Советы будущему исследователю Аджимушкая.

Эту тему не только нужно, но и вполне перспективно в будущем изучать. Но это при условии, что будущий исследователь будет работать глубоко и целеустремлённо и в первую очередь по первоисточникам. Я уверен, что в этом случае исследователь закроет не только «белые пятна» на страницах этой истории, но и найдёт много фактов никому не известных и даже сенсационных. Но сразу должен сказать, что эта работа, хотя и очень интересная, увлекательная, но долговременная и в чём-то неблагодарная. Под первоисточниками я понимаю, прежде всего, архивные документы, которые ещё не выявлены. У наивного читателя может возникнуть мнение, что самые важные и интересные документы хранятся в закрытых фондах архивов госбезопасности. Это далеко не так, ибо очень важные документы могут храниться в любых архивах, библиотеках, или в частных руках. В советское время засекреченность архивных документов была доведена до крайности. Засекретили всё, и от этого даже в наше время не могут освободиться. Чаще всего это делалось (и делается) под предлогом соблюдения военной тайны, сохранения обороноспособности, экономического и научного потенциала и пр. Играют, конечно, и мотивы, связанные особенно с личностью известных людей.

В архиве госбезопасности Крыма можно ознакомиться только с делами осуждённых предателей и пособников оккупантов. К оперативным документам исследователям доступа нет, да и вряд ли он когда-нибудь будет. Но есть и другие ведомственные архивы. Я постоянно использую в своих публикациях Центральный архив Министерства обороны, Центральный военно-морской архив, Архив пограничных войск и др. Но есть и, более закрытые хранилища. Дело в том, что аджимушкайцы и особенно подполье Керчи имело дело с советской военной и контрразведкой, у НКВД тоже была своя разведка и прочие органы. В Керчи активно действовала немецкая сухопутная и морская разведки, своя служба безопасности. Документы этих структур могли осесть в качестве трофеев в закрытых архивах Москвы.

Я довольно хорошо изучил фонды Крымского фронта. При этом скажу, что я не оговорился относительно «хорошего изучения фондов». Работавшие в архиве исследователи знают, что изучить все документы фондов фронта невозможно, ибо их объем очень большой. Но мне в этом плане было легче. Дело в том, что Крымский фронт во время отхода в мае 1942 г. абсолютное большинство документов уничтожил. К счастью неплохо сохранились оперативные документы штаба фронта и всех трёх армий 44-й, 47-й и 51-й. Рискуя жизнью их спасли штабные работники, ибо знали, что они остро будут нужны в Москве, где будет на высоком уровне отчёт командования фронта за Керченскую катастрофу. Там же будет решаться и судьба руководства фронта. А что касается фондов дивизий, полков, не говоря уже о батальонах, то они в архиве совершенно отсутствуют. Кое-какие документы соединений и частей были составлены после 30 мая 1942 г. уже на той стороне Керченского пролива и они оказались в фонде Северо-Кавказского фронта. Как ни странно, до нас дошли документы (правда, в ограниченном количестве) отдельных зенитных артиллерийско-пулеметных дивизионов (батальонов), а также отдельных инженерных и сапёрных батальонов. Что касается фонда Керченской военно-морской базы (только не 83-й морской бригады пехоты), то они в Центральном военно-морском архиве в г. Гатчине сохранились хорошо. Там же теперь находятся и документы Архива исторического отделения ВМФ, ранее располагавшегося в Москве.

В архиве Министерства оборони есть ещё фонд (фонды), в которых имеются весьма интересные сведения по Аджимушкаю. Образовались они после войны в 1946-47 гг. в так называемых запасных полках и дивизиях, в которых проходили проверку бывшие советские пленные. Располагались они обычно на территории СССР и фактически были лагерями, которые охранялись. Кроме обычных офицеров, там было много представителей органов НКВД, разведки и пр. Вот они и опрашивали бывших пленных. Вопросы были: как они попали в плен, где содержались, с кем общались и многое другое. Всё это фиксировалось на бумаге. А.И. Пирогов мне советовал: «Добейтесь разрешения работать в архиве с делами нашей проверки, там ведь мы писали подробные воспоминания. Цены им нет, ведь каждый из нас знал, что надо писать правду, любое враньё или желание скрыть правду вызывали у наших следователей повышенный и вредный для нее интерес. В этих бумагах наша откровенность и ответственность были высокими». Я пытался в архиве добраться до этих документов. Архивные работники мне сказали, что эти документы простым исследователям не выдают. Следует сказать, что о своем участии в обороне каменоломен на первых же допросах в советских органах говорили многие. Один из моих знакомых аджимушкайцев как-то рассказывал: «После плена на допросе у нашего “особиста” я ему рассказал про оборону каменоломен, но он меня оборвал и заявил: “Уже не раз я слышу эту брехню на допросах”». Странно, что этот работник контрразведки от многих слышал о подземной обороне, но вывод сделал, что это «брехня», а не правда.

