, ты подумал, что сначала тебе надо решить миллион проблем, а потом уже на минуту расслабиться. Но ты ошибаешься! В жизни нет проблем, есть только новые ситуации. Проблемы можно не решать, а вот тяжелые ситуации разруливать приходится. Если тебе действительно что-то не дает спать по ночам, тогда направь на эту ситуацию все свое внимание. Напряги все свои чувства, прими ситуацию такой, как она есть; если надо, измени в ней что-либо, но не становись ее рабом.

Знаешь ли ты, кто создает в твоей голове все эти проблемы? Спроси у своего рассудка! Ведь он постоянно твердит тебе, какие ужасы могут ждать тебя за углом? Видишь, на какие уловки он идет? Рассудок говорит с тобой неопределенно, расплывчато, ведь твои проблемы относятся не к твоей реальной жизни, а к далекому будущему. Может, они нагрянут к тебе когда-нибудь, а может, и не нагрянут. Who knows — кто знает. Поразмысли об этом на досуге. Что, лучше будешь лежать на диване и чахнуть под грузом невеселых совершенно абстрактных мыслей, вместо того чтобы стряхнуть с себя груз проблем и радоваться жизни? Но ведь это безумие.

Такой принцип запугивания применяется всюду — в СМИ, в экономике, религии, политике: все успешно используют для своих целей страх — одно из основных человеческих чувств, чтобы навязывать свои решения глупой толпе. И никто даже не задает вопросов, так как все слишком поглощены собственными страхами перед завтрашним днем: Господи, я близок к увольнению, как мне кормить семью, как пережить жирафий грипп, сколько мне еще выплачивать кредит, как не заболеть от мяса с ГМО, что там с моей пенсией, будет ли Третья мировая война? Но все это полная чушь! Разве так выглядела картинка будущей жизни, которую ты рисовал себе в детском саду, когда еще мог беззаботно играть?

Все же одну вещь мы должны себе уяснить четко: мы все лишь дубликат нашего общества, наших родителей, учителей, нашей веры и окружающей среды, ведь мы запрограммированы на их представления о мире, на их систему ценностей. Такое знание мы потом передаем нашим детям. Поистине не нужно быть сверхрелигиозным, чтобы понять, что Бог. в какой бы он форме ни существовал, хочет, чтобы любой человек на Земле ощущал предельное счастье, которое он дает. Почему же так не получается? И вот мы опять — пленники в круговороте страха. Да ты просто прорви этот порочный крут!

Страх перед болью страшнее самой боли. Мы знаем, что это так, и все-таки вечно попадаем в одну и ту же ловушку «Того-что-было-бы-если-бы» и еле шевелимся от страха. Еще когда я был ребенком, подобное поведение взрослых казалось мне страшно подозрительным. Я пытался объяснить это своими наивными детскими способами, но, как бы ни усердствовал, ничего не получалось. Мои родители часто рассуждали о гипотетических событиях, которые могли бы произойти назавтра, через год или через десять лет. На лице матери я часто видел выражение озабоченности и печали. Так, она непременно хотела, чтобы я пошел по стопам ее семьи, и видела меня связистом в «Сименс» или «Дойче Пост». Она была из семьи служащих с соответствующими традициями и желала и мне такой же «упакованности»: мол, главное, что пенсия там приличная. Какое мещанство!

То, что случится, то все равно случится, так что не думай об этом.　

Свое «гипотетическое» мышление она проецировала на нас, детей: естественно, ведь она желала нам добра. Если происходило что-то такое, что грозило обрушить ее воздушные замки, она страшно пугалась.

Как, вероятно, 99 процентов всех матерей. Не безумие ли? Бояться того, что даже еще не случилось. «То, что случится, то все равно случится, так что не думай об этом». Это любимая поговорка моего отца, в которой много здравого смысла. Если назавтра не происходит то, чего я боюсь сегодня, значит, я напрасно дрожал от страха. А время, когда я мог бы получить удовольствие, потеряно безвозвратно. Мартин Лютер однажды сказал: «Если бы даже я знал, что наутро мир разрушится на тысячу кусочков, я бы все равно посадил сегодня еще одно дерево». Он понимал, что нет смысла бояться завтрашнего дня, бояться будущего. Лучше радоваться сегодня, глядя на посаженное дерево.

