Глава четырнадцатая От мальчика к мужчине

Никто почти никогда не видел, как Леона вставала с кресла. Не видел, как ела или спала. Ходили слухи, что она и вовсе не может встать, а использует для переноски себя самой тайного слугу, скрывая его от лишних глаз. Слухи эти имели под собой некое основание: она не рассказывала, как и когда потеряла правую руку, да сам её вид, всегда помятый и нездоровый, наталкивал на такие мысли. Старшие каперы, заставшие её приход в организацию, не спорили с этим, поддерживая таинственный образ Леоны, и всегда были рады выдать байку- другую о том, как молодая ещё девушка была смертельно ранена в бою, героически сражаясь с вероломными захватчиками.

Никто и никогда не говорил о том, что она бежала со скоростью лани, даже получив несколько пулевых ранений. Не говорил о том, как своим кортиком она отбивала пули, и не только пистолетные, а даже винтовочные. О том, что пришла девушка уже будучи инвалидом, никогда этого не стесняясь и не рассказывая настоящей причины. И тем более никто даже не заикался о том, что никогда не чувствовал от неё ни крупицы сжигаемой маны, невзирая на то, насколько невероятна она была. Таков был негласный уговор, и никогда Леоне не требовалось прямо просить об этом. Она всегда была убедительна и без слов.

 

— Госпожа, к Вам гости! Гость, то бишь.

Голос привратника в телефоне был непривычно взволнован, словно он знал её расписание и понимал, что встреч не назначено.

— Что? Какого черта ко мне принесло?.. Ох! — её лицо, исказившееся было в гримасе, разгладилось и озарилось улыбкой. — Открывай быстрее, ну!

Он никогда не предупреждал о своём приходе, и каждый раз это было приятной неожиданностью, маленьким и долгожданным праздником. Леона вскочила и принялась лихорадочно разбирать монструозный завал на столе, но сразу же прекратила бесполезное занятие и достала из шкафа лучшую бутылку вина, что берегла как раз для этого дня. Беспомощно оглядела кабинет — тесный, тёмный и грязный, уже несколько недель не видевший метлы — и

обречённо вздохнула.

Впрочем, в глубине души она понимала, что беспорядок его не волнует. Как и вино. Как и она сама.

Но она не сдастся.

 

— Здравствуй!

Она сразу взяла инициативу в свои руки — руку, — бросившись ему навстречу и обняв. Испугалась своей же смелости, но не отступила и позволила себе немного постоять, сжимая его обманчиво худое тело.

— Прости! Просто… ты так редко приходишь, и я беспокоилась. Совсем немного. Большего она пока не заслужила.

— Не переживай. Со мной ничего не случится.

Вежливый, но обезличенный ответ. Бесчувственный, неискренний. Как и его лицо, улыбка. Как и он весь.

Безумец пытался улыбнуться, но его улыбка уже давно никого не могла убедить.

— О, Ева, да ты паршиво выглядишь! Ты совсем себя загонял!

— Я в порядке. — И, покончив с утомительным приветствием, он сразу перешёл к делу: — Мы нашли кандидата. Как и ожидалось, он выжил и готов. Наш человек с ним, они прибудут не позднее чем через неделю.

— Тот самый мальчишка?

Леона всегда доверяла ему больше, чем самой себе, но никогда не стыдилась своих сомнений. Её опыт слишком отчётливо говорил, насколько опасна может быть слепая уверенность, и полученный урок было нелегко забыть.

— Мальчик справится. Господин Койвак с ним, так что от тебя требуется только закончить план атаки. Сильфой займётся он же, тебя ничего не будет отвлекать.

— Иеремия выжил?! Мне стоит посвятить его в план? Я думаю, его помощь будет неоценима.

— Нет. Не рассказывай вообще ничего. Может быть опасно. Он… несколько непредсказуем. Пускай занимается кандидатом. Тебе хватит двух недель?

— Недель? Я боюсь, ты просишь невозможного! Как я…

— Леона, — безумец взял девушку за руку и улыбнулся ещё раз — так же неискренне, но ей этого было достаточно, — у нас на всё не больше трёх месяцев. Пожалуйста, постарайся, ладно? Я в тебя верю.

— Конечно!

Раз он в неё верит, то она справится. Не может не справиться.

— Спасибо. Приятно было повидаться. Мне пора.

— Что?! Подожди! Ты же только пришёл!