В Главном управлении кадров (ГУК) Министерства обороны существует картотека командно-политического состава. К ней исследователей обычно не допускают, но при большой настойчивости исследователя могут допустить поработать при непосредственном участии сотрудника. Должен сказать, что учёт политработников во время войны был организован хорошо. Человек, закончивший какие-нибудь краткосрочные курсы, обязательно попадал в общую картотеку, чего не всегда скажешь о выпускниках фронтовых курсов младших лейтенантов и даже училищ. В Подольском и Гатчинском архивах мне давали изучать личные дела командиров и политработников армии и флота от младшего лейтенанта до полковника (генералов не выдавали), чем я и пользовался. Но вот если человек служил в 20-е–30-е гг., а затем уволился, но снова в войну был призван, то часто его личное дело оставалось в Центральном государственном архиве Советской Армии (г. Москва), где хранятся документы с 1918 по 22. 6. 1941 г. (Ныне это Российский государственный военный архив). Из-за этого обстоятельства я не нашёл дела А.П. Панова и некоторых других. При читальных залах архивов имеются хорошие справочные библиотеки, в которых есть издания, которых часто нельзя было найти даже в Библиотеке им. В. И. Ленина (ныне Российская государственная библиотека). Это обычно справочники для служебного пользования.

Работая по теме, я получил богатый опыт поиска следов без вести пропавших, их семей и родственников. Когда делаешь запрос в ГУК (адрес его был простой, Москва, K-I60, Главное управление кадров, без названий улиц и др.), то надо обязательно указать воинское звание, фамилию, имя, отчество, указать, что это лицо пропало без вести на Крымском фронте в мае 1942 г., и что эти сведения обнаружены в документах, которые найдены при раскопках в Аджимушкайских каменоломнях. Если фамилия редкая, то могут найти и ответить по существу. Но этих данных для сотрудников маловато, обычно требуют еще занимаемую должность, воинскую часть, год рождения, место призыва.

Но я получал результат и в первом варианте. Я даже имел положительный опыт поиска только по одной фамилии (весьма распространенной) и воинскому званию. Например, это случилось с батальонным комиссаром Семеновым. Его помнил Ильясов и Поважный и он входил в группу С.А. Ермакова. Ильясов смутно помнил, что он из Баку. Работая в архиве с документами Крымского фронта, я постоянно обращал внимание на эту фамилию. Семеновы встречались часто. Но батальонных комиссаров Семеновых оказалось два: Иван Евстафьевич и Борис Михайлович. Дальнейший поиск привел к тому, что наш Семенов был Борис Михайлович. Он действительно родился и жил в Баку. Мне удалось там найти его жену Марию Трофимовну и дочь Людмилу. Ильясов был позже у них в гостях.

Часто фамилии доходят до исследователей искаженными. Об этом свидетельствует мой поиск батальонного комиссара М.Н. Карпекина. О нем много говорили Ильясов и Поважный, эта фамилия была и в дневнике Клабукова, но как «Карпейкин» и без инициалов. Мои запросы ничего не давали. Но вот случайно я увидел эту фамилию как «Карпекин», оказалась лишней буква – «й». После этого я быстро нашел личное дело Митрофана Николаевича. Подобное случилось и с политруком по фамилии В. Ф. Трубаров, которая нам слышалась, как Трубарев.

Как видим, исторический поиск требует точности, большой аккуратности. Довольно легко восстанавливаются пропавшие без вести по номерам партийных документов (билетам). Достаточно было только знать его номер и сделать запрос в г. Киров, где был расположен единый сектор учета партийного билета ЦК КПСС. Можно восстанавливать людей и по номерам орденов и медалей, выданных до войны и в первые ее месяцы. Самым эффективным методом поиска пропавших (особенно тех, которые не подаются поиску: рядовые, сержанты срочной службы, курсанты) является публикации в газетах и журналах. Журнал «Вокруг света» в СССР выходил миллионными тиражами и его читали многие. На мою публикацию о поиске без вести пропавших и погибших в каменоломнях (№4-1975) откликнулась масса читателей. Среди них были родственники и погибших курсантов-ярославцев, которых мы с Н.Д. Немцовым не могли найти. Это были А.Е. Волошенюк, Н.К. Корнейчук, В.А. Фомин, В.Н. Смолин. Откликнулся и оставшийся в живых аджимушкаец этой группы Х.Н. Фридман, он был еврей. Попал в плен. Но друзья скрывали его от доносчиков и сохранили ему жизнь. На эту публикацию откликнулись и другие курсанты. Большая их часть в каменоломни не попала, а сумела переправиться через Керченский пролив. Эффектны были мои публикации поискового характера в республиканских и особенно областных газетах. Через них я сразу нашел медсестру Л. Ф. Хамцову в Смоленске, родную сестру М.В. Светлосанова в Вологде, это была Никитюк Антонина Викентьевна.

