Глава шестьдесят восьмая. Рождественские дары

Его губы едва ощутимо скользят по векам, прихватывают ресницы. Горячее тело, юное, податливое со сна — впадина поясницы, изгиб бедра... Гарри замирает, судорожно вздыхает, притворно пытаясь отстраниться:

— Я... я разбудил тебя, да?

Конечно, если ты уже несколько минут водишь носом вдоль виска, целуешь уголки глаз, пыхтишь в ухо... разве ты мог не разбудить? Такой мягкий, теплый, разомлевший под одеялом. Так сладко касаться тебя...

— М-м-м, мистер Поттер, думаю, вы бы и Белоснежку в хрустальном гробу растолкали.

— Это которая ела отравленные яблоки?

И опять его губы так близко...

— Да, представь себе, целыми корзинами, так что злая мачеха...

Гарри проводит языком по твоему подбородку, будто смакуя шарик мороженого, хихикает, говорит, что ты ежик, выставивший колючки, и целует вновь, а сам уже вероломно закинул колено тебе на бедро.

— Так что у злой мачехи не осталось в саду ни единого яблочка, а Белоснежка так и ела их. Прямо с огрызками. Отравленными. И требовала еще и еще.

Его член толкается тебе в живот, твои ладони скользят по его плечам, спине, он такой... у тебя замирает дух. Ты бы никогда не отнял рук, он... такой горячий... нежный шелк его кожи под твоими пальцами. Ты хочешь получить сразу все, взять, но ты медлишь.

— И... и злая королева казнила своих слуг, когда... ах.... Сев, не... н-не надо, не... когда они возвращались ни с чем. Не кусайся.

Теперь "сказочник" оседлал твои бедра, откидывает голову назад, его ладонь уверенно опускается вниз, движется... Гарри уже вскрикивает от нетерпения, ну же! Нет, он внезапно замирает, смотрит тебе в глаза... взгляд такой хитрый. Нет, он не потерял голову. Чуть приподнимается, твой член скользит между его ягодиц. Ах, мы, оказывается, знаем заклятия! Что ж, вы быстро учитесь, мистер Поттер, особенно тому, что не значится в школьных программах. Ты пытаешься придержать его, но не успеваешь — он чуть уловимо вздрагивает, зрачки расширяются, ему, должно быть, больно, а он словно играет. И этот дерзкий взгляд: "Думаешь, сдамся?" Как будто это он сейчас берет тебя...

Ты оглаживаешь его ягодицы, проводишь по бедрам, ощущая едва уловимую дрожь. Касаешься талии, где выступили крохотные бисеринки пота, а он хватается за деревянную перекладину в изголовье, его тело опять идет вверх... вверх и снова вниз. Приоткрытые вишневые губы, срывающееся дыхание... Он двигается так, что ты входишь в него глубоко-глубоко, но уже не помнишь о том, что можешь причинить ему боль. И прикрываешь глаза. Пусть делает что хочет. Пусть потом упадет на тебя, зарываясь носом в подушку, легко прикусит кожу у тебя на плече и будет еще долго лежать неподвижно. А ты станешь ласкать его — гладить влажную от испарины спину, бездумно, медленно перебирать его волосы — и он задремлет, как наигравшийся котенок.

Ты улыбаешься, слушая, как он дышит. Ты не можешь прекратить касаться его — жажда дотрагиваться до него беспрестанно поселилась в твоих пальцах, жжет ладони. Как сладостно обладать им, как... И запах его тела — ты словно плывешь на легком облаке над усыпанной цветами поляной. В час полудня, когда ароматы трав и нектар переплетаются в напоенном зноем воздухе.

— Гарри...

— У-у-у... — он только глубже зарывается в подушку, не переставая подставляться под ласкающую его руку.

За окнами уже разгорается день, который вы, мистер Снейп, вообще не планировали начинать с постельных упражнений. Вы собирались поить Героя зельями, давать сонное, кроветворное, беспокоиться за сохранность его рассудка, а вместо этого вы...

— Гарри, а подарки хочешь?

— Что? Ох ты... а сегодня...

— Двадцать пятое декабря. Разве тебе не рассказывали, что каждый, кто хорошо вел себя в прошедшем году, может смело заглянуть под елку и обнаружить там что-нибудь от местного Санты?

— Я сейчас, я... подожди!

