Направляет на ЛЮБОВНИКА револьвер.

ГРААЛЬ становится перед дулом. Из‑за кулис выходит ЮНОНА.

 

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ. Убей тогда и меня.

ТРАГИК. Молчи, отступница. Подумай, что скажут портреты предков.

ГРААЛЬ. Я раскаиваюсь в аристократических предках и надеюсь личным трудом завоевать себе пролетарское происхождение.

ЮНОНА. Ах, ах.

ТРАГИК. Этого я не переживу. (Приставляя дуло к виску.) Одно движение, и фамильный револьвер избавит меня от позора.

САТУРН. Стреляй.

 

ЛЮБОВНИК. Уйдем отсюда. (Вместе с Грааль уходит за кулисы.)

 

 

ГРААЛЬ (злорадно). Послушаем «монолог со свечой».

 

ЮНОНА (ломая руки). Зачем, зачем ты ушел. Один… без меня… Кто позаботится о тебе на том свете.

 

САТУРН. Батюшки, свечка!

 

МИТЯ. Ну? Как?

САТУРН. Идите вы… (Шепотом Юноне.) Свечку, свечку поправьте.

ЮНОНА (не слыша). Случилось непоправимое. Мои слова не разбудят тебя…

 

САТУРН. Терентий Лукич, потерпи, родной.

МИТЯ. Что же это? Что же это? Товарищи!

САТУРН. Гоните автора.

 

ЮНОНА. Никакие силы не заставят тебя подняться.

 

[МИТЯ (высовывается, удерживаемый актерами). Что? Что случилось?]

САТУРН. Занавес. Занавес.

 

ЮНОНА (хватаясь за занавес). Дайте же монолог дочитать. (Торопливо продолжает монолог, придерживая занавес.) Помнишь, как мы оба были молоды и прекрасны…

САТУРН. Поворачивай сцену.

 

(самодельная вертушка

 

ЮНОНА (скороговоркой). Помнишь ли ты…

 

ГРААЛЬ. А мы приготовились монолог ваш слушать.

ЮНОНА. Ах вы, сволочи.

 

САТУРН (вбегая на сцену, Трагику). Что же вы теперь‑то лежите? Лежать надо было раньше. Неужели потерпеть не могли?

ТРАГИК. Извиняюсь. Здесь не старый режим, чтобы актеров горячим стеарином поливать. Я еще в местком пойду, пускай двенадцать сверхурочных пятен на моем трудовом лице зафиксируют.

САТУРН. У вас, извините, не лицо, а харя.

ТРАГИК. В советской стране всякую харю уважать должны.

 

ГРААЛЬ. Турочка, туфли принесли?

САТУРН. Какие туфли?

ГРААЛЬ. Для танца, серебряные.

САТУРН. Господи. Монолог. Стеарин. Местком. Туфли. Черти. Дьяволы… Не видал я твоих туфель. Устанавливайте последнюю картину.

 

ДЕВУШКА. Вот… Туфли из мастерской… для артистки Грааль‑Гаремной. (Юноне.) Это вы будете?

ЮНОНА. Да, я. Спасибо, милая.

 

Серебряные туфли…

 

Прекрасно. Вы их поищете.

 

САТУРН. Предка не забудь переменить.

 

(Юноне.) Обидели тебя сегодня, Юночка.

ЮНОНА. А тебя, я думаю, каждый день обижают.

САТУРН. Трудно, трудно… (Громко.) Прошу на сцену.

 

ГРААЛЬ (видя коробку). Туфли принесли!

 

САТУРН. Некогда, некогда. Гонг.

 

Занавес.

 

ГРААЛЬ. Товарищ муж, почему сегодня у нас такой буржуазный стол?

ЛЮБОВНИК. Я расскажу, но твоя тетка не выдаст нас?

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ. Нет, она тоже прозрела и сквозь труп своего мужа увидела светлое будущее.

ЛЮБОВНИК. В таком случае – слушай. (Таинственно.) Сегодня. На улице. Я встретил хорошо одетого человека и нечаянно толкнул его. (Изумленно.) Вдруг он приподнимает шляпу и извиняется на чистейшем русском языке. Кто это был, по‑твоему?

ГРААЛЬ. Конечно, иностранец.