Вполне удовлетворительно дошли до нас документы пограничных частей с Крымского фронта, которые хранятся в архиве г. Пушкино Московской области (ныне Архив Федеральной пограничной службы) и в архиве внутренних войск в г. Москве (теперь это Центральный архив внутренних войск МВД РФ). Личные дела агентурных разведчиков хранятся в специальном архиве. В нем я работал над делом разведчицы-радистки Ж. Дудник. Я надеялся, что в нем хранятся личные дела и на С. Бобошина и А. Родягина, но они в этом архиве даже не числятся. До личных дел таких разведчиков как И.Х. Аганин, В.П. Менциц или В. Михеев я не добрался, ибо не было разрешения к допуску, да и времени.

    В Москве при Совете Министров существовал «Особый Архив». Как я понял, в нем хранятся трофейные документы немецких карательных органов безопасности, разведки, контрразведки и пр. Из этого архива 26. 5. 1964 г. в Партийный архив Крымского обкома КП Украины был прислан перевод с немецкого «Обобщающего донесения о советском сопротивлении в каменоломнях Аджим-Ушкай (Крым)». Документ этот крайне интересный, поэтому я его в партийном архиве переписал полностью. Он был впервые опубликован в сборнике «В катакомбах Аджимушкая» (во всех 4-х изданиях) заведующим партархивом И.П. Кондрановым. В статье «Признания врага» им были представлены и прокомментированы наиболее важные факты из этого документа.[2] Я до сих пор не могу понять «почему» и «как» была проявлена кем-то инициатива по пересылке русского перевода этого «Донесения» в фонд Крымского партархива. Жалею, что в свое время об этом не спросил И. Кондранова, с которым я был в доверительных отношениях. Очевидно, эта инициатива была не с его стороны, иначе бы он мне об этом сказал. Получается, что руководство «Особого архива» прислало этот текст по своей инициативе. Но такого не бывает в бюрократической среде. Чиновнику от его начальства должен быть толчок. Стало быть, такой толчок имел место. Я могу предположить, что Ф.Г. Гранковская по своей инициативе (она это часто делала, когда ее «несло») могла обращаться в любые инстанции. Возможно, что-то  таким образом попало к «большому начальству» и то дало указания послать «Донесение» в Крым. Документ этот довольно объективен, немцы из СД добросовестно изучили захваченные в каменоломнях документы, а в ходе допросов интересовались деталями борьбы, жизнью и бытом участников. Переводчица Т.В. Матчинбаева мне рассказывала: «Документов было много, но они все были очень грязные и изношенные. Это были какие-то списки, личные дела, фотографии и пр. Читать их было сложно, я их буквально расшифровала, при допросе последних защитников все это уточнялось. Глава СД Крыма Цапп лично ездил в Берлин с докладом о ликвидации сопротивления в каменоломнях. Все они были очень довольны, что оборону в каменоломнях удалось подавить. Я слышала, что позже Цапп попал в руки советского правосудия и его судили где-то на Кавказе, кажется в Краснодаре». Немцы не считали защитников партизанами. Поэтому отношение их к ним было, как военнопленным. Это обстоятельство и спасло некоторых из них. Но я считаю, что в подлинном тексте «Донесения» на немецком языке имеется больше информации. Текст в русском переводе сокращен, на нем отсутствует подпись, дата документа и прочее. Но самое интересное, так это «Приложение» к этому. О нем в тексте не упоминалось. Но они там были, правда «грязные и изношенные», как об этом свидетельствует Т.В. Матчинбаева. Этих документов было много, но не они были самыми главными из Центральных каменоломен. Это должны быть: «Книга приказов», «Журнал боевых действий», материалы особого отдела и военного трибунала и др. Подобного рода документы явно в каменоломнях создавались, но о них немцы не сообщают ничего конкретного. Очевидно, эти самые ценные документы были хорошо спрятаны, или засыпаны при взрывах. А вот документы Поважного из Малых каменоломен однозначно попали в руки СД. Об этом говорят Поважный и Ильясов. Вот, что Ильясов буквально рассказывал: «На допросах я видел папку-портфель Шкоды, нашего начальника штаба. Думаю, что это были отчеты, дневник и пр., все это он писал в каменоломнях и весьма добросовестно. Ошибиться я не мог. Ибо на этом портфеле был след царапины, происшедшей от взрыва и падения камней». По долгу службы Шкода был обязан вести журнал боевых действий, что он и делал, а Ильясов считал, что это был дневник. О том, что этот дневник попал в руки врага, есть данные в немецком «Донесении». В этом документе довольно много чисел, но все они большей частью округленные, но вот одно число есть с точностью до одного человека. Это первоначальное число защитников Малых каменоломен – 2011 чел. А вот в автобиографии в личном деле Шкода указывает, что по состоянию на 16. 05. 1942 г. в каменоломнях было 2211 чел.347 Возможно, что Матчинбаева ошибочно прочитала в тексте цифру «2» как «0». Не исключено также, эта неточность могла произойти при переписке или при перепечатке.

