Московский музыкальный фестиваль мира

Наконец наш шоу марафон привел нас на легендарный Московский музыкальный фестиваль мира. Он состоялся годом позже, 12–13 августа, в Лужниках. Организовали этот Восточный Вудсток наш менеджер Док Мак-Ги и Стас Намин, один из известнейших деятелей культуры в СССР, чей дядя, между прочим, был ответственным за русские истребители МиГи. Всего на шоу побывали более 260 000 человек — по 130 000 каждый день, представь себе! Дух захватывает! Над нашими головами горел олимпийский огонь, а перед нами бушевала огромная масса народу, и от нее исходила энергия, какую я редко встречал. Дух Вудстока ощущался всюду — Peace, Love & Unity. Неописуемо, поверь мне!

Док поставил «Bon Jovi» первой строкой. Наши друзья из США действительно были более успешными, чем мы, но старина Док не подумал, что наша популярность в Советском Союзе уже тогда абсолютно зашкаливала. Конечно же, это поставило его в идиотскую ситуацию. С одной стороны, он хотел соответствующим образом подать своих суперзвезд из США и продемонстрировать Джону, что здесь он главная звезда, и никто другой. С другой стороны, фестиваль был обречен на успех. И вот в конце мы играли прямо перед «Бон Джови». что оказалось — по крайней мере для «Джови» — не совсем удачным раскладом. Впоследствии Джон так описал этот момент: «Скорпионс» выкатились на сцену, как тяжелые танки, и смяли своими гусеницами все, что стояло на их пути. В ту ночь он дал себе слово никогда не выступать после нас. Ведь с нашим уходом половина публики тоже покинула фестиваль. Это была хорошая оплеуха, хотя через какое-то время мы вместе посмеялись над этим. Ричи, Тико, Дэвид, Хью, Джон и Алек, который уже не играет с «Бон Джови», — действительно симпатичные парни, каких редко встретишь в цирке под названием рок-н-ролл. Впрочем, тогда выступали также «Cinderella», «Motley Crue», «Skid Row», «Парк Горького» и Оззи Осборн. What a fucking night! Ну и ночка!

КОГДА СТЕНА РУХНУЛА

Прошло ровно три месяца. Мы с Клаусом как раз были в Париже, в промо-турне от нашей французской фирмы грампластинок. Мы дали несколько интервью и зашли в «Бандуш», самый крутой клуб города, чтобы опрокинуть еще парочку стаканов. Мы сели за большой круглый стол, я спиной к бару, Клаус напротив меня. Над моей головой висел телевизор, но я, разумеется, не видел, что там показывают. Мои мысли крутились вокруг стоявшей передо мной бутылки шампанского. Я вел с французами из фирмы обычную деловую беседу, когда Клаус внезапно вскочил.

— Рудольф, не может быть! — воскликнул он и ткнул пальцем в экран надо мной. — Не может быть. Неужели это стена? Да, стена!

Я вывернул шею и пытался рассмотреть, что там показывают.

— Господи, Клаус! Это невероятно! Люди пляшут на стене! Бред какой-то! Официант, еще шампанского, и побыстрее!

Случилось невероятное. «Ветер перемен», который мы уже почувствовали в Москве на Музыкальном фестивале, смел гэдээровский режим. Десятки тысяч демонстрантов обрушили стену своим мужеством и упорством.

Основа этого была положена в Москве. Я хорошо помню, как Стас Намин за день до начала фестиваля организовал для всех музыкантов и журналистов речную прогулку по Москве-реке до парка Горького на огромном прогулочном теплоходе. Там мирно объединились люди различных национальностей — австралийцы, японцы, англичане, американцы, немцы, а между ними ходили русские солдаты. Я чувствовал себя словно на Ноевом ковчеге. Весь мир в одной лодке!

«Хард-рок-кафе» организовало после этого в парке Горького большое барбекю. Мы уютно сидели все вместе, ели жареные ребрышки, пили водку с кока-колой, а из висевших на деревьях динамиков лился отменный рок-н-ролл. Все это было бы немыслимо еще совсем недавно. Ах, не передать словами, что мы там пережили.

Мы впитывали каждую секунду этого волшебного действа. Все было абсолютно так, как поет Клаус:

 

I follow the Moskva
 Down to Gorki Park
 Listening to the wind of change.
 An August summer night.
 Soldiers passing by
 Listening to the wind of change.
 
 The world is closing in.
 Did you ever think
 That we could be so close, like brothers.
 The future’s in the air
 I can feel it everywhere
 Blowing with the wind of change.
 
 Я плыву по Москве-реке
 До парка Горького,
 Слушая ветер перемен.
 Август — летняя ночь
 Солдаты проходят мимо,
 Слушая ветер перемен.
 
 Мир становится теснее.
 Ты когда-нибудь думал,
 Что мы будем близки, как братья.
 Будущее повисло в воздухе,
 Я чувствую его повсюду,
 Его принес ветер перемен.
 