Он мгновенно вскакивает, торопливо набрасывает халат и вылетает из спальни — ты слышишь, как хлопает дверь в его комнату, судя по звукам, там он впопыхах налетает на что-то, почем зря поминает Мерлина с Морганой, стучат дверцы шкафа, шуршит оберточная бумага. Интересно, он-то когда успел припасти подарок? Подарок... вам подарок, мистер Снейп! Не от мифического седобородого деда в санях, в котором ты разуверился, наверное, едва научившись говорить. Нет, от самого мистера Поттера. От Гарри. Признайся, это же гораздо лучше. Ты потягиваешься, скашиваешь глаза в сторону пушистых зеленых ветвей — там золотится обертка, перевитая блестящими ленточками. Ты был против, но продавщица в магической лавке настояла, сказала, так принято. Ты не большой специалист во всем, что касается подарков и праздников, так что не стал спорить. Хотя скромная упаковка твоего второго дара нравится тебе гораздо больше — серые и коричневые квадраты с очертаниями крошечных паровозов. Черт, и опять какое-то воспоминание мелькает где-то на краю памяти, как будто бы ты позабыл о чем-то важном...

Гарри, прикрывая свой дар полой халата, протискивается в дверь спальни, ты протягиваешь руку — нет, вовсе не для того, чтобы получить свой подарок — тебе просто хочется опять коснуться его, поймать, притянуть к себе в обволакивающее тепло вашей общей постели, не выпускать до самого обеда, но он успевает увернуться и вот уже раздвигает еловые ветви, устраивая под ними рождественское чудо, выбранное им для тебя. И оборачивается, а глаза сияют... будто он и вправду ребенок и все еще верит в чудеса, хотя давно творит их своими руками.

— Давай вместе смотреть. Ух ты, а тут много! Для тебя три вместе с моим, а для меня... слушай, а почему для меня четыре?

— Два от меня.

Северус запахнул полы халата и приблизился к Гарри. Ему хотелось взглянуть, как тот будет распаковывать его подарки и в то же время... он и сам не признался бы себе в том, что этот момент немного страшил его. Когда выбираешь что-то для посторонних, ты не сомневаешься — главное, чтобы твой дар выглядел достойно и уместно. Но вот с Гарри все было иначе: юноша слишком открытый, он не сможет замаскировать свое разочарование, если ты не угадал, не угодил, а тебе ведь... черт, тебе так хочется, чтобы он был рад именно твоему подарку, а не тому, что прислали для него Валльштайн или Изабо.

А он оглядывается на тебя через плечо, и в глазах его та же тревога.

— Вот, — он чуть ли не обреченно указывает на сверток у своих ног, — я... ты посмотри, если тебе не понравится, я... я просто не уверен, что у тебя такой нет, так что...

Праздничное подношение от мистера Поттера не может похвастаться пестротой обертки и безвкусной пышностью декоративных бантов: хорошо выделанный пергамент и красный оттиск, хотя и на нем тоже еловые ветви и алый колокольчик: "Антикварная лавка Рюдигера Шварца желает Вам Счастливого Рождества!"

— Сев, открой, я... — он смотрит на тебя требовательно и одновременно беззащитно, как будто готов выслушать сейчас любую отповедь. — Я правда не знал, что тебе подарить, нет, то есть, я бы много чего тебе накупил, если бы меня кто-нибудь выпустил из этой долины. А так пришлось заказывать по каталогу у Валльштайна, он... мы с ним договорились, что я отдам ему деньги потом, когда мы получим наследство, ну, мы же его теперь все равно получим. И... если у тебя уже такая есть, то мы можем обменять на другую, но эта мне понравилась, понимаешь, если у тебя ее еще нет, то...

— Малыш, перестань...

Темная кожа переплета, сейчас она кажется почти черной, на уголках заломы, желтоватые страницы, алые литеры в начале каждой главы, тщательно выполненные рисунки. "О растениях редких и наиредчайших". И имя автора — того самого, которого ты, еще будучи студентом Хогвартса, не безосновательно числил среди своих предков. Диармейд Принс.

— Северус, что ты молчишь? У тебя такая есть, да?

Ты привлекаешь его к себе, хотя удерживать в одной руке толстенный фолиант не так-то просто:

— Нет, конечно. Откуда? Это же невероятная редкость.

— Ну да, — Гарри облегченно выдыхает и заметно оживляется. — Я еще Валльштайну сказал, когда ее прислали, что она выглядит очень потрепанной. Даже поменять просил. Знаешь, он так смеялся...

— Диармейд Принс жил в пятнадцатом веке. Считается, что все его сочинения были уничтожены.

Ты никогда не знал наверняка, но тебе приходилось читать об этом. Темные маги, среди которых было немало отравителей... Интересно, кто писал историю твоей семьи для волшебного мира?

— Спасибо тебе, малыш, — ты касаешься губами его виска. — Теперь посмотрим, попал я или нет. Я дал себе целых две попытки. Твоя очередь. Открывай!

Гарри садится на корточки и извлекает на свет большую продолговатую коробку, зачем-то встряхивает ее и удивленно подносит к уху — из-под слоев упаковочной бумаги доносятся приглушенное жужжание и свист.

— Сев? Там же не может быть что-то живое, да?

— А тебе бы хотелось?