Понимая, что при «Донесении» обязательно имеется приложение, я попытался проникнуть для работы в «Особый архив». Я слышал, что в отдельных случаях все жё туда допускают исследователей. Взяв бумагу с просьбой допуска в архив от редакции «Вокруг света», и, установив адрес его у знающий людей, я пришел в Москве к одному из зданий без вывески. Там встретили меня грубо, практически по-хулигански. Какой-то сотрудник в гражданской одежде, но с военной выправкой, мне заявил, чтоб я сюда забыл дорогу, а в редакцию журнала передал редактору, чтоб он такие бумаги больше не присылал. Теперь фонды Центрального государственного особого архива находятся в составе Российского государственного военного архива (РГВА).

Во время работы над темой «Аджимушкай» я сделал вывод, что найденные в каменоломнях документы в 1943-1944 гг. разошлись по разным инстанциям, организациям и попали в разные архивы. Куда же попали дневники А.И. Трофименко и А.И. Клабукова? Но ведь были и другие дневники участников тех событий. Н.И. Ваулин упоминает о каком-то неизвестном командире из Малых каменоломен, который вел дневник в мае 1942 г. Керчанка Ольга Махинина вела свои записи с 10. 05 по 20. 11. 42 г. А. Бондарь (Ткаченко?) Татьяна Филипповна вела дневник с 29. 4. 1942 г. по 1. 01. 1943 г. Есть даже какие-то записи дневника на грузинском языке некого Копканидзе в фондах Керченского музея. В свое время я говорил С. М. Щербаку, что этот текст надо перевести на русский язык, но он, кажется, совет мой не выполнил. Надо бы это нынче сделать.

