Глава 51. Что такое карманные деньги?

– Мы богаты, – сказал Измаил, с восхищением глядя на шестьдесят восемь долларов, которые мы заработали, пока я пересчитывал их и заполнял бланк депозита.

Мы закончили на рынке и сидели в моём грузовике.

– Вот твоя доля, – сказал я, протягивая ему два доллара. – Спасибо, что был таким хорошим работником. Я бы хотел дать тебе больше, но нам нужно оплачивать счета.

Он с удивлением посмотрел на два доллара, но не решился взять их.

– Бери, – сказал я. – Ты их заработал.

– Это, правда, мне?

– Это всего два доллара, парень.

– Но...

– Бери.

Он взял два доллара и молча уставился на них.

– Нужно всегда говорить "спасибо", когда кто-то тебе что-то даёт, – напомнил я ему.

– Оу.

– Итак. Спасибо?

– Спасибо, дядя Ген.

– Пожалуйста, Изи. Знаешь, что?

– Что?

– Я не давал тебе карманных денег.

– Что такое манные деньги?

– Это называется карманные деньги. Каждую субботу родители дают тебе немного денег. У тебя никогда не было карманных денег?

Он покачал головой.

– Давай даже увеличим это до пяти долларов, – сказал я, протягивая ему ещё три доллара. – Это твои карманные деньги на неделю.

Казалось, он был озадачен тем, что кто-то дал ему пять долларов.

– Правда?

– Твоя мама никогда не давала тебе карманных денег?

– Нет.

– Это за помощь по дому, выполнение заданий, мытьё посуды – и тому подобное. Можешь тратить их, как захочешь.

– Правда?

– Правда.

– Ого!

– Круто, а?

– Да.

– Лучше спрячь их в карман, в надёжное место.

Он с трепетом сложил купюры и положил их в карман своих красных шортов, улыбаясь от сумасшедшего удовольствия.

Глава 52. Это моё!

Мы обнаружили Сэма на заднем дворе, где он готовил квадроциклы к нашей дневной рыбалке. На нём были обрезанные шорты, свободно болтающиеся на бедрах. Я видел резинку его боксеров – это напомнило мне обо всех рекламных кампаниях "подтяни штаны", которые уже несколько лет гуляли по Бенду. Ещё на нём были старые кроссовки, и больше ничего, и вид его загорелой груди, подтянутых мышц и сильных, голых ног вызвал у меня голод и странную гордость от того, что такой мужчина принадлежит мне. Не то чтобы я сам выглядел плохо, или так всегда говорили мне местные. Но Сэм – он был горячим.

– Эй, привет, – крикнул Сэм, пока мы выгружали пустые ящики и лотки.

– Я получил манные деньги! – с гордостью произнёс Измаил. – Хочешь посмотреть, дядя Сэм?

– Конечно, ковбой.

Измаил достал из кармана свои пять долларов и продемонстрировал их.

Сэм выхватил доллары из маленькой руки Измаила.

– Спасибо, ковбой.

– Дядя Сэм, они мои, – выкрикнул Изи. – Отдай их!

– Сначала ты должен меня поймать, – предупредил Сэм, пятясь назад.

– Дядя Сэм! Нет! Они мои. Отдай их.

Они побежали по заднему двору. Судя по крикам Измаила, я не мог понять, злится он или смеётся. Сэм позволил схватить себя, и они кучей повалились на траву. Я поморщился, надеясь, что Измаил не разобьёт себе голову и не сломает кости. Крича и хихикая, они в шутку боролись. Сэм перевернулся на спину, Измаил сидел у него на груди, требуя свои "манные деньги", которые Сэм был вынужден отдать, повозмущавшись.

Измаил прибежал обратно ко мне, сияя от победы.

– Он забрал мои деньги, – недовольно произнёс Сэм, шагая по двору. – Дядя Ген, он забрал мои деньги.

– Это моё, дядя Сэм, – твёрдо сказал Измаил, пряча деньги в безопасность кармана.

– Дядя Ген, скажи ему отдать их обратно! – надулся Сэм.

– Вы прекратите? – сказал я. – Боже! Я не знал, что должен заботиться о двух детях. Мы готовы ехать на рыбалку?

– Я голодный, – сказал Измаил.

– У меня есть хот-доги в холодильнике, – сказал Сэм. – Мы разведём маленький костёр, поджарим хот-догов – что думаешь, ковбой?

– Ладно, – сказал Измаил.

