Глава 18. В гостях у поляниц

 

Прошло ещё два часа. Богатыри не подавали признаков жизни и продолжали храпеть жутким летаргическим сном. Отчаянью девушек не было предела! Динка даже пробовала их пинать, а Алиса трясти за грудки и прыгать прямо по животам — от злости. Степанида же тихо молилась в своём углу. Тимофей очень устал перебирать с ноги на ногу, нахохливаться и выглядывать опасность, но он не сдавался и продолжал нести службу.

А опасность пришла откуда не ждали: дура трясогузка прилетела как бы ниоткуда и уселась на забор поляниц, прямо на тот самый кол, через который прыгали наши дочки. Жаль, глупышки петлю на том колышке так и оставили, руководствуясь железной логикой: «По этой же верёвке назад и вернемся».

Может быть, это был и отличный план, если предположить, что богатырши каждый день свою ограду дозором не обходят и ко всякой мелочи не приглядываются. Но в нашем случае всё оказалось ещё хуже: у амазонок шпионы на каждом дереве сидят и стучат, стучат, стучат… если не клювом, то хвостами, а языками так обязательно!

Ну вот, подлетела проклятущая трясогузка к яблоньке нарядной в садочке богатырском, опустилась на плечо полянице удалой Хозяйке яблочек молодильных. И зашептала ей на ухо важную весть про удавку чужеродную.

Послушала Хозяйка её, послушала, да и поспешила к ограде! Смотрит и вправду свисает вниз верёвочка, да еле-еле колышется. Хвать она её, сняла с могучего острого бревна и в дом помчалась. Показывает она добычу Златогорке и аж трясётся вся:

— Глянь-ка, глянь-ка, воеводушка милая, детки наши, знать, уже тут. Приперлись, однако!

Вырвала Златыгорка бечеву у Хозяйки, покрутила её в руках и спрашивает:

— Ну и где они щемятся, где прячутся от наших глаз?

Пожала плечами доносчица:

— Не знаю, не ведаю, надо поискать.

Приказала Златыгорка блюсти спокойствие и тишину, и обе богатырши побежали! Каждой подружке по отдельности сообщают на ухо хорошую весть:

— Девки тут, надо тихо-тихо все подворья облазить и их найти!

А облазить все подворья — дело непростое. У каждой поляницы свой двор и своя хата, а поляниц аж тринадцать буйных голов! Правда, сараюшки, амбары да курятники общие, но и их чёртова дюжина наберётся. А сколько ещё садов, кустов да канавок разных!

Ох-хо-хох, аж до темна бабы русские детей искали, искали… Не нашли. Осталось лишь одно место, куда вояжки не заглядывали — амбарушка-сараюшка, где полудохлое мужичье валяется. Но там замок висит нетронутый.

Сгрудились девы красные, все как один, у этого сарая и уши греют — припали к бревнам тесовым и прислушиваются: что внутри творится-деется вынюхивают. А внутри то и тишина. Ворон ведь уже курлыкнул с крыши — об опасности подружек предупредил. Вот его соратницы и спрятались за мощные торсы богатырей: и не видать их, не слыхать! Степанида не стала поляниц просто так дожидаться, под землю нырнула, и нет её.

— Звяк-звяк-звяк! — открылся с шумом замочище, под натиском ловко орудующей ключем Златыгорки.

— Скри-и-и-ип… — прошамкала тяжелая дверь.

Все поляницы дружно засунули свои морды в темноту. Лучины выхватывали кусок пространства за куском. Цап! И две пичуги уже беспомощно болтаются в огромных кулаках воинственных женщин.

— Детинки! — расплылись в широких улыбках поляницы.

— Дык как же мы их откормим таких тощих да хилых? — искренне удивились великанши, когда выудили из сарая сахалинок и заволокли их в дом к воеводе.

— Как, как, — пробурчала самая старшая, а следовательно и самая мудрая из них, Златыгорка. — Каком!

И она первая усадила напуганных приемышей за стол с разносолами, мясными похлебками и рассыпчатыми дымящимися кашами, в которых прямо-таки плавились шматы сливочного масла. Дети накинулись на еду — голод, то бишь, не тётка! Поляницы умилялись, глядя на пожирателей их харчей. И невдомек было злым бабам, что гостюшки уже были у них однажды — мужиков к ним привели на погибель. Вот это то исподволь и заинтересовало удалых поляниц:

— Нет, ну мы всё понимаем: вы к нам в гости шли, значит, шли… А зачем с богатырями заперлись, на кой ляд вам они сдались?

