Глава 21. Превращение Тимофея

Заболотье не заставило себя ждать. Оно заквакало под ногами большими толстыми кочками, захлюпало болотной жижей, зацепилось за ноги мелким кустарниками, а потом крупными, и сменило наконец степной пейзаж на толстый жирный, переполненный влагой лес. А ещё ягодами и грибами. Тимофей аж расплакался от счастья: густые кроны скроют дочечек от врагов, от злого солнца и разной нечисти, а дикоросы их накормят.

— Ты чего рыдаешь, Тёмыч? — озабоченно спросила Алиса, так как друг хлюпал как раз таки на её плече.

Он поспешно смахнул росинки слёз и ответил:

— Так Сказочницу скоро увижу.

— Увидишь, — ласково ответил голос с неба и рука Сварога протянулась к черному клюву ворона.

От неожиданности ворон скатился с девичьего плеча вниз и ударился спиной оземь. И тут случилось чудо. Тимофей стал расти, расти, вырастать, а вырастая начал терять перья. Девчонки отшатнулись, а Диана так та вообще спряталась за сосну. А их маленький пернатый друг постепенно превратился в голого человека, облепленного черными вороньими перьями. Человек стоявший посреди полянки был небольшого роста — полтора метра, не больше; мужчина, причем очень старый. Он с удивлением рассматривал мир вокруг себя и самого себя — насколько это возможно. Алиса первая пришла в себя:

— Тимофей! — еле слышно позвала она.

Человек испуганно оглянулся. И его невольный испуг прогнал испуг самой Алисы. Она кинулась к старичку, обняла его и расплакалась. Старичок расплакался тоже. А пока они вместе рыдали, бывшая кошка, поняв что произошло, стала соображать что делать, так как сама совсем недавно пережила нечто подобное. Кошка оставила рыдающих и ушла искать папоротник.

Нет, нет, нет, не волшебный цветок папоротника был ей нужен на этот раз, а просто листья — прикрыть дедову срамоту.

— Не вести же его в таком виде к приличной даме, — повторяла про себя Динка, собирая пучки первобытной флоры.

Приличная дама в понимании девочки была конечно же престарелая Сказочница очень похожая на маму. Но о маме Диана старалась не вспоминать, чтобы не заплакать. Уж очень она не любила слёз — не хотела быть похожей на брызго-слёзную Алиску.

Приодев Тимофея во что мать-природа дала, девчонки сами повели его к его старушке, Дианка ведь тоже дорогу носом чуяла, не хухры-мухры! А новорожденный Тимофей вёл себя по-идиотски: он то рыдал, то блаженно улыбался, а вот говорить пока не мог в отличие от кошки Дины, которая заговорила сразу. Ну оно и немудрено. Наша младшенькая изначально была человеком, поэтому как работает у людей гортань и голосовые связки знала не понаслышке. А во бывшему ворону пришлось туго. То что его птичьи ноги — его человеческие ноги, его крылья — теперь его руки, он быстро сообразил остатками своей мышечной памяти. А вот с глоткой пришлось повозиться.

Ну ничего, ничего, покурлыкав, попиликав, продрав через себя миллион-другой самых разнообразных звуков, на пятый день пути дед Тимофей заговорил! И первое, что он внятно хотел сказать, так это описать литературным языком то как он счастлив. И тут же столкнулся с непреодолимым препятствием, оказалось, что для выражения такого простого психического состояния как счастье ни в древнерусском, ни в сказочном мире не нашлось четких и точных слов. Он путался и метался между таких выражений как «хорошая доля» и «благая участь». А вот счастье видимо было не в ходу в тёмной Руси. Пришлось бедному старичку руками описывать своё состояние, мол, его душа радуется как солнце, трепещет как морской бриз, веселится как буйный ветер и так далее. Диана очень хорошо его понимала его чувства и описания его чувств, и не могла понять какое же слово ищет и не может найти новорожденный Тимофей? Пока Алиса не сжалилась над ними обоими и мягко спросила:

— Тёмыч, ты счастлив?

Тот заплакал и закивал:

— Щастье, щастье! Да, детка. Вот я старый дурак.

А весь путь далее он рассказывал как обустроит дом и двор Сказочницы. И о том, что какой-никакой мужичок лучше жалкой птицы, которая не контролирует даже свой кал.

— Да уж, — пошутила Алиса. — Теперь Сказочница уж точно будет меньше ползать с тряпкой по хате.

А он в ответ лишь улыбался и время от времени прижимал к своей груди старшенькую, шурша папоротником и слюнявя её лоб. И этим только расстраивал Алису, так как был несомненно добрее и любвеобильные её родного отца и родного деда вместе взятых. А ей ведь скоро нужно было уходить туда, где дед злой, а отец до боли равнодушный. И где её никто-никто не любит, и все вокруг виноваты в том, что она такая НЕСЧАСТНАЯ.

Но счастье Тимофея разрослось до таких громадных размеров, что он перестал читать мысли своей подружки и не замечал её горьких дум. А думы были действительно одна горше другой и самая главная среди них: «Я хочу остаться в тёмной Руси навсегда!»

Зато Диана, прокладывающая дорогу чуть ли ни своей головой, время от времени оглядывалась и очень хорошо читала мысли сестры, пока не выдержала и психанула:

— И что ты будешь тут делать? — спросила она, ведь в отличие от Алисы, она очень сильно любила деда Ваню, бабу Валю, маму и отца.

