Назначение; прибытие в Нидерланды; прием в Нидерландах; первые действия; поход против принца Оранского; победа

Если бы герцог Альба не прибыл в Нидерлан­ды, его имя вряд ли было бы сегодня более из­вестно, чем имена Гонсальвеса де Кордовы, Пескары или Антонио де Лейвы. Испанцы имели бы еще одного усердного соотечественника в этом столетии, которое дало так много великих лич­ностей. Но репутация, завоеванная в Нидерлан­дах, придала ему всемирно-историческое значе­ние.

Было бы неправильно считать герцога Альбу и его поведение причиной того, что восстание в Ни­дерландах приняло такой огромный размах. Он был всего лишь инструментом испанской поли­тики.

События начались в Мадриде. После того как проблема Нидерландов уже много лет вызывала разногласия в Государственном совете, в 1566 году Филипп вновь созвал своих министров, что­бы посоветоваться о необходимых мерах. На со­вете, как обычно, противостояли друг другу партии Альбы и Эболи. Оба отдавали себе отчет в тех трудностях, которые вызвала бы любая по­пытка решения. Обоим достаточно хорошо были известны религиозные проблемы, национальные противоречия, личные амбиции, социальная на­пряженность в Нидерландах, так как и Эболи и Альба провели во Фландрии много лет. Однако знания приводили их к различным заключениям. Не то чтобы Эболи был готов на большие уступ­ки, а герцог Альба требовал суровости после по­корения; цель у них была одна: подчинить Нидер­ланды воле Филиппа, поддержать католицизм путем введения инквизиции и создания новых епископатов, занятия руководящих должностей испанцами и привлечения доходов для укрепле­ния позиций Испании в мире. Однако герцог Альба высказался за меры, поддерживаемые го­товой к удару армией, а другие, под руководством Эболи, защищали политику переговоров и выжи­дания. В конце концов Филипп согласился на применение строгих мер, которые рекомендовало меньшинство. Альбе было поручено их исполне­ние, и в середине апреля 1567 года он покинул Мадрид, чтобы вначале провести два дня при дво­ре в Аранхуэсе, а затем отправиться в путь.

В Аранхуэсе между ним и наследником пре­стола инфантом доном Карлосом произошла не­приятная сцена. Их взаимоотношения уже дли­тельное время были напряженными. Герцог ви­дел в принце недостойного потомка любимого императора. Принц ненавидел его с тех пор, как в 1560 году во время принесения знатью прися­ги на верность наследнику Альба опустил тради­ционное целование руки, — нарушение которое могло считаться только намеренным оскорбле­нием. Когда теперь герцог явился к нему, чтобы проститься согласно обычаю, дона Карлоса, ко­торый сам питал надежды стать правителем Ни­дерландов и мечтал о славе и свободе, охватил гнев. Он ринулся на полководца, которому при­шлось удерживать его, пока не подоспела по­мощь.

Из Аранхуэса Альба прибыл в Картахену, что­бы собрать там первую часть своего войска. Его охватили противоречивые чувства: он думал о возрасте, состоянии здоровья (его мучила подаг­ра), славе, положении при дворе и своем, воз­можно ускользающем, влиянии на короля. Однако он думал также о долге перед религией и королем и об интересах своей семьи, которой он мог быть полезным благодаря своему положе­нию в Нидерландах. И действительно, среди уча­стников нидерландской экспедиции мы видим почти дюжину членов дома Толедо, среди них все три сына Альбы, которые друг за другом при­были в Брюссель. Особо выделялся среди них одноглазый дон Фердинанд Альварес де Толедо, внебрачный сын мельничихи, приор ордена св. Иоанна в Кастилии, который позднее стал вице-королем Каталонии, а в 1587 году вошел в Госу­дарственный совет Филиппа. Менее способным был сын и наследник Альбы дон Фадрике де То­ледо, герцог Уэска и гроссмейстер ордена Аль-кантары; его поведение в отношении женщин по­вредило не только его собственной карьере, но и карьере отца, и ухудшило и без того плохие от­ношения между фламандским и испанским дво­рянством в Нидерландах. План Альбы оставить его в Нидерландах своим преемником не удал­ся. Последним прибыл третий сын Альбы, дон Диего, коннетабль Наварры; его роль в истории незначительна.