Если поразмыслить над этим, то станет ясно, почему нам не так-то просто испытать счастье, удовольствие и игру, как казалось сначала. Действительно, почему же? В конце концов, ведь все это желанные вещи, и мы знаем об этом. Ответ на это прост и поразителен: мы никогда этому не учились! Как бы комично это ни звучало, но нас никогда не учили быть счастливыми до глубины души, испытывать истинное удовольствие. С самого рождения мы только и слышим: надо быть результативным, надо стремиться к успеху, который выражается в обладании материальными ценностями и высоким положением в обществе. И в результате мы впадаем в пожизненную зимнюю спячку под названием «рутина» и просыпаемся лишь тогда, когда костлявая с косой уже стучится в нашу дверь. «Ах, уже пора, да? — удивляемся мы, застигнутые врасплох. — Эх! Жизнь еще не начиналась, а уже вся позади? А я-то хотел завтра утром столько всего сделать!» В ответ звучит непреклонная фраза: «Game over! Игра закончена!»

Первый шаг к переменам ты сделаешь тогда, когда осознаешь, что только ты один в ответе за свою ситуацию.

Грустная картина, не так ли? Лучше сразу забудь ее. Первый шаг к переменам ты сделаешь тогда, когда осознаешь, что только ты один в ответе за свою ситуацию. Поэтому я не могу тебе подсказать, что ты должен делать. Но это и хорошо, ведь ты уже знаешь свою дорогу. Все, что тебе нужно сейчас сделать, — встать с дивана и разрушить сложившуюся вокруг тебя систему — или просто перевернуть страницу.

 2. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ПОТЕРПЕТЬ НЕУДАЧУ!
 

Сначала хорошая новость. Она уже написана, тебе остается только не спеша ее прочесть. Посмотри на название главы! Да, туда. Там эта новость и написана. Пять слов: «Ты не можешь потерпеть неудачу!»

Глупость, подумаешь ты? Уже не раз ты падал лицом в грязь, да и твоим приятелям тоже доставалось от жизни? Ну и что? Это самая нормальная вещь на свете. Ты, я, все мы окружены людьми, которые бессильно повисают даже на самом невысоком барьере, а утром с трудом вылезают из постели. Когда вечером, после унылого и бесплодного дня, в их списке под названием «Как-я-сегодня-лажанулся» остается несметное число строк, сами они считают свою ситуацию абсолютно нормальной, так как жизнь — не концерт по заявкам. Следующий день будет точно таким же. И все другие тоже.

УЧИТЬСЯ У ВЕЛИКИХ

Неудачи — неотъемлемый продукт созидания. Крупнейшим ученым всех времен приходилось сначала учиться преодолевать свои неудачи, лишь потом они совершили прорыв и своими изобретениями и открытиями меняли мир. Согласно легенде, американскому инженеру Томасу Эдисону пришлось сделать в конце XIX в. около тысячи попыток, прежде чем он достиг своей мечты об электрическом источнике света. После каждой неудачи он поднимался на ноги и экспериментировал дальше, пока однажды не заставил светиться некую штуку, которую мы называем сегодня лампочкой накаливания. Он не сдался даже после 999 неудач, а просто говорил себе: «Превосходно! Теперь я знаю 999 способов, как нельзя создать лампу накаливания. Фантастический успех!» Эдисон осознал, что неудача — это вовсе не провал. Наоборот, каждый удар о стену лишь подстегивал его, заставлял еще интенсивнее размышлять: почему не получается, что еще нужно сделать чего я не учел на этот раз?

Могу себе представить, какие мысли сейчас копошатся в твоем мозгу: «Дорогой Рудольф, во-первых, я не Эдисон, во-вторых, я живу совсем в иной эпохе, в-третьих, у меня нет никакого желания переделывать мир. Все, что мне хочется, — найти работу и не выуживать каждый день из почтового ящика отказы, повергающие меня в депрессию».

