Наблюдение, восприятие, постижение, интуиция, согласие

Может быть, будет полезно, если я коротко опишу здесь различные формы познания, чтобы, помогая, мы могли использовать максимум из них и иметь возможность выбора. Начну с наблюдения.

Наблюдение остро и точно, оно направлено на детали. Поскольку оно точно, оно ограниченно. От него ускользает окружение, как ближнее, так и дальнее. Поскольку наблюдение точно, оно близко, хватко, проникающе, а также в какой-то степени безжалостно и агрессивно. Оно необходимо для точных наук и созданной на их основе современной техники.

Восприятие дистанцированно, ему требуется расстояние. Оно воспринимает одновременно многое, составляет общее представление, видит детали в их окружении и на их месте. Но в отношении деталей оно неточно.

Это одна сторона восприятия. С другой стороны, оно понимает увиденное и воспринятое. Оно понимает значение вещи или наблюдаемого и воспринимаемого процесса. Оно словно бы заглядывает за наблюдаемое и воспринимаемое, оно понимает их смысл. Таким образом, к внешнему наблюдению и восприятию добавляется постижение.

Постижение имеет условием наблюдение и восприятие. Без наблюдения и восприятия постижение невозможно. И наоборот: без постижения результаты наблюдения и восприятия ничего не дают. Наблюдение, восприятие и постижение составляют единое целое. Только когда они действуют совместно, мы воспринимаем так, что это позволяет нам действовать целесообразно; прежде всего, целесообразно помогать.

Интуиция. В исполнении и действии к вышеперечисленным формам познания часто добавляется четвертый компонент: интуиция. Она близка к постижению, похожа на него, но это не одно и то же. Интуиция - это внезапное постижение следующего необходимого шага.

Постижение часто бывает общим, оно понимает общий контекст и происходящее вообще. Интуиция же распознает следующий шаг, и поэтому она точна. Интуиция и постижение соотносятся примерно так же, как наблюдение и восприятие.

Согласие — это восприятие изнутри в самом широком смысле. Подобно интуиции, согласие тоже ориентировано на действие, прежде всего, на помогающее действие. Согласие требует «созвучия» с другим человеком, оно требует, чтобы я воспринял его внутренние вибрации, оказался с ним на одной волне, вошел с ним в резонанс и таким образом понял его. Чтобы его понять, я должен также прийти к согласию с его предками, прежде всего, с родителями, к согласию с его судьбой, его возможностями и границами, а также с последствиями его поведения, его виной и в конечном итоге с его смертью.

В согласии я расстаюсь с собственными намерениями, собственными суждениями, с моим сверх-Я и его желаниями касательно того, что я должен и обязан сделать. Это означает, что я прихожу в такое же согласие с собой, как и с другим. И другой может так же прийти в согласие со мной, не теряя себя и не боясь меня. Так и я, находясь в согласии с ним, могу оставаться в себе и собой. Я не отдаю себя другому, в согласии с ним я сохраняю дистанцию и именно это позволяет мне точно воспринять, что я могу и имею право сделать, помогая ему. Поэтому согласие тоже преходяще. Оно длится ровно столько, сколько длится помощь. После этого каждый снова «звучит» по-своему. Поэтому в согласии не бывает ни переноса, ни контрпереноса, ни так называемых терапевтических отношений, и, соответственно, один не берет на себя ответственность за другого. Клиент и помощник остаются свободными друг от друга.

ПОМОЩЬ В СОГЛАСИИ С ДУШОЙ

Многие помощники считают, что они должны привести что-то в порядок, причем так, как ремонтируют что-то, что перестало правильно работать. Так чинят, например, сломавшиеся часы. Или отвозят в автосервис машину, которая перестала ездить. Там ее чинят, и она снова ездит. Так и некоторые родители приводят ребенка к терапевту, чтобы он его починил и тот снова «заработал». Или они приводят к терапевту себя самих и говорят: «Вот он я, почини меня. Я, правда, не знаю, что со мной не так, но ты должен это выяснить. Если ты внимательно посмотришь, ты поймешь, что со мной. Ты это починишь, и со мной снова все будет в порядке». Представление о том, что такое вмешательство возможно, широко распространено как среди клиентов, так и среди помощников.

Но мы можем действовать и по-другому. Если мы видим, что у человека есть проблема, мы выявляем что-то, что раньше было скрыто. Внезапно у него появляется другой образ, другое представление о его ситуации - и тогда помощник заканчивает свою помощь. Он просто помог что-то обнаружить.

