Воспоминания защитников Аджимушкая.

Без воспоминаний, оставшихся в живых аджимушкайцев, героическую оборону каменоломен невозможно было бы описать. В связи с этим на некоторых из них следует остановиться, ибо они давно для исследователей превратились в первоисточники. В первую очередь широкой общественности CCCР стал известен Николай Арсентьевич Ефремов (род. в 1921 г.) В 1942 г. он окончил Ташкентское пехотное училище и ускоренные курсы Военной Академии им. Фрунзе, затем он в мае 1942 г. попал на Крымский фронт, влившись в резерв командно-политического состава фронта. После одного из выступлений С.С. Смирнова по ТВ он послал свои воспоминания писателю. Это был подробный и весьма толково написанный текст, который Сергей Сергеевич использовал при написании очерка «Подземный гарнизон» в своей книге «Рассказы о неизвестных героях». Ефремов жил в Ташкенте, работал на руководящей должности в сфере торговли, был женат на узбечке. Из таких, как он, позже стали выходить люди, которых стали называть «новыми русскими». Я встречался с Н.А. Ефремовым, много с ним переписывался. Он был автором брошюры из серии «Библиотечка военных рассказов», издаваемой объединённым издательством ЦК Компартии Узбекистана, «Солдаты подземелья», Ташкент, 1965 г. Затем вышла его небольшая книжка под этим же названием.273 Про неё сам мне Ефремов говорил, что её написал не он, а литератор-«записчик». Следует сказать, что личные воспоминания Ефремова, написанные им самим (они имеются в фондах музея-заповедника в Керчи), куда полезнее для историка, чем эти изданные книги. Пробовал Н.А. Ефремов издать свою книжку и в Москве, её рукопись мне дали на рецензирование. В этой рукописи не было ничего нового, всё базировалось на старых повторах и некоторой компиляции. В связи с этим я дал совет издательству рукопись не печатать. Видимо, об этом Николай Арсентьевич узнал и на меня обиделся. От М. П. Радченко я слышал, что Н.А. Ефремов умер в Ташкенте сравнительно недавно. Как видно, он прожил большую жизнь и как бы врос в почву Узбекистана. Так что его роль Аджимушкайца, открывшего тему, является бесспорной.

На второе место из участников обороны каменоломен следует поставить Андрея Иоанникиевича Пирогова. Имя его стало широко известно, когда Н.С. Хрущёв в одном из своих докладов упомянул Пирогова как одного из руководителей Подпольного интернационального комитета концентрационного лагеря Маутхаузен в Австрии, который перед освобождением этой территории организовал восстание узников. После этого Пирогову удалось издать книги своих воспоминаний, в том числе и о своём участии в обороне Аджимушкайских каменоломен.274 Для глубокого исследователя истории Аджимушкая важно то, что не попало в текст этой книги по цензурным и иным причинам. Естественно, интересно то, что Андрей Иоанникиевич знал и говорил мне и другим, о чем прочитать нигде не было возможно. Я нашёл его личное дело в архиве Министерства обороны. Из него стало известно, что Пирогов родился 1. 10. 1898 г. в г. Елизаветграде (Кировограде) и всю жизнь прожил на юге страны. Любой знающий историю скажет, что во время революции и в Гражданскую войну обстановка там была чудовищная: власть часто менялась, это была настоящая арена расстрелов и надругательства над людьми. В эти годы там о каком-то законе или соблюдении морали приходилось только мечтать. Всё это, конечно, отразилось на биографии Андрея Иоанникиевича, она просто не могла быть ясной, ровной и без противоречий. Тем более, что в это время он был уже вполне взрослый человек. Ясно, что в его биографии имелось такое, что при советской власти (в том числе, и после войны) надо было обязательно скрывать. Из его личного дела известно, что он был русским, отец был грузчиком, умер в 1923 г., мать домохозяйка. Не верю я в его «пролетарское происхождение». Почему отчество Иоанникиевич? Это же «поповское имя», скорее всего отец и был у него священником. Об этом говорит и развитие, и общее образование А.И. Пирогова. Мать при своём муже-«грузчике» тоже не могла быть домохозяйкой, ибо от грузчика много денег не дождешься. В 1911 г. Пирогов окончил народное училище в Херсоне, с 1914 по 1917 г. учился в военно-фельдшерской школе в Херсоне — что-то многовато для военного времени учёба-то продолжалась! С января 1918 г. по ноябрь 1921 г. воевал на разных фронтах (неужели только на стороне красных?) фельдшером, на Польском фронте в составе легкого артиллерийского дивизиона и при штабе 14-й армии фельдшером. В 1920 г. был контужен в боях за Полтаву. В 1932 г. окончил 2 курса Института социалистического воспитания в Одессе. В 1933-1934 гг. — школу начальствующего состава противовоздушной обороны в Киеве. Жена Нина Петровна, 1909 г. рождения, был и приёмный сын Игорь, 1931 г. рождения, в 1960 г. они жили в Одессе на ул. Дерибасовской, дом. 5, кв. 1. Перед войной служил помощником по материально-техническому обеспечению санатория Кичкино Киевского особого военного округа, откуда в августе 1941 г. был переведён в продовольственный отдел 51-й армии Южного фронта, с 20. 11. 1941 г. стал его начальником. Из родственников имел братьев Дмитрия, 1897 г. рождения, инженера, Семёна, 1911 г. рождения, работавшего на Дальнем Востоке, сестру Анастасию, проживавшую на станции Буялык. После освобождения из немецкого плена А.И. Пирогов до октября 1945 г. проходил специальную проверку в 357-м запасном полку 14-й дивизии и был уволен в запас 15. 11. 1945 г. В дополнении к этим данным Пирогов указывал, что в 1939-1940 гг. он работал на Киевском химическом заводе начальникам механического цеха, затем инженером по технике безопасности. В июне 1938 г. был арестован, но освобождён в декабре без предъявления обвинений. 17. 5. 1942 г., будучи начальником продотдела 51-й армии, был направлен командующим армией полковником Котовым в Аджимушкайские каменоломни с задачей обеспечить питание сражавшихся здесь частей из запасов Керченского военторга и через несколько часов оказался в окружении. В середине сентября попал в плен, содержался в Керчи, затем в Симферополе, 23. 12. 1942 г. был переведён в лагерь военнопленных г. Владимира-Волынска, а в феврале 1943 г. в лагерь г. Ченстохов, откуда дней через 12 в составе команды 40 чел. в поместье Фрицевка, где работал в сельском хозяйстве. В июле 1943 г. отсюда совершил побег, но был пойман и 6. 08. 1943 г. переведён в г. Штеттин в тюрьму, а в конце сентября в лагерь Заксенгаузен, в октябре 1944 г. в лагерь Маутхаузен. В первых числах мая 1945 г. в лагере произошло восстание, одним из руководителей которого был Пирогов, до этого он был секретарём подпольной коммунистической организации. Этот лагерь был интернациональным, поскольку его узники были из самых разных стран. С ними после войны А. И. Пирогов вёл переписку, поэтому его имя стало известно. Как видим, биография Пирогова очень сложная и полная самых разных поворотов и противоречий. Я не могу подробно останавливаться на его воспоминаниях, ибо они большие, и опубликованы, но в них он многое не сказал по разным соображениям.