Хотя все предприятие казалось герцогу полез­ным для продвижения своих родственников, он не питал надежд на финансовые выгоды. Скорее, следовало опасаться убытков, и действительно, позднее, как уже не раз бывало ему пришлось пожертвовать частью своего состояния ради Фи­липпа.

При таких обстоятельствах Альба готовился с удвоенной тщательностью. Он приказал выдать солдатам легкие мушкеты, снабженные отдельной опорой, которые закреплялись на штативе. Такие мушкеты, по которым их обладателей стали впо­следствии называть мушкетерами, вошли позднее во всеобщее употребление.

После некоторых размышлений Альба решил не перевозить своих солдат океанским путем, где их подстерегали бури и трудности при высадке во Фландрии, а избрать сухопутную дорогу. Обыч­ный поход через Францию ему также пришлось исключить, поскольку французский король под давлением гугенотов, несмотря на дипломатиче­ские переговоры, не разрешил прохода. Герцогу удалось добиться согласия лишь на то, чтобы его беспрепятственно пропустили через Бургундию и Лотарингию и таким образом он мог выйти к гра­нице Священной Римской империи. Ему при­шлось выбрать путь по Средиземному морю до Генуи, оттуда через Альпы в Бургундию и, нако­нец, в Нидерланды.

Альба вез с собой три важных документа: во-первых свой патент генерал-капитана; во-вторых, удостоверение на право самостоятельно принимать решения в спорных вопросах между ним и правительницей Маргаритой Пармской; в-треть­их, полномочия на случай ее отставки. Впрочем, придворные недруги герцога позаботились о том, чтобы инструкции были как можно более деталь­ными, о чем Альба весьма сожалел.

В начале мая 1567 года в Картахене Альба по­грузился на корабли до Генуи, где он по-новому разделил свою армию, состоявшую из десяти ты­сяч конных и пеших солдат. Вся колонна долж­на была составлять около двадцати тысяч чело­век, частью конные, частью пешие, включая обоз, в который входили жены солдат и сотни девиц легкого поведения.

В начале июня армия двинулась из Генуи. Че­рез Алессандрию она дошла до Асти. Там герцо­гу пришлось задержаться на десять дней из-за подагры и лихорадки. Затем армия беспрепят­ственно проследовала через Савойю. Единствен­ный раз только трое наемников позволили себе нарушить дисциплину и были строго наказаны, а один из них даже казнен. У подножия Мон-Сени герцог разделил армию на три группы. Они сле­довали друг за другом с интервалом в один день, так чтобы к вечеру каждая могла дойти до лаге­ря предыдущей группы. Альбе удалось избежать опасности раздробления своей армии, сэкономить средства, быстро продвигаться вперед. Самого его несли впереди в паланкине, Изредка он переда­вал приказы через своего сына Фердинанда.

Четырнадцать дней длился переход через Аль­пы. Он остался в анналах военного искусства как нечто выдающееся. Опасности тяжелой дороги, плохой погоды и внезапного нападения, а также страх перед горами, который испытывали суевер­ные солдаты и сопровождающие, были преодоле­ны благодаря спокойствию, собранности и разум­ности распоряжений герцога, и 24 июля армия до­стигла Бургундии, лишь незначительно ослабев. Все, что было необходимо армии, оплачивал Аль-ба. Он не щадил лишь французские владения принца Оранского, которые попадались на пути.

В Бургундии и Лотарингии герцог постоянно подвергался угрозе со стороны французов. Хотя их король отказался от нападения на испанское войско, несмотря на настояния гугенотов, он все же позаботился о том, чтобы французская армия в шесть-восемь тысяч человек сопровождала ис­панцев, соблюдая определенную дистанцию, и наблюдала за ними. Кроме того, угроза нависла со стороны Женевы, о чем Альба, очевидно, не подозревал. В Бургундии он получил от папы настойчивое послание ни в коем случае не отка­зываться от намерения разрушить эту опасней­шую твердыню еретиков. Однако чтобы достичь Нидерландов, сохранив свои силы, Альба не пошел на это, женевцы, не чувствуя себя достаточ­но подготовленными, также не отважились всту­пить в бой.