— Слишком много дел. Прости, но я не могу задержаться.

— Да стой же! — девушка вцепилась в его руку так, что сломала бы кисть любому другому. — Тебе незачем каждый раз видеться со всеми лично! Останься хоть ненадолго, отдохни, поешь по-человечески!

Она не отпустит его так просто.

— Чем ты вообще питаешься? Опять консервами и лапшой, да? Ты вообще

питаешься?! Да на тебя без слёз не взглянешь!

Он сделал для неё больше, чем кто-либо другой, и она сделает всё, чтобы отплатить.

— Ты можешь работать и у меня, знаешь? У меня связь со всей Террой Магна и Марэ, звони кому хочешь!

И она понимала, что никогда этого не сделает.

— Прости. Мне очень приятна твоя забота, правда, но сейчас слишком много дел. Обещаю, что задержусь как-нибудь позже.

Безумец легко высвободил руку и вышел, не оборачиваясь. Так неторопливо и спокойно, но при этом так быстро, что даже Леона не имела шанса поспеть за ним.

И опять стало тихо. Но совсем ненадолго.

Девушка взглянула на своё отражение в пыльном зеркале и медленно ощупала своё лицо. Уставшее и осунувшееся, но объективно красивое. И такое чужое.

Леона постоянно забывала об этом, но он помнил.

Она обещала себе, что никогда больше не будет плакать. И снова нарушила обещание.

 

— Вот урод, а?

— Тихо! Думай, что говоришь! Если он её до слёз довёл, что с нами сделает, если услышит?! Совсем жить надоело?

Для привратников каждый его визит тоже был событием, но совсем не радостным. Впрочем, их всегда грела мысль о том, что большое начальство отдаёт приказы исключительно старшему каперу, а не им.

Всё-таки уважение и любовь — совсем разные вещи.

 

— Иеремия, нам нужно поговорить.

Несмотря на морскую болезнь, полностью измотавшую Отверженного Героя, голос Самсона звучал твёрдо и чётко.

— Говорите, юный господин.

А старый преступник, напротив, совсем не страдал от качки; он переносил плавание с лёгкостью моряка. И то, как много он работал на корабле, помогая всем, кто приходил к нему с просьбой, лишний раз показывало его нечеловеческую выносливость. Даже сейчас, отдыхая в их с Самсоном каюте, Иеремия чистил и смазывал несколько пистолетов сорок пятого калибра, в стрельбе из которых матросы тренировались прямо во время плавания, невзирая на качку.

— Я решил присоединиться к вам, Иеремия.

— Это исключено, юный господин.

Старик никогда не жаловался, встречая тяжёлый труд и лишения плавания с воистину аристократическим спокойствием, никогда не теряя невероятного благородства. Самсон не мог даже предположить, как его внезапный товарищ умудряется мыться, укладывать причёску и выглаживать одежду абсолютно каждый день, и это странное величие этого странного человека притягивало парня, манило.

Освещало путь.

— Вы молоды, у Вас вся жизнь впереди. Вы спасли старого Иеремию, и теперь я ни за что не подвергну Вас опасности.

Как и всегда, он был спокоен и невозмутим, ни одна мышца не дрогнула на его морщинистом лице. Спокоен, словно юнцы набиваются ему в друзья каждый день.

Что, впрочем, было весьма вероятно.

— Я увидел настоящее лицо Союза! Увидел, что действительно происходит на войне, Иеремия! Увидел и не испугался! — Первоначальный план спокойно обсудить ситуацию полетел в Телосы сразу же, стоило несдержанному парню открыть рот. — И теперь моё сердце жаждет мира даже больше, чем раньше!

Это ведь пиратское судно, верно?!

— Каперское, юный господин. Пожалуйста, не надо называть мою славную команду пиратами.

— Каперы Вилленмахта! Вы даже не пытаетесь скрыть это!

Иеремия улыбнулся совсем слабо, одними уголками губ, но в то же время

ласково, словно улыбался не едва знакомому бывшему инквизитору, а родному сыну.

— От Вашего проницательного взора ничего не ускользнёт, юный господин.

Старик встал, тщательно вытер руки от масла и вышел из каюты, поманив за собой парня. Поднялся на палубу и облокотился на бортик, любуясь океаном. Но даже такое романтическое занятие в его исполнении выглядело скучным и строгим, и глаза его совсем не сверкали при чудесном виде.