— Что я буду тут делать? — растерянно повторила слова младшей старшая. — Ничего я не буду тут делать, жить.

Диана остановилась, развернулась и встала в строгую позу:

— В том то всё и дело, нечего тебе тут делать, не-че-го! Подумай своей башкой! Вот что ты тут будешь делать, а?

Алиса тоже остановилась и подумав немного, пожала плечами. Она даже не разозлилась на сестру, так как подумала, что она о своем желании остаться здесь думала вслух:

— Как чего? Ну это… — она развела руками, уже начиная понимать, что Сказочница и Тимофей буду счастливы и без неё, а вот... — Царь-самодур как никак мой дед, и он без меня пропадет, сами знаете! 

Диана ухмыльнулась:

— Ой чует моё сердце, что его дворец и его душу уже баба Яга к своим рукам прибрала. Без тебя как-нибудь проконцыбаются тут. А тебе учиться надо! Вот выучишься и мотай куда хочешь.

Бывшая кошка искренне не понимала: как можно счастье познавать человеческую науку променять на какое-то тёмное, полуживотное существование. И тут произошло непредвиденное: Дианка кинулась на сеструху и вцепилась в её волосы, он стала дёргать их приговаривая:

— Ты вернёшься домой, нет, ты вернёшься домой, я тебя здесь не оставлю!

Тимофей выпучил на сестер свои черные, но уже человеческие глаза, по инерции хотел больно тюкнуть Дианку в голову клювом, но вместо этого смешно ударился носом о дерущихся, отлетел от них от боли, смешно шлепнулся задом на траву и рассмеялся. И пока сёстры бились (видимо у них накопилось), он с удивлением трогал свой нос и всё не мог поверить, что тот такой легкий, маленький и чувствительный. И о том как он сразу не сообразил, не почувствовал, что уже пять дней ходит без клюва.

Минут через десять устали все: дети драться, а бывшая птица удивляться. Пора отдохнуть, перекусить и «перышки почистить». А как без этого!

 

А когда отдохнули и немного поправили свои мозги, задумались:

— Кто виноват в превращении Тимофея и кого благодарить?

Алиса кивала на Сварога, так как она его видела и с ним разговаривала.

Диана хоть и тоже видела непонятного старика Сварога, но кивала некую непреодолимую силу природы, которая сама по каким-то там своим законам может двигать горами и превращать людей в зверей и обратно, а всякие там Богинки, Свароги, Мамаи и даже злыдня Солнце — лишь руки природы. Дальше развивать свою философию она просто не смогла в силу возраста и неопытности. Поэтому никто так и не понял: считает ли младшенька, что природа просто живет по своим законам и от этого творит чудеса. Или же у матери-природы есть разум, и она занимает в мироздании своё законное место, а заодно и место бога, вытеснив последнего как ненужный элемент.

А Тимофей ни разу не видевший богов, но вспомнив как больно, отчаянно и безуспешно вымаливал у Сварога себе человеческое тело и к чему это привело… Не спешил кивать ни на природу, ни на божью милость. Он был настолько счастлив, что просто закрыл глаза и заснул. И храпел он на весь лес! Девчонки, глядя на него тоже прилегли.

— Вот мученье то старушке Сказочницы будет! — недобро хмыкнула Диана, крутясь и безуспешно пытаясь уснуть.

— За всё надо платить, — вздохнула Алиса.

Она ещё долго рассматривала безмятежное лицо Тимофея: «Какой же он старый! Как же он будет жить? Он же скоро умрет», — думала девочка только-только начинающая свой путь. — Жил бы себе вороном и жил… Нет, это не Сварог сделал его человеком, а черт.»

Алисе стало жалко его до боли в груди и она растолкала Диану, и рассказала ей свои мысли.

— Ну ты и дура! — искренне удивилась младшенькая. — Ты действительно веришь, что тут кто-то умирает?

— Ну не знаю, не думала об этом.

— А о чем ты думаешь, когда мы долго-долго куда-нибудь идем, о своем замужестве?

Алиса просто мотнула головой, её было не до шуток.

— Ладно, — смягчилась Диана. — Давай возьмём хоть бабу Ягу. Допустим, та скоро умрет и круг замкнется.

— Какой круг?

— Сказочный конечно.

Какие-то очевидные вещи для бывшей кошки были совсем непонятны для всегда существующего человека:

— Ну и…?

Диана повернулась, внимательно разглядела безнадежно больную на голову сестру и смягчилась:

— Нет, баба Яга никогда не умрет, потому что сказки — это не отдельный вид искусства, не фольклор. Не знаю, как вы там их ещё обзываете! Это часть мира, часть природы. И если природа создала сказочный мир, а в нем бабу Ягу, которая живёт и живёт себе, пока вы рождаетесь и умираете, рождаетесь и умираете, рождаетесь и умираете… Значит так надо. Ты посмотри, они тут все такие!

Алиса посмотрела вокруг, на мирно храпящего старичка и снова наткнулась глазами на сестру:

— И ты такая?

Диана отмахнулась:

— Не знаю ещё.

— А я знаю, — вдруг выпалила она. — Вы все в нашей семье волшебные, а я одна ущербная!

Динка хмыкнула и отвернулась:

— Выходи лучше замуж и не думай ни о чем.

— И выйду! Назло всем вам выйду. А ты останешься старой девой.

— Что, не хочешь больше остаться здесь навсегда? — подначила её дева-кошка.

— Нет, не хочу.

— Тогда спи.