Сергей Сергеевич Шайдуров из г. Орджоникидзе (род. 29. 07. 1914 г. в С-Петербурге) состоял делопроизводителем в резерве командно-политического состава фронта, проще говоря — писарем. На эту должность обычно ставили людей грамотных, расторопных, а у Сергея Сергеевича тогда было незаконченное высшее образование. «Резерв» не считался отдельной воинской частью, так что все должности в нём были нештатные, считалось, что они были временно прикомандированными. «Резерв» во всех отношениях был близок к 1-му запасному полку (тот был штатным), поэтому личный состав «резерва» стоял у этого полка на довольствии. До середины апреля 1942 г. «резерв» находился  в Керчи. Личный состав располагался на городских квартирах среди местных жителей. Начальником его был капитан В.М. Левицкий, а начальником кадров фронта был Ширяев.

В конце марта в «резерв» прибыл старший политрук С.М. Исаков, который был назначен его военкомом. Здесь была сильная текучка: каждый день кто-то приходил (чаще всего группами), или уходил на фронт. Последние группы прибыли сюда, когда за Керчь уже шли бои.275 «Резерв» был большим центром, который снабжал воинские части и вообще борющиеся группы кадрами, командирами, политработниками и просто бойцами (особенно из числа курсантов). Сначала из «резерва» был создан полк под командованием В. М. Левицкого, но он просуществовал всего несколько дней, затем этим полком стал командовать П.М. Ягунов. Полк стал называться «Полк обороны Аджимушкайских каменоломен». В нём было 4 батальона, ими командовали Г. М. Бурмин, Н. Н. Качурин,276 А.П. Панов и В.М. Левицкий. Позже, после газовой атаки, осталось 3 батальона, ими командовали Бурмин, Панов и Левицкий.

Воспоминания С. С. Шайдурова довольно полные, в них много разных «мелочей» очень важных для исследователя. Он, кажется, первый разоблачил миф, созданный В. В. Биршертом, что во время взрыва, когда погиб Ягунов, был тяжело ранен Левицкий и ему в каменоломнях сделали операцию по ампутации ноги. В действительности, это был С. М. Исаков, они были оба большого роста, похожи, и их всё время путали.