Итак, войско без потерь дошло до Люксембур­га. Там к нему должны были присоединиться еще восемь тысяч германцев. Среди них было много протестантов, кстати, некоторое их коли­чество было уже и среди испано-итальянских ос­новных войск. Однако Альба смотрел на это сквозь пальцы, даже на сопровождение их люте­ранскими проповедниками, поскольку он знал, что в Нидерландах католики часто объединялись с лютеранами для совместной борьбы против кальвинистов.

В Люксембурге Альбу приветствовала делега­ция нидерландского дворянства. Граф Эгмонт также был среди них. Нарушение этикета, выз­ванное язвительным замечанием Альбы, было, к удовольствию Эгмонта, оставлено без внимания. Принц Вильгельм Оранский прислал лишь длин­ное вежливое приветственное письмо, сам же в силу необходимости отправился в свои германс­кие владения.

Перед своим собеседниками герцог Альба под­черкивал, что он прибыл не в качестве нового правителя, а как человек, пролагающий путь ко­ролю Филиппу, для прибытия которого уже сна­ряжают суда. Сомнительно, верил ли он сам в то, что говорил. В любом случае сразу же со всей энергией принялся за выполнение своей задачи.

В его деятельности можно выделить много эта­пов. Эти этапы не определялись заранее им или Филиппом. В гораздо большей степени ход собы­тий, даже если, с исторической точки зрения, он представляется как единый процесс, предопреде­лялся реальными каждодневными событиями, когда происходило нечто, не предусмотренное за­ранее.

Прибытия герцога ожидали с напряжением, но без отрицательного настроя. Народ вообще мало задумывался о смене руководства. Чувствовались страх перед его строгостью и опасения из-за воз­можной религиозной нетерпимости, но вместе с тем теплилась надежда, что благодаря ему нако­нец наступит порядок, который обеспечит мир и оживит торговлю.

Правительница Маргарита Пармская и ее со­ветники, естественно, ожидали прибытия Альбы со страхом. Герцог в свое время уже высказывал сомнения по поводу назначения Маргариты, но теперь его прибытие наверняка означало конец ее деятельности. Более оптимистично была настро­ена часть дворянства, включая Ламораля, графа Эгмонта. Он рассчитывал на свой всеми извест­ный безупречный образ мыслей и большие заслу­ги перед королем при Сан-Квентине и Гравелингене и, несмотря на предостережения, отказался покинуть родину.

Иначе повела себя небольшая часть дворян­ства. Во главе ее стоял Вильгельм, принц Оран­ский. И ранее-то не выказывая открыто своей враждебности, он предпочел вначале не вторгать­ся в сферу власти Альбы. Впрочем, Альба не ис­пытывал к нему недоверия, как король и Гранвелла. Он ценил его как любимца Карла V и считал, что достаточно хорошо его знает по совместной работе при заключении мирного договора в Като-Камбрези. Еще в 1560 году принц Вильгельм об­ратился к нему как к «старому другу», чтобы тот помог получить унаследованную недвижимость на юге Франции, и через год сердечно благодарил его за содействие.

Первые шаги Альбы не давали каких-либо ос­нований судить о его дальнейших намерениях. Его въезд в Брюссель прошел с большой помпой, но он постоянно подчеркивал, что является лишь вторым лицом, а Маргарита — подлинная прави­тельница. Первый визит был нанесен ей. От бе­седы тянуло холодком Маргарита не скрывала досады и разочарования. Герцог, напротив, внеш­не был очень любезен, но в деловых вопросах строг и непреклонен. Он изложил ей свои воен­ные задачи и дал понять, что, кроме того, имеет и более широкие полномочия. Примечательно то, что рассказывают об этой беседе' на вопрос, ка­кого рода эти полномочия, он ответил, что сейчас точно вспомнить не может, но надеется от случая к случаю их припоминать.

