Время в романах Достоевского

«Преступление и наказание».

Реальное время: 1865 год (середина 60-х).

Время действия = 13 дней (сценическое - всего 7 дней), а о шести днях сказано, что «только что был в бреду».

Однако: 13 дней + полтора года (имеется в виду эпилог, который - здесь нельзя согласиться с М.М. Бахтиным - написан не одним «монологическим словом» - здесь есть «сцены», свои контрапункты, да какие!)

Здесь в снах тоже снится время...

 

«Идиот»

Начало - 27 ноября (Среда). С 9 утра до полуночи. Всего один день (двести страниц!).

Продолжение через полгода. Еще 9 дней.

Один день в ноябре и 9 в июне следующего года...

 

«Подросток»

13 дней. 19 сентября - 3 декабря (при этом: «пролетаю два месяца» - уточнить цитату; да еще - 9 дней беспамятства)

 

«Братья Карамазовы»

Реальное время - 1866 (середина 60-х), отсюда, кстати, следует, что Раскольников и Иван Карамазов примерно в одно время были в Петербурге, писали свои статьи и, стало быть, могли встречаться и читать друг друга.

Эпилог - первая декада ноября.

Всего - 10 дней.

 

Просчитать под этим углом зрения (как с «вдругами», - «вдруг» ведь это своего рода единица художественного времени) все произведения Достоевского. Какая здесь закономерность?

Сравнить - под этим же углом зрения - Достоевского с другими писателями от Пушкина до Толстого.

Связать: мою главную предпосылку для начала работы с «кувшином Магомета».

«Кувшин Магомета» - Магомету явился Архангел Гавриил и забрал его с собой. В этот момент опрокинулся кувшин... Они облетели весь мир. Были у Бога, а когда вернулись,- кувшин все еще падал и его можно было подхватить (вот, кстати, вероятно, - образное предчувствие, чувственное художественное открытие будущего закона относительности, - зависимость растяжения времени от скорости движения.).

В примечаниях к 30- томнику довольно убедительно выяснено, что источником этой легенды для Достоевского послужил В.Ирвинг[146].

НоДостоевский читал и сам Коран. Не мог ли взять оттуда?

Однако, насчет связи.

Главнейшей предпосылкой начала работы над пониманием художественного произведения (наверное, любого и, кажется, над произведениями Достоевского в особенности) является такое его прочтение, прослушивание, проглядывание, такое его знание, при котором достигаешь предельной скорости облета, когда в одно мгновение можешь увидеть, услышать, прочитать, можешь обозреть и все целое, и все до единой малейшие детали - абзацы, мазки, ноты, когда время как бы распластовывается в пространстве и даже как бы исчезает, так что можешь опрокинуть свой кувшин, все увидеть, услышать, прочитать и, вернувшись, успеть поставить кувшин на место.

Сравнение с музыкой, с музыковедением - очень плодотворно. Именно музыка особенно наглядно демонстрирует таинственную природу времени: в ней, музыке, как бы «по определению», отсутствует пространство, но в ней же - тоже особенно наглядно - демонстрируется превращение времени в пространство, распластовывание времени в пространстве: ведь когда знаешь наизусть, любишь какое-нибудь музыкальное произведение, то при первом звуке его (а иногда даже при одном его названии) мгновенно представляешь себе и в целом, и в мельчайших деталях, заранее знаешь развитие каждой ноты, все переходы, контрапункты... Начинаешь как бы уже не просто слышать его, но и видеть. См. Малер, Вагнер, Кондрашин.

Вероятно, что-то можно найти на этот счет, особенно у Чюрлениса: у него, может быть как ни у кого из художников, живопись кажется «переводом» с языка музыки и наоборот; у него, как ни у кого, видишь музыку и слышишь живопись.

Догадываться, какому другому виду искусства ближе всего вид данный, какому писателю роднее всего, какой композитор, живописец и т.д. (даже если они друг друга не знали, тем более если знали).

Данте - Микеланджело... Микеланджело - Моцарт (Страшный суд - реквием)...

И не случайно же буквально страстная тяга Достоевского к прозаическим рассказам о замыслах картин, опер...

Каким счастьем, наверное, для Пушкина было узнавание себя в Моцарте.

 

 

ДОСТОЕВСКИЙ И АПОКАЛИПСИС

 

Есть четыре способа исследования, познания:

I. Когда неизвестно «дано» и неизвестен «ответ».

II. Когда известно «дано» и неизвестен «ответ».

III. Когда неизвестно «дано» - зато известен «ответ».

IV. Когда известны и «дано» и «ответ».

 

Обычно мы имеем дело с тремя первыми задачами (особо: искусство, литература и наука); художник делает для себя неизвестными и «дано» и «ответ», и чем больше ему неизвестны то и другое, тем сильнее он нас поражает. Самый классический пример - тот же Достоевский: работа над «Преступлением и наказанием», над «Бесами», над «Подростком»... И, может быть, - самый сильный пример,- над «Идиотом». Ср. А.И.С. «Красное колесо»: я - ему в Вермонте: «Достоевский никогда не знал “ответа”, а Вы здесь - знали... Отсюда: абсолютно неизбежна подгонка решений под ответ...». Его ответ: «Вы сами не знаете, как правы. Я знал, что Россию не спасти...».