Я прекрасно тебя понимаю честное слово, но все-таки должен сказать, что ты ошибаешься. Между тобой и Эдисоном нет ни малейшей разницы. Даже то, что между вами лежат сто лет, не играет никакой роли. Переверни страницу и еще раз спокойно прочти первую страницу этой главы. Мысленно замени фамилию «Эдисон» на твою собственную. Только твоя цель — не изобрести электрическую лампочку, а сочинить такую анкету, какую не сможет завернуть ни один шеф на этом свете (или что там тебе хочется). И ты увидишь: это действительно та же самая игра. Каждая форма отрицания, каждая проигранная игра может обернуться плюсом. Вопрос лишь в том, насколько ты в это веришь — и в состоянии ли ты использовать динамику, которая автоматически возникает из этого.

ПРИНЦИП ДЗЮДО

Я придумал простой трюк. Если я вижу надвигающуюся проблему, я не жду, когда она обрушится на меня, а сразу превращаю ее во что-нибудь позитивное. В этом отношении я настоящий маг, и я покажу тебе, как заколдовать свою жизнь. Когда я замечаю, как что-то идет вкривь и вкось, как назревает несчастье, я не прячусь в щель в надежде, что ненастье меня не заденет, а немедленно делаю шаг навстречу. Я беру проблему за рога, швыряю через плечо и одновременно использую этот размах, чтобы продвинуться чуть дальше вперед. Так ты всегда оказываешься в выигрыше, как бы то ни было.

Слишком абстрактно? О’кей. Тогда вспомни, как ты в последний раз ходил к зубному врачу. У тебя заболел коренной зуб, ты понимал, что с ним нужно что-то делать, и все равно медлил, надеясь, что положение как-нибудь исправится само собой. Тебя парализовал страх перед зубоврачебным креслом. Между тем зуб болел все сильнее, а ты тянул и тянул. В результате тебе действительно пришлось несладко, когда ты в конце концов все-таки пришел к стоматологу…

Так и со многим в жизни. Большинство людей настолько неосознанно идут по жизни, что позволяют проблемам обрушиваться на них со всей силой. Конечно, их жестко швыряет оземь, а они потом еще удивляются, отчего все их тело покрыто синяками.

Make up your mind! Задумайся! Задай себе вопрос, почему та или иная проблема вообще возникла на твоем пути. Как ты способствовал этому, сознательно или бессознательно, и какие выводы ты можешь из этого сделать?

Попытайся выяснить, кто ты, каким ты можешь быть, а каким нет, и тогда количество твоих неудач будет неуклонно уменьшаться.

Все эти кажущиеся поражения возникли в твоей жизни неспроста, они не свалились с луны. У них есть причина — и свой смысл. Подобно простуде, которая ненадолго лишает тебя активности, проблемы тоже заставляют тебя на мгновение остановиться и подумать. Благодаря им ты вспоминаешь о том, ради чего ты и отправился в путь, концентрируешься на главном. Смотри на удары судьбы просто как на своеобразный защитный механизм, созданный природой. Этот механизм держит под контролем выбранный тобой путь и заставляет тебя делать паузы и при необходимости корректировать направление. Этот механизм — часть твоей жизни, поэтому воспринимай его именно так. Перестань видеть в нем что-то негативное и научись извлекать из него пользу! Когда ты научишься это делать, ты легко вырвешься из этого круговорота. Запомни, что ты так и будешь лежать, поверженный, на земле, пока не научишься позитивно воспринимать свое положение. Попытайся выяснить, кто ты, каким ты можешь быть, а каким нет, и тогда количество твоих неудач будет неуклонно уменьшаться.

В те дни, когда Скорпы только раскручивались, я только так и делал, ведь другого способа продержаться как можно дольше не существует. Нашу музыку никто не хотел слушать, нас нещадно ругали — а мы лишь стискивали зубы и играли, играли. Чего только нам не пришлось выслушать от так называемых знатоков: «Немецкая рок-группа с английскими текстами? Их не станет слушать ни одна свинья!» В том же духе им подпевали и критики. Они писали, что мы не просто катастрофически плохие — мы вообще даже не заслуживаем доброго слова. И когда нам все-таки выпадала удача и нас упоминал какой-нибудь журнал, там мелькали фразы вроде: «Если знаешь один альбом, то знаешь и все остальные. У пластинок «Скорпионс», впрочем, есть одно неоспоримое достоинство — их удобно подкладывать под ножку шаткого стола, если под рукой нет крышки от пивной кружки».