 

 

Чужие люди стали братьями. Я помню, как мы стояли, опираясь на перила, и смотрели на счастливых людей.

— Клаус, ты помнишь? — размышлял я. — Год назад, когда мы играли в Ленинграде, тогда все было серым. А сегодня? Эту страну просто не узнать. Невероятно, правда?

— Рудольф, здесь еще много чего произойдет — ответил Клаус, не глядя на меня. Вероятно, он уже мысленно сочинял свою песню. И он был прав, впереди было еще очень много перемен. Но тогда мы оба и помыслить не могли, что будем сидеть в Париже и смотреть репортаж о том, как рушится стена. Абсолютно точно, не могли.

Потом про нас долго говорили, что мы выдвинулись на передний план рок-сцены за счет распада СССР и объединения Германии, что мы использовали эти события в своих целях. Нет, это не так. Мы были там. Мы были частью тех событий. Клаус лишь записал то, что видел своими глазами.

ВЕТЕР ПЕРЕМЕН ПО-РУССКИ

Вскоре после этого я предложил Клаусу записать русскую версию «Wind of Change». Я был в восторге от собственной гениальности, идея казалась мне блестящей, но Клаус воспринял ее с сомнением.

— Ты с ума сошел? — спросил он. — Я и русский язык! Перестань, Рудольф!

— Слушай, Клаус, ты подумай сам, — уговаривал я его. — Мы на Красной площади в Москве, сто тысяч фанатов, все круто, и тут ты вдруг запоешь «Ветер перемен» по-русски. Как ты думаешь, как всех это заведет? Старик, у тебя мурашки не бегут при мысли об этом?

Клаус ненадолго задумался, но промолчал. Я продолжал свою атаку:

— Песня вернется к русским зрителям, и они наконец поймут, о чем там речь. Ведь не все зрители понимают по-английски. К тому же ведь это Россия вдохновила тебя на этот текст: «Я плыву по Мисквереке до парка Горького» и так далее. Парень, это будет мегабомба!

Скепсис не покидал Клауса. Я же, наоборот, уже видел нас на сцене, над нами в темное московское небо взлетает пестрый фейерверк, а в ночи звучат наши песни.

— Ты представь себе — может, с нами захочет встретиться Горбачев, а мы тогда подарим ему песню на русском. Вот он удивится!

Да, я не шучу. Тогда я так и сказал Клаусу: «Ты представь себе — может, с нами захочет встретиться Горбачев…»

Идея русской версии «Ветра перемен» еще какое-то время витала в воздухе. В конце концов Клаус привык к этой мысли и дал добро. Мы заказали перевод, но результат получился такой неудачный, что Клаус не мог его петь в таком виде. Время шло, мы занимались другими делами, снова отправились на гастроли, записали песню на испанском — получилось классно и безумно понравилось нашим фанатам в Южной и Латинской Америке. Россия уходила все дальше и дальше на задний план. Потом мы сменили импресарио и однажды ехали в авто с его немецким партнером на очередное выступление. Внезапно в моем сознании всплыла идея русской версии, и я снова пустил шар по кругу Наш новый импресарио сначала прибалдел, но потом из него посыпались идеи. Мол, у него хорошие связи в языковой школе, можно узнать, как и что. Действительно, через несколько дней перед нами лежал перевод — лиричный и замечательно уложившийся в ритм. Клаус немного поупражнялся, наконец спел песню, и вскоре она уже звучала на всех русских радиостанциях. Супер!

Но настоящая сенсация ждала нас впереди! После исполнения песни на русском мы действительно получили приглашение в Кремль на 17 декабря 1991 года — лично от Михаила Горбачева. Неужели правда? Клаус недоверчиво смотрел на меня. «Может, это чей-то розыгрыш?» Все мы были потрясены.

«СКОРПИОНС» ИДУТ В КРЕМЛЬ

Вечером перед нашим отлетом я смотрел новости. Показали русских парламентариев — те сидели в своем зале и дико ругались на Горбачева:

— Где Горбачев? Для немецкой рок-группы он находит время, а нас водит за нос. Мы хотим знать, что будет с нами и страной.

Ого!

Проклятье, подумал я. Разумно ли нам лететь в логово льва, раз там такая накаленная ситуация? Внезапно я растерялся. Советский Союз находился на пороге развала. В стране не хватало продовольствия, нарастало вооруженное насилие, вся нация стояла перед политическим переломом. Короче: в этой огромной стране царил абсолютный хаос. Вряд ли кто-нибудь на Западе знал, что там творилось на самом деле. Даже наши политики. Все это нужно было обдумать!

Но все же мы были всегда готовы к настоящему приключению, так что мы взяли ноги в руки — и поехали! Up and away!

В московском аэропорту нас встретила маленькая делегация и в громадных русских лимузинах повезла в отель.