— Мне? — он на секунду задумывается, отчего-то прикусывает губу. — Нет, сейчас уже, наверное, нет. Раз у меня есть Гримвард и Клаудрик... куда мне еще? Но вот когда ты рассказывал, что у твоей матери питомник со всяким волшебным зверьем... тогда я думал, что здорово было бы купить у них сову. А что там жужжит?

— Открывай!

И Гарри очень осторожно разворачивает упаковку, стараясь не повредить даже ее, а потом... потом он замолкает, молча созерцая то, что ты приобрел для него. Говорил же себе, что не надо, не стоит этого делать, что Гарри решит, что ты и вправду держишь его за ребенка! Сейчас отложит в сторону, рассеянно поблагодарит: время игрушек давно миновало — и для него, и для тебя. Наверняка ты обидел его своим глупым выбором...

— Сев... но это же... это же тот самый поезд из Берна! Тот, который мы там видели под стеклянной сферой, да? И...

Вот теперь его пальцы нетерпеливо разрывают прочную пленку: на пол из коробки с тихим шорохом выпадают рельсы и семафор. А черно-красный паровоз пыхтит на его ладони, выпускает клубы пара и оглушительно свистит, подавая сигнал к отправлению. Гарри хватается то за одно, то за другое: тонкая металлическая конструкция виадука, здание вокзала, платформы, фонарные столбы, домики, гора — освобожденные из плена упаковки предметы приобретают свою настоящую величину, из них можно построить небольшой город. И если потрудиться, холм покроется кустарником, за лесом вырастет уютная деревушка. И забывчивая молочница бросится догонять поезд, позвякивая бутылочками в своей корзинке. А из лесной пещеры выйдет колдун, потрясая посохом.

— Сев... — Гарри порывисто обхватывает тебя за шею, не выпуская из рук отчаянно вращающий колесами паровоз, — ты... ты... знаешь... я так хотел... всегда, когда был еще совсем маленьким. Мы... мы же можем собрать все это, да?

Почему у него в глазах блестят слезы? А он продолжает все так же сбивчиво уверять, что, если тебе вся эта глупость будет мешать, он поставит железную дорогу у себя в комнате или на любом большом столе. Когда он был маленьким, у него не было игрушек. А ты... когда-то их не было у маленького Северуса Снейпа, но ты просто запретил себе иметь подобные желания. Но вот сейчас, когда тебе почти сорок, ты, почти не сомневаясь, выбрал для Гарри именно такой подарок. Для Гарри? Кто знает? Быть может, и чуть-чуть для себя...

— Мы соберем и оставим его здесь. Мне показалось... помнишь, когда мы с тобой были в Саарбрюкене и ты потащил меня на вокзал? Так вот, я подумал, почему нет? Конечно, это не серьезный подарок. Поэтому, — да, теперь вы можете хитро прищуриться, мистер Снейп! — поэтому у меня есть и еще один!

Гарри тянется к следующему — тому, что обернут в золотую бумагу. Вот этот — серьезный? Что делать, магазин магических артефактов был охвачен предпраздничной горячкой, так что они паковали в звезды и санки с колокольчиками даже сложнейшие Думосборы новейших моделей.

— Осторожно, он тяжелый. На такие вещи нельзя накладывать никакие чары.

Гарри кажется полностью сосредоточенным: развязывает ленточки, бережно вскрывает коробку. Да, вот такой подарок вполне можно ожидать от мистера Снейпа — изначально планировался именно он, а поезд подвернулся уже позже. Большой прозрачный кристалл в форме пирамиды, на дне которого словно клубится поземка. И книга — нет, вовсе не древняя, хотя и довольно редкая. "Основы ментальных практик".

— Я подумал, что это пригодится. Особенно теперь, когда появился Гримвард. Кристалл понадобится для тренировок.

А все же правильно, что ты купил ему паровоз! То, что несет несомненную пользу, не всегда радует, не так ли? Гарри перелистывает страницу, конечно, сейчас он наткнется на пугающее слово — "окклюменция". Или нет? Страхи остались в прошлом? И да, и нет, потому что он смущенно улыбается, и его "спасибо" выглядит искренним.

— Понимаешь, — тебе отчего-то хочется оправдать и свой "серьезный" подарок, — ты же видел, как легко дракон завладевает твоим сознанием. Тебе придется научиться защищаться, пусть и не выталкивать его из своего разума, но хотя бы четко проводить границу между своим и чужим. — А кристалл помогает сконцентрироваться.

— Угу, — Гарри аккуратно ставит стеклянную призму на стол, белые звездочки на ее дне на миг оживают, но тут же успокаиваются, укладываясь вниз ровным снежным слоем. — В кристалл надо смотреть, точно?

— Разумеется, — ты опять бездумно ерошишь его волосы, — а книгу полагается читать.

— Надо же, а я бы и не догадался, профессор.