Нас безжалостно высмеивали немецкие СМИ, прежде всего Клауса с его необычным голосом. Но мы стойко выдерживали эту негативную энергию, лившуюся на нас со всех сторон. Мы перешагивали через камни, брошенные в нас, и еще интенсивнее обдумывали нашу ситуацию, отыскивали более интересные творческие приемы, чем наши удачливые соперники, осыпанные похвалой. Именно такая позиция сыграла нам на руку чуть позже, когда мы приехали в Америку, на самый жесткий в мире музыкальный рынок. После бесчисленных неудач, которые мы терпели в Германии, мы научились пропускать мимо ушей глупую болтовню и концентрироваться только на нашей музыке. Мы занимались своим делом с сумасшедшим азартом и эйфорией, и за границей наши дела пошли неожиданно хорошо. Из всех пор наших тел била чистая радость жизни — и ей не могли противостоять даже скептики-англичане. Все лишь удивлялись, как получилось, что такая крутая рок-группа появилась именно в Германии. Вот так… Как сказал еще Иисус: «Нет пророка в своем отечестве».

Несмотря на успех в Европе мы, разумеется, все время поглядывали в сторону родины и прикидывали, как нам обернуть в свою пользу отрицательные высказывания немецких критиков. В конце концов мы собрали все отзывы на наши концерты иностранной прессы и послали их вместе с дружеским приветом в немецкие музыкальные редакции. Там все были немало удивлены, и мы добились того, что о нас снова заговорили.

— Постойте-ка, хм-м-м, это те самые лохи из Ганновера?

— Верно! Кажется, их хорошо принимают в Бельгии, Франции и Голландии.

— Что-что?

— Да, шеф. Даже в Англии.

— Что-о? Такого не может быть. Ведь у них нет ни мелодии, ни огня! О’кей, давайте еще посмотрим разок. Что они там могли в них разглядеть?

— О’кей, вот только… э-э-э… есть у кого-нибудь их диск?

— Погляди под ножкой стола!

Да, да, все было именно так. И действительно, за каждой негативной вестью кроется позитивная. Надо только выбрать правильный ракурс. Все мы склонны вымарывать плохие аспекты из нашей жизни, так как в минуты триумфа хорошие стороны кажутся нам гораздо приятнее. К чему это может привести, показывает следующая история. What a nightmare! Какой кошмар!

КАК КЛАУС ПОТЕРЯЛ ГОЛОС

Март 1981 года. Подготовка к записи нашего альбома «Blackout» («Затмение») была почти завершена, энергия била через край, и нам не терпелось после многомесячных гастролей снова оказаться в студии. Мы с Клаусом придумали во время поездок много нового, и настроение в группе было великолепное. Мы были в самом соку и были ready to rock! Хотя что-то было не таким, как обычно. В воздухе витало какое-то неопределенное настроение. Или Клаус уже предчувствовал неприятности?

Студия Дитера Диркса, нашего многолетнего продюсера, находилась в Стоммельне, маленьком городке в окрестностях Кельна. Мы записывали у него все пять предыдущих альбомов, и у нас не возникало сомнений, что и «Blackout» мы запишем у него. Дитер был оборотистым парнем. Еще несколько лет назад он закрепил в договоре свое право на выбор студии для каждою альбома, в выпуске которого участвовал. Тогда это условие нам было абсолютно до лампочки, ведь у нас не было собственной студии. Но для Дитера наша сговорчивость стала огромным подарком. Мы плотно работали с ним начиная с нашего третьего альбома «In Trance»; он был не только нашим продюсером, но еще издавал наши книги и пластинки. Так что он имел на нас огромное влияние.

Так вот, мы уже знали наизусть каждый миллиметр студии Диркса, нам срочно требовалось сменить обстановку. Мы дали Дитеру понять, что больше не можем работать в Стоммельне. Он пообещал нам найти что-нибудь поинтереснее. Вскоре он явился к нам с потрясающей идеей: «Друзья, а если нам поехать на месяц в Южную Францию? Я подыщу для нас подходящий дом, упакую мобильную студию, и мы прекрасно проведем время у моря. Что скажете?»