Город напоминал призрак. Что-то висело в воздухе, и мы это чувствовали. На тот вечер был запланирован ужин с помощником Горбачева. Я по-прежнему думаю, что эта первая встреча была лишь пробной и что русские сначала хотели проверить, можно ли с нами вести разумный разговор. Встреча прошла без осложнений, русские специалисты были высшего класса, мы наслаждались гостеприимством. Но все же, хотя мы и были официальными гостями, никто из нас не знал, состоится ли сама встреча. До последней минуты русские делали из этого огромную тайну. А вообще, ситуация получилась удивительная — пять рок-музыкантов из Ганновера сидели в роскошном московском отеле и ждали Горбачева, в то время как весь мир не сводил глаз с этого человека.

На следующий день все прояснилось. Мы пронеслись по городу с огромным эскортом, и, наконец, перед нами возникла пышная правительственная резиденция. Мы ненадолго остановились перед знаменитыми воротами, через которые въезжают в Кремль только официальные гости. Полиция повернула — им въезд был запрещен, — а мы продолжили путь. Потрясающий момент. Потом мы шли по бесконечным коридорам и оказались в роскошном фойе. Впереди, у двери, нас уже ждали представители международной прессы. Ровно в 17 часов к нам вышел Горбачев с супругой и обменялся с каждым из нас крепким рукопожатием.

Идея, самая невероятная, может осуществиться, если в своих мыслях ты ее отчетливо представляешь.

Наш бывший американский менеджер Дэвид Кребс не поверил своим глазам, когда в своем нью-йоркском бюро смотрел по Си-эн-эн прямой репортаж из Москвы и внезапно увидел наши улыбающиеся физиономии. Он действительно подумал, что над ним подшутили его ассистенты и поставили видео.

Журналисты фотографировали, задавали вопросы, но через несколько минут Горбачев объявил, что официальная часть встречи закончена и теперь он хочет побеседовать со «Скорпионс» приватно.

Мы поговорили о разных вещах. Постепенно разговор зашел о Хрущеве и его легендарном приступе ярости на сессии ООН в 1960 году. Тогда ему показалось, что его речь слушают невнимательно, он снял свой ботинок и стал молотить им по трибуне. Да!

Ну вот, мы от души посмеялись над этим, Горбачев тоже улыбался:

— Да-да. Это же был рок-н-ролл!

Для нас вся эта встреча была рок-н-ролл пока не вошел секретарь Горби: Франсуа Миттеран на проводе. Для Горбачева это означало: Bock to Business! Назад к делам!

На прощание мы исполнили нашу русскую версию «Wind of Change», и Горбачев шепнул нам:

— Друзья мои, вы единственные музыканты, которые когда-либо были приглашены в Кремль, и вы даже исполнили здесь рок-музыку. Не скоро такое повторится. Не забывайте это!

Вскоре он, президент Советского Союза, сложил с себя полномочия.

Разве не удивительная история? Так что, если тебе кто-то скажет, что твои мечты не сбудутся, вспомни нашу историю. Идея, самая невероятная, может осуществиться, если в своих мыслях ты ее отчетливо представляешь.

 3. ОБРАЩАЙ ВНИМАНИЕ
 НА ЗНАКИ ВОКРУГ ТЕБЯ
 

Мой путь к гитаре не был прямым.

Как многое в жизни. Love at first sting? Любовь с первого укуса? Обознался! Я хорошо помню ту поездку на машине во Фрейбад в конце пятидесятых. Отец включил тогда приемник, и я впервые задумался над тем, что звучало из двух маленьких динамиков. Болтовня ведущего меня не интересовала, мне было важно другое: музыка!

Завороженный, я сидел с широко раскрытыми глазами на заднем сиденье нашего авто и был одновременно восхищен и удивлен. При всем своем старании я не мог понять, что это такое и, главное, как получаются такие звуки. Тогда я спросил об этом маму, которая сидела впереди и держала на руках моего младшего брата.

— Рудольф, слушай: музыка получается, когда много людей собираются вместе и играют на разных инструментах, — сказала она. — И в конце звучит песня, которую передают по радио.

В соответствии со вкусом моего отца это были немецкие и итальянские шлягеры самого дурного сорта. Но таким был в то время мейнстримный вкус большинства немцев. Гораздо важнее для меня было то, что мама своими объяснениями пробудила во мне интерес. Теперь я знал, как получается музыка. Но ведь должно существовать и что-то другое, кроме этих слащавых завываний, размышлял я. Такая мысль не шла у меня из головы. С тех пор я держал по ветру свой маленький чуткий нос и хотел узнать, куда он меня приведет. Приключение начиналось.

ВРАТА В ЧУЖОЙ МИР

Раз в неделю отец водил маму на танцы. Либо в «Табу» в Ганновер, либо в «Четыре липы» в Хильдесхейме. Этого вечера я с нетерпением ждал несколько дней, ведь для меня он означал: я буду слушать радио!