Подлинные дневники Трофименко и Клабукова пытался найти еще В.В. Биршерт, у него в этом плане были и личные мотивы, ибо Клабуков доводился Владимиру Владимировичу родным дядей. Проанализировав резолюции препроводительных записок аджимушкайских документов, которые попали в Архив Министерства обороны и Центральный музей Вооруженных Сил, я сделал вывод, что они все проходили через «группу Тугаринова» в Москве. В журнале «Вокруг света» зав. отделом «Наша Родина», по которому шли наши аджимушкайские материалы, Л. Чешкова посоветовала мне найти кого-нибудь из бывших работников ЦК ВКП (б). Скоро я вышел на К. Финогееву, проживавшую в Москве по Кутузовскому проспекту, д. 30/32, кв. 378. Она мне сообщила, что в ЦК ВКП (б) в период ее работы там служили два Тугаринова: Владимир Леонтьевич, 1904 г. рожд., инструктор печати при ЦК. Другой – Иван Иванович, 1904 г. рожд. работал в ЦК с 1938 г. зав. сектором печати. Во время войны он работал в Советском Информбюро.348 Фактически в этом бюро И.И. Тугаринов возглавлял особую группу работников ЦК ВКП (б) и она называлась «группой Тугаринова». Группа обслуживала ЦК, через нее шли различные трофейные документы, письма солдат противника, материалы партизан, подпольщиков и др. Некоторые из них секретарь Сталина Поскребышев давал читать вождю. К.А. Финогеева связала меня с работником этой группы, он, кажется, был заместителем Тугаринова – Блисковским Зунделем Давидовичем. Жил он в небольшой комнате какого-то большого общежития, но оно было чистым и благоустроенным. Встреча с ним происходила в конце мая 1976 г. и во время нее мы обстоятельно побеседовали. Он сообщил: «В отдел Тугаринова документы доставлялись из разных инстанций, структур, организаций, воинских частей и т. д. Все они тщательно учитывались при приеме и передаче. Они хранились в одном большом сейфе. После нашего переезда в Берлин один наш сотрудник, оставшийся в Москве, собрал все эти документы в пачки и сдал их в ЦК ВКП (б). Туда попали и мои личные материалы, но я не пытался их возвратить, знал, что это дело совершенно безнадежное. Помню, что были документы о генерале Власове, ряд трофейных документов, дневники немецких чиновников. Они были подробными и обстоятельными. О Керченских каменоломнях, что-то было, но я сейчас уже не помню. Запомнился материал, как поэт Долматовский попал в плен. Мы не только принимали и распределяли материалы, но и готовили для печати статьи. При этом часто готовили его для зарубежной печати, занимались контрпропагандой. Писал я, писал и Тугаринов. Помню, долго ждали появления материала (6 месяцев), в котором цитировалась директива румынского диктатора Антонеску о правилах поведения войск на советской территории. На обороте этого документа Сталин написал “Ничего, доберемся и до них”. Вам может что-нибудь сообщить о нашей работе Сушков Александр Ливерьевич, он живет в Москве на ул. Гарибальди д. 15, корп. 2, кв. 31». Но я с Сушковым не встречался. Из общения с ветеранами, сотрудниками ЦК времен войны я понял, что «группа Тугаринова» была создана как одно из звеньев аппарата для передачи в ЦК ВКП (б) различных интересных материалов, в том числе и Сталину, так что своего фонда в архиве она не создала. Самые ценные (подлинные) документы, найденные в каменоломнях, следует искать в архиве ЦК ВКП (б), который нельзя путать с Центральным партийным архивом. О встрече с писателем Смирновым я уже писал. И он сделал вывод, что дневники Трофименко и Клабукова, как и другие попали в архив ЦК, куда доступа в то время не было. О результатах своего поиска я сразу же сообщил Л. А. Чешковой. Она куда-то при мне звонила по телефону, но положительного результата от этого звонка не было. Я слышал, что в наше время архив ЦК стали разбирать и в какой-то степени допускать до его материалов исследователей. Хранятся документы текущих архивов структурных подразделений ЦК КПСС теперь в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ). Так что есть надежда, что эти дневники когда-нибудь выявят. А может быть из-за их разложившегося вида их сожгли? Все архивные работники, однако, меня уверяли, что в архивах в любом состоянии документы принимают и никогда не уничтожают.

Я уже писал, что из дневника Трофименко из-за «шовинистических выпадов» автора были вырваны листы. Сделано это было явно грузинским командованием 414-й стрелковой дивизии, которая в начале 1944 г. стояла в Аджимушкае и в каменоломнях. Трудно сказать, куда делись эти вырванные листы. Не исключено, что их не уничтожили, а сохранили. Значит, есть надежда, что эти листы, а, возможно, ещё какие-то документы из каменоломен, оказались и сохранились в Грузии. Хорошо бы через историков в Грузии, занимавшихся Аджимушкаем, об этом навести справки.

Очень интереснао в плане поиска подлинных Аджимушкайских документов и одна из записей, которую я взял у Н. И. Ваулина. «Командир партизанского отряда Моисеев Константин Иванович 12-13 1943 г. отправил найденные в Аджимушкайских каменоломнях документы в НКВД станицы Ахтанизовской Краснодарского края, ныне Моисеев находится в в/ч 23614 «а». Хорошо известно, что перед высадкой десанта около Керчи осенью 1943 г., в Аджимушкайских каменоломнях организовались два партизанских отряда К.И. Моисеева и П.И. Шерстюка Они были первыми, которые начали собирать в каменоломнях документы. Что это были за документы, мы не знаем, но их было много. Я делал робкие попытки найти их в архиве КГБ Краснодарского края, но ныне, мне кажется, что это было не Краснодарское управление НКВД, а Крымское. На Кубани и Таманском полуострове в то время находились и ждали освобождения Крыма многие органы и структуры Крыма и их сотрудники. Отсюда можно сделать вывод, что искать следы этого архива надо в Крыму. После освобождения восточной части Керченского полуострова руководитель партизанского отряда К.И. Моисеев был необоснованно репрессирован, вот этим и объясняется его странный адрес войсковой части 23614 «а».