ЛЮБОВНИК. Он мне тоже показался подозрительным. Мы разговорились, он выдал себя за любителя балета, тогда я назвал наш адрес и прибавил, что здесь живет известная балерина. Завлеки его разлагающим танцем и заставь проболтаться.

 

Вот, он приехал. Помни, на тебя смотрит мой красный предок, предводитель крестьянства еще в тысяча семьсот девятьсот пятом году.

 

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ (Юноне). Тетя, займите гостя. (Убегает за кулисы.) Платье. Скорей.

САТУРН (актеру, играющему роль Балетомана). Ваш выход.

 

ЮНОНА. Ах, здравствуйте, здравствуйте.

БАЛЕТОМАН. Могу ли я видеть балерину Завзятову?

ЮНОНА. Это моя племянница, она сейчас выйдет, прошу садиться. Не угодно ли стакан вина?

БАЛЕТОМАН. Мерси, я не пью.

ЮНОНА. Как странно… А вот и она – моя племянница. (Указывает на вход.)

 

ГРААЛЬ. О‑ля‑ля, ля‑ля‑ля. Да, это я. (Тихо.) Туфли, туфли скорей.

 

САТУРН. Свечка…

ПОМРЕЖ (чиркая спичкой и зажигая свечу). Действительно, свечка.

ГРААЛЬ. А туфли?

САТУРН (шаря со свечкой). A‑а туфель нет.

ГРААЛЬ. Это Юнона. За монолог. Их спрятала Юнона. Ищите, ищите скорей.

 

ГАЛУНОВ. Нашел.

 

ГРААЛЬ. Где они?

ГАЛУНОВ. Убегли.

САТУРН. Батюшки. На сцене две минуты молчат…

 

Юночка, солнышко, поговори от себя, родная.

ЮНОНА. Ах, ах.

МИТЯ. Юнона Антоновна, мамаша, не погуби…

САТУРН. Куда вы лезете… Сами напишут, а потом… Вертите сцену.

 

(Грааль.) Давай голос.

ГРААЛЬ (плачущим голосом). О‑ля‑ля. О‑ля‑ля‑ля. Да это я, да это я… Я убью ее.

 

 

САТУРН. Зиночка. Стой, стой…

ПОМРЕЖ. Я придумал. Вы выйдете на сцену, как будто по пьесе так полагается, и спросите у Юноны Антоновны, где ваши туфли. Может быть, она сжалится.

ГРААЛЬ. Шаль!

 

(Балетоману.) Не смотрите на меня. Тетя, милая, не видали ли вы моих новых туфель?

ЮНОНА (наслаждаясь). Дорогая племянница, прежде всего надо здороваться.

ГРААЛЬ. Бонжур, тетя.

ЮНОНА (протягивая руку). Здравствуй, милая.

 

В хороших домах принято старым теткам ручку целовать.

 

ГРААЛЬ. Тетя, где мои туфли?

ЮНОНА. Ах, ах, какая ты неряха. Поди, поищи, [как следует,] посмотри, свечечку зажги.

ГРААЛЬ (топая ногами). Где мои туфли, я спрашиваю?

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ (окончательно выходя из роли). Юнона Антоновна, это подло.

ЮНОНА. Что‑о‑о?

САТУРН. Батюшки! Сейчас подерутся.

 

МИТЯ. В моей пьесе драки нет… я не писал про драку.

САТУРН. Уберите автора!

ГРААЛЬ. Где мои туфли?

ЮНОНА. А монолог мой где?

САТУРН. Занавес. Занавес!

 

ГРААЛЬ (к публике). Граждане зрители! Я сейчас должна танцевать перед вами, я была готова положить свои ноги на алтарь революционного искусства, но эта реакционная тварь помешала мне. Сегодня она спрятала мои туфли, завтра спрячет платье, я останусь голая… и наша общественность должна это видеть.

 

Вы… Юнона Антоновна… Вы…

ЮНОНА (уверенно, угрожающе). Подойди, подойди, милая.

 

САТУРН. Зиночка…

ГРААЛЬ (оборачиваясь). Ах, это вы, вы, вы во всем виноваты!..

 

САТУРН. Меня‑то, меня‑то за что? (Прячется за Юнону.) Юночка, спаси.