Близким к А. И. Пирогову в каменоломнях, фактически подчинённым, стал старший политрук Артемий Иванович Лодыгин (1907-13. 04. 1989). На Крымском фронте он был политруком роты 65-го ОЖДВ б-на, который обеспечивал движение по Керченскому полуострову. Во время десанта советских войск немцы из Керчи почти все паровозы и вагоны вывезли, поэтому паровозы и часть подвижного состава пришлось переправлять через пролив на паромах. А вот железнодорожные цистерны переправляли вплавь. Я видел фотографии таких переправ. Но в печати почему-то об этом не пишется. 65 ОЖВ б-н во время боёв за Керчь сохранил в какой-то степени единство, и поэтому командование фронта решило его использовать как боевую единицу для сдерживания противника на рубеже пос. Аджимушкай. Батальон был вооружён только стрелковым оружием, опыта ведения боев не имел, фактически это были рабочие только в военной форме. 16-17 мая батальон вместе с другими подразделениями отражал атаки гитлеровцев, а затем отошёл в каменоломни. Так что представителей этого батальона под землёй было много. К этому времени А. И. Лодыгин был уже в должности военкома батальона, а после окружения стал командиром одной из его рот. Учитывая его авторитет, грамотность и честность, скоро его назначили главным ответственным за продуктовый склад, находящийся в каменоломнях. Я много лет переписывался с Артемием Ивановичем, был у него даже в гостях в Куйбышеве. Здесь он жил с супругой Анной Григорьевной на ул. Куйбышева, 56, кв. 6 «а». По моей просьбе он написал подробные воспоминания о боях в Керчи и о каменоломнях. Они получились весьма содержательными, сразу же видно, что их писал опытный и грамотный политработник, думающий человек. Это и не случайно. Он окончил партийную школу, работал в райкоме партии, в 1932/34 гг. учился в университете им. Свердлова в Москве, а затем с 1934 до 1941 г. был начальником политотдела совхоза им. С. Разина под Куйбышевым. Кроме того, он имел и военный опыт: в 1930-1932 гг. служил в армии, при этом его командиром отделения был А.А. Епишев, будущий после войны начальник ГлавПУра Вооружённых Сил. У Лодыгина даже сохранилась общая фотография их отделения с Епишевым. 65-м ОЖДВ батальоном командовал капитан Ф.В. Золкин, а военкомом до немецкого наступления был политрук Иванов. Батальон в полном составе прибыл на берег Керченского пролива для эвакуации, но переправа была срочно отменена, и личный состав был брошен на оборону района Аджимушкая. Во время боёв Ф.В. Золкин был ранен в ногу и его место занял начальник штаба батальона капитан П.И. Свиридов. Военком батальона Иванов оказался не на высоте, стал жаловаться на своё здоровье, и поэтому заменён был А.И Лодыгиным. Позже он, а также Золкин, попали в плен. Первоначально 65 ОЖДВ батальон входил в состав подземного гарнизона отдельной боевой единицей, затем после больших потерь и газовой атаки оставшиеся воины вошли в состав других подразделений. А А.И. Лодыгин был назначен ответственным за продовольственный склад. Он лично присутствовал при выдаче продовольствия, следил за его учётом, хранением. Кроме того, он входил в состав партийной комиссии, которая была создана при политотделе подземного гарнизона. Его возглавлял батальонный комиссар Ф.А. Храмов.

О последних днях обороны Аджимушкайских каменоломен и дальнейшей судьбе участников известно из воспоминаний М.Г. Поважного и С.Ф. Ильясова, которые обороняли Малые (Еврейские) каменоломни. Уже это говорит, что эти воспоминания уникальны, ибо никто из последней группы из Центральных каменоломен (группы Бурмина) не остался в живых. Я нашёл личное дело Михаила Григорьевича Поважного в Архиве Министерства обороны. Он родился 11. 09. 1897 г. в Краснокутске Харьковской области, закончил три класса церковно-приходской школы, а в 1921 г. — 51-е военно-пехотное училище (курсы) в Харькове, где учился 1 год и 6 месяцев. Ещё до этого, 15 мая 1916 г. он был призван в армию в 173-й Каменец-Подольский полк, с которым воевал под Ригой до января 1917 г. Затем воевал в Гражданскую войну с бандами Антонова и Махно с 1919 до октября 1920 г. Остался служить в Красной Армии, но в 1935 г. был уволен, как командир без служебной перспективы. Перед войной работал в Севастополе на хозяйственной работе, 20. 7. 1941 г. снова призван в армии в 1-й фронтовой запасной полк,277 с которым отошёл из Крыма на Тамань. После успешной Керченско-Феодосийской десантной операции в составе полка находился в Керчи. Из полка был зимой 1942 г. направлен командиром батальона 83-й бригады морской пехоты, здесь он скоро был ранен в бою, попал в госпиталь и затем возвратился снова в 1-й запасной полк на старую должность командира батальона. В это время он был представлен к очередному званию «капитан», но до окружения о новом своём звании так и не узнал. Только позже, когда Михаил Григорьевич стал известен в Керчи как один из организаторов обороны Аджимушкая, он с радостью узнал о своём капитанском звании. В марте 1942 г. он был принят кандидатом в члены ВКП (б). В середине aпрeля подразделения полка и всё его большое хозяйство перешло в Аджимушкайские каменоломни, здесь полк и принял участие в боях 15-18 мая. После ранения и контузии командира полка майора А. Г. Голядкина и ранения в ногу военкома полка А.Н. Елисеева278 М.Г. Поважный был назначен командиром полка, а его военкомом — секретарь партийного бюро старший политрук А.Н. Манукалов. Вот так М.Г. Поважный стал командиром 1-го запасного полка, точнее, стал командовать его остатками, ибо накануне окружения на переправу была отправлена гpyппа до 800 чел., да и раньше отток из полка был большой.279

