История создания датчика движения: Первый прибор для обнаружения движения был изобретен немецким физиком Генрихом Герцем...
Семя – орган полового размножения и расселения растений: наружи у семян имеется плотный покров – кожура...
Топ:
Марксистская теория происхождения государства: По мнению Маркса и Энгельса, в основе развития общества, происходящих в нем изменений лежит...
Устройство и оснащение процедурного кабинета: Решающая роль в обеспечении правильного лечения пациентов отводится процедурной медсестре...
Теоретическая значимость работы: Описание теоретической значимости (ценности) результатов исследования должно присутствовать во введении...
Интересное:
Аура как энергетическое поле: многослойную ауру человека можно представить себе подобным...
Средства для ингаляционного наркоза: Наркоз наступает в результате вдыхания (ингаляции) средств, которое осуществляют или с помощью маски...
Принципы управления денежными потоками: одним из методов контроля за состоянием денежной наличности является...
Дисциплины:
2021-05-27 | 18 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
Я провел несколько дней у молодого цирюльника, а затем пристроился к
одному сеговийскому купцу, проезжавшему через Ольмедо. Он только что отвез
на четырех мулах партию товара в Вальядолид и теперь возвращался
порожняком. Мы познакомились дорогой, и я так ему полюбился, что он просил
меня непременно остановиться у него в Сеговии. Я прогостил в его доме два
дня, а когда собрался ехать в Мадрид с погонщиком мулов, то этот купец
вручил мне письмо с просьбой передать его в собственные руки по указанному
адресу, но не сообщил, что письмо было рекомендательным.
Я не преминул отнести его сеньору Матео Мелендесу, торговцу сукном,
проживавшему у Пуэрта дель Соль, на углу Сундучной улицы. Как только он
вскрыл письмо и познакомился с его содержанием, то весьма учтиво обратился
ко мне:
- Сеньор Жиль Блас, мой корреспондент Педро Паласио так настоятельно
вас рекомендует, что я считаю долгом предложить вам приют в своем доме.
Кроме того, он просит меня подыскать вам хорошее место, о чем я с
удовольствием позабочусь. Вполне уверен, что мне нетрудно будет найти для
вас подходящую должность.
Я с тем большим удовольствием принял предложение Мелендеса, что мои
финансы таяли на глазах. Но мне недолго пришлось быть ему в тягость. По
прошествии недели он сообщил, что рекомендовал меня одному знакомому
кавалеру, нуждавшемуся в камердинере, и что, по всей вероятности, это
место от меня не ускользнет. Действительно, в ту же минуту явился и сам
кавалер.
- Сеньор, - сказал ему Мелендес, указывая на меня, - вот молодой
человек, о котором я вам говорил. Он порядочный и нравственный малый.
Ручаюсь вам за него, как за самого себя.
|
Кавалер пристально взглянул на меня, сказал, что мое лицо ему нравится
и что он берет меня в услужение.
- Пусть идет за мной, - добавил он. - Я объясню ему, в чем будут
состоять его обязанности.
С этими словами он распростился с купцом и вывел меня на главную улицу
прямо против церкви св.Филиппа. Мы вошли в довольно красивый дом, одно из
крыльев которого он занимал, и поднялись по лестнице в пять-шесть
ступеней. Тут кавалер отпер две основательных двери, из которых первая
была снабжена маленьким решетчатым окошком, и провел меня в первую
горницу, а оттуда с другую, где стояла постель и прочая мебель,
производившая скорее впечатление опрятности, нежели богатства.
Если мой хозяин пристально всматривался в меня у Мелендеса, то теперь
пришла моя очередь разглядеть его повнимательнее. Это был уравновешенный и
серьезный человек лет пятидесяти с лишком. Он обладал, по-видимому,
добродушным характером, и я почувствовал к нему расположение. Расспросив о
моей родне и удовлетворившись полученными ответами, он сказал:
- По-видимому, Жиль Блас, ты весьма разумный малый, и я рад, что тебя
нанял. Ты, в свою очередь, тоже останешься доволен службой. Я буду давать
тебе шесть реалов в день на харчи и содержание, но можешь рассчитывать и
еще на кой-какие мелкие доходы. Хлопот у тебя будет немного, так как я не
веду дома хозяйства и столуюсь в городе. Утром почистишь мое платье, а
затем весь день будешь свободен. Приходи только по вечерам пораньше домой
и жди меня у дверей: вот все, что я от тебя требую.