— Вы общались с командой, юный господин?

Морщась от холодного ветра и кутаясь в ватник, Самсон встал рядом, изо всех сил делая вид, что не замечает долетающих до них солёных брызг. Океан был неспокоен и словно пытался издеваться над глупым и самоуверенным парнем, забрасывая его брызгами с головы до ног.

«Как же холодно!»

— Я… всё знаю! И про то, что не Виллен напал на нас, а наоборот!

— И Вы верите пиратам?

— Инквизиции теперь я точно не верю! Иеремия! — Самсон придвинулся к старику, повысил голос, и горящие его глаза вспыхнули ещё сильнее прежнего.

— У меня нет никого, кроме Вас! Вы помогли мне, а теперь позвольте мне помочь Вам!

— Разве ввязываться в войну на стороне проигрывающих — хороший способ остановить её, юный господин?

— Не самый, но я знаю, что вместе мы справимся! Знаю, что Вы знаете, как это сделать! — И взгляд его стал резким и острым, словно собственный меч. — Я верю в Вас, так поверьте же и Вы в меня!

Впервые с их знакомства старый пират не удержался и усмехнулся, и смех его был вовсе не сдержанным, как обычно, а искренним, словно у младенца. Он смеялся, игнорируя яростный вид героя, смеялся тихо, почти бесшумно, но взгляд его заискрился, полностью выдавая эмоции старика.

— Ну… пара идей, быть может, найдётся… Иеремия Койвак ликовал.

 

Лаиг Усиг всегда был шумным и хаотичным городом. Дико орали чайки, дико орали матросы, орали грузчики и торговцы — все пытались перекричать друг друга в этом безумном водовороте. Порт не был обычным городом — он превратился в живой организм. Даже сидя в тесном ящике, Самсон слышал запахи специй, рыбы и алкоголя, и запахи эти настолько въелись в каменные улицы Усига, что, казалось, не покинут его уже никогда. Однако за последние двадцать лет к ним добавились запахи оружейного масла, пороха и дизеля, что везли с островов на континент. Несмотря на холод и не лучшую почву, в Мор Элин научились выращивать кукурузу, подсолнечник и рапс, что, вкупе с максимальной отдалённостью от Вилленмахта, сделало острова основным поставщиком топлива и смазки.

— Эти уже проверены, верно? Нет смысла открывать. Абсолютно.

— Разумеется! Очень приятно иметь с вами дело!

Самсон слышал голоса и не мог сдержать дрожь. Они были совсем рядом, в любой момент готовые достать его и расстрелять на месте, и отделяла его от охраны порта лишь дырявая деревянная стенка ящика. Парню не было тесно или больно — судя по прикрученному к полу креслу, он далеко не первый путешествовал на Терру Магна таким образом. Но было страшно. Очень страшно.

Больше всего, однако, героя занимало поведение его соседа. С того самого момента, как они бежали из тюрьмы, старый капер не оставлял Самсона одного. И даже сейчас он был рядом, и даже сейчас не терял своего невероятного самообладания.

«Через что нужно пройти, чтобы стать таким же… спокойным, как он?» Самсон боялся узнать ответ.

 

— Видите, юный господин. Ваши опасения были беспочвенны.

Всегда холодный. Поначалу это казалось нормальным, но теперь начинало пугать. Любой человек должен хоть иногда проявлять эмоции, каким бы хладнокровным он ни был.

— Не осуждайте меня за осторожность, Иеремия. Я живой человек, и я тоже могу опасаться.

«Защитник» заурчал мотором и плавно тронулся, покачиваясь на разбитой каменной дороге.

— Ещё недавно Усиг был самом красивым городом в стране, а теперь… посмотрите только, Иеремия, во что его превратили! А ведь тут даже боёв не было! — Самсон не смог сдержать раздражённого стона. — Танки и грузовики тут камня на камне не оставили! Дороги убиты, все заводы делают либо порох, либо топливо. Один танк его потребляет, словно полдюжины тракторов! Сколько людей можно было бы накормить, засадив что-то, окромя рапса!

— Война — это ад, юный господин. Не только на фронте.

— Мы слепы, Иеремия. Слепы в своей глупости. Какая вообще может быть причина перемалывать друг друга уже двадцать лет?!

Самсон знал, что сейчас не время горячиться. Что нужно спокойно обдумать свою встречу с начальством каперов — скорее всего, настоящими шпионами Вилленмахта. Но Самсон был слишком молод, горяч и глуп.