Затем Альба принялся за работу. Он начал 5 сентября 1567 года с учреждения следственно­го суда — «Совета о мятеже», который народ про­звал «Советом крови». «Совет о мятеже» имел в политической сфере те же задачи, что и инквизи­ция в религиозной, то есть преследование и уст­ранение мятежных умов. Его задачей были доп­росы и сбор доказательств; приговор выносил председатель — герцог Альба.

С самого начала совет вызвал всеобщую нена­висть из-за последовавшего через четыре дня пос­ле его учреждения ареста графа Эгмонта и графа Горна, а также антверпенского бургомистра Стрэлена, приглашенных для обсуждения вопроса об укреплении Антверпена. Маргариту заранее не оповестили об этом событии; ответственность взял на себя герцог Альба. С королем Филиппом было согласовано, что следует «отсечь главы», дабы лишенный руководства народ вновь привести к смирению. Процесс против Эгмонта начался еще до учреждения «Совета о мятеже». Филипп со­гласился с предложениями Альбы о том, как обойти привилегии Эгмонта, который был рыца­рем ордена Золотого Руна.

В остальном деятельность «Совета крови» была вначале не слишком обширной. Альба не спешил применять строгие меры, в гораздо боль­шей степени он старался, как и во время боевых походов, подавить основное сопротивление, выз­вав у противника страх своими приготовлениями и репутацией. Лишь на второй год приговоры с гали многочисленнее, но и тогда количество их составляло от 6 до 18 в месяц.

Затем он заложил крепость в Антверпене — этому жители города успешно сопротивлялись при всех властителях уже в течение столетия.

Следующим шагом герцога было послать вспомогательный корпус для поддержки като­лической партии во Франции. Эта мера стала последней, с которой пришлось смириться Маргарите Пармской как правительнице, про­водившей политику невмешательства. Вскоре она покинула свой пост, и Альба стал во главе тринадцати провинций. Его полномочия, с само­го начала детально расписанные, постоянно рас­ширялись; он распоряжался как истинный пра­витель. В мае 1569 года король даже уполномо­чил его самостоятельно вести переговоры со всеми царствующими домами и князьями. Впрочем, Альба все докладывал королю точней­шим образом; и хотя, после того как герцог по­слал в Испанию наемных офицеров, король по- жаловался, что Альба скоро будет считать Ис­панию страной, в которой он может издавать за­коны по своему усмотрению, в первые годы не было случая, чтобы Филипп не согласился с его мероприятиями.

Герцог уделял много внимания также улучше­нию управления страной. Он принял меры по унификации мер и весов, равному налогообложе­нию всех классов и честному правосудию.

Поскольку герцог всеми своими действиями выказывал осмотрительность и предосторож­ность, а также избегал крайностей, то нидерлан­дские дворяне, бежавшие за границу, были разо­чарованы в своих надеждах на восстание населе­ния против испанского режима и взялись за ору­жие, чтобы нарушить восстановленный покой. Они добывали деньги, нанимали войска и гото­вили нападения с севера и юга. Под Хейлигер-ли, на севере Нидерландов, ими была одержана внушительная победа (в этой битве погибли брат принца Оранского и один из генералов Альбы). Однако сказывалось отсутствие способных ко­мандиров, которые сумели бы правильно ис­пользовать победу, и единства действий двух армейских групп, кроме того, не было поддер­жки со стороны населения. Гнет испанцев ока­зался не более сильным, чем гнет соотечествен­ников.

Однако восставшие вынудили Альбу решить­ся на суровые действия. Так, он активизировал процесс против Эгмонта, который тянулся уже давно, и приговорил графа и его друга Горна к смерти. Несмотря на протесты князей и членов ордена, 6 июня 1568 года, через 14 дней после поражения испанцев, оба были казнены. Извес­тно, что герцог Альба, не пожелавший смотреть на это, в слезах метался по своему дворцу. Поз­же он вступился за вдову и детей Эгмонта, как и за других членов семей тех, кто стал жертвой его действий. Хотя и в этом, и в других случаях им владели человеческие чувства, тем более что физическое состояние причиняло ему длитель­ные страдания, его понимание службы королю и религии побуждало к насильственным дей­ствиям.