Объяснив мне мои обязанности, он вынул из кармана шесть реалов и,
соблюдая договор, отдал их мне для почина. Затем мы оба вышли, и он сам
запер двери. Забрав с собой ключи, он сказал:
- Ты мне больше не нужен, друг мой. Ступай, куда тебе угодно, погуляй
по городу, но смотри, чтоб ты был на лестнице, когда я вечером вернусь
домой.
Сказав это, он удалился и предоставил мне распоряжаться собой по своему
усмотрению.
"Честное слово, Жиль Блас, - сказал я самому себе, - лучшего господина
|
и сыскать трудно. Как? Ты нашел человека, который платит тебе шесть реалов
в день за то, чтоб чистить ему платье и прибирать поутру горницу, да еще
предоставляет тебе свободу гулять и развлекаться, как школьнику на
каникулах? Клянусь богом, нет должности приятнее этой! Не удивляюсь тому,
что мне так хотелось попасть в Мадрид; видимо, я предчувствовал счастье,
которое меня здесь ожидало".
Я провел весь день, шатаясь по улицам и развлекаясь осмотром предметов,
которые были для меня новы, что потребовало немалой беготни. Вечером,
поужинав в харчевне неподалеку от нашего дома, я поспешил туда, куда мне
было приказано. Мой господин пришел спустя три четверти часа после меня и,
по-видимому, остался доволен моей исправностью.
- Отлично, - сказал он, - это мне нравится; люблю слуг, знающих свои
обязанности.
С этими словами он отворил двери квартиры и запер их за нами, как
только мы туда вошли. В квартире было темно, а потому, достав кремень и
трут, он зажег свечу, после чего я помог ему раздеться. Когда он улегся в
постель, я засветил по его приказанию ночник, стоявший в камине, и, забрав
свечу, унес ее в переднюю, где помещалась небольшая кровать без полога, на
которой я и расположился.
На следующее утро он встал между девятью и десятью часами. Я вычистил
ему платье, а он отсчитал мне шесть реалов и отпустил меня до вечера. Сам
он тоже ушел, не забыв старательно запереть двери, после чего мы
расстались друг с другом на целый день.
Таков был наш обычный образ жизни, и я находил его весьма для себя
приятным. Забавнее всего было то, что я не знал, как зовут моего хозяина.
Даже Мелендес не мог мне этого сказать. Кавалер этот был ему известен
только как клиент, изредка заходивший в лавку и покупавший у него сукно.
Наши соседи тоже были не в состоянии удовлетворить мое любопытство; все
они уверяли, что не знают, кто он такой, хотя мой хозяин жил в этом
квартале уже два года. По их словам, он не ходил ни к кому по соседству, а
отсюда, те, кто привык к скороспелым заключениям, делали вывод, что от
такой личности нечего ждать добра. Некоторые шли еще дальше и подозревали
в нем португальского шпиона, а мне сочувственно советовали позаботиться о
своей безопасности. Это предостережение смутило меня и наводило на
|
размышления: действительно, оправдайся их подозрения, я сам рисковал
попасть в мадридскую тюрьму, которая представлялась мне не более приятной,
чем все прочие. Сознание моей причастности к делу не могло меня ободрить:
испытанные мною злоключения внушили мне страх перед правосудием. Я дважды
познал на собственном опыте, что если оно и не казнит невинных, то во
всяком случае плохо соблюдает по отношению к нам законы гостеприимства, и
что даже недолгое пребывание в ее теремах всегда бывает весьма неприятным.
Я переговорил с Мелендесом по поводу этого щекотливого обстоятельства,
но он не мог подать мне никакого совета. Если ему и не верилось, чтоб мой
господин оказался шпионом, то, с другой стороны, он не мог утверждать и
противного. А потому я решил понаблюдать за своим патроном и покинуть его,
как только удостоверюсь, что он действительно государственный преступник;
однако же мне казалось, что осторожность и приятная моя служба требуют,
чтоб я сначала твердо в этом убедился. Приняв такое решение, я стал
следить за его поступками и однажды вечером, помогая ему раздеться,
сказал, чтоб его испытать:
- Ах, сеньор, не знаю уж, как надо жить, чтоб уберечься от злых языков.