— За что бы мы ни воевали, мы уже потеряли больше, чем могли бы захватить! Мы привыкли к тому, что за наши грехи расплачиваются другие, привыкли перекладывать ответственность. На старшего инквизитора, на генерала, на самого Патриарха… а Патриарх — на простых людей.

Иеремия Койвак не отвечал, молча ведя машину. Словно и вовсе не слушал.

— Двадцать один год назад было прошлое Очищение. Это новый антирекорд!

То они были каждые пятнадцать, потом — каждые двадцать. А теперь уже неясно, когда будет следующее. Да и будет ли?! — У юного героя были причины для волнения, и он волновался, и волнение его изливалось в несдержанном монологе. — Я думал, что после Очищения война прекратится. Чёрта с два она прекратится! Ничего не повлияет на это, кроме нас самих! Верно я говорю, Иеремия?!

— Вы абсолютно правы, юный господин. А теперь подумайте о том, что скажете Леоне. Она славная девушка, но не обманывайтесь её возрастом: она умна и расчётлива. Ваши рассказы о мире во всём мире могут её не убедить… как и остальных каперов. Они бывают необоснованно подозрительными.

«Защитник» выехал из тесных портовых улочек лишь затем, чтобы заехать в них обратно. И, подползя к обветшалому административному зданию, замер.

«Я ей скажу… я ей такое скажу!..»

 

Тесный, грязный кабинет. В тесном и грязном здании. Словно во всей этой бесконечной беготне города ни у кого не оставалось времени взять метлу и хоть раз пройтись ей по пластиковому паркету, заставшему ещё Великий Рейх Игниса. Тайная штаб-квартира Вилленмахта была бесконечно далека от романтических представлений о работе шпионов — никаких вин, покера и танцев под музыку Серебряного Века. Лишь грязь и злые лица охраны.

— Спасибо Вам, господин Койвак! Я рада, что вы выжили и успешно добрались.

Она была красива. Только полный идиот стал бы отрицать этот очевидный, объективный факт, и никто бы его не поддержал. Высокая — явно выше Самсона, — худая, мускулистая, подтянутая. Красивая — но в то же время в ней

совсем не было жизни. Словно кукла. Такая молодая, но со взглядом древней старухи. Неряшливый хвост, тёмно-фиолетовые мешки под глазами и, конечно же, культя заместо правой руки. Даже под мундиром, накинутом на плечи, невозможно было не заметить.

Такая красивая, но при этом парадоксально непривлекательная. Словно суккуб.

— Хвалите за это моего спасителя, — старик слегка подтолкнул Самсона. — Я уже был в петле, когда он меня снял. Буквально.

— Самсон Конгос! Рад нашей встрече!

«Нужно протянуть ей руку? Правую или левую?!»

Не придумав ничего лучше, парень протянул левую. Девушка такой жест не оценила и лишь тихо фыркнула в ответ, и не подумав подать руку в ответ.

— Пройдёмте в мой кабинет. Нужно… поговорить.

Как и предсказывал Иеремия, остальные пираты смотрели на Самсона волком. В тесном кабинете Леоны уже сидело трое старших каперов, старых и злых, и они явно не ждали от Самсона ничего хорошего. Бывший инквизитор уже не впервые сталкивался с такой сложной публикой и прекрасно понимал, что его мягкость и искренность воспримут не иначе как слабость. И был готов к этому.

— Ита-а-ак… Я знаю, что ты сбежал из тюрьмы с господином Койваком. И всё.

Больше мне ни о чём не доносили. — Леона плюхнулась в кресло и закинула ноги в берцах на стол. — Как ты там оказался? Как сбежал? Зачем ты здесь?

«А мне сесть не предложила. Ничего. Постою».

— Потому что я набил ебало Жюлю Амперу.

Спокойно, лениво. Словно говорит не об избиении главнокомандующего силами Союза на островах Мор Элин, а о походе в магазин.

— А потом убил Джека Джексона.

Им ведь совсем не обязательно знать о том, кто на самом деле убил Джей- Джея.

— А здесь я, потому что не раз слышал о Вашей неземной красоте, Леона.

— Ты не ответил ни на один вопрос.

Её взгляд, и без того тяжёлый, стал ещё жёстче и злее.