Я нетерпеливо слонялся по своей комнате. Хлопала входная дверь — мой стартовый сигнал. Потом, полный предвкушения, я мчался в гостиную и шлепался на стул перед отцовским радиоприемником. Всякий раз, когда я шарил по коротким и средним волнам, у меня учащенно стучало сердце. Приходилось очень аккуратно крутить маленькое колесико, и ты никогда не знал, что поймаешь на этот раз. Именно в этом и состоял весь интерес.

Мои самые любимые станции назывались «Радио Люксембург», «Радио Монте-Карло» и, разумеется, «Радио Каролина», легендарная пиратская станция, вещавшая с борта корабля в нейтральных водах у побережья Англии. Абсолютное безумие. В противоположность немецким радиостанциям они передавали рок-н-ролл из Англии и Америки: Чак Берри, Литл Ричард, Джерри Ли Льюис! В самих именах исполнителей словно звучал широкий мир, искрила энергия, бурлившая и в их песнях. Словно по эфиру носился гигантский смерч. Никакого сравнения с музыкой, которую слушал отец. Я садился поудобнее на ковер, закрывал глаза и, навострив уши, впитывал в себя все, что слышал.

Радио было моими воротами в совершенно новый мир. Тот мир, у которого не было абсолютно ничего общего с затхлой мелкобуржуазной провинцией, где я жил. И то, что в этом таинственном мире стоял такой невероятный шум, меня ничуть не смущало — наоборот, это создавало особенную, загадочную атмосферу. Чем больше я слышал песен, тем отчетливее замечал, что гитара — самый мистический инструмент. Впрочем, возможно, это было связано с тем, что я уже был страстным фанатом Элвиса Пресли, который именно во Фридберге проходил армейскую службу. Элвис, который, как известно, даже не умел толком играть на гитаре, часто фотографировался с нею, так как она была символом жизненного кредо целого поколения. Бадди Холли, Эдди Кокран — все они позировали с гитарой, словно говорили: «Глядите-ка, скучные обыватели. Это свобода!» Именно свободы я и хотел — я хотел быть кем угодно, только не тупым обывателем. Слушая радио, я ощущал свою связь с целым миром. Неописуемое чувство, которое невозможно себе представить в нынешнюю эпоху Интернета. В те редкие моменты я был членом тайного общества, обнаружившим частоты чужой планеты. Перед возвращением родителей с танцев я уже лежал в посте ли и фантазировал, какова жизнь там, на другой стороне Неделя за неделей. Месяц за месяцем. Год за годом.

МОПЕД ИЛИ ГИТАРА?

В начале шестидесятых мопед был так же важен для подростка, как и рок-н-ролл. Джеймса Дина уже не было в живых, он умер в 1955 году, но его снимки, где он в кожаной куртке, с сигаретой и на мотоцикле, были всюду. По крайней мере, в головах. Да, и я тоже хотел бы быть таким, и я не хотел принадлежать к этому пыльному мирку. Хоть мне и было тогда 13 или 14 лет, но вся эта скучная, правильная жизнь была не для меня.

В один прекрасный вечер ситуация начала меняться. Дело в том, что я долго ждал удобного момента и за ужином как бы невзначай заметил, что, вообще-то, мопед — отличная штука. Мое шестнадцатилетие и, соответственно, права на вождение, еще были впереди, в сиреневом тумане. Но ведь нелишне прощупать настроение предков…

— Не-е, не-е, мой мальчик, — ответил отец как бы нехотя, то твердо. — Это не укладывается ни в какие рамки. Ты хочешь попасть в аварию? Только без моей помощи.

Хотя мой отец был очень толерантным человеком, тема мопеда была для него красной тряпкой. Через несколько месяцев после того разговора, когда он понял, что я серьезно интересуюсь музыкой, он отвел меня в сторону и сказал:

— Мальчик мой, скоро у тебя день рождения. Ты не возражаешь, если я подарю тебе хорошую гитару?

Что за вопрос! Конечно, я мечтал о гитаре. Да еще как! Но все же после первой радости я довольно быстро почувствовал разочарование и надолго повесил гитару на гвоздик: я увидел, что у меня ничего не получается, и не хотел выглядеть неудачником в собственных глазах. Проклятье! Хотя этого и следовало ожидать.

Гитара и я! Любви с первого взгляда, во всяком случае у нас, не вышло. Мне чего-то не хватало, какой-то искры, чтобы гитара ожила в моих руках. Гораздо охотнее я гонял в футбол с друзьями из спортивного клуба.

ВАЖНЫЙ ВОПРОС: КЕМ Я СТАНУ?

Близился конец года, и мы должны были выбрать себе какую-то профессию. Мои приятели стали каменщиками, столярами, плотниками или плиточниками и были довольны сделанным выбором. Меня все это не привлекало. Меня тянуло к чему-то другому, хотелось внести в свою жизнь немного динамики. Хотелось ездить по свету, попадать в опасные и увлекательные ситуации, испытывать необыкновенные приключения — вот это была бы жизнь! А так что — тьфу!