Что мы могли ответить?

— Круто!

Дитер улетел во Францию и занялся поисками дома. Через неделю он позвонил мне. «Рудольф, я нашел превосходное место, именно такое, как нам надо. Городок называется Сен-Жак-де-Грас, а вилла, поверь мне, просто супер. Тут все лиловое. Луга вокруг городка полны лаванды. Я никогда еще такого не видел». Allright, Франция, мы едем!

Когда через два дня мы прибыли с нашими инструментами на виллу Сан-Пекэр, все было подготовлено для нас. Огромная гостиная с высоким потолком и потрясающей акустикой стала местом для записей. Вилла была просто супер — два этажа, много балконов, отличный бассейн. Когда утром ты распахивал окно своей спальни, в ноздри бил сладкий запах лаванды. Да, все было как нельзя лучше. Каждое утро мы встречались на террасе, мирно завтракали, устраивали «мозговой штурм» и слушали записи, сделанные накануне. Гитарные рифы Маттиаса были высший сорт. В первые две недели все шло гладко, у нас было отличное настроение, демонстрационные образцы были многообещающими. Мы рвались в бой. Вот только Клаус, обычно первый во всех наших приколах, изо дня в день нервничал все сильнее. Его что-то беспокоило, и за завтраком он сетовал на проблемы с голосом. В конце концов однажды дело дошло до того, что мы записали музыку, а Клаус не смог под нее спеть. Экспрессия, всегда придававшая уникальность его исполнению, совершенно исчезла. Он мучился, но не мог брать высокие ноты, а потом и вовсе потерял голос. Ничего себе заявочки! Что же делать?

Никто не знал, что делать. Среди идиллического пейзажа Южной Франции, среди полей лаванды мы нервничали и смотрели на отчаявшееся лицо нашего певца. «Парни, все пропало, — уныло сообщил он. — Петь я больше не могу!»

Через несколько дней, понимая, что ситуация не изменится к лучшему, мы решили прервать запись. Упаковали свои инструменты и, придавленные грузом неопределенности, двинули в Германию. Что будет дальше? Мы не имели ни малейшего представления.

Клаус немедленно пошел к врачу, но когда тот услышал, что перед ним певец, он лишь вздохнул и покачал головой: «Господин Майне, должен вам сказать, что вы очень долго не сможете петь. Мне очень жаль! И вообще, разумней всего вам просто сменить профессию». Клаус был раздавлен. Мы тоже.

На его голосовых связках образовались отвратительные наросты. Из-за них он совершенно не мог петь. Самое горькое в этой истории было то, что все это можно было предотвратить. Как в моем предыдущем примере с зубным врачом. За десять лет Клаус не только регулярно перенапрягал свои голосовые связки, одно из самых чувствительных мест организма, — он их просто истрепал. Ведь его голос не был профессионально поставлен, но при этом он и слушать не желал, когда я говорил ему про технику дыхания. Он считал, что все эти упражнения для слабаков, а не для настоящего рок-н-роллера. В отчаянии он проглотил пару таблеток, потом еще и еще. Но печальная действительность обрушилась на него со всей силой. Неужели наши турне подошли к концу?

В Кельне Клаус лег под нож под общим наркозом. Когда уплотнения были удалены с голосовых связок, ему сказали: ждать, ждать, ждать… Ситуация для всех нас складывалась хреновая. Наш певец поправлялся, а остальные сидели на раскаленных углях. С одной стороны, нам не терпелось продолжить запись альбома, с другой — мы страшно волновались за друга. Ни при каких обстоятельствах мы не хотели давить на него, поэтому прилагали все усилия, чтобы сохранять спокойствие. Впрочем, ничего другого нам и не оставалось.

