Наше счастье, как зимняя радуга

 

 

Наше счастье, как зимняя радуга

После тяжести туч снеговых,

Прояснившимся небом обрадует

Тех, кто смеет остаться в живых.

 

Хоть на час, но бенгальским, огненным

Загорится среди снегов

На краях ветрами разогнанных,

Распахнувшихся облаков.

 

 

Новогоднее утро

 

 

Рассвет пока еще в полнеба,

Бледнеет медленно луна,

И видно даже из окна:

Вселенная разделена

На ночь и день, просящий хлеба.

Его судьба еще темна,

А ночь прошла уже, как ребус,

Мной не разгаданный вполне

Ни при луне, ни при огне.

И все, что было, все, что сплыло,

Гитарной бешеной струной

Сбивают с ног, мешают с пылью

И топчут в пляске за стеной.

 

 

Конечно, Оймякон

 

 

Конечно, Оймякон

Не звездное пространство.

Космический закон

Не будет столь пристрастным,

 

Чтобы заставить нас

Узнать температуру

Далеких звездных масс,

Обжечь земную шкуру.

 

Далеко за луной,

В окрестностях Сатурна,

Там абсолютный ноль

Земной температуры.

 

Там во владеньях звезд

(Расчет космогониста)

Господствует мороз,

Так градусов на триста.

 

А здесь — за шестьдесят,

И спиртовой термометр

В бессилии иссяк,

Не справился с зимою

 

Конструктор заводской

Его не приспособил

Учитывать такой

Мороз весьма особый.

 

Заметили ли вы,

Отсюда, как ни странно,

Дорога до Москвы

Длинней, чем до Урана.

 

Оптический обман —

Изнанка ностальгии,

Морозный наш туман

Масштабы дал другие.

 

В рулетках и часах,

В любви и в преступленье,

Чтоб мы о чудесах

Имели представленье.

 

 

Не дождусь тепла-погоды

 

 

Не дождусь тепла-погоды

В ледяном саду.

Прямо к Богу черным ходом

Вечером пойду

 

Попрошу у Бога места,

Теплый уголок,

Где бы мог я слушать песни

И писать их мог.

 

Я б тихонько сел у печки,

Шевелил дрова,

Я б выдумывал без свечки

Теплые слова.

 

Тают стены ледяные,

Тонет дом в слезах.

И горят твои ночные

Влажные глаза.

 

 

Поднесу я к речке свечку [4]

 

 

Поднесу я к речке свечку,

И растает лед.

Больше мне, наверно, нечем

Удивить народ.

 

Это сделать очень просто,

Если захочу.

Лишь свеча бы с речку ростом,

Речка — со свечу.

 

 

Собаки бесшумно, как тени

 

 

Собаки бесшумно, как тени,

Мелькают на лунном снегу.

Седые ложатся олени,

Почуявшие пургу.

 

А вечер безоблачен, светел,

Но в сторону клонится дым,

И чуть ощутимый ветер

К ногам подползает моим.

 

И надо уже торопиться,

Защиту в ущелье искать.

Минута — и не пробиться

Сквозь снеговой каскад.

 

Все бьет, все слепит и воет,

Пронзительно свищут леса,

И близко над головою

Изорванные небеса

 

Упругая, ледяная

Идет ветровая стена.

А ты и на ощупь не знаешь —

Земля это или луна.

 

В оленьем мешке на память

Стихи читай и учи,

Пока ледяная заметь

Беснуется и кричит.

 

Пурга устает не скоро,

Внезапно замолкнет она.

И снова — тишайшие горы

И ласковая луна.

 

Из гор выползают собаки,

Олени в упряжку встают.

И в меховой рубахе

Подходит к саням каюр.

 

 

Скользи, оленья нарта

 

 

Скользи, оленья нарта,

Взлетай, хорей,

Метельной ночью марта.

Скорей, скорей, скорей!

 

Какие тут уж карты,

Какой компас,

Ремнем привязан к нарте,

И слезы льют из глаз.

 

Одна с другою схожи

Вершины гор.

Мы путь найти не можем,

Запутанный пургой

 

Вперед летит упряжка

В метельной тьме

Олени дышат тяжко,

Уже конец зиме.

 

Оленям все знакомо.

В пути лесном

Они везде — как дома,

Тайга — их дом.

 

Бежать устанут — лягут,

Не побегут,

А голодны — так ягель

Выроют в снегу

 

Карманы моей шубы

Набиты молоком,

Полны вчерашним супом —

Мороженым пайком.