Свет чертовски зол! Возьмите хотя бы наших соседей: они хуже самого
дьявола. Гнуснейшие людишки, сударь! Вы и представить себе не можете, что
они о нас говорят.
- Вот как, Жиль Блас? - заметил он, - что же, друг мой, они могут про
нас говорить?
- Ах, сеньор, - отвечал я, - злословие всегда найдет себе пищу; оно не
пощадит даже добродетели. Наши соседи говорят, что мы опасные люди, что
суд должен обратить на нас внимание, словом, они почитают вас здесь за
шпиона португальского короля (*63).
Говоря это, я глядел на хозяина так же испытующе, как Александр на
своего врача (*64), и напрягал всю свою проницательность, чтоб угадать,
какое действие произвело на кавалера мое сообщение. Мне показалось, что он
вздрогнул, а это подтверждало предположения соседей; к тому же он
погрузился в раздумье, которое я тоже истолковал не в его пользу. Впрочем,
он скоро оправился от смущения и сказал мне довольно спокойно:
|
- Пусть соседи болтают, что хотят, это не должно нарушить наш покой. Не
стоит беспокоиться о пересудах, поскольку мы не подаем никакого повода для
того, чтоб о нас дурно думали.
С этими словами он улегся в постель, а я, ничего не добившись,
последовал его примеру.
На следующее утро, собираясь выйти из дому, мы услыхали сильный стук в
первую дверь, выходившую на лестницу; мой хозяин отпер вторую и, посмотрев
в решетчатое оконце, увидел хорошо одетого человека, который сказал ему:
- Сеньор кавальеро, я - альгвасил и пришел к вам от имени сеньора
коррехидора, который хочет с вами поговорить.
- Что ему от меня нужно? - спросил мой хозяин.
- Не знаю, сеньор, - возразил тот, - соблаговолите пожаловать к нему, и
дело быстро решится.
- Слуга покорный, - сказал мой хозяин, - он мне вовсе не нужен.
С этими словами он резко захлопнул внутреннюю дверь. Затем, походив
некоторое время взад и вперед по комнате с видом человека, которого
сообщение альгвасила заставило, по-видимому, сильно призадуматься, он
отдал мне мои шесть реалов и сказал:
- Можешь идти, друг мой, и провести день, где тебе угодно. Я еще побуду
здесь, но сегодня утром ты мне больше не нужен.
Эти слова навели меня на мысль, что он боится ареста и что страх
заставляет его оставаться дома. Я ушел и, чтоб проверить правильность
своих подозрений, спрятался в таком месте, откуда мог видеть его, если бы
он вышел. У меня хватило бы терпения просидеть там все утро, но он избавил
меня от этого труда. Час спустя я увидел его идущим по улице с такой
самоуверенностью, которая заставила меня сперва усомниться в своей
проницательности. Все же я не придал веры первому впечатлению и не
отступился от подозрений, так как был предубежден против своего хозяина. Я
подумал, что вся его выдержка могла быть показной, и у меня даже возникло
предположение, что он остался дома только для того, чтоб собрать все свое
золото и все драгоценности, и намеревается теперь обеспечить себе
безопасность поспешным бегством. Я не надеялся больше его увидать и
сомневался, стоит ли мне вечером дожидаться у дверей, настолько я был
уверен, что он в тот же день покинет город, чтоб спастись от угрожавшей
ему опасности. Тем не менее я отправился к нашему дому и был весьма
удивлен, когда хозяин мой вернулся в обычное время. Он лег спать, не
проявив ни малейшей тревоги, и так же спокойно встал на следующее утро.
В то время как он кончал свой туалет, неожиданно раздался стук в дверь.
Кавалер посмотрел сквозь решетчатое окно и, увидев альгвасила,
приходившего накануне, спросил, что ему угодно.
- Отворите, - отвечал тот, - к вам пожаловал сеньор коррехидор.
|
Кровь застыла у меня в жилах от одного упоминания об этом страшном
человеке. Я чертовски боялся всех этих господ с тех пор, как побывал в их
руках, и в этот момент предпочел бы находиться за сто миль от Мадрида. Что
касается моего патрона, то он испугался меньше меня и, отворив дверь,
встретил судью весьма почтительно.