Но в том случае, который я хочу предложить вашему вниманию, абсолютно особый, четвертый: нам известны и «дано» и «ответ»... Но мы... мы вопиюще не считаемся ни с тем, ни с другим...

Есть два главных факта, факта небывалых, чудовищных:

1. нарастание смертельной угрозы человечеству... Человечество стало смертным (не только человек, но и человечество). При том, каким оно нам дано, при том, каким мы даны себе, - человечество обречено, если оно не совершит подвига духовного спасения.

2. Но это-то и не осознается. Это-то и не доходит... Осознается только единицами (Леонардо, Ламарк, Достоевский, 10-20-е годы ХХ века... Римский клуб...).

Но главное, самое главное «дано» и самый главный «ответ» давным-давно нам известны - по Апокалипсису.

Достоевский сумел это известное «дано» и этот известный «ответ» снова сделать - неизвестными и решить – художественно - эти две взаимосвязанные задачи.

Только сейчас нас поражает, начинает обжигать его мысль - молния: «Бытие есть только тогда, когда ему грозит небытие, бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие».

Я почти не знаю людей (а политиков еще меньше, чем художников и ученых), которых беспрерывно сверлила бы эта мысль, которые ложились бы спать с нею, спали бы с нею и с нею бы просыпались...

Но пока мы это не осознаем, пока мы этим не обожжемся, пока не обуглимся,- спасены не будем...

У всех, кого коснулась эта мысль, у всех, кого она обожгла, отныне есть только одна задача: отдать ее всем другим, заразить ею всех других...

Надо, чтобы человечество испугалось самое себя, чтобы вызвать в нем отвагу, отвагу спасения...

Мировоззрение, мироощущение истинное и начинается со встречи со смертью... Без этой встречи не может быть никакой нравственности вообще...

Мы упускаем - с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой - свой последний шанс: знаем свое «дано», знаем «ответ», к которому оно должно привести, если мы останемся прежними, - и... И - остаемся прежними.

Почему это не доходит?

Почему?

И тут - особенно тут - ни в коем случае нельзя ни на кого сваливать: это предусмотрено в «Братьях Карамазовых»: «... и поймешь, что и сам виновен, ибо мог светить злодеям даже как единый безгрешный и не светил. Если бы светил, то светом своим озарил бы и другим путь, и тот, который совершил злодейство, может быть, не совершил бы его при свете твоем...»

Никто в этом не виноват, кроме нас самих, которым это стало известно...

Значит: МЫ НЕ НАШЛИ ЕЩЕ НАСТОЯЩИХ СЛОВ ИЛИ - УСТАЛИ ИХ ПОВТОРЯТЬ.

 

[1] Гливенко И. И. Раскольников и Достоевский. Печать и революция. 1926. Кн.4; см. также его предисловие к кн.: Из архива Достоевского. «Преступление и наказание»: Неизданные материалы. М.-Л., 1931.С.30.

[2] Шкловский В. За и против: Заметки о Достоевском. М.:Советский писатель, 1957. С. 189–190.

[3] Ермилов В. Ф. М. Достоевский. М.: Худож. лит., 1956. С. 161.

[4] Борев Ю. О трагическом. М.: Советский писатель, 1961. С. 141.

[5] The Notes-Books for «Crime and Punishment». Chicago - London, 1967. P. 31.

[6] Неубедительность концепции двойственности мотивов отмечали Ф. И. Евнин (Роман «Преступление и наказание» Творчество Достоевского. Сборник статей. М., 1959. С. 151), В. Я. Кирпотин (Разочарование и крушение Родиона Раскольникова. М., 1970. С. 86–88), а также автор настоящей книги в послесловии к «Преступлению и наказанию» (М.: Худож. лит., 1971).

[7] «Указующий перст» здесь, конечно, не равнозначен нравоучению. Это лишь внутренняя определенность социально-нравственной, поэтической, художественной позиции писателя. Достоевский, думается, мог бы подписаться под словами Пушкина: «Цель художества есть идеал, а не нравоучение» (Пушкин А. С. Полное собр. соч. в 10 т. Т. 7. М., 1958. С. 404).

[8] Витольд Горский, восемнадцатилетний тамбовский гимназист, домашний учитель в семье купца Жемарина. Убил из этой семьи шесть человек, включая ребенка, - «с целью грабежа, так как чувствовал бедность». См. об этом примечание А.С.Долинина в издании: Достоевский Ф.М. Письма в 4-х томах. М.-Л.: ГИЗ, 1928-1959. Т.II. С.118.