 

Скользи, оленья нарта,

Морозной тьмой,

Бурлящей ночью марта,

Домой, домой, домой…

 

 

Все те же снега Аввакумова века [5]

 

 

Все те же снега Аввакумова века.

Все та же раскольничья злая тайга,

Где днем и с огнем не найдешь человека,

Не то чтобы друга, а даже врага.

 

 

Спектральные цвета

 

 

Спектральные цвета

Сверкают в лунном нимбе,

Земная красота

На небеса проникла.

 

Ее поднял мороз,

Тянущий к небу дымы

От труб печных до звезд

Ночных неудержимо.

 

И на седых кустах,

Недвижных точно в склепе,

Морозный тот хрусталь

Блестит великолепьем.

 

Зубчатый синий лед —

Модель речного плеска,

Его пурга метет

И ватой трет до блеска.

 

Лег иней на камнях,

Еще тепло хранящих,

Забыв о летних днях

Среди воды бурлящей.

 

Мы тоже, как они,

В серебряной одежде.

В лесу мы видим сны,

А не в лесу, так где же?

 

 

Школа в Барагоне [6]

 

 

Из лиственниц жестких и голых,

Блистательных мерзлых кустов

Выходим к бревенчатой школе

Окошками на восток.

 

Внутри — застекленные двери,

Уроков идет тишина.

Слышны лишь скрипящие перья,

И тишина слышна.

 

Мы сядем за школьную парту,

Тетрадки ребят развернем,

Вот это, наверное, — нарта,

А это — высотный дом.

 

Дома городские рисуют,

Масштабы по-детски дают,

И даже у самых разумных

Заметно влияние юрт.

 

Они уточняют задачу,

На конус строенья свели.

Жилье — это юрта, значит,

Да здравствует реализм!

 

И дверь этой стройки высотной

До крыши, как в юрте, дошла.

Художник, взволнованный, потный,

Лежит поперек стола.

 

Так мы рисовали когда-то

Таинственный эвкалипт,

С детьми капитана Гранта

Входили в морской залив…

 

Вертится новешенький глобус,

Пробирки в штативе блестят…

Ребята, глядящие в оба,

Учительница ребят…

 

Классный журнал для отметок,

Бумаги целая десть…

Школа как школа. И в этом

Самое чудо и есть.

 

 

Не гляди, что слишком рано

 

 

Не гляди, что слишком рано,

Все равно нам спать пора.

Завели басы бурана

И метели тенора.

 

От симфоний этих снежных,

Просвистевших уши мне,

Никогда не буду нежным,

Не доверюсь тишине.

 

 

Визг и шелест ближе, ближе

 

 

Визг и шелест ближе, ближе.

Завивается снежок.

Это к нам идет на лыжах

Снеговой якутский бог.

 

Добрый вечер, бог метели,

Ты опять, как в прошлый раз,

Нас запрешь на две недели,

От лихих укроешь глаз.

 

Хлопья снега птичьей стаей

За тобою вслед летят

Визг метели нарастает,

И густеет снегопад.

 

 

Еду

 

 

Олений мех как будто мох

Набросан на зверей.

Такие шкуры кто бы мог

Поставить у дверей.

 

Запрячь их в легкий экипаж —

Нельзя уж легче быть,

Легко и ехать, и упасть,

И прямо к ангелам попасть —

Хранителям судьбы.

 

Куда спокойней самолет,

Брезентовый биплан.

С него не грохнешься на лед,

Пока пилот не пьян.

 

Каюр, привязывай меня!

Лечу! Мне все равно

Погибнуть где-нибудь в камнях

Предсказано давно.

 

 

Где же детское, пережитое

 

 

Где же детское, пережитое,

Вываренное в щелоках.

То, чего теперь я не достоин,

По уши увязший в пустяках.

 

Матери моей благословенье.

Невеселые прощальные слова

Память принесла как дуновенье,

Как дыханье — будто ты жива…

 

 

Я тебе — любой прохожей

 

 

Я тебе — любой прохожей,

Женщина, — махну рукой,

Только было бы похоже,

Что знакома ты с тоской.

 

Ты поймешь меня с намека

И заплачешь о своем,

О схороненном глубоко,

Неожиданно родном.

 

Только так, а не иначе,

А иначе закричу.

В горле судороги плача;

Целоваться не хочу.

 

 

Я сплю в постелях мертвецов

 

 

Я сплю в постелях мертвецов

И вижу сны, как в детстве.

Не все ль равно, в конце концов,

В каком мне жить соседстве.

 

Любой мертвец меня умней,

Серьезней и беспечней.

И даже, кажется, честней,

Но только не сердечней.