ЮНОНА. Я постороннего человека спасать не могу.

САТУРН. Юночка, разве ты не видишь – я к тебе вернулся. Я стучусь в твои двери.

 

ЮНОНА. А она?

САТУРН. Это было мое юношеское заблуждение.

ГРААЛЬ. Дайте мне серной кислоты.

ЮНОНА. Не бойся, Турочка, со мной тебя никто не тронет.

ГРААЛЬ. И это мужчина! Как я могла его целовать…

ПОМРЕЖ. Не знаем.

ГРААЛЬ. И вообще мне, молодняку, здесь душно. Меня давят филистерские традиции. Я ухожу и сумею найти театр, во главе которого стоит директор‑гражданин, человек общественный, активный и холостой.

 

САТУРН. Ну, публика разошлась. Давай занавес.

 

ЮНОНА (актерам). Может быть, вам тоже душно?

АКТЕРЫ. Нет… Что вы, Юнона Антоновна… Нам здесь ужасно хорошо…

ЮНОНА (Любовнику). Вы что же, Зинаиду Львовну не проводите? (Трагику.) А вы, Терентий Лукич? Для Грааль через собственный труп шагали?

ТРАГИК. Разок шагнул.

ЮНОНА. [ (Помрежу.) А ты?

ПОМРЕЖ. А что я, Юнона Антоновна?

ЮНОНА. Зиночку такой (показывает) помнишь?

ПОМРЕЖ. Помню.

ЮНОНА. На руках носил?

ПОМРЕЖ. Не отрекаюсь, носил. Таскаешь ее, бывало, а она или интригует, или на чужих мужчин бросается.]

САТУРН. Не вспоминайте о ней. Теперь все пойдет по‑прежнему.

АКТЕРЫ (подходя к Юноне). По‑прежнему, по‑прежнему.

ЮНОНА. Нет, дорогие товарищи, я теперь к одиночеству привыкла и без вашей дружбы как‑нибудь проживу.

 

КАЖДЫЙ. Юнона Антоновна, мы не виноваты. Юнона Антоновна.

 

Юнона Антоновна, мы не виноваты.

 

МИТЯ (подходит к кулисе, снимает афишу). «Наше горе» Дмитрия Сизова… Писатель… Заниматься бы мне честным трудом… Теперь в нашем переулке лучше не показывайся… Засмеют. Если бы я деньги растратил или кражу совершил – все легче: дело обыкновенное, а то я дра‑ма‑тур‑гию совершил. Прославился.

ЛЮБА (осторожно пробираясь). Митя. Здравствуй, Митя.

МИТЯ. Поглумиться пришли. Что же одни? Вам бы Сашу, Гномова, мамашу с собой захватить.

ЛЮБА. Мама у подъезда дожидается.

МИТЯ. Зовите сюда. Срамите в два голоса – все равно… в душе все пробки перегорели.

 

ЛЮБА. Я по другому делу пришла.

 

Митя, пойдем домой.

МИТЯ. Нет, я человек погибший… одно слово – драматург.

ЛЮБА. Ничего, и драматурга любить можно.

МИТЯ. Любить? (Вынимает письмо.) Нет, после этого всякая любовь (как бы поворачивая штепсель) выключается.

ЛЮБА. Митя, прочти, пожалуйста. В этом письме ни одного эротического слова нету.

МИТЯ. Эх!..

 

«Милый Саша…» А это не эротическое?

ЛЮБА. Это только сначала.

МИТЯ. «…ввиду моей любви к мужу прошу больше не приходить». Может, ты меня только так… (указывая на письмо), письменно любишь?

ЛЮБА. И письменно, и устно.

 

МИТЯ. Люба… Люба ты моя… полуваттная.

 

У меня к тебе тоже постоянный ток высокого напряжения.

ЛЮБА. Погоди, я маму сюда позову.

 

 

КАЖДЫЙ. Юнона Антоновна, мы не виноваты.

САТУРН. Юночка, они не виноваты.

ЮНОНА. Кто же виноват?

ТРАГИК. Вот настоящий виновник!

 

СТАРАЯ АКТРИСА. Конечно, автор во всем виноват.