[9] Писарев Д. И. Собрание соч.: в 4 т. Т. 4. М.: Гослитиздат, 1956. С. 316.

[10] Разве лишь одному Лужину да Петру Верховенскому из «Бесов» да еще нескольким непробиваемым нравственным тупицам, фанатикам денег и власти легко дышится воздухом лжи — во всю ширь их лживых легких («мутанты» своего рода, которые в небывало массовых размерах размножатся в XX веке).

[11] Н. Страхов объявил этот бред Раскольникова «явным сочинительством», «холодною аллегорией» (Отечественные записки. 1867. № 4). Но Раскольникову — «мономану», идеологу — и должен был наконец присниться «идеологический» сон: он и во сне должен был увидеть полное осуществление своей «проклятой мечты». Кстати, вот как отреагировал Достоевский на замечание Страхова: подготавливая отдельное издание «Преступления и наказания», он заменил слово «сон» (как было в «Русском вестнике», где впервые печатался роман) на более точное — «сны».

[12] Ср. Достоевский об Онегине: «...может быть, он и никого не любит, да и не способен даже кого-нибудь любить, несмотря на то, что так мучительно страдает! Любит фантазию, да ведь он и сам фантазия» (26; 143). «Высший и развитой человек, преследуя высшую мысль, отвлекается иногда совсем от насущного, становится смешон, капризен и холоден, даже просто скажу тебе — глуп, и не только в практической жизни, но под конец даже глуп и в своих теориях» (из «Подростка»).

[13] См.: Бахтин М. М. Поэтика Достоевского. М.: Худож. лит., 1972. С.379.

[14] Пушкин А. С.Полн. собр.соч. М., 1958, Т.7. С.148.

[15] Чернышевский Н. Г. Полное собр. соч.. Т. XIV. М.: ГИХЛ, 1950. С. 684–685.

[16] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. I. М.: Политиздат, 1955. С. 65.

[17] Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произв.: в 2 т. Т. I. M., 1948. С. 322.

[18] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. I. С. 69, 271–272.

[19] Там же. С. 272.

[20] Гегель. Сочинения: В 14 т. Т. IV. М.: Соцэкгиз, 1959. С. 2.

[21] Гегель. Наука логики. Т. 3. М.: Мысль, 1972. С. 200.

[22] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 21. М: Политиздат, 1958. С. 295.

[23] Гегель. Сочинения. Т. IV. С. 200.

[24] Там же. С. 106.

[25] Писарев Д. И. Сочинения. Т. 4. М., 1956. С. 359.

[26] О ложном сознании см. в ст.: Мамардашвили М. К. Форма превращенная // Философская энцикл. Т. 5. М., 1971.

[27] Назиров Р. Г. Творческие принципы Ф. М. Достоевского. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1982. С. 103, 144.

[28] Гроссман Л. Достоевский. М.: Молодая гвардия, 1962. С. 351.

[29] Сараскина Л. И. В контексте точного времени // Вопросы литературы. 1986. № 9. С.113.

[30] Тема «Роман “Преступление и наказание” и эпоха шестидесятых годов XIX века» исследовалась в трудах А. А. Белкина, Л. П. Гроссмана, А. С. Долинина, Ф. И. Евнина, В. Я. Кирпотина, В. С. Нечаевой, Л.М. Розенблюм, Г. М. Фридлендера и др. Я же здесь обращаюсь только к некоторым «сильным впечатлениям» Достоевского и при этом вовсе не хочу сказать (и не думаю), будто именно эти и только эти впечатления все определяли. Разумеется, нет. Были и другие. Были и такие, о которых мы не знаем еще и, быть может, никогда не узнаем. Я о том только, что эти впечатления — когда прямо, когда косвенно — не могли не выразиться в романе, не могли не помочь Достоевскому «уничтожить неопределенность» в мотивах преступления своего героя.

[31] Суслова А. П. Годы близости с Достоевским: Дневник; Повесть; Письма. М., 1928. С. 60.

[32] Цит. по кн.: Гроссман Л. Указ. соч. С. 276–279.

[33] Суслова А. П. Указ. соч. С. 162.

[34] Там же. С. 166.

[35] Мережковский Д. Автобиографическая заметка // Русская литература XX века / Под ред. С. А. Венгерова. Т. 1. С. 291.

[36] Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971. С. 79.

[37] Достоевская А. Г. Воспоминания... М.; Л., 1925. С. 16. А. Г. Достоевская родилась в 1846 году, умерла 9 июня 1918 года в Ялте.

[38] См. Гроссман Л. Указ. соч. С. 345–346.

[39] См. об этом же: 28, II; 239, 321. И еще: 29, I; 11, 24, 70, 110,' 142, 148, 151, 208. И еще: 29, II; 77...

[40] Гроссман Л. Указ. соч. С. 338–339.