Мой первый выбор я остановил на ремесле парикмахера. Признаться, у меня были довольно наивные и романтические представления об этой работе, она казалась мне необыкновенно творческой. Кроме того, в том возрасте я часами возился со своими волосами (впрочем, такая привычка у меня сохранилась и по сей день). На лбу я сооружал себе локон, как у Элвиса, а сзади у меня была фокухила, как у футболистов. (Фокухила — от немецкого: Vorne kurz, hinten lang — спереди коротко, сзади длинно. — Прим. пер.) Что-либо нелепее трудно вообразить но полвека назад это считалось круто. Почему я недолго щелкал ножницами возле чужих волос? Потому что все хозяева парикмахерских были неопрятными. К счастью, я вовремя прозрел и понял, что мастер не каждый день делает стильные прически шикарным клиентам. Реальность оказалась скучной и унылой. Я часами подсушивал феном перманент у пожилых дам, слушал разговоры о попсовых певцах, а в качестве чаевых получал щипок зада. И все это не имело вообще никакого отношения к рок-н-роллу.

О’кей, теперь я хотя бы понял, чем я не хочу заниматься. Но и только. Чем мне нравилось заниматься? Ни малейшего представления! У меня неплохо шла физика, значит, я мог бы выбрать профессию монтера связи. Ладно, попробую. Я попытался устроиться в компанию «Сименс», но провалился вчистую. Ал лилуйя! Что теперь? Кто-то из приятелей рассказал мне, что сравнительно неплохо можно зарабатывать в «Хастре», Ганноверско-Брауншвейгской энергетической компании, и что там даже имеются вакансии. Моя мама постепенно теряла терпение, вот я и подумал: черт с ним! Раз ты не знаешь, кем хочешь стать, тогда устраивайся туда, где хорошо платят. Так я и начал учиться на электромонтажника по силовым сетям. Ю-у-ху-у!

Зачем я рассказываю этот не очень увлекательный эпизод своей биографии? Очень просто! Потому что для меня это был очень важный урок. Впервые в жизни я пошел по пути зарабатывания денег. Вместо того чтобы подумать хорошенько и определить, что мне нравится делать, я поддался на уговоры и пошел учиться, лишь бы успокоить свое окружение, в данном случае родителей. Мой выбор профессии оказался впоследствии не совсем бесполезным, но внутренне никак меня не обогатил. В первые годы существования «Скорпионс» мой технический опыт не раз и не два спасал наше выступление — я мог быстро припаять мембрану динамика или проверить электрику установки. Но, разумеется, это было не главное.

Первый год учебы в профучилище я почти полностью провел в мастерской и скучал до смерти. Пытаясь хоть как-то развлечься, я смастерил себе мини-гитару и устраивал для коллег маленькое рок-н-ролльное шоу. Двигаться я уже умел. Да! Свою учебу на электрика я вообще не воспринимал всерьез, так как эта профессия для меня вообще ничего не значила. Я хотел жить интересно, больше ничего. К сожалению, такая моя позиция была эксклюзивной Мои старшие коллеги были вполне нормальными людьми, но невероятно строгими. Конечно, время от времени они смеялись над моими фокусами, но не от души, а вымученно. В их сознание не вмещалось то, что и на работе есть место шутке и что благодаря этой энергии можно развиваться дальше. Ради хороших денег нужно работать, упираться рогом, есть землю и надрывать жилы! Только такую работу они считали честной! В поте лица своего!

Для меня такое мышление было четким признаком их неуверенности в себе. Заглушая ее, они изо всех сил пыжились и строго глядели на коллег. Они были так убеждены в важности своей работы, что мне ни на секунду не хотелось им подражать. В глубине сердца они были несчастны. Конечно, не все, ради бога, но большинство из них. Это заставляло меня задуматься. Я не хотел становиться такими, как они.

Через каждые два месяца мы сдавали практические экзамены. Тогда я садился на задний ряд, так как оттуда было видно весь класс. Мастер давал сигнал к старту, начинались гонки за лучшую оценку. Сначала я наблюдал пару минут, как остальные ученики бешено точили свои куски металла, стремясь стать первыми. И вскоре изо всех углов я уже слышал: «Ой, что я делаю?» — «Черт возьми!» — «Проклятая железка!»

Что происходило? Они концентрировались не на работе, а были в мыслях уже в будущем, при раздаче оценок. Они уже видели себя победителями или проигравшими, и это приводило к тому, что они стачивали лишнее и снова начинали сначала. Часто излишняя динамика и таит в себе начало краха. Нет смысла выкладываться, как сумасшедшему, не зная толком, что делаешь. Если ты куда-то торопишься, иди медленно!