Это обращение теперь озвучит в его устах почти непристойно... Вы оба сидите на корточках возле елки, вокруг вас полнейший бардак: обрывки оберточной бумаги, разбросанные рельсы, паровоз, опрометчиво отпущенный на свободу, своевольно укатил куда-то в дальний конец спальни, светофор, одуревший от всей этой рождественской свистопляски, одновременно включил и красный, и синий. На столике клацает шлагбаум, задевая о переплет присланной Валльштайном книги про драконов и их повадки, Гарри недоверчиво дотрагивается кончиками пальцев до марципановых фигурок, украшающих подаренные Изабо пирожные. И тут же отвлекается, восхищенно ахает, рассматривая вместе с тобой набор серебряных инструментов, предназначенных для варки сложных зелий. "О растениях редких и наиредчайших"... что если в записях Диармейда Принса есть хотя бы намеки на то, какие именно ингредиенты некогда послужили основой для создания эликсира бессмертия? Внучка Альдигера одарила сладостями и тебя, Мастер Северус. И приложила бутылку маггловского десертного вина — по совету деда, разумеется.

Вы опоминаетесь только тогда, когда в дверь стучит Мани и учтиво напоминает, что завтрак подан внизу, в столовой, и что если господам будет угодно... Ты готов смеяться — "господа" сидят на полу, у Гарри халат сполз с одного плеча, но он уже пытается соединить рельсы и подключить стрелку, даже язык высунул от усердия. Да и ты... ты тоже не лучше, потому что уже освобождаешь место вокруг елки, чтобы незамедлительно приступить к постройке магического поселения с вокзалом и станцией.

Завтрак, горячий источник на нижнем этаже — мальчик, разморенный теплом, едва не засыпает у тебя на плече, все же он еще не вполне восстановился после перелета. А потом вы отправляетесь проведать Гримварда, идете по той самой дороге через сосны, и ты показываешь Гарри филигранные узоры инея, зимнее кружево, что оплетает каждую ветку, ему хочется до всего дотронуться — но на пальцах остаются лишь мелкие крупинки, они тут же тают... скрип мокрого снега под ногами, черный прогалок пещеры в отвесной стене горы. И приветственный рык дракона, издалека почуявшего знакомый запах.

Ящер накормлен и напоен, теперь Гарри вливает в него еще и несколько галлонов лечебного эликсира, не переставая при этом поглаживать по уродливой морде. Гримвард чуть ли не урчит от удовольствия, длинное тело свивается кольцами в полумраке освещенной факелами пещеры. Но чешуя по-прежнему тусклая, хотя глупо было бы надеяться на мгновенное выздоровление. Но он задорно демонстрирует, как у него выходит выпускать дым из ноздрей, а это уже хороший знак — значит, в его теле начинает зарождаться огонь.

— Ты же сделаешь так, чтобы он видел, Сев? — спрашивает Гарри на обратном пути.

А что вы можете сказать, мастер Северус? Что вы уже начали поиски рецепта, что у вас имеются некоторые наметки — но этого мало для утвердительного ответа.

— Только не вздумай больше делиться с ним своим зрением! И вообще: в ближайшие дни никаких экспериментов с собственным сознанием. Ты меня понял?

Опять категоричны, мистер зельевар...

— И твой подарок?

— А мой подарок пока что тоже убери подальше.

Гарри молчит, закрывая лицо от промозглого влажного ветра, но потом все же задает тот самый вопрос, которого следовало ждать уже давно.

— Сев, а ты смотрел его воспоминания? Ты знаешь, из-за чего поссорились Принсы и Поттеры?

— А... — соврете вы или нет, мистер Снейп? Если признаетесь, что да, отсмотрели все, до последнего флакона, Гарри потребует подробностей. Еще, чего доброго, захочет немедленно убедиться во всем собственными глазами. И хотя в драконьей памяти нет ничего, что могло бы пошатнуть его представления о мире, от некоторых картин его до поры до времени лучше поберечь. — Давай немного обождем, через несколько дней мы сможем сделать это уже вместе.

— Там что-то очень плохое, да?

Серьезный насупленный малыш... Раньше ты бы рассердился на него, а сейчас просто обнимешь и аппарируешь домой, в Хижину, подальше от пронизывающего до костей ветра. И ответишь уже там, в прихожей:

— На самом деле там нет почти ничего, что могло бы быть полезным. Никаких откровений. Если ты, конечно, не планируешь в ближайшие дни добывать себе пропитание, охотясь на косуль с воздуха, или не озаботишься поиском подходящей самки. Но там есть вещи, с которыми надо повременить и разобраться вместе. Кстати, а ты знаешь, что такое белый глинтвейн?

 

* * *

Что такое белый глинтвейн, мистер Поттер? Вы берете бутылку вина, нет, не такого сладкого, это поставьте обратно в шкаф, да, предпочтительны кислые сорта. Кислые? И не надо так морщиться, потом все равно добавим мед. А то, что вы называете "звездочками", на самом деле является бадьяном. Да, тот самый, который вы должны были изучать на Зельеварении... Не помните такого предмета?