[41] Порядок, в каком Достоевский делал эти заметки о новых планах романа соответствует, вероятно, порядку страниц его записной тетради, но главное в том, что все эти заметки (в том числе и о «главной анатомии романа») располагаются кучно, на смежных страницах, все они, в сущности, об одном и том же — об уничтожении художественной неопределенности мотивов преступления.

[42] Кстати, позволю себе сделать здесь одно замечание в адрес современных издателей Достоевского: почему в текстах писателя везде «Бог» заменено на «бог»? Ну, понятно, было такое прежде, под неусыпным надзором Ждановых, заславских, ермиловых, невежество которых в отношении к религии было синонимом их «воинствующего атеизма», и такая замена казалась им «критикой» и даже «победой». Но сейчас-то — какой Берлиоз, какой Иван Бездомный заставил или посмел править Достоевского? Его всю жизнь «Бог мучал», а не «бог».

[43] Гегель. Сочинения. Т. 4. С. 351–352.

[44] При этом предчувствие злодейства, писал Достоевский как раз о пророческом сне Подростка, оказывается чрезвычайно притягательным, тогда как прямое знание его смысла и последствий отталкивает человека: «NB. Это драгоценное психологическое замечание и новое сведение о природе человеческой» (16; 58).

[45] Чернь, злодей... общественное благо. (франц.)

[46] Попов П. С. «Я» и «Оно» в творчестве Достоевского // Достоевский: Сб. М., 1928. С. 268.

[47] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 24. С. 405.

[48] См. об этом: Назиров Р. Петр Верховенский как эстет // Вопросы лит. 1979. № 10. С. 233–236.

[49] Лит. наследство. Т. 86. М., 1973. С. 51.

[50] Борщевский С. Новое лицо в «Бесах» Достоевского // Слово о культуре: Сб. критических и философских статей. М., 1918. С. 21, 24.

[51] Горький М. Об издании романа «Бесы» // Правда. 1935. 24 янв.; Лит. газ. 1935. 24 янв. Неизвестно, знал ли М. Горький работу С. Борщевского.

[52] В работах Л. Гроссмана, А. Долинина, Ф. Евнина, Д. Лихачева, Р. Назирова, В. Туниманова, Г. Фридлендера, Н. Чиркова, А. Чичерина и др. Особенно основателен труд: Туниманов В. Рассказчик в «Бесах» Достоевского // Исследования по поэтике и стилистике: Сб. Л., 1972. С. 87–162. Как видим, ровно сто лет Хроникер ждал своего часа.

[53] Ср.: «“Быстрая летопись” романов Достоевского — это современная форма литературы» (Лихачев Д. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 317). Ср.: «Способ передачи содержания входит в само понятие содержания» (Назиров Р. Проблемы читателя в творческом сознании Достоевского // Творческий процесс и художественное восприятие: Сб. Л., 1978. С. 232).

[54] И. И. Иванов — студент Московской Петровской земледельческой академии. Он раскусил авантюризм, аморальность Нечаева, который, боясь разоблачения, сознательно оклеветал Иванова, объявив его «предателем», «шпионом» и т. д. (См. об этом: 12; 192–218; а также в кн.: Володин А., Карякин Ю., Плимак Е. Чернышевский или Нечаев? М., 1977.)

[55] Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 190–191.

[56] Ср.: «Хроникер <...> несколько напоминает профессионального газетчика, фельетониста. <...> Г-в — беспокойный хроникер периода брожения и “химического” разложения общества; человек толпы, запутавшийся и сбившийся с толку современник и очевидец непонятных и зловещих событий. И в то же время бег хроникера — не просто обычная суетная погоня за сенсационными фактами, всецело объясняемая “аппетитом” к скандальному: это движение к истине, жажда доискаться первопричин и смысла свершившихся беспорядков и трагедий» (Туниманов В. Указ. соч. С. 160).

[57] Такое сближение намечено Ф. Евниным в его статье о «Бесах» (Творчество Ф. М. Достоевского. С. 281) и развито Д. С. Лихачевым (См.: Указ. соч. С. 308–311).

[58] Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т.7 М., 1958. С. 59–60.

[59] Назиров Р. Г. Проблема читателя в творческом сознании Достоевского // Творческий процесс и художественное восприятие: Сб. Л., 1978. С. 227. По-моему, это одна из самых вдохновенных работ о Достоевском.

[60] Пушкин А. С. С. 244.

[61] «четырьмя углами скатерти» (франц.)

[62] Лит. обозрение. 1981. № 4.

[63] Это мой старый друг, человек необыкновенно совестливый, умный и реалистичный.

[64] Я уже писал об этом в «Самообмане Раскольникова» (глава «Сильные впечатления»), но сейчас попытаюсь продвинуться здесь немного вперед.

[65] Видишь солнце! (франц.)

[66] Если бы молодость знала! (франц.)