После этого работает уже не он, работает образ. Этот образ не дает душе покоя, и в душе начинается процесс роста. Этот процесс может длиться долго, возможно, год или два - и вдруг что-то меняется. Но не потому, что это помощник что-то сделал. Обнаружился некий образ, и через этот образ подействовало то, что прежде было скрыто. Поэтому в конечном итоге здесь каждый следует за собственной душой.

Помощник помогает другому лишь в том, чтобы его душа получила новую информацию, причем не извне, а изнутри. В привычном нам прежнем виде семейной расстановки образ расставляют клиенты, а не помощник. Они видят то, что расставили сами, и таким образом остаются сами с собой.

Если помощник, выходя за рамки семейной расстановки, работает с движениями души и духа и ставит сначала, к примеру, только самого клиента или его заместителя, в них возникает движение, идущее изнутри, поскольку никаких внешний указаний они не получают, и выявляет что-то скрытое.

То, что здесь действует, это что-то в пространстве. Этот образ - пространственный и вневременной. Он действует, если оставить его таким, каким он проявился.

Во многих видах терапии клиентов расспрашивают. Терапевты пытаются выяснить, что было раньше. Потом они хотят знать, что было дальше, например, через месяц или через год. Тем самым они движутся по оси времени, где есть начало, середина и конец.

Я во многом отказываюсь от этих вопросов и этого знания. Я остаюсь в рамках того, что как образ проявилось в пространстве. Этот образ действует. В него не вносится никаких изменений. Самое большее - в него добавляются другие персонажи.

Когда люди спрашивают о значении этого образа, он теряет свою силу. Поэтому важно не говорить об этом.

Когда работа сделана, я отпускаю клиента из моей души. Я внутренне вверяю его, например, его родителям, его предкам или значимому члену его семьи, который раньше был исключен. Клиенты тоже от меня отворачиваются. Я свободен от них, а они от меня. Им не нужно беспокоиться о том, что я думаю. Таким образом, сила целиком и полностью остается в их собственной душе. Я испытываю глубочайшее уважение к душе каждого человека и к общей душе, которая управляет всеми нами. Сам я не вмешиваюсь.

*

То, что обнаруживается в расстановке, гораздо больше того, что мы можем выразить словами. На свет выходит нечто основополагающее, и оно излучает собственную силу и тепло. Так это и должно остаться. Любая попытка что-то узнать, дать какую-то интерпретацию или спросить, какие это будет иметь последствия, разрушает великий подарок.

*

Работая с клиентом, я стараюсь войти в созвучие с его душой. Я не слишком прислушиваюсь к тому, что он говорит (иногда я вообще ни о чем не спрашиваю), я даю подействовать на себя тому, что как некая вибрация переходит от него ко мне. Вдруг я чувствую: вот то, что важно. С этого я и начинаю. То есть развитие происходит с минимальным вмешательством терапевта.

Терапевтическая позиция

Это не у нас есть душа, которой мы обладаем, но мы сопричастны некой душе, которая управляет нами вместе со многими другими. Эта душа знающая. Связь с этой душой возникает у нас только, если мы отказываемся от собственного знания. Если мы перестаем любопытствовать и открываемся тому, что происходит перед нами, то вдруг мы оказываемся причастны ее знанию.

Этому знанию вдруг оказываются причастны заместители в расстановке и помощник, который ее проводит. Но только в том случае, если он отказывается от того, что учил раньше, если он не полагается на прежний опыт или прежние теории, но идет только с движениями души и духа. Поэтому эту работу невозможно изучить теоретически. Кто полагает, что может научиться ей таким образом, утрачивает связь с душой. Освоить можно определенные шаги, но не суть.

Суть человек познает, когда открывается процессу в том виде, в каком он происходит, также, как он открывается волнующей музыке или прекрасному пейзажу. Человек открыт, он воспринимает и не знает, что происходит. Но после он становится другим. Он изменился, придя в согласие с душой, с глубинными движениями души и духа.

Если я займусь исследованием, почему возможно то, что здесь происходит, я утрачу связь с движениями духа. Любопытство нарушает связь с этими движениями.

Когда я нахожусь в контакте с душой другого человека, мне не нужно задавать много вопросов. Я ощущаю вибрацию его души. Тогда я сразу схватываю главное.

Так что, когда помощник целых полчаса расспрашивает клиента о том, что произошло в его семье, и он, и клиент во многом утрачивают связь с движениями души.

Вопросы

Помощнику нужно знать лишь факты, а не то, как вел себя тот или иной человек. Основные вопросы, которые задает помощник, как правило, следующие:

1. В чем состоит проблема? То есть, может быть, кто-то болен или для кого-то существует угроза самоубийства.