Я смотрел на напильник, на кусок металла, которые лежали передо мной, и не спеша прикидывал, как должен выглядеть результат. Пока остальные лихорадочно работали руками, я говорил себе: Рудольф, не спеши и не забывай отпускать свои шутки. Если ты не будешь дергаться и сохранишь хорошее настроение, ты сдашь работу в указанный срок. А лучшим тебе быть необязательно!

С таким настроем я всегда отлично справлялся с заданиями и заканчивал их даже раньше, чем те, кто лихорадочно орудовал напильником. Начинать всегда трудно, я это знаю не понаслышке. Пишешь ли ты книгу, сочиняешь ли песню или обрабатываешь кусок металла. Но если ты сохраняешь голову холодной и не теряешь веру в свои способности, ты автоматически попадаешь в поток и тебя поддерживает сама природа. Работа, на которую ты мог потратить целую вечность, получается у тебя легко и быстро. Не веришь? Вот увидишь!

Вот что я скажу тебе по секрету: я недавно отпраздновал свое 61-летие и не мог припомнить, когда я в последний раз упирался рогом по-настоящему. Да-да, я прекрасно понимаю, что такие заявочки кому-то покажутся хвастливыми и заносчивыми, да еще во время столь высокого уровня безработицы, как сейчас. Тем не менее я пишу об этом, так как считаю это важным. Просто я убедился на собственном примере, что упорным трудом ничего не добьюсь, и принял решение больше и не пытаться. Правда, на встречах с фирмами грамзаписи и другими партнерами по бизнесу мне часто приходилось делать вид, что я готов, как трудоголик, крутиться день и ночь. Но это только для того, чтобы у них не возникало ощущения тотального проигрыша. Ведь если ты получаешь от жизни больше, чем твое окружение, да еще и дурака при этом валяешь, немедленно возникают зависть и недовольство. Хотя все очень просто. Держи нос по ветру и ищи то, что радует твое сердце. И когда ты найдешь работу, о которой мечтал, она перестанет казаться тебе борьбой, да и вообще, перестанет казаться работой. Понимаешь, о чем я говорю?

Держи нос по ветру и ищи то, что радует твое сердце.　

Недавно большой портал, ведающий вопросами трудоустройства и карьеры, опросил 1385 человек в Германии, Австрии и Швейцарии. Выяснилось, что каждый второй немец недоволен своей работой и, будь у него такая возможность, занялся бы совсем другим. Итак, половина всех немцев вынуждена упираться рогом каждый день, чтобы не отставать от коллег. Каждый второй немец несчастен. Ужас, правда?

Тут мне припомнилась еще одна история. Как-то утром я, еще толком не проснувшись, притащился на кухню. В 7 часов уже начиналась работа, значит, вставать приходилось соответственно раньше. Мама уже встала и готовила мне завтрак.

— Доброе утро, — поздоровался я, как обычно. — Скажи, какой вообще смысл в жизни?

Я не готовил эту фразу заранее, она вырвалась сама собой. Мама хмуро взглянула на меня и снова занялась нарезкой сыра.

— Вот я встаю каждое утро, проклинаю будильник и иду на работу. Какой во всем этом смысл? — не унимался я.

— Да, в жизни все так устроено! — услышал я в ответ. Я остановился в дверях и ждал продолжения маминой фразы. Но она лишь напомнила: — А теперь поторопись, мой мальчик. Ты и так уже опаздываешь.

Разочарованный, я собрал свои шмотки и двинулся на работу. В жизни все так устроено! Слова матери не шли у меня из головы. В жизни все так устроено! Но почему так? Я не понимал. Дни шли за днями, а угрюмые физиономии моих коллег ничуть не менялись.

ВИТРИНА МОЕЙ МЕЧТЫ

Это произошло в первую апрельскую неделю 1965 года. Я почти на полчаса опоздал в профучилище. Меня ждал разъяренный преподаватель. С красным от гнева лицом он прочел мне лекцию на тему пунктуальности. Я и без этого запустил занятия, моя успеваемость катилась под гору, и он воспользовался случаем и высказал мне все, что обо мне думал.

Я стоял посреди класса. Все было как обычно, но я внезапно почему-то почувствовал себя посторонним. Я смотрел на одноклассников, не сводивших с меня напряженных глаз, на дико жестикулировавшего учителя и чувствовал, как во мне растет непривычное чувство свободы. Той свободы, которая не имеет ничего общего ни с классом, ни с находящимися там людьми. Временами до меня долетали какие-то обрывки фраз, но меня они абсолютно не интересовали. Тому, что я впервые по-настоящему осознал двадцать минут назад, суждено было в корне переменить мою жизнь.

Каждую среду я ехал на трамвае за 20 км из Зарштедта в Ганновер, в профучилище. Утром туда и днем обратно. Меня это не слишком удручало, но мама так хорошо сказала: «В жизни все так устроено!» В этот день недели мне больше всего нравилась дорога от трамвайной остановки до училища: я проходил мимо всех лавок и магазинов, больших и шикарных, не то что в моем городишке!