Как мы видим из личного дела, биография М. Г. Поважного была простая, характерная для своего времени, но одновременно и трудовая. В ней не было больших взлётов или падений. Но мне хочется остановиться на Михаиле Григорьевиче, каким он мне представляется. Я считаю, что в нём скрывалась фигура русского солдата в командирском звании, благодаря которому и славилась наша армия в войнах. Он мне напоминал литературного персонажа капитана артиллериста Тушина из романа Л. Н. Толстого «Война и мир». Жизнь и особенная служба у Поважного выработала с молодости дисциплину, ответственность, уважение к товарищам и подчинённым. В проявлении этих качеств он был просто упёртый. Без этих ценнейших качеств не может существовать армия, любой воинский коллектив. Поважный был служакой в самом высоком понимании этого слова. Его уволили из армии в 1935 г. как неперспективного, не работающего над собой командира. Действительно, общая грамотность у Михаила Григорьевича была слабоватая, в письмах он часто делал грамматические ошибки. Он совершенно не интересовался политикой, а знания марксистско-ленинской теории у него стояли где-то на последнем месте. Он ее не понимал, да и не стремился познавать. Видимо, и читать он не любил. Для него был всегда важен воинский порядок с его приказами и исполнениями. Были (несколько ограниченные) такие командиры в 1920-начале 1930-х гг. Их застал в армии ещё мой отец и мама. Сохранилось в памяти характерное высказывание одного такого командира своему подчинённому: «Моё дело научить тебя стрелять из винтовки, а в кого стрелять, это тебе товарищ политрук расскажет». Командование, увольняя М. Г. Поважного в 1935 г. из армии, конечно, сделало ошибку. Реально он и тогда был хорошим командиром, только не хотел, да и не мог показать свои качества. Фактически его
 уволили за аполитичность, чего политическое руководство в армии просто не могло терпеть. «Оппозиционность» Поважного имела и позитивный характер, он не был зациклен, у него оставалось реальное мышленье, как у простого крестьянского мужика. Это помогало ему в жизни и, особенно, во время войны в 1941-1945 гг. Благодаря своим качествам, он не стал фанатиком, ревностным исполнителем идей и указаний партии и правительства. Это ему давало возможность оставаться в гуще масс, которые его уважали, в ней он был «просто свой». При этом ему удавалось оставаться требовательным и заботливым командиром. Все тяготы жизни и борьбы в каменоломнях он переносил стойко и не имел каких-то особых льгот. Остающееся продовольствие добросовестно и честно распределил между своими подчинёнными, а когда его становилось мало, не брезговал и супом из лягушек или крыс, который готовили в общем котле его подчинённые.

Назначение командиром полка даже в такой сложной обстановке Михаил Григорьевич воспринял как уважение и доверие. Он ведь не был лишён самолюбия. Своим полком, а затем группой, он командовал до последней возможности, честно выполняя приказ бороться до конца. На допросах у немцев он тоже держался мужественно и принципиально. Гитлеровцы добивались от него признания, что он был партизан и имел какие-то связи с керченским подпольем. Его водили на расстрел. Возможно, что враги эту процедуру делали для устрашения. Скорее всего, его спасло распоряжение оккупантов доставить его живым в Симферополь вместе с другими пленными.280 Дальнейшая его жизнь в плену расписана Михаилом Григорьевичем по датам и местам. Такие же записи вели в плену С. Ф. Ильясов и В.П. Шкода (его личное дело я тоже нашёл в архиве Министерства обороны). Даты все почти полностью совпадали, иногда была разница в 1-2 дня. Привожу эти записи Поважного, они нигде не публиковались и могут быть полезными.

«— Попал в плен 31. 10. 1942 г.

— Находился в штабе румынской части в Аджимушкай с 31. 10 по 8. 11. 1942 г.

— Симферополь, гестапо, педагогический институт. 8. 11. – 30. 11. 42 г.   