2. Что особенного произошло в семье? Особенное - это всегда внешние события, например, ранняя смерть родителей или братьев и сестер, или такие факты, как прочные отношения у кого-то из родителей до брака, преступления в семье, чье-то исключение из семьи, отказ от детей, инвалидность кого-то из членов семьи. Как правило, это все, больше помощнику ничего знать не нужно. Остальное он увидит. Когда делается расстановка, доселе скрытое выходит на свет.

В семьях часто бывает так, что их члены не имеют права знать о том, что произошло. Это табу для семьи. Поэтому клиент не вправе по собственному почину заниматься расследованиями. Он может сделать это только, получив разрешение семьи. Но если он представит себе, что если скрытое выйдет на свет, то это поможет семье, и если в душе он уважает каждого, кто имеет к этому отношение, то возможно, он получит право знать.

Начало любви

Большинство серьезных проблем происходит оттого, что человек разделен со своей матерью, что он не принимает и не может принять то, что от нее идет. Тогда помощь заключается в том, чтобы помочь ему вернуться к матери. Но на этом пути есть препятствия, например, переплетение.

Как можно определить, что у человека есть глубокая связь с матерью? Это видно по тому, что его любят другие. Как можно определить, что у человека нет связи с матерью? Это видно по тому, что он мало любит и мало любим. Так где начинается любовь? Рядом с матерью.

Любовь и сила

Большая любовь сильна. И тверда. Дешевая любовь мягка, она не способна вынести страданий. Иногда мы видим это здесь. Бывает, что работа очень трогает, в том числе кого-то из публики, и они начинают плакать. Тогда тот, кто не в состоянии это выдержать, подходит к ним с утешениями. Он утешает их не потому, что это нужно им. Он утешает, потому что это нужно ему самому. Такая любовь слаба. Она вмешивается в душу другого, не глядя на то, что ей служит. Нам нужно научиться выносить страдание другого, не вмешиваясь.

В Библии есть прекрасный пример на эту тему. Бог нанес Иову тяжкий удар. Все его дети умерли. Все его тело было покрыто ранами, и сидел он на куче навоза. Тогда, чтобы его утешить, пришли его друзья. И что они сделали? Они сели на некотором удалении и в течение семи дней не произнесли ни слова. Это была любовь, в которой есть сила.

Если врач оперирует и при этом заливается слезами, то пусть он очень мягок, но оперировать он уже не может. Чтобы помогать перед лицом сильных страданий, мы должны выйти на более высокий уровень. На этом уровне мы лишены эмоций, но исполнены любви. Хороший хирург не выказывает эмоций, но он полон любви. Поэтому он может оперировать. Помощник, который действительно хочет помочь, должен уметь выносить страдание, не позволяя себя в него втянуть. Выдерживая страдание, он придает другому сил, хотя не вмешивается.

Тот, у кого есть проблема, способен ее нести, причем только он один. Если кто-то другой хочет взять ее на себя, то он делает его слабым. Мы знаем это по себе, и я знаю это по себе: если я вижу у другого что-то и непременно хочу ему об этом сказать, но сдерживаюсь и не говорю, это стоит мне сил. Та сила, которой эта сдержанность стоит мне, становится силой для него. Внезапно ему приходит в голову то, что я хотел ему сказать. Поскольку эта мысль появилась у него самого, он может ее принять. Если я не выдерживаю и непременно хочу ему это сказать, то, сказав, я испытываю облегчение. Но я лишил его силы. Даже если то, что я хотел ему сказать, верно, он не может этого принять, поскольку это идет извне. Так что эта сдержанность является основой уважения и любви.

Любовь помощника

С одной стороны, любовь - это просто, поскольку она связана с привязанностью. Так ребенок привязан к своим родителям, родители привязаны к ребенку, в партнерских отношениях мужчина и женщина привязаны друг к другу. В этой привязанности любовь течет туда и сюда. Любовь, которая связана с привязанностью, удовлетворяет наши самые глубокие потребности. Поэтому она так важна во всех отношениях.

Но часто бывает так, что помощник привязывается к своему клиенту, а клиент привязывается к помощнику. Тогда эти отношения становятся похожи на отношения между родителями и детьми, а иногда даже на отношения между партнерами.

Но это не та помощь, которая помогает. Это подмена чего-то другого. В этой любви между помощником и клиентом любовь представляет собой некую подмену как для помощника, так и для клиента. Поэтому такие отношения мешают подлинным связям, прежде всего, связи и отношениям между ребенком и его родителями, а иногда связи и отношениям с партнером, поскольку помощник занимает его место. Тогда терапевтические отношения превращаются в отношения в треугольнике и подвергают опасности подлинные отношения и подлинную связь.