Алиса с Диной переглянулись и решили рассказать этим чертовым куклам все-все свои похождения. Ну любят наши малолетки языками трепать — чего не отнять, того и не спрятать! А пока красавицы чесали языками, да выжимали слезу из глаз не тщедушных больших женщин, бабы-воины слушали исповедальные речи сестёр и потчевали гостьюшек тем, что было наставлено на столах, а на столах было всего очень и очень много. Потом ещё слушали и в баньке пришлых парили. И после слушали их тоже, и волосы русые (у Алисы) да каштановые (у Дианы) деревянными гребнями расчесывали. И снова слушали да на мягкие перины дочек спать укладывали. Ворон аж всё это подслушивать устал, плюнул, пошёл у кур зерно воровать, тем более что дети поляницам про него ни словом не обмолвились. Ай и правильно!

— Так зачем вы богатырей мёртвым зельем опоили? — наконец то задала сакраментальный вопрос Алиса, зевая и потягиваясь в кровати.

Она немного побаивалась, что и они сейчас уснут и не проснутся больше никогда. Но пути назад уже не было: во-первых они всё уже разболтали своими длинными языками, а во вторых, как со сном не борись, а он по любому одолеет. И чем кровать приятнее, а желудок тяжелее, тем одолеет скорее.

— Ох ты, ох ты, ох ты! — засмеялись богатырши. — Эти псы подзаборные, значит, вас кренделями угощали да байки баили! А вы вот нашу быличку послушайте. И Девка-турка грустно зашелестела своими неземными пальцами по пуховому одеялу, затыкая его поудобнее под бока молодых девиц, а потом запела голосом неземным свою собственную былиночку, женскую:

 

КАК БОГАТЫРЬ АРКАШКА ЗА ЖАР-ПТИЦЕЙ ХОДИЛ.

 

Вот спорили наши спорщики,

спорщики-разговорщики,

спорили о силе богатырской

да об удали молодецкой,

кому что по плечу:

одному по плечу баба,

другому — награда,

третьему — целое войско,

а четвертый сидит в печали

и не хвастает своими плечами,

старой матушкой и женой молодой.

 

— Ты чего, Аркаша, смурной?

— Да думаю думу я, сотоварищи,

как бы не заливать вином глазищи,

а в поход отправиться далеко

за Жар-птицей, золотое перо!

 

За Жар-птицей, так за Жар-птицей,

нам ли не веселиться?

Собрались и пошли,

до дальней калитки дошли

и присели: пили, ели,

снова хвастались силой,

боевыми конями красивыми,

старыми матерями,

женами, батями, псами…

 

— А как же Жар-птица?

— Нам ли не веселиться,

сиди, Аркашка, полна чеплашка!

 

И опять, десять мамаев срублено,

Соловьёв-разбойников сгублено

ой немерено, всё проверено!

 

Устали смеяться девушки у околицы,

да сочинять пословицы:

коль богатырь пьяница —

за борт и не поганиться!

 

Ну, мораль сей басни и дураку ясна. А сёстры, устав бороться со сном, засопели, засвистели, захрюкали. Простудились что ли? Ай да ладно! Утром поляницы им самогоночки плеснут и всё пройдёт. Ой, извиняюсь, чаем с мёдом и молоком напоят, да ещё раз в баньке попарят.

Ворон, тот тоже спать пошел. Покрутился он, повертелся и забрался в свинарник, прижался к тёплому боку свиньи и расслабился — даже нахохливаться не стал, и засовывать голову под крыло: так дрых, даже на бок завалился и засопел.

 

Глава 19. Побег с заставы

 

Пропели зычными голосами первые петухи, а за ними вторые и третьи. Но школьницы спали как убитые. Проснулись только к обеду. А как проснулись, так и потянулись. Потянувшись, встали и к окну припали. А за окошком никого! Лишь важно расхаживают курицы с петухами, червячков в земле выискивают, а с ними ходит туда-сюда и Тимофей: одним глазом на окно поглядывает и своим поздним пташкам моргает, да клювом кланяется. А под окном их бечевка натянута, а на ней одежда наших дочек сушится, а вместе с ней и рюкзаки походные. Содержимое же рюкзаков аккуратно на пеньке уложено. Но самих прачек-богатырш нигде не видать. И в большущем доме тоже пустота. Так пусто, что тихие голоса сестер звучат необычным эхом.