ГАЛУНОВ. Авторов в театр пущать нельзя.

САТУРН. Правильно. Хорошая пьеса должна идти без всяких ног, а он ноги на сцену вывел, потом валенки натащил, потом туфли…

ПОМРЕЖ. Товарищ, может быть, это ваша профессия…

МИТЯ. Нет, профессия у меня другая, и я ваш театр кое в чем поучить могу.

САТУРН. Например.

МИТЯ. Как у вас сцена освещается? Включил софит – и ладно. Разве так в порядочной природе бывает? В освещение надо душу вкладывать.

 

ВСЕ. Очень хорошо.

МИТЯ. Я даже всякие пороки могу освещать. Угодно видеть подхалимство людское? Пожалуйте.

 

Хотите – человеческую глупость покажу?

ГАЛУНОВ (поворачиваясь и отходя). Лучше что‑нибудь другое.

МИТЯ. Угодно…

 

САТУРН. Нет, больше не надо.

ЮНОНА. Нам бы в театр такого электрика.

САТУРН (восхищенно). Вам бы не драматургом, а монтером быть.

МИТЯ. Я монтер и есть.

САТУРН. Дорогой мой, полтораста целковых в месяц. Угодно? [ (Вырывает листик из блокнота и пишет. Передает Мите.) ] Завтра в контору пожалуйте.

[МИТЯ. Ладно. Только вы не подумайте, что монтер не может хорошую пьесу сочинить. У меня не вышло, у другого выйдет.]

ГАЛУНОВ. Сатурн Иванович, нельзя уж и мне какое художественное назначение получить?

САТУРН. Ты будешь в театре заведовать… акустикой.

 

САША. Спектакль уже кончился. Неужели я опоздал? А где Зинаида Львовна? Я первый хочу ее поздравить. Много ей хлопали?

ПОМРЕЖ. Да, хлопали порядочно.

 

САТУРН. Сегодня весь успех выпал на долю моей жены, Юноны Антоновны.

САША. Значит, опять шанже[149] ваших дам.

ЮНОНА. Да, и нам с вами придется поговорить.

САША. Одну минуточку. (Бежит к телефону.) Цветочный магазин? Не можете ли принять обратно малоподержанный букет? Но я его почти не нюхал. Нет? (Вешает трубку.) Теперь я вас слушаю.

САТУРН. Вам в театре была поручена литературная часть, а вы что делали? Подтачивали мою неокрепшую нравственность.

ЮНОНА. Нет, пока он в театре, я не могу дышать полной грудью.

САША. Из всего сказанного верно только то, что у вас полная грудь. Я подтачивал его нравственность! Когда он сам по три раза жен сменяет. Сменовеховец!^{247}

 

Это намек? Пожалуйста. (Надевает пальто.) А вы, товарищ драматург, смеетесь? Сияете, как на похоронах цензуры. Когда же, наконец, театр изживет авторов?!

ПОМРЕЖ. Куда же вы теперь, Саша?

САША. Куда? Вы думаете, что вы меня раздавили? Что меня сейчас повезут в клинику Склифосовского? Ничего подобного. Передо мной все дороги открыты. Я еще, например, композитором не был.

 

 

МИТЯ (потрясая запиской). Люба, Анна Петровна, я больше не писатель, я опять человеком стал.

САША. Анна Петровна.

АННА ПЕТРОВНА. Саша Чернявский. Компаньон! У меня без вас все шляпы прахом пошли.

САША. Ничего, наладим.

АННА ПЕТРОВНА. Голубчик, разве вы не заняты?

САША. Я только что кончил работу в театре, все наладил и теперь могу перейти к вам. (Подает Анне Петровне букет.) Видели? Я уже работаю (указывает на Анну Петровну) в крупной, почти заграничной фирме.

 

Вам смешно. [Вы еще о себе в газетах прочитаете. У меня давно перо чешется.] Подождите, на вас еще свалится новая декорация, как красный снег на голову. Вот тогда вы запоете.

ВСЕ (поют).

 

Мы отыграли акт финальный,

Уходим пестрою толпой.

И вот уж занавес прощальный

Шумит над нашей головой.

 

Конец.

 

 

Дмитрий Чижевский

«Сусанна Борисовна»