— Симферополь. Полевая жандармерия, здание 3-ей Крымской дивизии. 30. 11. 1942- 9. 2. 1943 г.

— Симферополь, городская тюрьма. 9. 2. -22. 2. 1943 г.

— Переезд из Симферополя в лагерь военнопленных г. Владимиро-Волынска 9. 2. -22. 2. 1943 г.

— Владимиро-Волынский лагерь. Польша. 3. 3 -15. 5. 1943 г.

— г. Ченстохов (Польша), лагерь. 15. 5. -30. 5. 1943 г.

— Лимбург (Германия), лагерь. 30. 5. -17. 6. 1943 г.

— Лявалер (Франция), 30 км от Форбуха, лагерь. 18. 6. 1943-1. 9. 1944 гг.

- Лимбург (Германия), лагерь, 2. 9. -2. 11. 1944 г.

— 4 «б» лагерь в Мюрберге (Германия). 2. 11. -27. 11. 1944 г.

— Лемен III (Германия), рабочая команда. 27. 11. 1944-7. 5. 1945 гг.

— Освобождение, дер. Оттодорф (Германия). 8. 5. 1945 г.

— Дрезден (Германия). 12. 5. -25. 5. 1945 г.

— Бауцен (Германия). 25. 5. -14. 7. 1945 г.

— Дорога Бауцен-Опухлинка. 14. 7. -29. 8. 1945 г.

— 7-й стрелковый запасной полк 1-й Горьковской стрелковой дивизии, проверка. 29. 7. -23. 11. 1945 г.

— Освобождение с увольнением из армии. 23. 11. 1945 г.».

Следует сказать, что с В.П. Шкодой Михаил Григорьевич прошёл безотлучно весь плен. Шкода был относительно молодой (1906 г. рождения), но умер рано — 5 января 1954 г., не дожил до того времени, когда о каменоломнях стали говорить по всей стране. До мобилизации на фронт он был сельским учителем в с. Яхники Лохвицкого района Полтавской области, куда он возвратился и после плена. У него с женой Марией Дмитриевной было много детей, с ними я немного переписывался. В 1-м запасном полку он был с 5 марта 1942 г. помощником начальника штаба по оперативной работе, а во время боёв за Аджимушкай стал начальником штаба.

После плена М.Г. Поважный поселился в Керчи и стал работать заготовителем утиля, жил в бараке пос. Аршинцево. В Керчи его знали В. Бишерт и Ф. Гранковская, но почему-то никто не решился хорошо и полно написать о нём. Не обращало внимания на Михаила Григорьевича и местное городское руководство. Многие просто не верили, что сборщик утиля мог быть командиром подземного гарнизона, фактически героем Керчи. Если не ошибаюсь, то о Поважном и его группе в Центральной печати впервые написал я в журнале «История СССР», № 3-1966 г. Почти одновременно о нём написал и Н. Камбулов в своих очерках журнала «Советский воин». С этого момента известность М.Г. Поважного стала расти с каждым месяцем. Я с ним познакомился весной 1965 г. Несколько часов мы с ним беседовали, я остался у него и ночевать. Он был небольшого роста, очень энергичный, речь его была немногословна, но откровенна и всегда по существу. Чувствовалось, что он думал и говорил по-военному, и это мне очень понравилось. Семьи тогда у него не было, но женщины были постоянно, от одной из них был сынишка лет 10-11. Он с ним жил в довольно большой квадратной комнате барака. Своего сына Поважный очень любил, постоянно ласкал и целовал. Видимо, в этом плане он был для сына больше матерью, чем отцом. Естественно, что его отпрыск рос в обстановке баловства и всепрощения. Что из него получилось, я не знаю, но он позже числился в милиции как нарушитель. Михаил Григорьевич был всегда аккуратно одет, выбрит (он носил усы) и подстрижен. Волосы у него кудрявились, и он всегда выглядел как бы «женихом». Пользовался большим вниманием у женщин. На своё положение и работу не жаловался, сказал мне озабоченно. «Вот мне дано задание, собрать 2 тонны битого стекла, а где я его возьму, придётся по помойкам лазать, собирать бутылки».

В своём бараке, да и в округе Михаил Григорьевич пользовался высоким авторитетом. В домоуправлении его назначили председателем товарищеского суда, эти свои обязанности он выполнял честно и добросовестно. Показал мне пачку дел, которые рассматривал его суд. Я спросил: «Как местное население к этой вашей общественной работе относится?» Ответил: «Нормально, народ разный, но меня понимают. Правда, 6ыл случай. Мы разбирали дело одного местного хулигана. Естественно, что кроме общественного порицания мы не могли ему ничего вынести. Но этот парень на меня обиделся и затаил злобу. Он подговорил одного своего дружка, которого я не знал. Сижу я как-то на лавочке, подходит какой-то мужик и спрашивает: «Ты командир подземного гарнизона?» Отвечаю: «Я, а что Вам надо?» Вместо ответа я получил сильный удар в морду и упал на землю, а мужик спокойно ушёл». Вот так сурово, но непосредственно Михаил Григорьевич мог рассказать о ceбe.