[67] Вряд ли очень основательна догадка, будто это письмо можно датировать 1870-ми годами (30, I; 396). Если Достоевский «у всех спрашивал; никто не знает», если он умолял — «у всех спросите, решительно у всех» — то какие - нибудь следы этих вопросов ко «всем» и сохранились бы скорее от 70-х годов, чем от начала 60-х (или конца 50-х), когда круг его общения был слишком узок, когда общение это происходило слишком далеко, а потому от него и осталось слишком мало следов. Во всяком случае, мне этот сон представляется настоящим событием («сильным впечатлением») в духовной жизни Достоевского, событием, может быть, даже сопоставимым с событиями, запечатленными им в записях 22 декабря 1849 года и 16 апреля 1864-го. «Сон, очевидно, навеян размышлениями Достоевского о судьбах России и Европы, облеченными в аллегорическую форму» (30, I; 396). Не слишком ли рассудочно это соображение? (Кстати, и аллегория не в природе реальных снов.)

[68] Ср.: «Россия слишком мало известна русским...» (Пушкин А. С. Полное собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1936. С. 465).

[1] Манифест Эйнштейна и Рассела — один из самых известных документов эпохи холодной войны.

В начале 1955 г. английский философ и математик лорд Бертран Рассел решил обратиться к руководителям государств и народам мира с предупреждением об угрозе, связанной с возникновением и развитием атомного оружия. За несколько дней до смерти это обращение подписал Альберт Эйнштейн, затем — выдающиеся ученые Макс Борн, Перси Бриджмен, Леопольд Инфельд, Фредерик Жолио-Кюри, Герберт Меллер, Лайнус Поллинг, Сессил Пауэлл, Бертран Рассел, Джозеф Ротблат и Хидеки Юкава.

Манифест был оглашен 9 июля 1955 г. в Лондоне. В нем, в частности, говорилось: «Мы должны научиться мыслить по-новому. Мы должны <…> задавать себе следующий вопрос: какие шаги можно предпринять для предупреждения вооруженной борьбы, исход которой должен быть катастрофическим для всех ее участников?»

 

[2] Письмо Нильса Бора — открытое письмо выдающегося датского физика Нильса Бора в адрес Организации Объединенных Наций, в котором выражалась тревога по поводу опасностей, грозящих миру вследствие появления атомного оружия.

[3] Римский клуб — международная общественная организация, созданная в 1968 г. и объединяющая предпринимателей, экспертов, ученых, политических деятелей, представителей творческой интеллигенции из стран Европы и Америки. Основные цели: анализировать проблемы, связанные с ограниченностью природных ресурсов и бурным ростом производства и потребления, и рекомендовать пути их разрешения.

 

[4] Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. — М.: Наука, 1971—1990. — Т. 24. — С. 240 (полужирный курсив – Ю.Карякина). В дальнейшем все цитаты в книге из произведений Ф.М. Достоевского приводятся по этому изданию, с указанием — в тексте в скобках, если эта ссылка приведена автором данной книги, или в примечаниях — арабскими цифрами соответствующего тома (для трех последних томов — римской цифрой, через запятую, соответствующего полутома) и, через точку с запятой, страницы (страниц). Данная запись Достоевского сделана в 1876 г.

 

[5] Иванов Вяч. Вс. Категория времени в искусстве и культуре ХХ века // Structure of texts and semiotics of culture. — Mouton, 1973. — Р. 148—149.

 

[6] В романе «Идиот» Ипполит Терентьев спрашивает князя Мышкина: «Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет “красота”? <…> Какая красота спасет мир? Мне это Коля пересказал» (8; 317), — то есть это высказывание Мышкина дано в двойном пересказе. Князь на вопрос Ипполита не отвечает. В прямом авторском высказывании эти слова у Достоевского нигде не встречаются. Впоследствии это выражение очень многими (начиная, по-видимому, с Вл. Соловьева) употреблялось в формулировке «Красота спасет мир». Между выражениями «Красота спасет мир» и «Мир спасет красота», конечно, есть разница. Как отметила томская исследовательница Е.Г. Новикова (см.: Новикова Елена. «Мир спасет красота» Ф.М. Достоевского и русская религиозная философия конца XIX — первой половины ХХ вв. // Достоевский и ХХ век. Под ред. Т.А. Касаткиной. В 2-х тт. — М.: ИМЛИ РАН, 2007. — Т. 1. — С. 97—124), второе неизбежно требует вопроса (который и задает Ипполит): какая красота спасет мир? Ответ Достоевского содержится в черновиках романа «Бесы»: «Мир станет красота Христова» (11; 188). Очевидно, Ю.Ф. ближе это выражение в той форме, в какой он употребляет его здесь (и неоднократно повторяет далее).

 

[7] «… Если б кончилась земля, и спросили там, где-нибудь, людей: “Что вы, поняли ли вашу жизнь на земле и что об ней заключили?” – то человек мог бы молча подать Дон-Кихота: “Вот мое заключение о жизни и – можете ли вы за него судить меня?” Я не утверждаю, что человек был бы прав, сказав это, но…» (22; 92).