Документы по Аджимушкаю могут сохраниться и в архивах наших бывших врагов Германии и Румынии. В районе Керчи воевала часть (11) немецкой армии в составе 132-й пехотной дивизии (436-го, 437-го, 438-го пехотных полков), 46-я пехотная дивизия (42-й, 72-й, 97-й пехотные полки), 22-я танковая дивизия и 88-й саперный батальон. В июне 1942 г. часть немецких войск (132 ПД и 22 ПД) ушли в район Севастополя, а часть, наоборот, пришла в Керчь после боев под Севастополем и на южном фронте с Украины. Это был 457-й пехотный полк 257-й пехотной дивизии, он вместе с 47-й пехотной дивизией входил в 42-й армейский корпус, штаб которого был в Баксах. Румын в Керчи представляла 19-я кавалерийская дивизия в составе 94-го, 95-го полков и 42-го артиллерийского полка. Они входили в состав 7-го румынского корпуса, штаб которого находился в Марфовке.349 Естественно, что я до фондов этих архивов не добрался.

О событиях в Керчи за 1942 г. должны быть материалы в прессе наших врагов (Германия, Румыния), её на немецком языке я изучил неплохо, так что будущие исследователи вряд ли найдут в ней что-то интересное. Многое, что я нашёл в газетах и журналах 1942 г. я использовал в своей диссертации и книге. Мне повезло, в 60-70 гг. я служил в Эстонии, и в национальной библиотеке им. Крейцвальда в Таллине мог пользоваться всеми этими материалами на немецком языке. Следует сказать, что эти материалы там весьма полные. Все немецкие журналы, газеты и брошюры за время оккупации Эстонии немцами там хранятся полностью в подшивках. То же самое, но ещё с большей полнотой, я обнаружил в Национальной библиотеке г. Риги (Латвия), там даже сохранились газеты на еврейском языке, которые выходили в рижском гетто. Подобных собраний немецкой прессы нет в публичных библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга, где имеются только отдельные, случайные номера этих изданий. В послевоенной Западной Германии выходили книги, посвященные немецким дивизиям, воевавшим на Восточном фронте, так что стоит поискать на немецком языке  издания подобного рода, посвященные событиям под Керчью. В наше время я занялся историей родного г. Пушкина во время войны и мне прислали историю дивизии, воевавшей здесь, она очень интересна, в книге помещено очень много фотографий, сделанных во время войны. В ФРГ о Керчи 1942 г. издавались статьи, книги, воспоминания. Кое-что из них я использовал в своей книге. Но есть одно многообещающее издание — журнал «Deutsche Soldaten erzalen….» («Немецкие солдаты рассказывают…»). Это издание выходило много лет, но в Публичных библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга оно есть только в отдельных экземплярах (номерах). В них о Керчи я ничего не нашёл, но это очень малая часть изданных номеров этого журнала. Тексты в нем живые, интересные, много иллюстраций, там можно найти — нет сомнений — соответствующие материалы о боях за Керчь и каменоломни. Какие-то материалы могли попасть и в прессу 1942 г. нейтральной Швеции. Из немецких газет я знаю, что небольшая группа шведских журналистов по приглашению гитлеровцев посещала места боёв в Керчи и окрестностях. Я видел их снимок в немецкой газете.

Я не хочу, чтобы у молодых исследователей Аджимушкая и военной Керчи возникло неправильное мнение, что эти темы хорошо изучены, и дальше заниматься ими не стоит. Это очень вредное мнение, дело в том, что в любой исторической, даже, казалось бы, изученной теме, есть обязательно белые страницы истории, которые остались неизученными по разным причинам. Всё это полностью касается и нашей темы. По моим грубым подсчётам только 5 % фамилий аджимушкайцев нам известны. Остальные «остаются в темноте» с термином без вести пропавшие. Так что для будущего историка восстановление без вести пропавших в каменоломнях остаётся актуальной работой. А ведь там воевали и погибали часто интересные и заслуженные люди, следы которых стоит искать. Некоторые аджимушкайцы имели влиятельных родственников, оставили талантливое и достойное потомство. Ряд таких интересных и заслуженных людей я открыл для себя. Например, Карпекин Митрофан Николаевич. Старший политрук Исаков Сергей Михайлович, его брат был профессором железнодорожного института в г. Новосибирске, а сын Александр был спортсменом-биатлонистом, хорошо известным в своей спортивной среде. Супруги Омесовы Алексей Семёнович и Павла Григорьевна. Он был крупным организатором подполья на Дальнем Востоке в I9I7-I922 гг. Их сын Омесов Андрей Алексеевич был известным советским работником в Крыму после войны. Манукалов Алексей Николаевич — его дочери Людмила и Елена создали хорошие семьи, из которых вышли научные работники. Земцев Евгений Александрович из Москвы, его брат Владимир стал крупным министерским работником.