В ту среду я опаздывал. Стрелка часов уже подползала к восьми, и мне надо было торопиться, чтобы успеть к звонку. Но в тот момент время показалось мне самой банальной штукой на свете. Стоял прекрасный весенний день, даже в этот ранний час было уже тепло. Я чинно шагал по улицам вместе с толпой людей, спешивших на работу, только я двигался в людском потоке чуть медленнее, чем они. Вдруг я застыл как вкопанный, словно меня задержала невидимая рука. Множество раз я проходил мимо этой витрины и бросал на нее взгляд, но в то весеннее утро она меня поразила.

Тогда еще у нас не было специализированных точек продажи грампластинок. При везении где-нибудь в дальнем углу местных «Электротоваров» можно было увидеть кучку самых популярных пластинок. Такие лавки назывались во всех городках одинаково: «Электро-Бринкманн», «ХиФи-Мюллер» или «Теле-Халльманн». Остолбенев, я стоял перед такой вот лавкой. Впервые я видел в углу витрины конверт грампластинки. На меня смотрело мое собственное отражение в стекле витрины. Я носил коричневую кожаную куртку с индейской бахромой. Длинные каштановые волосы падали сзади на плечи. Welcome to the wild sixties! Добро пожаловать в дикие шестидесятые! Зарождалось движение хиппи, и мы все старались немного походить на Джона Леннона. Правда, я не носил ни сандалии, ни жуткие рубашки «батик», как раз входившие в моду. No way! Ни за что! Словом, время было интересное. Саунд-трек к джеймс-бондовскому фильму «Goldfinger» занял высшее место в американском рейтинге Billboard-Top-100. Малькольм Икс был убит за два месяца до этого в Нью-Йорке. В это время первые американские подразделения высадились во Вьетнаме. Впрочем, в избытке было и множество других причин, чтобы выступать за мир и любовь. Одни протестанты украшали свои волосы цветами, другие пели песни в стиле рок.

Так вот, я замер перед витриной. Маленькие красочные «синглы» притягивали меня с неодолимой силой. Я не мог противостоять этому волшебству. Меня словно кто-то загипнотизировал. Номер одной из категорий, «Downtown» Петулы Кларк, был чем-то закрыт. Рядом лежали пластинки «Viva Las Vegas» Элвиса и «House Of The Rising Sun» группы «Animals». Прямо под ними стояли в ряд: «Rolling Stones», их дебютный альбом, «Another Side Of Bob Dylan», его четвертый альбом, «Live at the Apollo» Джеймса Брауна и, конечно, лидер немецких альбомов «Beatles For Sale» ясно кого — Ринго, Джорджа, Пола и Джона.

Конечно, все это было замечательно, но потом я увидел концертную афишу Гамбургского звездного клуба, где был ансамбль под названием «The Rattles». Эти гамбургские ребята были тогда самой популярной немецкой рок-группой. Они ездили по Англии с Литл Ричардом, братьями Эверли и «Роллинг Стоунс», играли в легендарном «Каверн Клабе» в Ливерпуле. Они даже оценивались на родине рок-музыки как немецкие «Битлз» — наивысшая оценка, о какой только могли мечтать немецкие музыканты. Тогда я слабо представлял себе музыкальный бизнес, точнее, вообще не имел о нем представления, но заметил, конечно, шум вокруг этой группы. Но прежде всего меня заинтересовало то, что эти музыканты прибыли не из удаленной Англии или даже США, а жили по соседству со мной.

Когда я увидел афишу, меня охватило чувство легкости, неизведанное мною до того времени. Мне показалось, что те парни, старше меня лишь на пару лет, осуществляли мою мечту. Еще я представил себе, как было бы круто прочесть мое собственное имя на такой афише. Я отчетливо представил себе, как я стою на сцене и играю на гитаре, как мое имя красуется наверху конверта грампластинки и с каким восторгом меня встречают благодарные зрители.

Тут произошло нечто непостижимое. Буквы на афише группы «Rattles» ожили, и я на мгновение прочел там свое имя. Такого со мной никогда еще не случалось. Я был словно наэлектризован, я не знал, снится мне это или я все вижу наяву. По спине бежали мурашки. Что было со мной? Может, на меня сошло какое-то видение? Был ли это знак, посланный универсумом? Я этого не знал, но эти галлюцинации, такие явственные и реальные, мгновенно открыли мне глаза: «Рудольф — вот твое призвание! Рок-музыка — вот твой путь!»