Шли дни за днями, а голос Клауса не восстанавливался. Наоборот, шов в горле воспалился, на нем возник опасный полип. Клаусу пришлось лечь на новую операцию, и его мучения продолжились. У него истощились силы. Ситуация расплющила его в лепешку, он уже не верил в свое выздоровление. Куда делась радость жизни, которая прежде так и била из него? Чем ближе подходил день следующей операции, тем больше он боялся, что окончательно лопнет его величайшая мечта — покорить мир вместе со «Скорпионс». Но деваться ему было некуда, надо было идти на прорыв. Нам всем надо было идти на прорыв.

После второй операции Клаус стал лечиться у специалиста из Вены, успешно возвращавшего голос знаменитым оперным певцам. Теперь он цеплялся за любую соломинку, какая только попадалась. Хотя операция прошла без проблем, по-прежнему было неясно, сможет ли он когда-нибудь петь. Даже лучшие врачи не решались давать какие-либо прогнозы. Мы перепробовали все средства, пытаясь вернуть оптимизм нашему Кудрявому. Сам он выдержал страшную внутреннюю борьбу. С одной стороны, он был готов бороться за свой голос, с другой — не хотел стоять на пути успеха группы.

Надо заметить, что тогда мы замерли на пороге настоящей мировой славы. В США наш альбом «Lovedrive» попал в американский хит-парад и долго держался там. Да и «Animal Magnetism» шел на всех парусах. Весь мир ждал нашего нового альбома; каждый потерянный день отбрасывал нас немного назад. Мне были понятны терзания Клауса, ведь мы привыкли подталкивать друг друга вперед. И вдруг наш девиз сменился на другой: «Пьем чай и отдыхаем». А мир подождет.

Через месяц после операции Клаус пришел ко мне. Я как раз написал новые песни, слушал их на полную громкость и был в хорошем настроении. В отличие от Клауса. Когда он появился в дверях, на его лице даже не было ни следа улыбки, так он был подавлен. Он безучастно прослушал мою первую песню, а когда я хотел поставить вторую, он сжал мою руку и покачал головой.

— Рудольф, все это не имеет никакого смысла, — прошептал он. — Прошло уже три месяца после Франции. Думаю, тебе пора искать нового вокалиста. Я вас только торможу!

— Клаус, даже не думай об этом, — заявил я. — Чтобы я больше не слышал от тебя такую чушь! Ты понял меня?

Клаус вскочил с дивана, прошелся по комнате и хмуро взглянул на меня исподлобья.

— Поверь мне, Клаус, — продолжал я, пытаясь вернуть ему надежду, — это не конец. Я знаю, что ты будешь для нас петь. Я точно это знаю!

Я действительно был на сто процентов уверен, что миссия Скорпов еще не закончена. Ведь столько еще нужно было сделать, что я даже не допускал мысли об этом. Я сердцем чувствовал, что все наладится. Прорвемся, дружище!

— А как же альбом? — прошептал Клаус.

— Подождет. Так что не беспокойся. Сначала поправляйся, потом мы спокойно двинемся дальше. И никогда не забывай одну вещь: мы тебя ждем, что бы то ни было! О’кей?

Клаус демонстративно отвел взгляд в сторону.

— О’кей? — повторил я.

Он грустно кивнул, и я обнял его за плечи.

— Слушай, старик, мы прорвемся. Помнишь, как нам было тяжело и как мы все-таки добились успеха? Как мы в Кливленде на World Series of Rock сделали больших американцев, показали им, на что мы способны? Как 60 тысяч зрителей во время нашего шоу стояли на ушах и орали наши имена? Елки-палки, неужели из-за какого-то полипа мы теперь отменим тур? Нет, мы не сдадимся, и все будет еще лучше. Все будет круто. Круто. Круто. Круто.

Клаус попытался изобразить улыбку. Получилось у него неважно. Пока что.

Осенью 1981 года в студии Диркса записывалась калифорнийская рок-группа «Доккен». Нашему продюсеру пришла идея — чтобы вокалист группы, Дон Доккен, исполнил демонстрационную версию наших песен. Так Диркс мог дальше оттачивать аранжировку и не терял свое драгоценное время. Решение обернулось удачей: Клаус услышал об этом, и, разумеется, в нем забурлила ревность. Чужой голос для его песен? Э-э, нет! И что же? Последняя искра честолюбия, которой не было много недель, вспыхнула и запустила в действие механизм выздоровления. В Клаусе вновь проснулся борец. Наконец-то!