[8] Статья называется «“Японский Достоевский” Акутагава Рюноскэ», опубликована в книге: Сараскина Л.И. «Бесы» — роман-предупреждение. — М.: Сов. писатель, 1990. — С. 167—223.

 

[9] В 1808 г. в Эрфурте состоялся конгресс монархов, в котором участвовали императоры Наполеон и Александр I и множество королей, герцогов и других владетельных особ. По приглашению великого герцога Саксен-Веймар-Эйзенахского Карла-Августа Гёте также отправился в Эрфурт, чтобы принять участие в придворных торжествах. 2 октября Гёте имел аудиенцию у Наполеона, который посмотрев на него, воскликнул: «Vous etes un home!» («Вот это человек!» — (фр.). Затем шел оживленный разговор о произведениях Гёте и вообще о литературе. Император отнесся к Гёте с большим вниманием; приехав через несколько дней в Веймар и встретив поэта на балу, он опять долго беседовал с ним и приглашал посетить Париж, а еще через несколько дней пожаловал ему крест Почетного Легиона, что в то время считалось чрезвычайной честью (http://www.ssga.ru/erudites_info/peoples/gete/part07.html). Гёте долго молчал о содержании своего разговора с Наполеоном. Только 11 марта 1809 г. Ример записал застольную беседу Гёте: «Поэтическая справедливость — это абсурд, — сказал Гёте. — Единственное трагическое в жизни это — несправедливость и предопределение. Наполеон знает это и даже знает, что он сам играет роль Рока. То было содержание моей беседы с Наполеоном» (http://nostradamus-1.narod.ru/genin/6.htm).

 

 

 

[10] Ю.Ф. придерживается той версии относительно предполагаемого содержания второго, «главного» романа — продолжения «Братьев Карамазовых» (Достоевский не успел его написать) согласно которой Алеша Карамазов должен был стать революционером, совершить покушение на царя и пойти за это на казнь. О такой судьбе Алеши Ю.Ф. будет неоднократно рассуждать и далее на страницах этой книги. Данная версия основывается почти исключительно на дневниковой записи известного публициста А.С. Суворина о разговоре с Достоевским в 1880 г.: «Он (Достоевский. — К.С.) <…> сказал, что напишет роман, где героем будет Алеша Карамазов. Он хотел его провести через монастырь и сделать революционером. Он совершил бы политическое преступление. Его бы казнили. Он искал бы правду и в этих поисках, естественно, стал бы революционером…» (Суворин А.С. — М.-Пг., 1923. — С. 16; цитируется по: Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2-х т. — Т. 1. — М.: Художеств. литература, 1990. — С. 391). Эта запись сделана А.С. Сувориным через шесть лет после смерти Достоевского. Известна также заметка за подписью Z в одесской газете «Новороссийский телеграф» от 26 мая 1880 года, автор которой пишет, что на основании «кое-каких слухов о дальнейшем содержании романа <…> распространившихся в петербургских литературных кружках, я могу сказать… что Алексей делается со временем сельским учителем и под влиянием каких-то особых психических процессов, совершающихся в его душе, он доходит даже до идеи о цареубийстве» (15; 486) (в свое время Д.Д. Благой высказал предположение, что источником этих слухов и даже автором заметки мог быть сам А.С. Суворин — см.: Благой Д. От Кантемира до наших дней. — М., 1979. — С. 349). Существует еще свидетельство того же Суворина, опубликованное в газете «Новое время» в день похорон Достоевского, где сказано, что в продолжении романа писатель хотел сделать из Алеши «тип русского социалиста, не тот ходячий тип, который мы знаем и который вырос вполне на европейской почве…» (15; 485) (это на самом деле не вполне совпадающее с дневниковой записью свидетельство, ибо мы знаем, что такое «русский социализм» — в противоположность «европейскому социализму» — по Достоевскому: «Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!» (27; 19); этому соответствует также дневниковая запись двадцатипятилетнего студента Академии художеств И.Ф. Тюменева о том, что в дальнейшем Алеша должен был стать «новым русским евангельским социалистом» (Ф.М. Достоевский. Новые материалы и исследования. Литературное наследство. — Т. 86. — М.: Наука, 1973. — С. 338). Это все. Никаких других свидетельств — ни самого Достоевского в письмах или записных тетрадях, черновиках, ни людей из его ближайшего окружения, — в «пользу» версии об Алеше — революционере-цареубийце — не существует (о других версиях предполагавшегося продолжения романа см. 15; 485—487). В разговоре Достоевского с Сувориным, в ходе которого и были высказаны слова о продолжении романа, речь шла главным образом о глубоко волновавшей писателя проблеме террористических актов народовольцев (незадолго до этого прозвучал взрыв в Зимнем дворце, устроенный С. Халтуриным и унесший жизни многих невинных людей) и о «ненормальном» отношении к ним в обществе, вследствие которого, если б кто-то, случайно узнавший заранее о взрыве, сообщил об этом в полицию (Достоевский предположил в такой роли себя) — а не сообщить было бы «преступлением», — он был бы объявлен доносчиком и «либералы» довели бы его «до отчаяния» (подробнее см. об этом примеч. 133). Сказанное сразу же вслед за этим о продолжении романа могло быть вызвано эмоциональным всплеском; в сознании Суворина — через шесть лет — могли контаминироваться Алеша Карамазов, главный герой будущего романа, и другой персонаж, «он» — возможно, Дмитрий, или Иван, или Коля Красоткин (который в «первом» романе объявляет себя «социалистом» и восклицает: «если б и я мог хоть когда-нибудь принести себя в жертву за правду!» (15; 190)). Версия об Алеше — революционере-цареубийце — противоречит, как представляется, всему, что мы знаем об Алеше из романа и из свидетельств о нем Достоевского, а также известному и недвусмысленному отношению Достоевского к революционерам-террористам его времени (см. об этом Степанян К. Давайте послушаем Достоевского… // Вопросы литературы. — 1988, № 5. — С. 215—225; Степанян К. Между «за» и «против» // В мире книг. — 1987, № 7. — С. 50—52). Но для Ю.Ф., насколько я понимаю, важна тут была идея о «совмещении полюсов» у Достоевского.