Выскочили Алиса и Диана на улицу, хвать рюкзаки да одежду с верёвок, барахло походное быстро в сумки снова закидали, верёвку отвязали и её туда же, да и обратно в дом — одеваться. Ворон за ними.

— Тёмыч, милый, а куда великанши подевались? — на ходу спросила Алиска.

Тёма забулькал что-то себе под нос, а потом возьми и прысни со смеха:

— Да они у богатырей столпились, водой их из вёдер охаживают да гогочут, как дурные кобылы!

— Как так, зачем? — опешили хозяйки птицы.

— А затем, сработало ваше зелье! Зашевелились богатыри, вот-вот проснутся.

— Оп-ля! — присвистнула Диана. — Вот это да! Только... не верю я в зелье бабы Вали, видать, это уколы тёти Нины помогли.

— Да ну тебя, — отмахнулась от неё старшенькая. — Айда туда, посмотрим. Нет, ну надо же, проснулись!

А богатыри и впрямь очухались, глаза продрали и реветь пошли, как медведи. От обезвоживания. Ну ещё бы, целый год проспать! Губами сухими ворочают, молят всех святых:

— Пить, пить, пить!

Услыхали такое дело поляницы удалые и сгрудились подле мужиков, как селёдки на нерест. А как налюбовались на смешной мужичий род, насмеялись на диво дивное, так другую забаву себе придумали: ведра из колодца таскать и богатырей прохладной жидкостью окатывать. Даже с вышки дозорной последняя поляница спустилась и тоже в русской народной забаве участие приняла. Шум стоит на всю округу! Даже солнышко со страху от их гвалта закатилось за ватные, перистые облака, а уж это нашим детям совсем на руку было!

Прокрались лазутчики поближе: рассмотреть, что же там на самом деле происходит? Всё верно, пробудились мужланы неотесанные, а бабы им за это наказание водицею придумали. Только... не всё так просто было в той женской забаве. Наши девушки сразу смекнули, что тут нечисто. Каждая хозяйка только на одного, приглянувшегося ей воина воду лила, а попутно какой-то заговор приворотный шептала. Получается, что на тринадцать воинов вода из ведер льётся, а ещё две трети охламонов сухими лежат, брызги ртами собирают.

Ох, как не понравилась сия игра пробравшейся поближе Диане. И ведь шут её знает, как она внутри самой «жатвы» побывала, кошкой что ли обернулась? Никто сего и не понял. Но выслушали её соратники очень внимательно. А вот что дальше делать — не знают. Пришлось ворону сесть у «поля боя» покумекать. И ведь нашёл он выход: увел своих подопечных подальше от этого страшного (на его взгляд) места. И уже чуть поодаль от нехорошего действа, Диана начала скулить:

— Побежали отсюда домой, то есть сперва к Сказочнице, а? Им сейчас точно не до нас будет!

— Во-во, — согласился ворон, — Лучше совершить хороший поступок и уйти незамеченным подобру-поздорову, пока не поздно!

— Поздно? — не поняла Алиса. — Ты думаешь богатыри нас прям таки и забыли?

— Не исключено, — хмыкнула наимудрейшая птица. — Ну, а если и вспомнят... Глядите, что творится! Они вот-вот совсем оклемаются и такое побоище устроят!

— Почему? — не поняла старшенькая. — Великанши вроде весёлые, никого убивать не собираются.

Ворон занервничал, зашагал туда-сюда, зачесался аж весь:

— Ты ничего не понимаешь! Они видать уже давно себе суженых выбрали. И если б вы их не разбудили, то что эти бешеные твари... извиняюсь, не замужние бабы сейчас делают то, что сделали бы чуть позже. Говорила же вам Сказочница: не надо промеж суженых-ряженых вставать, в тёмно древо клин вбивать!

— Да блин, Тёма, объясни всё попроще, а не своими клиньями! — попросила Алиса.

— А чего тут объяснять? — вспылил ворон. — Сейчас богатырши позабавятся и уведут тринадцать ратников к себе в опочивальни, а оставшаяся бесхозные воины знаете что будут делать?

— Не-е-ет, — хором ответили девчонки.

— А оставшиеся войной пойдут на тех, кого выбрали. Из ревности, значит. И завяжется тут суматоха похлеще, чем с мамаями. Вы что, былины не читали, не знаете, что эти детины любой повод ищут, чтобы и друг с дружкой помахаться? Ай! — досадно махнул крылом их товарищ. — Уползать вам надо, вот чего. И чем раньше, тем лучше.