В мае 1967 г. М.П. Поважный выступал на исторической конференции, на которой отстаивал свою роль руководителя обороны Малых Аджимушкайких каменоломен. Местное городское руководство его наконец-то признало. Он получил благоустроенную квартиру в пос. Арщинцево, персональную пенсию, был награждён орденом, и даже женился. Естественно, что он забросил свой утиль и стал «лектором». Так М. Поважный с гордостью называл свои многочисленные выступления в школах, пионерских лагерях, на предприятиях города. Следует оказать, что выступал он хорошо, эмоционально, всегда учитывал состав аудитории. Начинал он обычно со слов «Я – командир подземного гарнизона...». Это было не случайно, ибо в вопросе о командовании была одна «червоточина», которую Михаил Григорьевич до конца жизни стремился ликвидировать. Дело в том, что в каменоломнях было много воинов и даже отдельных групп из других частей фронта. Там был личный состав 40-й кавалерийской дивизии, вывезенной из Севастополя в Керчь. Там оказались остатки 291-го стрелкового полка 63-й горно-стрелковой дивизии под командованием подполковника С. А. Ермакова, он прорвался из окружения в каменоломни 14-15 мая с группой в количестве до 80 человек. Первые дни они с Поважным вели бои над каменоломнями, похоже, что их действия увязывались с Ягуновым, который командовал в Центральных каменоломнях. В немецком Обобщающем донесении командиром подземного гарнизона в Малых каменоломнях один раз называется Ермаков, а другой раз – Поважный. В подчинении последнего находился не только личный состав 1-го запасного полка (часть его оказалась в Центральных каменоломнях), но и продуктовый склад. Своего продовольствия у Ермакова не было, что и определило старшинство Поважного в каменоломнях. Ермаков со своей группой в каменоломнях пробыл почти два месяца, затем он с остатками своей группы пытался перебраться через Керченский пролив, но в стычке с противником погиб.

С ростом своего общественного положения Михаил Григорьевич изменился. В его разговорах появились нотки самовосхваления, некоторого хвастовства, но я не видел в отношениях его с другими грубости или наглости, как это часто встречается, когда кто-то вырастает и попадает «из грязи в князи». Это не удивительно. В Керчи его знали все. Кое-кто завидовал, собирал о нём всякие сплетни и негатив, но это всегда бывает в жизни. Как-то он затащил меня к себе в квартиру. Она была на первом этаже, квартира была чистая и просторная. Всё в ней лежало или стояло аккуратно и на своём месте, на стенах висело множество грамот в рамочках, поздравления, почётные адреса. Ими Михаил Григорьевич очень гордился. Он любил военную форму и постоянно ходил в ней, естественно, без знаков отличия. Он где-то купил (или ему подарили) солдатский парадный мундир, он ловко сидел на его атлетической фигуре. Михаил Григорьевич прикрепил на этот мундир капитанские погоны и сфотографировался. Для человека, который знает что-то о форме одежды военного, это было, можно сказать, смешно. Умер он 22 июля 1979 г.

Воспоминания С.Ф. Ильясова были одними из лучших среди защитников Аджимушкая. Все важнейшие события, фамилии окружающих его лиц, даже их биографические данные он записывал на тонких листках папиросной бумаги, которая в качестве табачного довольствия выдавалась военным. После освобождения все эти записи он перенёс в записную книжку чёрного цвета. В записной книжке была даже фамилия Ягунова, хотя Ильясов его и не знал, но слышал от товарищей из Центральных каменоломен, будучи в плену. Правда, фамилию он при написании исказил как Егунов. Он очень дорожил этой книжечкой и называл её «золотой».