 

[11] Народом Сианук – с 1941 по 1975 гг. – король, премьер-министр, глава государства, свергнутый «красными кхмерами».

 

[12] Пол Пот и Иенг Сари – руководители «красных кхмеров».

 

[13] XIX Всесоюзная партконференция КПСС состоялась в июне-июле 1988 года, сыграла важную роль в проведении политических реформ в СССР.

 

[14] В России с тех пор вышли уже несколько изданий романа «Бесы» с инкорпорированной главой «У Тихона»: Достоевский Ф.М. Бесы / Комментарии Сараскиной Л.И. — Ижевск, 1990; Достоевский Ф.М. Бесы / Подгот. текста, предисл. и примеч. Сараскиной Л.И. — М.: Московский рабочий, 1993; Достоевский Ф.М. Бесы. Антология русской критики / Подготовка, издание, составление, послесл. и коммент. Сараскиной Л.И. — М.: Согласие, 1996. Вместе с тем существует мнение авторитетных специалистов, возражающих против включения этой главы в текст романа. В настоящее время в распоряжении исследователей находятся несколько авторских редакций этой главы, ни один из этих текстов не может считаться законченным; на этом основании издатели Полного собрания сочинений Ф.М. Достоевского в 30-ти тт. не сочли возможным включить ее в роман (12; 237—246). Как пишет профессор В.Н. Захаров, контаминация двух основных вариантов текста — первоначальных Гранок (т.е. того текста, из-за которого и возник конфликт с Катковым) и окончательного Списка, который был представлен в редакцию «Русского вестника» как компромиссный вариант — в настоящее время невозможна, ибо утеряны одна из гранок и некоторые листы Списка. Поэтому такая контаминация привела бы к тому, что «редактор становится соавтором Достоевского»; В.Н. Захаров выражает надежду, что со временем недостающие гранка и листы будут найдены, что позволит вновь вернуться к этой проблеме (Ф.М. Достоевский. Полное собрание сочинений: В 18 т. — Т. 9. Роман «Бесы» (1871—1872) / Вступит. статья Тарасова Б.Н.; статьи и коммент. Захарова В.Н.; коммент. Дудкина В.В. и Касаткиной Т.А. — М.: Возрождение, 2004. — С. 601—609).

 

[15] У Достоевского запись выглядит так: чуть ниже процитированной Ю.Ф. фразы Достоевский пишет: «Причина подполья — уничтожение веры в общие правила. “ Нет ничего святого ”.

Недоконченные люди (вследствие Петровск<ой> реформы вообще) вроде инженера в “Бесах”» (16; 330).

 

[16] Ю.Ф. склонен считать, что эти слова (а следовательно, и весь фрагмент из Подготовительных материалов к «Бесам», начинающийся фразой: «ГЛАВНОЕ. Главная мысль, которою болен Князь и с которою он носится, есть та:» и кончающаяся словами «можно ли веровать во все то, во что православие велит веровать? Если же нет, то гораздо лучше, гуманнее все сжечь и примкнуть к Нечаеву» (11; 179)), - что фрагмент этот выражает мнение самого Достоевского. Так считает и Г.С. Померанц (Померанц Г. Два порочных круга // Достоевский и мировая культура. — № 15. — СПб.: Серебряный век, 2000. — С. 10, 11). Между тем есть много доказательств, что это заготовка к монологу Ставрогина (см. об этом: Степанян К.А. «Сознать и сказать»: «реализм в высшем смысле» как творческий метод Ф.М. Достоевского. — М.: Раритет, 2005. — С. 208—210). Помимо прочего: не был ли сам Достоевский одним из образованнейших людей своего времени? А его вере (при всех присущих подлинной вере сомнениях и искушениях) можно позавидовать.