Алиса хмыкнула:

— Да брось ты!

Но Диана со своим животным чутьем не была такой беспечной, она тоже забеспокоилась:

— Да, да, пойдемте!

— Блин компот! — воскликнула Алиса и в отчаянье заломила руки.

Но никто-никто не понял её горькой скорби. А скорбь была серьезной, большой как море, бурлящей как вода. Рассказываю. Старшенькая уже очень много планов понастроила в своём уме насчёт друзей-богатырей:

1) Поздороваться, обняться.

2) Вновь почувствовать ласковость этих сильных могучих людей подопри-гора.

3) Послушать ещё две-три былины из уст богатырей.

4) Воины должны были доставить Алису и её друзей на своих скакунах сперва в тёмную Русь на свидание с бабой Ягой, царем-самодуром и другими давними друзьями.

5) А затем отвезти назад к Сказочнице.

И все эти планы рушились буквально на глазах! Обидно, да? Вот поэтому Алиса приказала своей команде никуда не убегать, а сидеть в кустах и ждать чем всё закончится.

— Убежать всегда успеем, — говорила она. — А если заваруха начнётся, так тем более.

— Ну тогда побежали подальше отсюда, — Диана показала пальцем на яблоневый сад.

И лазутчики мелкими перебежками направились именно туда. А в саду и вправду было хорошо! Наливные молодильные яблочки свисали целыми гроздьями и манили неземным, то есть не сахалинским запахом. Человеческие руки потянулись прямо к ним, а рты смачно зажевали, разбрызгивая ароматный сок в разные стороны.

Из-под земли вдруг выросла Степанида, она огляделась, обнюхала всё вокруг, сорвала с ветки самое зеленое яблоко и принялась им хрустеть. И чем дольше она хрустела, тем больше молодела. Чудо превращения сморщенного лица в несморщенное происходило прямо на глазах! Диана и Алиса, привыкшие к подобным фокусам в сказочной стране, только хмыкнули и отвернулись. Им было не до того! Девушек сейчас больше всего интересовало: что же будет с богатырями?

А в стане врага происходили дела намного интересней всяких там омоложений! Сарай, где отдыхали мужчины, вдруг рассыпался, тяжёлые брёвна разлетелись как щепки. Для тридцати пяти рослых витязей, вставших на ноги, маловата оказалась сараюшка. Глянь-ка, глянь-ка, как они расправили свои плечи, а отлежавшись, так и вовсе стали краше прежнего!

— Ну что я тебе говорила? — зашипела на ворона хозяйка. — Посмотри, если бы не мы, разве б они восстали из мертвых!

Диана вспомнила, как мертвецы храпели и прыснула. А Тимофей отмахнулся:

— Ну ещё бы годик полежали, так и ещё б краше стали. Похудели б. Не до вас им теперь будет, ох, не до вас!

А богатыри тем временем разглаживали свои изрядно отросшие бороды и подкручивали усы, любуясь на заигрывающих с ними богатырш. Мужланы похоже и впрямь не помнили: кто их так надолго уложил спать и за какие такие заслуги перед отечеством? А поляницы, зардевшись, брали каждого понравившегося им богатыря под руку и уводили в свои горенки. И те шли как телята! Зрелище я вам скажу, было ещё то! Наши девушки аж присели от восторга и недоумения: насколько слова ворона сбывались прямо на глазах. А за спинами ошарашенных от такой картины девочек, равнодушно хрустела яблоками Степанида. И молодела, молодела и молодела. И мало того — молодела, так она, дура, ещё и нашим пичужкам подсунула под нос ещё по яблочку:

— Съешьте, деточки, молодильные яблочки, авось и не состаритесь!

Те механически схватили по второму яблоку и снова начали задорно жевать, не оглядываясь на Полуверку.

Но той было мало. Она и ворону подсунула угощение. Тёмыч, всецело увлеченный брачными играми людей-великанов, наткнулся клювом на яблоки, лежащие на волнующей зелёной травке и с удивлением обернулся на благодетельницу: мол, кто это тут такой смелый, что заговоренную еду у богатырских ведьм без спроса тягает и жрёт без последствий?

А последствия были уже налицо. Бабка Степанида превратилась в тридцатилетнюю красавицу в лохмотьях и весело продолжала жевать дальше.

— Никак умом тронулась? — покачал головой ворон.

— Поешь, сынок, поешь! — подбадривала его женщина и засунула ещё несколько фруктов в девичьи рюкзаки.

