Там где-то морозом закована слякоть

 

 

Там где-то морозом закована слякоть,

И крепость не будет взята

Там где-то весны захлебнулась атака

В березовых черных кустах.

 

В обход поползло осторожное лето

И вот поскользнулось на льду.

И катится вниз по окраине света,

Краснея у всех на виду…

 

 

На краю лежим мы луга

 

 

На краю лежим мы луга

У зажженного костра,

И деревья друг за другом

Исчезают до утра.

 

Визг рязанского страданья

Прорезает тишину.

Все свиданья, ожиданья

И рыданья на луну.

 

Комары поют в два тона,

Ухо режут без ножа

Насекомых и влюбленных

Как от песни удержать?

 

Слышен тише вполовину

После всех денных трудов

Звук развернутой пружины

Заведенных оводов.

 

Под ногой жужжит, тревожит,

Запоздавшая пчела

И цветок найти не может —

Помешала сбору мгла.

 

Мыши, слепы и крылаты,

Пролетают над огнем,

Что они притом горбаты,

Кто подумал бы о том.

 

Им не надо опасаться,

Что сучок ударит в глаз.

Тайну радиолокаций

Мыши знают лучше нас.

 

Вот и все, пожалуй, звуки,

Что содержит тишина

Их достаточно для муки,

Если хочешь только сна

 

 

Остановлены часы

 

 

Остановлены часы

Каплей утренней росы.

Я стряхнул ее с цветка,

С расписного лепестка.

 

Напряженьем росных сил

Я часы остановил

Время, слушаясь меня,

Не начнет сегодня дня.

 

Здесь со мной лесной рассвет,

И домой дороги нет.

 

 

Откинув облачную крышку

 

 

Откинув облачную крышку,

Приподнимают небосвод.

И ветер, справившись с одышкой,

Из моря солнце достает.

 

И первый луч скользнет по морю

И птицу белую зажжет.

И, поднимаясь выше — в горы,

Гранита вытирает пот…

 

 

Бухта

 

 

Дальней лодки паруса

Тянет ветер в небеса.

И завязла в валунах

Одинокая волна.

 

Крылья птиц и крылья волн,

Задевающие мол,

Парохода резкий бас,

Отгоняющий баркас.

 

Хруст намокшего песка

Под давленьем каблука.

И веселый детский смех

Там, где радоваться — грех.

 

 

Что стало близким? Что далеким?

 

 

Что стало близким? Что далеким?

У всех прохожих на виду

Я подержу тебя за локоть,

В метели улиц проведу.

 

Я не подам тебе и виду,

Что я отлично знаю сам,

Как тяжело беречь обиду,

Не доверяя небесам.

 

И мы идем без всякой цели.

Но, выходя на лунный свет,

Мы улыбнемся вслед метели,

Что не могла сдержать секрет.

 

 

Деревья зажжены, как свечи

 

 

Деревья зажжены, как свечи,

Среди тайги.

И горы сломаны на печи,

На очаги.

 

Вот здесь и мне горящей вехой

Намечен путь,

Сквозь путешествия помеху,

Тумана муть.

 

И, как червяк, дорога вьется

Через леса

Со дна библейского колодца

На небеса.

 

И недалекая равнина,

Глаза раскрыв,

Глядит тоскливо и ревниво

На этот миф.

 

Казалось ей, что очень скоро

Настанет час —

Прикроют взорванные горы

Умерших нас.

 

Но, зная ту тщету столетий,

Что здесь прошли,

Тщету борьбы зимой и летом

С душой земли,

 

Мы не поверили в надежды,

В равнины бред.

Мы не сильней, чем были прежде

За сотни лет.

 

 

Пред нами русская телега

 

 

Пред нами русская телега,

Наш пресловутый примитив,

Поэтов альфа и омега,

Известный пушкинский мотив.

 

Запряжка нынче необычна.

В оглобли, пятясь, входит бык.

И равнодушье видно бычье

И что к телеге он привык.

 

Вздувая розовые ноздри,

Ременным сжатые кольцом,

Храпит и втягивает воздух —

Не распрощается с крыльцом.

 

И наконец вздохнет глубоко,

Скосит по-конски бычий глаз,

Чтоб, начиная путь далекий,

В последний раз взглянуть на нас.

 

А впереди, взамен каюра,

Якут шагает налегке,

Иль, подстелив оленью шкуру,

Верхом он едет на быке.

 

Ну что ж! Куда нам мчаться рысью,

Какой отыскивать уют.

Плетутся медленно и мысли,

Но от быков не отстают.

 

 

Нет, тебе не стать весною

 

 

Нет, тебе не стать весною

Синеокою, лесною,

Ни за что не стать.

 

Не припомнить то, что было,

Только горько и уныло

Календарь листать.

 

Торопить движенье суток

Хриплым смехом прибауток,

Грубою божбой.

 

И среди природы спящей

Быть не только настоящей,

Но самой собой.

 

 

Я, как рыба, плыву по ночам [18]

 

 

Я, как рыба, плыву по ночам,

Поднимаясь в верховье ключа.

С моего каменистого дна

Мне небес синева не видна.

 

Я не смею и двинуться дном

Разговорчивым сумрачным днем

И, засыпанный донным песком,

Не могу шевельнуть плавником.

 

Пусть пугает меня глубина.

Я, пока пролетает волна,

Постою, притаившись в кустах,

Пережду набегающий страх.

 

Так, течению наперерез

Поднимаюсь почти до небес,

Доплыву до истоков реки,

До истоков моей тоски.