Гарри подносит к носу сухую палочку корицы, вдыхает аромат и осторожно, стараясь не сломать, опускает на дно кастрюли. Добавить перец? Что ж, и это тоже можно. А еще ему нравится имбирь, он "горячий", как говорит Гарри, горячий сам по себе, даже когда ты просто режешь корень на ломтики. Он словно хранит тепло внутри. А у корицы сладкий запах, она пахнет... она пахнет домом, Гарри. Тем, которого не было ни у одного из нас. Но вот, смотри, здесь, в Хижине, нам показали, как он может выглядеть на самом деле. Недаром Лотти столь щедро сдабривает корицей свои крендели, пироги и пирожные.

А еще, если хочешь, добавим апельсин или яблоко. Если яблоко, то ты "вытянешь" кислинку и оттенишь медовую ноту. Нагреть, но не кипятить...

И можно отправиться наверх, лакомиться подаренными пирожными, пить маленькими глотками из высоких бокалов только что приготовленный напиток и спорить о том, должны ли рельсы огибать деревню на холме по кругу. И стоит ли прокладывать их на разной высоте. И что вы купите в следующий раз — ратушу или церковь. Взмах палочки: фигурки оживают, на станции зажигаются фонари, пассажиры усаживаются в вагоны, машут руками из-за крошечных занавесок. Паровоз захлебывается клубами дыма, шипит и пыхтит, вращение колес все убыстряется. Огоньки загораются в окнах домов, мерцают сквозь листву ненастоящих деревьев. Гарри растянулся на ковре, подперев голову рукой, да и ты не лучше, мастер Северус — ты увлеченно поправляешь вокзальные часы и размышляешь о том, не купить ли еще один состав.

И когда ладонь Гарри ложится тебе на плечо, ты даже вздрагиваешь от неожиданности.

— Знаешь, я давно хотел сказать тебе одну вещь, — он почему-то опускает голову, и в этот момент тебе кажется, что у него перехватило дыхание. — Я... понимаешь, это трудно объяснить, но... помнишь, когда ты только забрал меня от Макмилланов, ну, на второй или третий день?

— Ты имеешь в виду...

Со дня их переезда в Хижину они старались не касаться этой темы — его жизни после Битвы, похищения, того, как Гарри узнал об ожидающем их Наследии. Такое чувство, что все это было несколько столетий назад, приблизительно так же давно, как и роковая ссора Принсев и Поттеров.

— Ты сказал мне тогда, что Пророчество нас ни к чему не обязывает. А потом явился Паркинсон и... Наверное, ты тогда думал, что я сумасшедший, раз так себя веду, что боюсь тебя, что...

— А ты не боялся?

— Не знаю, — он пытается улыбнуться. — Ну... понимаешь, дело было совсем не в этом. Я сегодня вдруг вспомнил. Сначала ты объяснил мне, что Макмилланы взяли меня к себе под Империо, а я, если честно... дурак, конечно, но с чего-то взял, что они могли бы сделать это просто так. Я ведь... пока был Волдеморт, особенно в последний год, я все время рассказывал себе, что все закончится — и у меня будет семья, понимаешь? Я, конечно, прекрасно знал, что родителей никто не вернет, но... у меня было такое чувство, что обязательно наступит что-то хорошее. Наверное, я и на Джинни заглядывался только потому, что на самом деле хотел к Уизли. Смешно, правда?

— Совершенно не смешно. Ты...

— Подожди, дай я скажу, — он отворачивается, у него слезы в глазах. Как и утром, когда он распаковывал подарки. — Когда я приехал в Хогвартс, у меня впервые была елка. Конечно, не только для меня, но и для меня тоже. Потому что у Дурслей она предназначалась только для Дадлика, а мне на нее лучше было даже не смотреть. И еще мне впервые подарили подарки. Понимаешь? Мне — и вдруг подарки! Друзья и даже люди, которых я не знал тогда: мне мама Рона свитер связала. Представляешь? Она связала свитер парню, которого толком и не видела! А еще... у них были пироги и такой большой шумный дом... и они были всем рады. И у меня всегда было такое чувство, что это все... нет, не для меня, конечно, но хотя бы немного, хоть на десятую, на сотую часть — для меня. И теперь... когда ты говоришь "Это тебе. Это для тебя. И это тоже"... мне все время кажется, что что-то произойдет, что я что-то не так сделаю — и все это закончится.

— Гарри...