Салях Фаррахович Ильясов родился 2 марта 1910 г. в дер. М. Устюбе Буздякского района Башкирской АССР. Его татарская семья была культурной и образованной, его родители хотели, чтобы их сын сделался муллой, но жизнь в советское время распорядилась по-своему. Впрочем, никаких признаков религиозности у Ильясова я не замечал. Он с детства любил учиться, окончил железнодорожную школу, затем рабфак птицеводческого института в г. Зарайске и затем товароведческий техникум. Диплом техника перед войной ценился высоко, его выпускники быстро становились инженерами и другими руководящими работниками. Во время учёбы он успел отслужить срочную службу в армии в 1933-1934 гг. Перед войной работал в Симферополе, там имел жену. Отсюда его и мобилизовали в 1-й запасной полк. В армии он просил всех называть его по-русски Николаем Фёдоровичем. Он был не только грамотным, но и очень аккуратным, исполнительным, вежливым и достаточно скромным. Его уважали начальники и рядовые бойцы. После войны С.Ф. Ильясов поселился в Ленинабаде, в Таджикистане, имел новую семью и 2-3 детей, работал начальником базы горюче-смазочных материалов в местном аэропорту. Всегда он был стройным, здоровым, уверенным и оптимистически настроенным. Мы с ним много раз встречались и переписывались, он мне сообщал, кажется, всё, что знал. За его интересные письма я ему даже немного платил по тарифам гонораров областных газет. От этой мелочной оплаты он не отказывался. Мы встречались с ним не только в Керчи, но и в Ленинграде, Москве. В Ленинграде над ним шефство взял мой друг Валерий Карпекин, отец которого погиб в каменоломнях. А в Керчь он прилетал ещё до моего знакомства с ним. Тогда он встречался с М. Г. Поважным, опекал его в Керчи В. В. Биршерт. Благодаря воспоминаниям С.Ф. Ильясова и дневнику А.И. Клабукова, удалось восстановить имена, найти семьи или родственников таких аджимушкайцев, как С.А. Ахметов, Б.А. Дрикер, З.В. Гаврилюкова, М.Я. Гузема, С.А. Ермаков, В.И. Желтовский, М.Н. Карпекин, А.С. Омесов, П.Г. Омесова, Б.А. Пейчев, А.А. Прилежаев, В.Ф. Труборов, В.П. Шкода и других. Все подробности о них можно найти в моей картотеке. Воспоминания С.Ф. Ильясова о пленении последних  групп в каменоломнях и дальнейшей судьбе их вообще уникальны. Ведь в группе Бурмина не осталось в живых никого, а в группе Поважного не только он, Ильясов, но и сам Поважный, и Л. Хамцова. Последняя, хотя и прошла оборону до конца, мало, что помнила и существенного вклада в освещение истории Аджимушкая не внесла.

О смерти С.Ф. Ильясова я узнал из письма его сына Дамира от 11. 7. 1988 г. Вот что он мне сообщил: «Отец умер очень скромно. Он приболел, и мы его хотели отвезти в областную больницу на обследование, но в больнице не оказалось автомашины. 4. 2. 1988 г. я отпросился с работы, но отец отказался ехать в больницу и заявил, что вечером он умрёт. В это утро пришла соседка, он пригласил её выпить с ним чай, всё время шутил и разговаривал с ней, начал спорить с нашей матерью. Я уехал на работу, а днём он умер». Как видим, умер Ильясов, как солдат на фронте, без нытья, жалоб и мнимых забот о себе. Был человек, и сразу его не стало.

А вот благодаря воспоминаниям Николая Дмитриевича Немцова стало известно о защитниках Центральных каменоломен из числа курсантов, выпускников Ярославской военной авиационной школы стрелков-бомбардиров (далее: ЯВАШ), прибывших на Крымский фронт накануне немецкого наступления. Можно сказать, что эти бывшие курсанты среди рядового состава в каменоломнях составляли настоящую гвардию. Это было не случайно. Эти ребята перед войной окончили среднюю школу, кое-кто из них даже успели повоевать в Финскую войну 1939-1940 гг. ЯВАШ фактически было училищем, где серьёзно, более 2 лет, изучалось военное дело по летной специальности. Все курсанты были не только в военном, но и в плане морально-политическом хорошо подготовлены к боям, своё авиационное вооружение знали «до винтика». Прекрасно они были подготовлены и физически. Но война внесла в их судьбу серьёзные изменения. В начале войны большинство бомбардировщиков погибло на фронте на аэродромах и во время бомбардировок врага без прикрытия истребителями. Так что не только эти курсанты, но и настоящие летчики оказались без материальной части, их специальность сделалась ненужной. Вот и решено было курсантов ЯВАШ числом около 750 чел. бросить на Крымский фронт в сухопутные войска. Ходили разговоры, что им присвоят сержантские и даже офицерские звания и направят в окопы на фронт пехотинцами. Но это решение до немецкого наступления так и не было принято.