Это мгновение стало для меня поворотным моментом абсолютно во всем. Впоследствии я часто удивлялся слепоте людей, идущих по жизни. Счастье лежит так близко от них, но они его не видят. Хотя, казалось бы, протяни руку и возьми его. Но если ты выбрал верное направление, тогда мир вокруг тебя выстроится по-новому, даже без твоих усилий. Ты получишь дополнительные силы, и произойдут вещи, которые ты даже представить себе не мог. Все, что тебе останется делать, — воспринимать свое окружение каждой порой твоего тела и в любое время суток. Гитара, мопед, слова твоей матери, витрина, лица коллег по работе, мечты и сны — все эти разные компоненты внезапно соединились в моей голове, и из разрозненных кусочков мозаики сложилась ясная картина.

Если ты идешь по жизни с открытыми глазами и ушами, если ты видишь всякие мелочи, попадающиеся тебе по пути, значит, ты найдешь верный путь. Это как в игре «Следопыты». Следи за стрелками, которые нарисованы мелом на дороге! Вслеленная постоянно посылает тебе сигналы, тебе остается лишь настроить на прием свою антенну. Ты ориентируешься по ним, но при этом не забываешь и слушать свое нутро, самый надежный советник. Твоя голова может завести тебя не туда, куда нужно, а нутро никогда не подводит. И если сердце дает тебе добро, значит, твои действия диктуются верными мотивами, все правильно. Как уже говорилось, золото валяется у тебя под ногами. Тебе остается лишь поднять его и отбросить страх перед ответственностью, связанной с таким богатством.

КОГДА АКСЕЛЬ РОУЗ

УСЛЫШАЛ «СКОРПИОНС», ОН ПРОЗРЕЛ!

Однажды Аксель Роуз рассказал нам с Клаусом сумасшедшую историю о том, как он узнал о нас в начале девяностых в Лондоне, на концерте, посвященном памяти ушедшего из жизни Фредди Меркьюри. В то время мы, как и он, находились на пике своей карьеры. Послушайте! Аксель сообщил нам, что он решил стать певцом благодаря «Скорпионс». Без шуток!

В начале восьмидесятых он остановил автомобиль на светофоре в Лос-Анджелесе. Со всех сторон на него лилась громкая музыка. Сначала он не обращал на нее внимания. Потом он заметил, что почти из всех автомашин звучали различные песни «Скорпионс». Он знал все. Когда зажегся зеленый свет, он истолковал этот момент как своеобразный знак судьбы и подумал: «Все ясно, поиски закончены. Я пойду по стопам Скорпов и стану рок-музыкантом!» Как повернулась его судьба, мы все знаем. Он основал группу «Guns N’Roses», по сегодняшний день одну из самых успешных рок-групп, и продал почти сто миллионов грампластинок.

Всего это Аксель смог добиться лишь благодаря тому, что в решающий момент он чутко прислушивался к знакам, которые посылала ему судьба. Есть много примеров, когда люди оказываются в похожей ситуации и ничего не замечают, поскольку мысленно находятся где-то в другом месте. Так они спят всю жизнь, а потом еще и удивляются, почему не им, а кому-то другому достаются успех и удача. Take Me Down То Paradise City? Отведи меня в райский город? Нет, ты давно уже в нем. Только раскрой глаза!

Надо прожить свою жизнь так; как ты ее представляешь, а не так, как ждут от тебя другие!

Я все еще стоял, раскрыв рот, перед витриной и размышлял о своем новом будущем. Какой это был момент! Потом я помчался, как сумасшедший, по улицам, переполненный ликованием. Все встало на свои места. Решающим фактором была не столько музыка и не гитара, а это стремление ездить по всему миру с друзьями, с настоящей рок-группой, пережить вместе с ними то, о чем когда-то говорила мне, малышу, моя мама: «Музыка получается, когда много людей собираются вместе и играют на разных инструментах. И в конце звучит песня, которую передают по радио». Я увидел себя в одном ряду с «Rattles», «Стоунс» и «Битлз», после чего выволочка, полученная от моего мастера, больше не имела для меня никакого значения. В мыслях я уже стоял в Нью-Йорке, на сцене Медисон-сквер-гарден, или в Лондоне, в «Хаммерсмит Аполло», и купался в овации, устроенной моими фанатами. Уверяю тебя, у меня побежали мурашки по спине. Ведь в тот день я получил, пожалуй, самый важный урок в своей жизни: надо прожить свою жизнь так, как ты ее представляешь, а не так, как ждут от тебя другие!

Итак, пришел момент, когда я достал из шкафа свою гитару. Искра, которой я так робко ждал столько времени, наконец-то вспыхнула. Через несколько дней я увидел в музыкальном журнале объявление: «Как научиться игре на гитаре в недельный срок?». Превосходно, подумал я и написал письмо в фирму, которая находилась в Италии. Через несколько дней мне прислали домой учебные материалы.

Моя гитара стала для меня самой верной спутницей. Я упражнялся как одержимый. Когда мама звала меня к обеду или ужину, я лишь кричал в ответ: «Я сыт!» Любую свободную минуту я проводил со своей шестиструнной подружкой, изучал ее своеобразие и учился ее понимать. За меня очень беспокоилась бабушка, ведь я перест