Его врач посоветовал какое-то время вообще ничего не говорить, чтобы голосовые связки полностью отдохнули. Клаус слушался его, и, когда теперь все чаще и чаще сидел с нами в студии, он брал с собой маленький блокнот. Когда он хотел нам что-то «сказать», он поднимал руку, словно школьник, мы поворачивались к нему, а он совал нам под нос очередную записку. «Рудольф, чем ты играешь? Пяткой?» — написал он как-то раз. Я растерянно взглянул на него. Что, серьезно? Но Клаус усмехнулся и протянул мне другую бумажку, с большим смайликом. Молоток! К нему вернулась прежняя жизнерадостность. Я уверен, что тогда, без нашей поддержки, будь он вокалистом-одиночкой, он бы давно выбросил свое ружье в бурьян. Но мы стояли за ним, и это придавало ему силы.

Клаус в это время носил на шее высокий воротник, из этого воротника регулярно посылались электрические импульсы на его голосовые связки, чтобы восстановить мышцы. Представляешь это зрелище? При этом он мурлыкал весь каталог «Битлз», сверху донизу, ведь в их песнях не было высоких нот. Прогресс был очевиден, вернее, «ухослышан». Вскоре он уже мог нормально говорить, а энергия, скопившаяся в нем за эти месяцы, так и бурлила. Я чувствовал, что наш вокалист скоро опять станет прежним Стариком.

Последние месяцы изрядно подточили мои нервы, и я позволил себе двухнедельный отпуск на Себу, маленький островок на Филиппинах. За несколько дней до отъезда я встретился с Клаусом.

— У меня идея, — весело сообщил я. — Японцы предлагают нам сделать промоушен. Слушай, завтра я еду в отпуск. Через 14 дней мы встречаемся в Гонконге и вместе летим в Токио. Там мы немножко потремся на Four Seasons, дадим парочку интервью и будем каждый день лопать суши! Так мы сведем наш стресс до нуля и восстановим свои души. Ну, что скажешь?

— I’ll see you in Tokyo, Speedy! («Шустрый, до встречи в Токио!») — засмеялся он и пожелал мне удачного полета.

— Йес-с-с!

Отдых на острове Себу превзошел все мои ожидания. Я полностью зарядил свои аккумуляторы и в результате испытал небывалый творческий подъем. Без особых усилий, между прогулками по пляжу, массажем и прочими расслабляющими процедурами, я сочинил песни «China White» и «Dynamite» — без лихорадки и стресса. Так как и нужно сочинять.

После этого в Японии было действительно круто. Мы с Клаусом наслаждались каждой секундой нашей поездки. Ему было безумно важно испытать что-то приятное после всех унылых месяцев, проведенных в Ганновере. И главное — он снова хотел себя чувствовать рок-н-роллером и забыть про статус немощного пациента.

Моя задумка полностью оправдалась. Энергетика Токио сделала свое дело, и в сердце Клауса вновь засияло солнце. Я немедленно позвонил Дирксу и сообщил радостную весть:

— Дитер, готовь микшерный пульт! Когда мы вернемся в Германию, Клаус включится в дело Я это чувствую. Точно!

И гляди-ка, через семь месяцев после второй операции голос Клауса восстановился! Мы пошли в студию, удалили голос Дона Доккена, и Клаус направился прямо в кабину вокалиста. Случившееся после этого мы все не забудем до конца жизни. Клаус свободно пел! Да как пел! Он стряхнул последние остатки болезни, и мы чувствовали, что в тот момент на Земле не было человека счастливее. Он вложил столько чувства в свое пение, что у нас навернулись на глаза слезы. Притихшие, мы сидели, словно мышки, и не верили своему счастью. Это был magic moment, магический момент. Его пение было более мощным и выразительным, чем когда-либо. Просто поющий динамит.

При нашей поддержке Клаус сумел превратить негативную энергию своей неудачи в нечто позитивное, а потом еще и получить от этого выигрыш. Его новый Iron Voice стал эмблемой альбома, хотя прежний замысел «Блэкаута» был совсем другим.