— Нет, я доскажу, — он не позволяет обнять себя, но уже через секунду пододвигается ближе, утыкается носом тебе в плечо, чтобы тут же отстраниться. Наверное, чтобы рассказать все, что он задумал, ему нужна дистанция. — Я каким-то образом вбил себе в голову, что... глупо звучит, конечно, но... чтобы получить то, что у всех бывает от рождения, мне надо убить Волдеморта, и тогда... А вышло так, что и это не помогло. Однажды, когда мы прятались на Гриммо, к нам заявился Люпин и попросил взять его с собой. Крестражи искать. А его жена была беременна, он знал об этом, понимаешь! И я вытолкал его взашей, потому что так же нельзя! У него есть все, о чем я так мечтал, а он готов променять это на какие-то дурацкие приключения, еще отца моего вспоминал. Мол, как мы тогда с Джеймсом... Я, наверное, по-дурацки все объясняю, да?

— Нет, малыш, все хорошо.

— А потом, уже у тебя, когда притащился Паркинсон... получалось "вот тебе деньги, Поттер, да еще какие, только вот того, чего ты чуть ли не на коленях вымаливаешь всю свою жизнь, ты все равно не получишь!" Наследство, брак по расчету, богатство — и никого рядом. Дом, да что там дом — дворец, и не один! А я и во дворце никому на фиг не нужен. И мне стало так обидно... Еще и кукушка эта глупая подвернулась. В общем, я никогда не думал, что ты... Спасибо тебе за все. Я бы просто сдох, если бы не ты. Правда.

Северус молчал, ощущая всем телом дыхание придвинувшегося к нему вплотную Гарри. Потому что говорить что-то было бессмысленно, проще было подождать, пока он расслабится, положить руку ему на плечо. И вместе наблюдать, как задорно носится поезд с черно-красным посвистывающим паровозом по их маленькому магическому поселению, как в окошках гаснут или зажигаются огни, как подрагивают вагончики на стрелках, слушать, как стучат колеса, как шумит в древесных кронах наколдованный ветер, как на станции объявляют о скором прибытии экспресса на вторую платформу. Как там написано на их амулетах? "Моя жизнь — твоя жизнь, мое дыхание — твое дыхание"? Или что-то в этом роде. Банально, хотя, в общем-то, совершенно правильно. Просто есть вещи, о которых лучше молчать вместе, а слова — всего лишь никчемная помеха.

Глава опубликована: 11.01.2017

Глава шестьдесят девятая. "По склону вверх король повел полки своих стрелков..."

— Спим на посту, Риббс?

Седовласый охранник вздрогнул и тут же вскочил со стула — за годы службы здесь он научился дремать в любом месте и любом положении.

— Мерлин с вами, господин министр!

Но Кингсли Шеклболт уже протягивал ему широкую ладонь, обнажая в улыбке ровные белые зубы, похлопывал по плечу, мол, с кем не бывает, старина Риббс!

— Всё эти проклятые праздники, мистер Шеклболт, — аврор в отставке, а ныне скромный служащий отдела охраны, считал необходимым хоть как-то оправдаться перед начальством. — В обычные-то дни всюду народ, снуют туда-сюда, посетители всякие... А сейчас все как будто вымерло. Дело, конечно, ясное: Рождество, все разъехались. Дежурить в такие дни... сами понимаете, э....

— Как супруга? Все ли здоровы?

— Благодарю, мистер Шеклболт! Все благополучно. Вот отдежурю сегодня — и в Глостершир, к нашей старшенькой, — Риббс кивнул в сторону пакета, стоявшего возле его конторки. — Даже подарки с собой для внуков прихватил, чтоб сразу к ним.

В этот момент внизу стеклянного куба, отражавшего все передвижения в здании Министерства Магии, что-то мигнуло. Фиолетовая вспышка показывала, что лифт только что достиг нижнего этажа.

— А это еще что? — брови мистера Шеклболта взлетели вверх. Неужели утром 27 декабря кого-то из министерских могло занести на работу?

— А, — Риббс махнул рукой, — мистер Бёрд незадолго до вас прошел. Видать, секреты покоя не дают.

И старик снисходительно усмехнулся: пользуясь старым знакомством с Шеклболтом, он мог позволить себе в его присутствии пошутить над служебным рвением начальника Отдела Тайн.

— Разве Бёрд уже вернулся?

Признаться, господин министр был несколько удивлен: он прекрасно помнил, что накануне Рождества Эштон просил о небольшом отпуске, собирался проведать семью. Но... не в правилах Кингсли Шеклболта было вникать в обстоятельства личной жизни собственных подчиненных. Да, про Бёрда говорили разное, пожимали плечами: две дочери, жена, которых он вроде как отправил за океан, как только пошли разговоры о возможном возрождении Волдеморта. Сразу после того памятного Чемпионата мира по квиддичу отослал. Предусмотрительный, черт, в то же время, должность у него опасная... Положа руку на сердце, правильно делал, что прятал своих и сам скрывался — попади его тайны в руки Темного Воинства, кто знает, чем бы та война закончилась?