Я уверен, что дальнейшая работа над персоналиями аджимушкайцев раскроет новые имена интересных и заслуженных людей. Правда, большинство погибших аджимушкайцев следует отнести к «простым людям». Раньше, когда были живы их родители, жены, дети и другие родственники, интерес к любой вновь открытой фамилии был большой. Сейчас это притупилось. Мы имеем дело чаще всего с внуками и правнуками, которые смотрят на своих предков довольно безразлично. Конечно, многое зависит от самих семей, их образованности и воспитанности. В последнее время началось общественное движение по изучению своих родословных, составлению генеалогических таблиц. Очень удачной формой пропаганды памяти фронтовиков ныне является движение «Бессмертный полк», которое быстро распространилось по всей России и даже за рубежом. В День Победы организуются многотысячные шествия людей, несущих большие портреты-фотографии своих близких, участников минувшей войны. Некоторые состоятельные люди даже издают о своих семьях книги, на Западе такая практика существует давно. К счастью, прошло время, когда в нашей стране перестали стыдиться своего княжеского, дворянского, церковного или купеческого происхождения. Но интерес представляют и крестьяне, мещане, рабочие семьи, которых было большинство. Должен сказать, что исследователю персоналий аджимушкайцев необходимо отдельное внимание обратить на выходцев с Кавказа, где традиционно существуют особый интерес к происхождению своего рода и гордость за своих предков.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что для будущих исследователей темы «Аджимушкай» открываются довольно большие возможности, «фронт работ» в этом плане значителен. Честно говоря, я понимаю, что мало таких исследователей возьмется за эту тему, но я буду счастлив, если даже один поисковик (мужчина или женщина) станет заниматься этой темой, но с такой же глубиной, широтой и целеустремлённостью, с какой занимался я. Но ведь можно и лучше…

Заключение.

Аджимушкай вошёл в историю минувшей войны в первую очередь как пример необыкновенного героизма и стойкости советских воинов, попавших в окружение. Такого длительного и упорного сопротивления, пожалуй, не знала мировая история. Как-то Аджимушкайские каменоломни посетила группа офицеров Польской армии. После экскурсии под землю они заявили: «Мы гордимся своими национальными героями Вестерплятте, которые вели борьбу с немецкими захватчиками в сентябре 1939 г. до последней возможности. Но ваш Аджимушкай по длительности и ожесточённости превосходит все мыслимые пределы сопротивления».

Борьба в керченских каменоломнях интересна и с военной точки зрения, она относится к действиям войск в особых условиях. Опыт свидетельствует, что в подземных лабиринтах, даже в таких относительно небольших, как Аджимушкайские каменоломни можно бороться длительно и упорно. Подавить обычным стрелковым оружием, гранатами и даже артиллерией защитников без больших потерь невозможно, вот почему Аджимушкай был захвачен только длительной осадой, которая продолжалась полгода. Большой вред защитникам приносят гигантские взрывы, а также использование химических отравляющих веществ. В наше время в таких условиях высокий эффект показывает применение боеприпасов с объемными взрывами. В случае длительной осады и превосходящих сил противника, о чём свидетельствует опыт партизан Керчи в 1919, 1941, 1942, 1944 гг., активность осаждённых сильно ограничена. В этих условиях каменоломни превращаются в ловушку, а обороняющихся в них — в пассивную группу. При длительной обороне на первое место выходят страдания и смерть от недостатка воды, питания, топлива, солнечного света и др. Что касается соотношения потерь, то они при длительной осаде остаются в пользу противника. Из-за этого действия партизан в Аджикушкае в 1941, 1943 гг. не имели особого эффекта и вряд ли оправдали себя с военной точки зрения. Правда, защитники приковывают к себе на длительное время значительные силы противника, которые обычно необходимы на общем фронте. Не случайно на это обратил внимание немецкий исследователь А. Гутте.

Каменоломни, системы естественных пещер, горные выработки, искусственные тоннели и коммуникации можно использовать в войне, но при условии борьбы со слабым противником, который не может долго контролировать поверхность участка земли над осаждёнными. Так что можно сделать вывод, что, учитывая страдания и неизбежную гибель в условиях длительной борьбы, каменоломни не стоило бы использовать. Естественно, что в случае обороны нужен запас воды, продовольствия, медикаментов, боеприпасов, топлива, шанцевого инструмента. Необходима и подготовка личного состава и наличие достойных командиров.