 

[17] Существует мнение, что Достоевский не случайно подчеркивает все-таки нерусское происхождение Крафта: русскому человеку не свойственно столь напряженное отношение к иерархии народов (см. об этом: Кантор В. Трагические герои Достоевского в контексте русской судьбы (Роман «Подросток») // Вопросы литературы. — 2008, № 6).

 

[18] Имеется в виду разочарование итогами Французской революции (1789—1796 гг.), провозглашавшей великие идеалы Свободы, Равенства, Братства, а в итоге обернувшейся кровавой тиранией и гибелью тысяч невинных людей.

 

 

[19] Энрике Лафуэнте Феррари — испанский искусствовед, специалист по «Капричос» Гойи.

 

[20] Дом Глухого (Кинта дель Сордо) — дом в пригороде Мадрида, который Гойя купил в 1800 г. и потом достроил. Художник жил в нем последние два с лишним десятилетия своей жизни до отъезда во Францию в 1824 г. Стены дома расписаны самим художником; эти работы получили название «pintura negra» — «черная живопись».

 

[21] Парафраз слов из последней главы «Записок из Мертвого дома»: «Ведь надо уж всё сказать: ведь этот народ (каторжники. — К.С.) необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват? То-то, кто виноват?» (4; 231).

 

[22] Имеется в виду инсценировка казни над петрашевцами, в том числе и Достоевским, 22 декабря 1849 г.: военно-полевой суд приговорил их к смертной казни «расстрелянием» но более высокая инстанция — генерал-аудиториат — смягчила приговор, отменив казнь и назначив всем различные сроки каторги (Достоевскому — восемь лет), затем император Николай I утвердил отмену казни и еще более смягчил приговоры (Достоевскому — четыре года), однако распорядился объявить об отмене казни лишь в последний момент.

 

[23] Версилов говорит Подростку: «Была во Франции революция и всех казнили. Пришел Наполеон и всё взял. Революция — это первый человек, а Наполеон — второй человек. А вышло, что Наполеон стал первый человек, а революция стала второй человек» (13; 182). Письмо Достоевского Н.Н. Страхову — от 18 (30) мая 1871 г. (29, I; 214).

 

[24] Достоевский — Страхову (по поводу Парижской коммуны): «Неужели и Вы один из тех, которые говорят, что опять не удалось за недостатком людей, обстоятельств и проч.? Во весь XIX век это движение или мечтает о рае на земле (начиная с фаланстеры) или, чуть до дела (48 год, 49 — теперь) — выказывает унизительное бессилие сказать хоть что-нибудь положительное» (указ. письмо; 29, I; 214).

 

[25] Ю.Ф. имеет в виду следующие слова Достоевского из «Дневника писателя» о романе Сервантеса: «Эту самую грустную из книг не забудет взять с собою человек на последний суд Божий. Он укажет на сообщенную в ней глубочайшую и роковую тайну человека и человечества» («Ложь ложью спасается», 26; 2). «Во всем мире нет глубже и сильнее этого сочинения. Это пока последнее и величайшее слово человеческой мысли, это самая грустная ирония, которую только мог выразить человек, и если б кончилась земля, и спросили там, где-нибудь, людей: “Что вы, поняли ли вашу жизнь на земле и что можете о ней заключить?” — то человек мог бы молча подать Дон Кихота: “Вот мое заключение о жизни и — можете ли вы за него осудить меня?” Я не утверждаю, что человек был бы прав, сказав это, но…» («Дон Карлос и сэр Уаткин», 22; 92).

 

[26] Имеются в виду ключевые эпизоды из жизни Достоевского, о которых шла речь ранее в этой книге: инсценировка смертной казни, письмо Фонвизиной от янв.-февр. 1854 г. по выходе из каторги с рассуждением о Христе и истине, смерть первой жены Марии Дмитриевны и знаменитая запись: «Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?» (20; 172—175), запись в альбом О.А. Козловой 31 января 1873 г. (27; 119).

 

[27] Рафаэль Аргульоль — профессор эстетики и теории искусства, испанский философ и писатель. В ноябре 2002 г. выступал с лекцией в Москве, в Институте Сервантеса.

 

[28] Мунк Эдвард (1863—1944) — норвежский живописец и график, экспрессионист. Самая известная работа Мунка — картина «Крик».

 

[29] Из стихотворения О. Мандельштама «Ласточка».

 

[30] Мнение о том, что предки Достоевского «из литовцев», до недавнего времени основывалось на свидетельствах дочери писателя Любови Федоровны и его жены Анны Григорьевны, зафиксированных биографом М.В. Волоцким (Хроника рода Достоевского. — М., 1933. — С. 31) и Л.П. Гроссманом (Жизнь и труды Ф.М. Достоевского. Биография в датах и документах. — М