Но вот тебе и другая сторона медали — теперь мистер Бёрд отчего-то коротает рождественские праздники, запершись в своем отделе, а ты, господин министр, похоже, сейчас составишь ему компанию. Что ж, во всем надо находить свои плюсы: вам есть что обсудить.

И, подмигнув на прощание охраннику и еще раз шутливо напомнив тому о "постоянной бдительности" — вот, хоть и нет уже Аластора в живых, а разве ж его забудешь? — мистер Шеклболт проследовал в сторону лифтов.

Да, дела, всё проклятые дела... Два месяца прошло с исчезновения Поттера — а поиски так и не сдвинулись с мертвой точки, хотя Шип, похоже, превзошел самого себя — и обещал, и страху нагнал на всех, кто так ловко затаился по ту сторону пролива. Но всё без толку. Даже кое-какие воспоминания раздобыл, и это при том, что все ведомства магического правопорядка на континенте, словно сговорившись, не дали ему никаких полномочий для проведения следственных действий. Но... кого-то из свидетелей удалось разговорить, убедить, что британский Аврорат разыскивает опасных контрабандистов, на некоторых подозрительных зельеваров вышли сами. Шеклболт провел несколько часов, вглядываясь в Думосбор: проклятый Снейп мерещился чуть ли не в каждом. Высокий и тощий как шест недружелюбный мэтр Роше, проживающий у Буллдстроудов: так же высокомерно роняет слова, искусно притворяется, что неважно понимает по-английски. И движения такие же резкие, торопливые. О собственном прошлом говорит туманно — ясное дело, алхимики часто не в ладах с законом. К тому же приживал в чужом доме, а Северусу как раз негде приклонить голову.

Аптекари, изготовители снадобий... рыжие, блондины, брюнеты, худые и дородные, словоохотливые или неприветливые — любому из них не составляло труда изготовить оборотное, каждый из них мог бы оказаться Снейпом. Итальяшка этот, знакомец Паркинсона... старший аврор Моллиган, молодец парень, разговорил продавщицу из лейпцигской аптеки, выманил флакон с воспоминаниями. Что толку? Сколько бы Министр ни вглядывался в чужие лица — он не видел ни в ком даже отдаленного сходства со Снейпом. Нет, порой проскальзывало что-то, но вот беда — отдельные черты "покойного" шпиона и зельевара он готов был разглядеть чуть ли не в каждом.

В то же время... если Снейпа действительно вытащили свои, то искать следовало именно в окружении Паркинсона и Буллдстроуда, не тетка же Розье выволокла чертова "наследника" из Визжащей Хижины! Но что могло связывать Снейпа с Буллдстроудом или Паркинсоном? По рассказам Нарциссы Малфой выходило, что ничего! Вот с Люциусом, да, с ним Мастер Зелий был дружен. Да еще с парой человек из Ближнего Круга: Мальсибер, Эйвери, Розье — однокашники, приятели еще со времен учебы на Слизерине. Толстосуму Паркинсону до зельевара дела не было, едва замечал, разве что снисходил до кивка при встрече, с Дерриком Буллдстроудом Снейп откровенно не ладил — тот был убежден, что бывший декан притесняет и всячески унижает его старшего отпрыска. Ни у Паркинсона, ни у Буллдстроуда нет никаких причин помогать Северусу, да они и не из тех, кто бескорыстно протянет кому-то руку. Где уж там спасать... Тогда кто? Как бы то ни было, за обоими установлено негласное наблюдение. Министр озадаченно вздохнул... как прикажете наблюдать за магами, к услугам которых и аппарация, и портключи?!

Нет, что тут гадать? Кингсли уже не раз пытался убедить себя, что он занимается не своим делом. Выборы на носу! Министру Магии не пристало гоняться за призраками, инициировать расследования, изучать содержимое фиалов с чужими воспоминаниями. Хотя то, что не к лицу Министру, вполне может оказаться просто личным делом мистера Шеклболта. Ведь ОНИ могут предъявить Поттера в любой момент. Некогда ты успокаивал себя тем, что им не доказать подмену, но и этого будет достаточно, чтобы бросить на тебя тень.

По склону вверх король повел

Полки своих стрелков,

По склону вниз король сошел,

Но только без полков. (1)

Он удрученно покачал головой — некогда он ненавидел этот детский стишок именно за его обреченность, над которой безвестный автор только посмеивался... Однако что проку предаваться бесплодным размышлениям? На что тебе даны ум, власть, сила — разве для того, чтобы понурившись сидеть сейчас в своем кабинете? Он решительно тряхнул головой, а палочка его уже касалась стеклянной сферы, предназначенной для вызовов начальников отделов и департаментов.

— Эштон! Раз уж вы здесь, не заглянете ко мне?