Окружённые воины Крымского фронта в Аджимушкае в мае 1942 г. имели только один выход — сдача в плен. Так и сделали поляки при обороне Вестерплятте. Но это противоречило принципам и всем правилам ведения боевых действий Красной Армией. В связи с этим руководство Аджимушкая и выбрало путь длительной борьбы, как говорят «до последнего патрона и солдата». Пример аджимушкайцев у наших врагов вызывал удивление и даже похвалу. Я уже писал в первой части этой книги, как высоко оценил подвиг последней группы, взятой в плен в каменоломнях, румынский генерал в Симферополе. Геббельс и даже Гитлер, издыхая в своём бункере, тоже приказывали своим солдатам, оборонявших Берлин в 1945 г. «брать пример с русских», которые с таким упорством защищали Ленинград, попавший в блокаду. Аджимушкай, конечно, не Ленинград, но общего в их сравнении много.

246 Во время отъезда нашего 104-го пушечного полка из Пушкина, все думали, что его отправят на Запад, ибо началась Вторая мировая война и наша армия вступила в конфликт с Польшей. Но оказалось, что полк отправили на север. Дивизион отца первое время прикрывал побережье в районе г. Беломорска (тогда только что закончили строительство Беломорского канала) от союзников. Да-да, я не оговорился: «от союзников», под которыми надо понимать англичан и французов. Советское командование остерегалось, что союзники оценят СССР, вступившего своими войсками в Польшу, как союзника Германии, и поэтому приняло меры по защите северного побережья от десантов. После заключения мира с Финляндией в марте 1940 г. эта угроза оставалась, и наш полк был полностью переведен на полуострова Рыбачий и Средний, которые по договору полностью перешли СССР. Об этом сообщает в своих мемуарах сослуживец отца Яков Дмитриевич Сербов в своей книге «За 69-й параллелью», Мурманское книжное издательство, 1986 г., с. 33-34.

В личной беседе Сербов мне рассказывал, что в 1940-1941 гг. мой отец имел приказ открывать артиллерийский огонь в случае приближения кораблей союзников к берегу. Однажды такое случилось в период полярной ночи (зимой), но все обошлось без потерь.

Мы жили в пос. Пуманки (ныне пограничная застава Земляное), в нем было несколько прекрасных домиков из дерева красного цвета. Финны из них были выселены, и часть мебели и все оборудование досталось нам.

Все тогда считали, что война с Германией закончится быстро, как это было с японцами, да и с финнами. Большие потери от населения тщательно скрывали. Считалось, что Красная Армия разобьет немцев и вышвырнет их с советской территории. Советская пропаганда тогда учила: «Нам чужой земли не надо, но и своей земли врагу ни пяди не дадим».

247 Прорыв блокады Ленинграда в начале 1943 г. нашей армией дался нелегко, железную дорогу на Ленинград со станцией Мга освободить не удалось. Здесь гитлеровцы создали крепкую оборону, она опиралась на укрепленный узел ст. Мга и на Синявинские высоты. Но живая связь окруженного Ленинграда с Большой землей была восстановлена и поэтому со станции Поляны на Шлиссельбург стала спешно строиться железная дорога, а через Неву – свайный мост. Все это постоянно подвергалось обстрелу немецкой артиллерией. Вот поэтому вся местность вокруг железной дороги и превратилась в «лунную поверхность». Дорога шла по болотистой, сырой местности, насыпь была слабой и летом расползалась. Ее, конечно, ремонтировали и укрепляли. К ноябрю 1944 г. постоянного движения через Мгу еще не было, вот поэтому нас и везли по этой ветке, построенной в обход. Следует сказать, что мы в Шлиссельбург не заезжали, а ехали по железной дороге по левому берегу Невы до Московского вокзала.

248 Вологда считалась тылом и сюда немцы сбросили бомбы, как мне сказали, всего один раз в районе вокзала. Ущерба особого они не принесли. Череповец бомбили, здесь уже перед войной началось строительство металлургического завода, который был построен уже после войны. Тихвин был изрядно разрушен, ибо он короткое время был в руках у немцев. В поезде я слышал страшные рассказы о подрывах людей на минах, которые были расставлены вокруг города. Взятие Тихвина в наше время немецкие историки считают большой глупостью. Обвиняют в этом Гитлера, который хотел вторым кольцом окружить Ленинград. Единственная шоссейная дорога на Тихвин все время подвергалась бомбежке нашей малой авиацией, а также нападениям партизан и наших диверсантов. Из-за этого, похоже, гитлеровцы убрались из Тихвина.

249 Мне было довольно легко работать над диссертацией, хотя одно название ее вызывало негативное отношение, ибо эта оборонительная операция была одна из самых неудачных в Великой Отечественной войне. Изучение истории этой операции военными началось сразу же после ее окончания, что отразилось в специальной директиве от 5.6.1942 г., подписанной Ст