А Тимофей вспомнил, что ему чуть более трёхсот лет, и все эти годы никак не отразились на его фигуре, и даже не осыпали чело морщинами. И он отказался от такого подарка.

— Дурак я что ли? Съем и помолодею, поглупею... Нет, нет, мой жизненный опыт эти деревенские ведьмы вот так запросто не заберут! — возмутилась птичка и продолжила наблюдать за русскими народными обрядовыми гуляниями, разыгранными поляницами удалыми.

А Алиса с Диной с удовольствием ели яблоки и почему-то не молодели. Видимо, им некуда было молодеть. Они хрустели и смотрели, хрустели и смотрели, хрустели и смотрели. И вот уже начиналось самое интересное, нет самое страшное предзнаменование ворона: тринадцать славных витязей скрылись со своими женщинами в домах с резными ставенками, в том числе и Илья Муромец со своей будущей женой Златыгоркой. И осталось стоять на пустом месте двадцать два бесхозных долболоба: довольно-таки грозное войско, да ещё и без воеводы оставшееся. Вот-вот, теперь они вообще соображать что-либо перестали. Ведь солдат без приказа — не солдат. А тут, мало того, лишили их командира, так ещё и женскими юбками перед носом покрутили, покрутили и бросили несчастных бобылей друг другу на понукание да на нестойкое роптание. Так ещё... если б бешеные бабы их всех до единого бросили, так обидно бы не было. А то ведь ушли с их же сотоварищами, с конкурентами то есть.

— Да что ж это деется то, братцы? — заревели парни-одиночки и кинулись сперва войной друг на друга, а потом одумались, и достав мечи булатные, с диким ревом рванули в дома к поляницам: бить, сечь своих же сотоварищей и их баб проклятущих. Избы поляниц вздохнули горько-горько и пообещали разлететься в хлам точно так же, как и богатырская усыпальница — амбар.

Теперь то уж точно можно было запасаться грудой яблочек молодильных и следить за самой великой битвой на свете. Но нашим девчонкам вдруг стало скучно и грустно. Несмотря на всеобщий шум и гвалт, махание мечами по бревнам и буйным головам, ощущение ненатуральности всего происходящего, наповал убило и детское любопытство, и детские страхи.

— Отваливаем!— вздохнула Диана. — Никто никого не убьёт, а свои дома они как разрушат, так потом и отстроят заново. Что я, не вижу что ли? Забава у них такая многолетняя.

— И откуда ты всё видишь? — психанула её сестра, но не смогла ни согласиться с младшенькой.

Слишком уж весело дрались богатыри и поляницы. Со стороны казалось, что и тем и другим — крушить и строить действительно было не впервой.

— Рушить и спорить, рушить и строить, рушить и строить, — задумчиво прокаркал ворон. — На этот раз кошка права. Пойдем, пойдем, они и без нас разберутся. Любо-дорого им в потешных боях силу и удаль свою проверять!

— Такова природа богатыря, — поддержал птичку кто-то за спинами сестёр моложавым голосом.

Алиса и Диана обернулись. Им мило улыбалась похорошевшая, посвежевшая женщина Степанида, неловко расправляя руками старушечью одежду.

— Вот, — пробормотала она. — Надо мне платье новое справить.

— Да уж, вот что бывает в тёмной Руси, если не под тем углом обожраться яблок! — выпалила Диана и заржала.

Дети на всякий случай глянули друг на друга и выдохнули — с ними ничего не произошло. А Диана, так та стала ещё более сообразительней, чем была. Она посоветовала своей новой подруге:

— Так в чём же дело? Нырни под землю и вынырни в какой-нибудь хате, пока там внутри ещё не всё раскурочено. Хватай первое попавшееся платье и обратно!

Алису аж заколбасило от гнева:

— Ты что людей воровать учишь? Кто тебя этому научил?

Диана мяукнула от неожиданности:

— Учишь... научил... Ты хоть сама поняла, что сказала? Ты что, не видишь: да ведь этим бабам, чтобы что-нибудь новое и молодёжное пошить, сперва нужно свои старые шмотки на хлам пустить! Поэтому не лишай женщин удовольствия выкроить себе в следующий раз что-нибудь модное.

Алиса отвернулась и не стала спорить:

— Делайте что хотите! А нам и вправду надо бежать. Жаль.