- Вы видите, - сказал коррехидор, - что я пришел к вам почти без
провожатых, так как не хочу подымать шума. Несмотря на неблагоприятные
слухи, которые ходят о вас по городу, я все же считаю, что вы заслуживаете
предупредительного обхождения. Скажите мне ваше имя и что вы делаете в
Мадриде.
- Сеньор, - отвечал ему мой господин, - я родом из Новой Кастилии и
зовут меня дон Бернальдо де Кастиль Бласо. А что касается моих занятий, то
я гуляю, посещаю театральные представления и ежедневно развлекаюсь в
обществе нескольких лиц приятного обхождения.
- Вы, вероятно, получаете большие доходы? - спросил судья.
- Нет, - прервал его мой хозяин, - у меня нет ни ренты, ни земель, ни
домов.
- На что же вы живете? - удивился коррехидор.
- Это я вам сейчас покажу, - возразил дон Бернальдо.
При этом он приподнял шпалеры, отпер дверь, которую я раньше не
замечал, за ней другую, находившуюся позади, и, впустив судью в каморку,
где стоял большой баул, наполненный золотыми монетами, показал ему свои
сокровища.
- Сеньор, - сказал он затем, - вам известно, что испанцы не любят
работать; но какое бы отвращение они ни питали к труду, смею вас заверить,
что превосхожу их всех в этом отношении: во мне сидит такая лень, что я не
гожусь ни для какого занятия. Вздумай я выдавать свои пороки за
добродетели, я назвал бы свою лень философским равнодушием, я сказал бы,
что она является порождением духа, отвернувшегося от всего того, к чему
так жадно стремятся люди; но вместо этого я готов откровенно сознаться,
что ленив от природы и притом до такой степени, что если б мне пришлось
зарабатывать на жизнь, то, пожалуй, предпочел бы умереть с голоду. И вот,
чтоб вести образ жизни, соответствующий моим наклонностям, чтоб не
отягощать себя заботами о собственном добре и, главное, не возиться с
управляющим, я превратил в наличные все имения, доставшиеся мне по
нескольким крупным наследствам. Здесь, в бауле, хранится пятьдесят тысяч
дукатов. Это больше того, что мне нужно до конца моих дней, проживи я даже
сто лет, ибо я трачу в год менее тысячи дукатов, а мне пошел уже шестой
десяток. Будущее меня не страшит, так как я, слава богу, не подвержен ни
одной из тех трех слабостей, которые обычно разоряют людей. Я не питаю
пристрастия к роскошному столу, играю только для развлечения, а женщины
меня больше не прельщают. Таким образом, я не боюсь превратиться на склоне
жизни в одного из тех сладострастных старичков, которым кокетки продают
свои милости на вес золота.
- Вы, действительно, счастливец, - сказал ему тогда коррехидор. -
Совершенно неуместно подозревать вас в шпионстве: это не вяжется с
человеком такого склада, как вы. Продолжайте, дон Бернальдо, жить так, как
жили до сих пор. Я не только не стану тревожить ваше спокойное житье, но,
напротив, буду всячески его ограждать. Подарите мне вашу дружбу и примите
взамен мою.
- Ах, сеньор! - воскликнул мой господин, тронутый этими любезными
речами, - с радостью и почтением принимаю драгоценное предложение, которое
вы мне делаете. Даря меня своей дружбой, вы умножаете мои богатства и
довершаете мое благополучие.
После этой беседы, которую я с альгвасилом слушал у дверей каморки,
коррехидор простился с доном Бернальдо, не находившим слов, чтоб выразить
ему свою признательность. Желая, в свою очередь, пособить хозяину в
радушном приеме гостей, я рассыпался в учтивостях перед альгвасилом и
отвесил ему тысячу глубоких поклонов, хотя в душе чувствовал к нему
презрение и отвращение, которые всякий порядочный человек естественно
питает к полицейскому.
|
|
Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...
История создания датчика движения: Первый прибор для обнаружения движения был изобретен немецким физиком Генрихом Герцем...
Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...
Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!