 

 

Изменился давно фарватер

 

 

Изменился давно фарватер,

И опасности велики

Бесноватой и вороватой

Разливающейся реки.

 

Я простой путевой запиской

Извещаю тебя, мечта.

Небо низко, и скалы близко,

И трещат от волны борта.

 

По глубинным судить приметам,

По кипению пузырьков

Могут лоцманы — и поэты,

Если слушаться их стихов.

 

 

Мне одежда Гулливера

 

 

Мне одежда Гулливера

Все равно не по плечу,

И с судьбою Агасфера

Я встречаться не хочу.

 

Из окошка общих спален

Сквозь цветной рассветный дым

Я лицом повернут к далям

И доверюсь только им.

 

В этом нервном потрясенье,

В дрожи пальцев, рук и век

Я найду свое спасенье,

Избавление навек.

 

Это — мизерная плата

За сокровище во льду,

Острие штыка солдата

И заветную руду.

 

 

Перевод с английского

 

 

В староверском дому я читаю Шекспира,

Толкованье улыбок, угрозы судьбе.

И стиху откликается эхо Псалтыри

В почерневшей, продымленной темной избе.

 

Я читаю стихи нараспев, как молитвы.

Дочь хозяина слушает, молча крестясь

На английские страсти, что еще не забыты

И в избе беспоповца гостят.

 

Гонерилье осталась изба на Кубани.

Незамужняя дочь разожгла камелек.

Тут же сушат белье и готовится баня.

На дворе леденеют туши кабаньи…

 

Облака, как верблюды, качают горбами

Над спокойной, над датской землей.

 

 

Луна свисает, как тяжелый

 

 

Луна свисает, как тяжелый

Огромный золоченый плод,

С ветвей моих деревьев голых,

Хрустальных лиственниц — и вот

 

Мне кажется — протянешь руку,

Доверясь детству лишний раз,

Сорвешь луну — и кончишь муку,

Которой жизнь пугает нас.

 

 

Прощание

 

 

Вечор стояла у крылечка,

Одета пылью золотой,

Вертела медное колечко

Над потемневшею водой.

 

И было нужно так немного:

Ударить ветру мне в лицо,

Вернуть хотя бы с полдороги

На это черное крыльцо.

 

 

Утро

 

 

По стенке шарит желтый луч,

Раздвинувший портьеры,

Как будто солнце ищет ключ,

Забытый ключ от двери.

 

И ветер двери распахнет,

И впустит птичье пенье,

Всех перепутавшихся нот

Восторг и нетерпенье.

 

Уже, взобравшись на скамью

Иль просто на подклетье,

Петух, как дьякон ектенью,

Заводит многолетье.

 

И сквозь его «кукареку»,

Арпеджио и трели

Мне видно дымную реку,

Хоть я лежу в постели.

 

Ко мне, скользка и холодна,

Едва я скину платье,

Покорно кинется волна

В горячие объятья.

 

Но это — лишь в полубреду,

Еще до пробужденья.

И я купаться не пойду,

Чтобы не встретились в саду

Ночные привиденья.

 

А ветер покидает дом,

Пересчитав посуду,

Уже пронесся над прудом,

Уже свистит повсюду.

 

Перебирает воду он,

Как клавиши рояля,

Как будто он открыл сезон

В моем концертном зале.

 

И нынче летом — на часах

Ты, верно, до рассвета,

Ты молча ходишь в небесах,

Подобная планете.

 

Облокотившись на балкон,

Как будто на свиданье,

Протягивает лапы клен

К любимому созданью.

 

И ты стоишь, сама лучась

В резной его оправе.

Но даже дерево сейчас

Тебя задеть не вправе.

 

Всю силу ревности моей

И к дереву и к ветру

Своим безмолвием залей,

Своим блаженным светом.

 

И ветер рвет твои чулки

С веревки возле дома.

И, как на свадьбе, потолки

На нас крошат солому.

 

 

Неосторожный юг

 

 

Неосторожный юг

Влезает нам в тетради

И солнцем, как утюг,

Траву сырую гладит…

 

Свет птичьего пера,

Отмытого до блеска,

И дятла — столяра

Знакомая стамеска.

 

Проснувшихся стихов

И тополей неспящих,

Зеленых языков,

Шуршащих и дразнящих,

 

Мой заоконный мир,

Являйся на бумагу,

Ходи в тиши квартир

Своим звериным шагом.

 

Иль лебедем склонись,

Как ледяная скрипка,

С небес спускаясь вниз

Размеренно и гибко.

 

Вся комната полна

Таким преображеньем,

И ночи не до сна

От слез и напряженья.

 

Но в мире место есть,

Где можно спозаранку

Раскинуть эту смесь,

Как скатерть-самобранку.

 

 

Какой заслоню я книгой

 

 

Какой заслоню я книгой

Оранжевый небосвод,

Свеченье зеленое игол,

Хвои заблестевший пот,

 

Двух зорь огневое сближенье,

Режущее глаза.

И в капле росы отраженье

Твоей чистоты, слеза.

 

 

Я разорву кустов кольцо

 

 

Я разорву кустов кольцо,

Уйду с поляны.

Слепые ветки бьют в лицо,

Наносят раны.

 

Роса холодная течет

По жаркой коже,

Но остудить горячий рот

Она не может.

 

Всю жизнь шагал я без троны,

Почти без света.

В лесу пути мои слепы

И неприметны.

 

Заплакать? Но такой вопрос

Решать же надо.

Текут потоком горьких слез

Все реки ада.