Ох, как ей было жаль уходить! «Коту под хвост» её предполагаемая поездка к Лешему и к другим жителям темной Руси. Ворон тоже вздохнул. Самому ему лететь в гости к бывшей хозяйке бабе Яге было боязно, у той молодой ворон околачивается. А вот вместе с девчонками на богатырских конях он бы съездил туда-сюда с радостью. Ай, да чего уж там! Но даже кони ушли от ушлёпков-богатырей куда-то — видать на вольные хлеба.

Немного посоветовавшись, наши партизаны решили пробираться к выходу вдоль забора. И в самом тихом местечке перелезть через него, а затем спокойненько добраться до Сказочницы. Ну это лишь легко сказать: спокойненько добраться. Видать, напрочь забыли про дурные забавы солнца ясного? Ну да, забыли! Девчонки так сильно были расстроены, что их любимые богатыри на самом деле оказались не такими уж добрыми и любимыми. А уж очень дурными да глупыми. Дистанция между богатырями и мамаями в глазах сестер немножечко сократилась и наконец треснула хрустом веток под ногами.

— И зачем богатыршам столько валежника? — бубнила Диана, перепрыгивая через наваленные кучи.

— Тебя пороть! — подначила её Алиса.

— Сигнальные костры жечь, наверное. — предположил ворон.

А Полуверка промолчала. Её вот уже не было пять минут, она искала себе обнову внутри одного из подворий: разворотила у Марины Игнатьевны сундук с добром, схватила тряпиц попроще и исчезла с награбленным.

— А вот и место дальнее, тихое да уютное. Можно лезть, никто и не заметит! — еле слышно каркнул ворон.

Ай, не накинули бы дети лассо так высоко, да Полуверка уже вернулась и помогла подопечным. А те ничего и не заметили: Степанида украденное платье в надежно спрятала в своих лохмотьях.

— Раз-два, — и одна девочка уже за забором.

— Раз-два, — и вторая там же.

— Курлык, — ворон перелетел.

— Опля, — Степанида спрыгнула с острого кола вниз, но на это раз уже с верёвкой (Алисонька попросила).

Ну вот и всё, можно и сваливать с гостеприимного двора. Так, да? А что не так-то?

 

Глава 20. По полю гуляли

 

Жизнь за забором оказалась намного проще, чем внутри. Сладко пахла (вовсе и не сухая, а) зелёная сочная травка, громко трещали кузнечики, и звонкими переливами голосили птицы. И чем дальше уходили скитальцы от страшной заставы, тем всё меньше и меньше им хотелось видеть противных богатырей и их подружек злых поляниц.

— Все великие дела делаются тихо, — утешал девчонок ворон.

А впрочем, их и не надо было утешать, они мягко ступали по полю... нет, не по Куликову, а по соседнему (наверное безымянному) и наконец-то наслаждались жизнью, простожизнью.

— А есть такое слово «простожизнь»? — спросила Диана.

Но ей никто не ответил. Вернее, никто не успел ответить. Внезапно грозное солнце вылезло из-за перистых облаков, выставило в разные стороны свои лучи-пакли и уставилось на наших девчонок таким взглядом, как будто впервые в жизни видит этих малолетних тварей! Оно нахмурилось, насупилось, надулось и приготовилось выпустить на пеших странников очередную порцию Планетников, ну или, на худой конец, мамаев. Запустив свои убогие короткие ручонки в невесть откуда взявшуюся грозовую тучку, солнышко злорадно усмехнулось и приготовилось запастись каким-то там своим воздушным «попкорном» в предвкушении праздного зрелища.

Но Степанида вдруг его опередила, она с небывалой проворностью юркнула в рюкзаки своих падчериц, вытащила оттуда куклы-обереги, сунула их дочкам в руки, и подставив своё лицо светилу, запела дивным помолодевшим голосом:

 

Встану я на сырую землю,

погляжу на восточную сторону,

как солнце наше воссияло,

всем по их делам воздало,

припекает деток малых.

А ты бы пекло, присыхало

ко мне рабе божьей Степаниде.

 

И как только она закончила петь, солнышко выпустило из рук грозную тучу и расплылось в глупой, милой улыбке. Оно собрало все свои лучи-пакли в один огненный «веник» и метнуло им в Полуверицу. И Полуверица загорелась. Вернее не сама, а её одежда-пакля. Женщина только и успела отбросить подальше от себя украденное у поляницы платье и давай кататься по сырой от росы мураве, приговаривая:

— Огонь не беда, коль кругом одна вода!

А как русская баба потушила на себе языки пламени, так «золотое колесо» потеряло к маленькому пешему отряду всякий интерес. А и не мудрено — теперь оно катилось по небу заговоренное самой Степанидой — божьей нежитью. Хотя, разве такое бывает: божья нежить? Хм...