– Ты поедешь с Сэмстером или с дядей Геном? Должен тебя предупредить, Ген водит, как старушка. Если поедешь с ним, можешь не приехать на место до завтрашнего дня, а тогда уже будет воскресенье, и тебе придётся ехать в церковь.

Измаил захихикал.

– Вы езжайте вперёд, – сказал я. – Я возьму наши плавки.

– Они нам не нужны, – сказал Сэм.

– Нет, нужны, – сказал я. – И солнцезащитный крем. Твой дядя Сэм всегда забывает про солнцезащитный крем. Похоже, он думает, что нам нравится ходить похожими на лобстеров.

– Идём, парень, – сказал Сэм.

Они сели на квадроцикл и поехали, но не раньше, чем Сэм встал на два колеса.

Я снова поморщился, надеясь, что квадроцикл не перевернётся и...

Мы поели хот-доги, долгое время рыбачили, а затем пошли плавать. Я заставил Сэма надеть плавки.

– Они нам не нужны, – огрызнулся он, пока мы переодевались. – Ген, мы должны быть самими собой.

– И будем, как только всё решится с опекой. До тех пор ты будешь держать своего коня в амбаре, Сэм Рейкстроу. Сейчас всё иначе. И вообще, я думаю, что мир уже достаточно насмотрелся на твои причиндалы.

– Ладно, мамочка, – ответил он, тяжело вздохнув. – Ему всё равно не нравится плавать.

– Это мне стоять перед судьёй.

– Я тоже там буду.

– Они будут задавать ему вопросы о нас, знаешь ли.

– Я знаю.

– Ну, я не хочу, чтобы пришёл кто-то вроде мисс Стеллы и сказал: "О, кстати, я слышала, что они ходили купаться нагишом".

– А что плохого в общении с Матерью-Природой?

– Не начинай, Сэм.

– Я думаю, что это идиотизм. Они должны быть рады, что мы выводим его на улицу, а не садим играть в видеоигры и толстеть.

– Просто подыграй мне в этом, Сэм, пожалуйста?

– Ты же знаешь, что я это сделаю, малыш. Я просто говорю. Скоро ты и меня заставишь ходить в церковь, правда?

– Тебе это не повредит.

– Я вообще не понимаю, зачем ты ходишь в церковь.

– Только не говори, что ты ревнуешь меня к невидимым друзьям.

– Я просто думаю, что это пустая трата времени.

– Даже не говори мне об этом, – сказал я.

– Это нелепо!

– Значит, ты не веришь. Ладно. Плевать.

– Мне это не нравится, – честно сказал он. – Они только и делают, что плюют на тебя и говорят о том, какой ты испорченный. Зачем с этим мириться?

– Я имею право формировать собственную совесть. Они могут быть не согласны, но это их проблема. И я не совсем похож на Марию Магдалину, знаешь ли.

– Они так не считают.                            

– Я не собираюсь снова спорить с тобой об этом. Иди насади наживку на крючок своего сына и отстань от меня.

 

 

Глава 53. Мы веселились

После купания я расстелил покрывало у догорающего костра, намереваясь прилечь и ненадолго закрыть глаза. Когда я открыл их, было уже почти время ужина, и солнце садилось.

– Почему вы позволили мне так долго спать? – спросил я, садясь и потирая глаза.

– Мы веселились, – сказал Сэм.

Они развели ещё один костёр. В огне лежал большой окунь, частично завёрнутый в фольгу. Запах разносился по воздуху, пока рыба готовилась и шипела.

– Ты голоден? – спросил Сэм.

Я был.

– Скоро будет готово.

Лицо и грудь Измаила были красными.

– Ты мазал его солнцезащитным кремом? – спросил я.

– Ему не нужен крем.

Суетясь, как делала бы моя мама, я заставил Измаила стоять неподвижно достаточно долго, чтобы нанести крем на его лицо, грудь и спину.

– Ты будешь ругаться на дядю Сэма, если это превратится в солнечные ожоги, – сказал я.

Измаил сел рядом с Сэмом, глядя на дядю с милой улыбкой на лице. Они быстро подружились, судя по этой улыбке. Сэмстер был забавным малым.

– Почему бы тебе что-нибудь не спеть? – предложил Сэм.

– Я больше не пою, – сказал я.

– Уверен, Изи хотел бы что-нибудь послушать. Разве не так, Изи?

Измаил энергично закивал.

– Этого не будет.

– Пожалуйста? – попросил Сэм, растягивая слово и глядя на меня с жалкой мольбой. – Ты не помнишь, как мы раньше пели у костра? Мы брали с собой гитары, играли музыку, напевали песни?