Спустя пару минут Эштон Бёрд — небритый, какой-то издерганный и вовсе не праздничный — усаживался за стол напротив Министра, сжимая в руках две папки. Интересно, и когда успел подготовиться? Будто только и ждал вызова... Похоже, встреча с домашними не оставила приятных впечатлений. Ишь, примчался, и пары дней не высидел в своей семейной идиллии...

Кингсли не стал скрывать своего удивления при виде исписанных убористым почерком Бёрда пергаментов с отчетами: подобная исполнительность и впрямь была достойна похвалы. Маги не любили спешки в делах, уже века и Министерство, и Визенгамот работали обстоятельно, неторопливо...

— Что у нас по Повелителям Стихий, Эштон? — Кингсли старался говорить равнодушно, чтобы не выдать своей заинтересованности. Первый вопрос — и он же самый важный.

Бёрд невозмутимо отложил уже приготовленную папку: по всей видимости, он планировал начать с чего-то другого. Ах да, за пару дней до наступления Рождества он обещал в кратчайшие сроки обобщить все, что удастся выяснить по поводу невиданного снегопада, обрушившегося на Британию в главную ночь Йоля. Маггловские газеты сообщали о циклоне, внезапно налетевшем с северо-запада, предсказать который оказалось не по силам их хваленым метеостанциям. Что ж, простецы объясняют мир так, как могут — мистер Шеклболт не разделял свойственного некоторым волшебникам увлечения маггловскими науками.

— По тому эпизоду в Берне, который вас заинтересовал? Разумеется, я не мог обратиться к магическим властям Швейцарии с прямым вопросом — вы и сами понимаете, это их внутренние дела, в которые мы не имеем права вмешиваться. Пришлось задействовать личные связи: друзья устроили мне встречу с моим французским коллегой.

— И что же? — Министр едва мог скрыть разочарование: откуда им во Франции знать, что произошло тем предрождественским днем в Берне?

Но Бёрд продолжал, все так же обстоятельно, словно не желал замечать нетерпения своего шефа:

— Бернское происшествие не прошло незамеченным. Более того, те двое наделали немало шума. Наши европейские коллеги тоже были изрядно озадачены столь открытой демонстрацией практически запрещенной магии. Но...

Черт, опять выжидает... быстрый взгляд в сторону Министра, пауза...

— В данном случае виновных долго искать не пришлось: итальянцы, некие Дель Донго, отец и сын. Папаша утверждает, что парень не выносит толчею и попросту не сдержался, когда его толкнули. Выплатили штраф за нарушение Конкордата...

Так, и тут ложный след — эта информация полностью совпадала с тем, что соизволил поведать Шипу младший отпрыск Ноттов. Обычная ссора в разгоряченной предпраздничным переполохом толпе. Безмозглые юнцы, что с них взять? Но о каком Конкордате идет речь?

— Конкордат?

— Да, на континенте так называют соглашение, заключаемое между магическими властями и Говорящими со Стихиями, — последние слова Бёрд произнес так бесцветно, словно они тут целыми днями только и обсуждали этих загадочных "Говорящих со Стихиями"! Помнится, прежде сам начальник Отдела Тайн именовал их "Повелителями".

— Поподробнее, Эштон. Признаться, я не вполне понимаю...

Да, это хорошая фраза: пусть твой собеседник видит, что ты и знать не знаешь о неких Говорящих или Повелителях и далек от всего, что связано со Стихиями, насколько это вообще возможно.

— Видите ли, господин министр... — Эштон низко наклонил голову, словно надеясь высмотреть нечто важное на обложках своих папок, — рискну предположить, что на наших землях подобных людей не существует или...

— Что или?

— Или не существовало до недавнего времени, — теперь Бёрд не отводил взгляда, более того, Шеклболту казалось, что "властитель тайн" изучает его. Холодно, бездушно, как муху под микроскопом.

— Что вы хотите этим сказать, Эштон?

— Позвольте я продолжу.

Министр лишь сухо кивнул.

— Мой коллега поведал мне в приватной беседе — хочу обратить ваше внимание на то, что на все официальные запросы ответа так и не было получено — что в Европе до сих пор существуют семьи, владеющие утраченным искусством вступать в контакт со свободными фэйри. Использовать их возможности и силу себе во благо или же обуздывать ее. Не спрашивайте меня, как им это удается — эти люди живут изолированно от всего магического сообщества и тщательно оберегают свои секреты.

— Как и вы, Эштон! — Шеклболт все же не удержался от столь очевидного сравнения.

— Любая тайна, попади она в руки профана, становится опасной, — серьезно подтвердил Бёрд.

— Но... если я вас правильно понимаю, правительства магических держав чуть ли не боятся этих... как вы их называете?

— Говорящих со Стихиями, — начальник Отдела Тайн утвердительно кивнул. — Да, вы совершенно правы. Возможности, которыми располагают связанные со Стихиями семьи, намного превосходят все, что подвластно обычным волшебника<