Ну вот. Теперь хошь не хошь, а надо переодеваться во всё ворованное да краденое, невзирая на заповеди и нравоучения Алисы свет Олеговны.

А когда баба-ягодка облачилась в скромный сей наряд, оказалось, что он ей велик — на четырёх таких Степанид хватит! Ну вот и всё, процессии пришлось остановиться и усесться на привал, потому что молодухе надо было срочно ушить чужое платье. Откуда-то из ниоткуда она достала портняжные ножницы, нитки, иголки и стала шить, пороть да потешки себе под нос гундеть:

 

Ох, возьмусь я за дело,

за свое веретено,

напряду тоненько,

вытку рушничок

да повешу на крючок.

 

Пришлось сестрам в траву завалиться да вздремнуть часок-другой: так сказать, пережитый стресс переварить и навсегда его забыть.

Ну вот и платье готово. А ещё готова и заплечная сумка, в которую остатки ткани аккуратно сложены.

— Да в такую суму и еды полон горшок влезет! — радовалась Степанида обновкам и тормошила свою рать. — Ох, пора уже вставать и идти туда, где отмолена я буду.

Вид прекрасной барышни-крестьянки смутил не только грязных замызганных девчонок, но даже и вернувшегося с охоты Тимофея.

— Ну и какого ляда теперь тебе ещё чего-то надо? — выдохнула птица. — Твоя родня уж тыщу лет, как сдохла. Живи-ка ты тут да радуйся, что живая. Вон как солнце ярко светит.

Ворон опасливо покосился на светило, а нежить пыхнула на него жаром буйных глаз:

— Много ты понимаешь, клюводолб! Мне два-три годочка на своей сторонушке с отцом да с матушкой, краше здешней серой вечности в сотни раз.

— Ай, — махнул черноклювый крылом и уселся на рюкзак Алисы. — Поехали, хозяйка, чего уж тут из пустого в порожнее переливать!

И маленький, но гордый отряд зашагал вперёд, вперёд и только вперёд. А в пути хозяйка птицы канючила о том, как она жаждет снова увидеть Лешего, Грибнича, бабу Ягу и царя-самодура. Ворон фыркал и нахохливался при каждом её слове всё больше и больше, он хотел того же самого. Степанида смело колыхалась впереди и мурлыкала что-то народное, не боясь более ни чертей колючих, ни светил могучих. А Диана пыхтела и пыхтела себе тихонечко. Она хотела поскорей обнять маму, папу, деда Ваню и бабу Валю. И пусть её всамделишная родня не такая волшебная, как в сказочной стране, но и у них дури хватает! Да и весёлые они. А здешние более серьезны, всегда напряжены, отовсюду ждут беды.

«И не только они, а и мы тоже. Тяжело так жить. Тяжело даже один день прожить, не то что вечность! — мысль о вечности, прожитой кем-либо в тёмной Руси, сводила Диану с ума, она шла и твёрдо знала, что больше сюда не отправится никогда. — А если сестре приспичит, то и шут с ней, пускай себе идет, ищет на свой толстый зад большие... большущие-пребольшущие приключения. Не кошка я больше, чтобы тягаться за ней. Вон, у неё ворон есть, пусть он и бегает за ней туда-сюда. А я — пас!»

— Ну «пас» это не «фас», — с сомнением подтвердил её мысли ворон. — Вон вы какие вымахали! Вам бы уж, по хорошему, не по сказочному миру лазить, а замуж пора идти.

Алиса вспыхнула, видимо вспомнив что-то своё, больное, но ответила очень строго:

— Рано нам ещё, не в древней Руси живем!

— Бе-бе-бе, — передразнила старшенькую красавица Полуверка и рассмеялась заливистым молодецким смехом, вышагивая важно, как пава.

— Вот дай бог бабе привлекательность, так она даже птицу ополоумеет! — разнервничался Тимофей и отвернулся. — Да ну её!

 

По прямой линии, по полю чистому шли наши герои к Сказочнице всего один... два... три дня. И не дошли. Ну оно и немудрено, это ж совсем в другую страну переться! Выдохлись крохи, упали, вставать отказываются. Голодные, жалкие, несчастные. И уснули они богатырским сном. Не храпели, но всё же… спали как убитые. Степанида же пропала куда-то. Видно, дел молодецких у неё много накопилось. А ворон-мышеед на охоту полетел. А как поохотился, так тоже вздремнул рядом со своими красавицами.