Я нахмурился.

– Дяде Гену больше не нравится веселиться, – сказал Сэм Измаилу, с уверенным тоном голоса. – Он стареет.

– Мне так не кажется.

– Он потерял свой блеск, – продолжал Сэм. – Однажды он косил газон мисс Иды и переехал этот блеск газонокосилкой. Или она его съела. Видит Бог, она съест все, что не прибито гвоздями.

Измаил рассмеялся.

– Теперь он грустная, пустая оболочка человеческого существа...

– Ты прекратишь? – как-то злобно огрызнулся я.

– О, развеселись, Курочка Ген. Ты же знаешь, прошло много времени с тех пор, как твои родители...

– Я не хочу говорить об этом перед ним.

– Это семейная история, Ген. Он имеет право знать.

– Серьёзно? Ты собираешься сделать это сейчас?

– Кто-нибудь из детей в школе всё равно ему расскажет. Ты не думаешь, что мы должны...? – он замолчал.

Когда я больше не стал возражать, Сэм повернулся к Измаилу.

– Мама и папа дяди Гена умерли несколько лет назад. Ты помнишь?

– Немного, – сказал он.

Сэм, слава Богу, опустил всё, кроме поучительных подробностей.

– Они были твоими бабушкой и дедушкой.

– Я знаю.

– Тебе было около трёх-четырёх лет. Ты помнишь похороны?

Измаил пожал плечами.

– Ну, с тех пор, как это произошло, Ген довольно грустный. Мы с Геном раньше играли в одной группе. Писали песни, пели их, давали концерты и всё такое. Но теперь он больше не хочет петь.

– Почему?

– Я не знаю, Изи. Он мне не говорит.

– Ему грустно?

– Да.

– Оу.

Измаил посмотрел на меня открытым взглядом.

– Мне не грустно, – сказал я. – Просто, ну, нам нужно оплачивать счета. Я должен работать. У меня нет времени заниматься ерундой с группой.

– С таким отношением ты никогда не станешь рок-звездой, – сказал Сэм.

– Желание быть рок-звездой не оплачивает счета. На случай, если ты забыл, большинство наших концертов были благотворительными, и нам не платили. Мы не можем оплачивать счета, занимаясь благотворительностью.

– Но мы только начинали чего-то добиваться. Мы могли бы уехать в Мемфис, Нэшвилль, записать демо-диск...

– Мы могли бы, как и миллион других маленьких групп. И мы могли бы умереть с голоду, как они.

– Твоё поведение всегда казалось мне освежающим.

– Если ты облажаешься, Сэм, то всегда сможешь вернуться домой. Твоя мама держит твою спальню в том же состоянии, в котором ты её оставил. Если я облажаюсь, мне некуда будет идти.

– Ты можешь остаться со мной в моей спальне.

– Очень смешно.

– Видишь, о чём я? – сказал Сэм Измаилу. – Он боялся, что мы облажаемся, так что теперь совсем не хочет петь. Даже малюсенькую песенку для своего малюсенького племянника. О нет! Этого делать нельзя! Это может его убить.

– Захлопнись, – сказал я.

– Ты умеешь петь, дядя Ген? – спросил Измаил.

– Умеет ли он петь? – недоверчиво повторил Сэм. – Ты шутишь? Он был Богом свомп-рока, Изи. Он выходил на сцену и начинал рычать о морских заливах и проститутках, о курении сигарет и о том, как люди сходят с ума. Он был как Джастин Бибер в кругах свомп-рока. Пение? Я тебя умоляю! Ангелы выгнали его из рая, потому что завидовали, что он умеет петь намного лучше их. Адель звонила ему и просила, чтобы он дал ей уроки пения. Умеет ли он петь? О, брось!

– Думаю, ты преувеличиваешь.

– А я думаю, что ты должен своему племяннику песню. Ты ведь это можешь, верно? Одну песню? Что-нибудь коротенькое?

– Сэм, я знаю, что ты пытаешься сделать – и я уважаю тебя за это и знаю, что у тебя хорошие намерения – но, если ты не заткнёшься, я засуну ногу тебе в зад так глубоко, что ты почувствуешь во рту мой большой палец.

– Не ругайся при детях, дорогой. И это всего лишь маленькая песенка. Я спою с тобой.

Измаил поднял взгляд на меня, в предвкушении улыбаясь.

– Нет, – сказал я, поднимаясь на ноги. – А теперь отстань от меня.

Я подошёл к кромке воды и повернулся к ним спиной.