Держаться в стороне и не вступать в связь - это искусство и особая работа. Тогда помощник любит совершенно иначе, чем это возможно и уместно в связующей любви. Он служит этим связям, но не вступает в них. Тем самым он сохраняет свою независимость и силу. Тогда он действительно помогает.

Всеобъемлющая душа

Есть опыт, свидетельствующий о том, что мы живем внутри некоего поля, благодаря которому мы способны воспринимать. Когда я на кого- то смотрю, я вижу и узнаю его, а он смотрит на меня, видит и узнает меня: как это возможно? Если я представлю себе, что то, как я его вижу, находится исключительно в моем мозгу, и если он представит себе, что то, как он меня видит, находится исключительно в его мозгу, разве мы увидим тогда друг друга? Способны ли мы действительно увидеть друг друга? Разве он находится в моем мозгу, а я - в его? Это же смешно.

Я вижу его там, а он видит меня здесь. Я вижу его не в моем мозгу, а он видит меня не в своем.

То, что нас связывает и делает возможным такое узнавание, это охватывающая нас обоих душа. В этой душе я охватываю его, а он - меня. В этой общей душе мы узнаем друг друга. Эта душа протяженна не только в пространстве, но и во времени. Поэтому в ней присутствуют и умершие. Все, что когда-либо существовало в этом поле, все, что когда- то произошло, все это воздействует на меня. Я нахожусь в резонансе со всем, что когда-либо было.

Если в этом поле что-то нарушено, например, если в моей семье было совершено преступление, если в ней есть убийца и жертва, то я нахожусь с ними в резонансе. Они влияют на меня. Это поле отдает меня им во власть. Так и многие клиенты отданы этим полем во власть прошлого. Например, убийце и его жертве.

В этом поле можно задним числом что-то восстановить. К примеру, если в этом поле удается привести друг к другу убийцу и его жертву, так чтобы они друг друга увидели, полюбили и примирились, то в поле что-то меняется. Что-то меняется в прошлом и оказывает благотворное действие на настоящее. Это и означает исцеление.

Помощник, который знает об этих взаимосвязях, вмешивается в это поле таким образом, который способствует примирению. Тогда терапия предстает в совершенно новом свете. Вдруг в совершенно новом свете предстает то, что мы можем и, наверное, должны делать, и то, на что мы должны настраиваться и к чему мы должны готовиться. Какое обучение учитывает эти аспекты? И как мало мы можем сделать, если мы их не учитываем, если мы не ощущаем в самих себе этого резонанса, если мы не воспринимаем его и не учимся с ним обращаться.

Простая психотерапия

Хорошая психотерапия очень проста. Я обнаружил, что если человеку удается прийти к своим родителям и открыть для них свое сердце, то основные проблемы оказываются решены.

Но для этого необходимо, чтобы терапевт дал в своем сердце почетное место родителям клиента. Тогда это происходит само по себе, очень просто.

Если психотерапевт дает родителям клиента место в своем сердце, то никакого переноса не происходит. Перенос означает, что клиент вдруг начинает видеть в терапевте отца или мать. И наоборот: при контрпереносе терапевт смотрит на клиента как на ребенка, обращается с ним как с ребенком или даже чувствует себя лучшим отцом или лучшей матерью, а клиент широко открытыми глазами смотрит на него снизу вверх, как ребенок на отца или мать. Все это невозможно, если терапевт дал его родителям место в своем сердце.

Любовь и судьба

Я скажу еще несколько слов о психотерапевтах. Клиент приходит к психотерапевту, возможно, он тяжело болен, и терапевт хочет ему помочь. Вопрос в том, имеет ли он такое право? Иногда терапевт видит, что человек подошел к границе и что ему тут вмешиваться нельзя. Уважение к другому требует, чтобы он сдержался. Тогда он говорит ему в душе: «Я люблю тебя - и я люблю то, что ведет и тебя, и меня». В этот момент он приходит к согласию с чем-то большим. Возможно, после этого оба - и терапевт, и клиент - окажутся ведомы таким образом, который поможет. Но без вмешательства терапевта в душу другого человека и без утраты клиентом контакта со своей душой.

ПОМОЩЬ В СОГЛАСИИ С СЕМЬЯМИ

Я хотел бы сказать еще несколько слов о помощи в согласии. Я задаю себе вопрос: как мы можем помочь лучше всего? Кто может помогать и кому можно помочь?