 

А красавицы как проснулись, так и вспомнили, что у них в рюкзаках по паре молодильных яблочек завалялось. Съели они их и… на этот раз почувствовали их волшебный эффект — сил у сестёр прибавилось, хоть в бой на поляниц иди! И сёстры пошли. Но не в бой, а туда куда их ворон повёл. А ворон их повел прямиком к Сказочнице.

И уже долго так вёл забывших обо всем девочек, как вдруг выплыла из под земли Степанида с молодильным яблочком в руках, но выглядела она теперь не на тридцать лет, а на все двадцать, светится вся от счастья, кланяется Алисе и Диане в ноги и говорит:

— Спасибо вам за всё, милые деточки, только не пойду я с вами далее, так как никакого волшебства мне больше не надобно. Не полуверка я больше, а Девка-чернавка. И жить я ухожу на заставушку богатырскую к богатырю Балдаку Борисьевичу, супружницей ему буду.

— Вот оно как! — развел крыльями обескураженный Тимофей. — Ну что ж, дурное дело не хитрое.

А Балдак Борисьевич — это тот богатырь, которого все остальные богатыри на своей родной заставе караульным оставили, когда к поляницам свататься уходили (по причине его малолетнего возраста).

Наши девушки аж опешили. Диана пришла в себя первая и выдохнула с облегчением: тяжкая миссия по выдворению из этого мира старухи-полуверицы спала с её плеч, она присвистнула и даже попыталась пошутить:

— Так Балдаку Борисьевичу семь лет от роду, молод он ещё для тебя. Ешь скорее это яблоко да ещё молодей, а то замуж не возьмёт!

Никто, однако, не засмеялся. Все и так понимали, что бывшая кошка — женщина пока глупая. И если ей скажешь, что кому-то семь лет от роду, то она и верит, что этот человек — малолетка. Но у богатырей всё не так. Семилетний Балдак Борисьевич всегда будет семилетним, хоть десять тысяч лет пройдет, хоть двадцать. И ведь лицо у него уже потрепанное, и косая сажень в плечах, а вот… Коль назвал рассказчик былин Балдака семилеткой, так теперь хоть раздуйся вширь и в рост от мужицкой силы, будешь ты вечным прыщом в богатырском стане да поводом для насмешек.

«Лихо полуверица дело провернула, пока другие богатыри с поляницами дрались!» — удивилась Алиса и аж засверкала глазами от восхищения.

— Во-во, Алиса, учись женским хитростям. Как говорится, пока одни воюют, другие милуются-воркуют, — раскланялась Девка-чернавка ещё раз и рассмеялась, яблочко наливное в руках перекатывая.

Ух! И исчезла уже навсегда. И никто из присутствовавших не понял куда она провалилась: то ли к Балдаку в дом, то ли к матушке с батюшкой, а то ли прямиком в сказку Пушкина. Да и бог с ней! У наших путников и своих дел полно, а самое наипервейшее для Тимофея дело: идти и рассказывать сестрам эту самую сказку про Девку-чернавку несколько в ином свете, а не строго по программе начальных классов.

 

Чернавками раньше называли крепостных девушек-служанок, которые выполняли грязную, черную работу. Их еще называли «сенными девушками», а Пушкин в «Сказке о мертвой царевне…» дал прислуге имя собственное и получилось: Чернавка — девушка, находящаяся в услужении у коварной Царицы. Чернавка в сказке выполняет приказы госпожи, но так как сердце у неё доброе, то она отвела Царевну в лес, но связывать не стала. А когда обман раскрылся, Царица угрожала Чернавке рогаткой (металлическим ошейником с длинными шипами, его надевали на шею крепостным, это не позволяло им лежать и спать). Именно поэтому Чернавка решилась на убийство молодой царевны.

 

— А наша Девка-чернавка тоже со временем убивать людей научится? — мрачно спросила Диана.

Алиса промолчала, ворон тоже промолчал. Им обоим не хотелось так уж прямолинейно связывать сказки с реальностью. Ведь тот мир в котором они сейчас брели до Сказочницы и был для них самой настоящей реальностью, а сказки Пушкина — всего лишь уже подзабытой книжкой и одной из глав в большой книге Сказочницы.

— Будь что будет, — проворчал Тимофей. — Всё равно тут нет никаких людей. А поляниц пусть хоть всех поубивает! Дурнее баб природа ещё не придумала.

И друзья хмуро зашагали дальше.