Документы ЯВАШ я стал искать в архиве Министерства обороны, но фонда этой школы в архиве не оказалось. Из этого я сделал вывод, что эта школа постоянно в состав Наркомата обороны СССР не входила. Видимо, она входила в состав Осавиахима, который перед войной играл значительную роль. Тогда в нём было 14 млн. членов, которые были объединены в 329 тыс. первичных организаций, состоящих в 26680 командах и 350 отрядах.281 Вот в последнее число, видимо, и входили отряды ЯВАШ (их было 7). Но мне все же повезло, в Архиве Министерства обороны оказались денежные ведомости ЯВАШ за январь 1942 г. Сотрудница из архивного хранилища мне сказала, что эти ведомости в архив попали каким-то чудом, их прислали после войны из какой-то гражданской организации. А почему только денежные ведомости, а не более ценные для истории приказы ЯВАШ или хотя бы списки личного состава? Тогда (во время войны) об истории никто не думал, а вот о деньгах отчитывались аккуратно, если позволяла обстановка. Правда, денежные ведомости содержали немного информации. Это были фамилии с инициалами, иногда называлась должность, номер авиаэскадрильи и отряда. В списках было примерно 750 курсантов.282 Я переписал ведомости, ибо в них встречались мне хорошо знакомые аджимушкайцы или защитники Керчи. Перебрав все фамилии, я сделал вывод, что в каменоломнях воевали 2-й и 3-й отряды 3-й авиаэскадрильи. Из других отрядов воевали только отдельные представители, всё это нашло отражение в моей персональной картотеке. Я сделал вывод, что основная часть курсантов ЯВАШ 12-13 мая была брошена на оборону западнее Керчи по рубежу Турецкого вала. Об этом хорошо рассказал В.С. Климов из 1-го отряда 2-й авиаэскадрильи. После войны он в звании подполковника осел в Краснодаре, где преподавал военное дело в одной из школ. К своей работе он относился добросовестно. С помощью денежных ведомостей мы с ним нашли многих бывших курсантов их отряда, в общую историю которого, каждый из них в своих воспоминаниях внёс что-либо полезное и интересное. Кстати, большинство курсантов этого отряда благополучно переправились через Керченский пролив и затем воевали до победы в частях на различных должностях, в том числе и связанных с авиацией (стрелками на штурмовиках Ил-2). Они под руководством Вениамина Семёновича ежегодно стали собираться в Керчи, Ленинграде, Ярославле и в других городах. Образовалось войсковое товарищество, собирались они обычно с женами, все они были тогда ещё здоровыми и по-своему красивыми. Я неоднократно присутствовал на их собраниях в качестве почётного гостя, они считали меня как бы их старшим командиром, при встрече строились, и В.С. Климов отдавал мне рапорт. Мне напоминало это игру, но бывшим курсантам это нравилось.

С Н.Д. Немцовым я много переписывался, он жил в пос. Гольма Горловского района Донецкой области, его жена была учительницей. Он тоже любил литературу, и писал не только грамотно, но и художественно. Его воспоминания без особых пропусков я опубликовал в качестве приложения к своей книге «Керченская катастрофа. 1942» (с. 289-330). Из своего отряда, кажется, только Николай Дмитриевич и остался в живых. Некоторые из родственников, погибших в каменоломнях курсантов, ему высказывали упреки, что «он остался жив, а их близкие погибли». Подобные упрёки делали очень неумные люди, но это всё равно сильно задевало Н. Д. Немцова. Может быть, из-за этого он иногда запивал. Но сила воли и семья на него положительно действовали, и он справлялся с этим недугом. В один из таких запоев он потерял свое партизанское удостоверение на итальянской языке (из немецкого плена он бежал и вступил в партизанский отряд итальянцев). Возможно, удостоверение у него просто украли. Правда, осталась фотокопия, и она опубликована в моей вышеуказанной книге (с. 181). Я знал этот недостаток Николая Дмитриевича и при нём никогда не употреблял спиртных напитков. Я знаю, что в настоящее время его внук работает в С-Петербурге по специальности плиточника. Жаль, что я потерял связь с ним.

На мои публикации журнала «Вокруг света» откликнулся курсант ЯВАШ Василий Евдокимович Акиншин, проживавший в пос. Холмский Абинского района Краснодарского края. С ним я лично не встречался, но переписывался. По моей просьбе он написал большие воспоминания, в рукописном виде это составило около ста страниц. Они интересны своими подробностями, довольно объективные и откровенные. Я их плохо изучил и совсем не использовал в печати, хотя они и заслуживают публикации. В них подробно описано, как курсанты ЯВАШ прибыли в район Аджимушкайских каменоломен, как часть их воевала на Турецком валу и за Керчь. Примерно с неделю Акиншин воевал, оборонял каменоломни, и во время газовой атаки попал в плен. Затем подробно описано его пребывание в румынском плену и освобождение.

Откликнулись на публикации и курсанты ЯВАШ Владимир Михайлович Костюкович из Рязани, в каменоломнях он тоже был до газовой атаки и числился в 3-й эскадрилье. Он запомнил там своих товарищей: Скоморовского из г. Белая Церковь, Н.Я. Костюка и Н.П. Агдеева из Белоруссии, С.К. Рыжова из Калининской области, П.А. Андропова из Астрахани.

На Крымский фронт в начале мая 1942 г. прибыли курсанты-выпускники Армавирской военно-авиационной школы пилотов (АВАШ) в количестве 446 человек. Их список я нашёл в архиве Министерства обороны в довольно полном состоянии (в нём были указаны фамилия, имя и отчество).283 Но среди армавирцев не оказалось таких, как Немцов или Акиншин, поэтому о них и их вк