После столь наглядного урока Альба отправил­ся на театр военных действий. Несмотря на при­вычку не выступать против более сильного про­тивника, у местечка Гемминген на Эмсе он всту­пил в битву. Мушкеты сыграли свою роль, ландс­кнехты восставших быстро обратились в бегство, и в то время как Альба не потерял и сотни чело­век, почти половина вражеского войска погибла в волнах Эмса и прилегающих болотах.

Затем герцог обратился против южной армии, которой командовал сам принц Оранский. Хотя Альба и не смог воспрепятствовать ее переходу через Маас, большего восставшие не достигли. У них не было продовольствия, которое Альба при­казал перевезти с равнины в крепости, не желав­шие впускать принца Оранского. Долгожданная помощь от французских гугенотов не пришла, а попытка навязать Альбе битву не удалась. Потер­пев неудачу, принц Оранский в октябре был вы­нужден отступить и искать убежища на француз­ской территории. Его войско, не получив обещан­ной платы, рассеялось. Так и не приняв боя, Аль­ба вновь блестяще выполнил свою задачу.

Еще до подавления восстания Альба, ссылаясь на плохое состояние здоровья и неблагоприятный климат Нидерландов, попросил отозвать его. Он повторил теперь эту просьбу, по праву сослав­шись на то, что «еще ни один король не имел в Нидерландах столько власти, сколько Филипп теперь», и со свойственной ему ясностью добавил, что сам в высшей степени нелюбим. В конечном счете, он ничего не сделал для того, чтобы это изменить.

То, что Филипп не удовлетворил этой просьбы, было наверняка первой и самой большой ошибкой, которую он сделал, пытаясь сохранить свое господ­ство в Нидерландах. То, что сам он в этой ситуа­ции не прибыл в Брюссель, было его второй ошиб­кой. Альбе пришлось терпеливо выжидать, будучи облеченным высокими почестями — среди про­чего были шляпа и шпага, которыми папа отметил его к Рождеству 1568 года, что полагалось лишь правящим князьям и было передано ему во время торжественной мессы в Брюсселе в следующем году.

Возможно, у Филиппа на основании сообще­ний Альбы сложилось неверное представление о положении в Нидерландах и он считал, что по­беда над восставшими решила все. Очевидно, та­ким было и мнение герцога. Характерной для его менталитета является статуя, которую он сам себе воздвиг в Антверпене и которую выполнил фламандский скульптор Йонгелинг. Все в ней должно было символизировать строгое и спра­ведливое правление. На постаменте выгравиро­вано:

Фернандо Альваресу де Толедо, герцогу Альбе, правителю Нидерландов при Филиппе II, кото­рый подавил восстание, разбил мятежников, вос­становил религию, обеспечил право, установил мир. Вернейшему слуге лучшего из королей.

Памятник, отлитый из пушки, простоял на сво­ем месте в Антверпене лишь несколько лет. Он раздражал короля, вызывал зависть Эболи, и пре­емник Альбы Реквезенс приказал его убрать; по­зднее он был опять перелит в пушку. Впрочем, в эти довольно непосредственные времена было принято воздвигать себе памятники при жизни. Папы и бюргеры, меценаты и князья заказывали изображения и чувствовали себя вправе прослав­лять свои дела. Несмотря на это, современники Альбы расценили появление статуи как недостой­ный знак высокомерия и с удовлетворением вос­приняли ее исчезновение. Несколько позже пре­подобный Морильон, которому мы обязаны мно­гими сведениями о деятельности Альбы, написал Гранвелле то, что печально противоречит надпи­си на памятнике:

«Что бы из этого ни вышло, герцог Альба ос­тавит потомкам плохую память о себе».