— Я не собираюсь отвечать на Ваши вопросы. Я пришёл сюда, чтобы предложить свою помощь в борьбе с Союзом. Вы можете нанять меня, если у Вас есть хоть половина того здравого смысла, что я о Вас слышал.

Самсон всегда был вежлив и обходителен, но мог общаться с людьми на их языке, если того требовала ситуация. Он робел и терялся перед Алей, но теперь старый Самсон умер вместе с возлюбленной.

А новый Самсон рождался прямо сейчас, и новый Самсон никогда не будет робеть и теряться.

— Нанять? И сколько же ты хочешь?

Она скривилась, не пытаясь скрыть разочарования, явно жалея о потраченном времени. Думая лишь о том, что поиски нового кандидата могут занять слишком много времени, и в две недели она никак не уложится.

— Леона, меня не волнуют ни деньги, ни слава. Я прибыл лишь для того, чтобы увидеть Вас воочию, и за свои услуги я возьму лишь Ваше тело. На ночь. На две, если мне очень понравится.

На мгновение стало так тихо, что можно было услышать бешеное биение его сердца.

А затем комната взорвалась.

Леона взвыла, издала абсолютно нечеловеческий звук, столь громкий, что он мог выбить тусклые стёкла. Взвыла и зашлась в истерике. Смех её прогремел пушечным выстрелом, словно рёв раненого льва, а сама девушка грохнулась с кресла на пол и, рыдая, свернулась калачиком. Смеялась так, словно в жизни не слышала ничего более смешного.

— Тебя по голове били? Сейчас ударим её раз, поставим мозги на место! — Не разделяя веселья начальства, каперы бросились на Самсона, готовые вбить в того правила хорошего тона раз и навсегда.

И встали как вкопанные, стоило Иеремии сделать полшага им навстречу, заслоняя Самсона. Без тени агрессии, никак не проявляя истинных намерений и не предупреждая, не меняя выражения лица. Одного совсем лёгкого движения Иеремии Койвака оказалось достаточно, чтобы остановить троих ветеранов. Они любили и уважали Леону, но не настолько, чтобы защищать её честь ценой своих жизней.

Ведь они работали вместе со стариком достаточно времени, чтобы понять, на что он способен.

— О-о-о-охох… я… не могу…

Леона никак не могла ни вдохнуть, ни встать. Судорожно хрипя, девушка забралась прямо на стол, громко втянула воздух и вытерла лицо майкой, обнажив мускулистый живот. Спрыгнула со стола прямо перед парнем, так ни разу и не шелохнувшимся. Обняла его за плечи с силой, способной сломать человека попроще, нагнулась и прижалась щекой к его щеке.

Впервые за последние лет пять её глаза вспыхнули.

— Жопу мою, значит, хочешь? Неплохие у тебя запросы, брат!

Она была слишком, слишком близко. Сдавила шею так, словно хотела оторвать голову. С силой, подходящей тяжелоатлету, но никак не молодой худощавой девушке.

Она и вправду могла оторвать ему голову, если бы захотела.

— Теперь хочу ещё больше… На три… ночи.

Говорить, так прижавшись к её лицу, было невероятно неудобно. Особенно со стальной хваткой на шее.

— Минимум на три…

И она отпустила его, сделала шаг назад, и взгляд её стал оценивающим, серьёзным. Разглядывала Самсона внимательно и неспешно.

Заинтересованно.

И Самсон стоял под её взглядом так же твёрдо, как стоял под пулями бандитов на службе в Инквизиции. Спокойно, моментально отдышавшись, словно едва не потерял голову — буквально — пару секунд назад.

И твёрдо смотрел ей в глаза.

«Карие».

— Знаешь… Если ты хотя бы наполовину так хорош, как о себе заявляешь… хотя бы на треть… я и в самом деле одолжу тебе свой зад на пару ночей. Если ты, разумеется, не сдохнешь.

И она улыбнулась.

Ещё совсем недавно её настроение было хуже некуда, но этот пацан поднял его буквально за пару минут. Если он и правда убил Джека, то и для убийства неё сгодится.

Леоне даже захотелось, чтобы паренёк выжил. Возможно, она и вовсе сдержит обещание. Маловероятно, конечно.

Но она подумает об этом.

 

— Вы были великолепны, юный господин. Простите, что сомневался в Вас.

На отдых не было времени — Самсона сразу же потащили в штаб, вводить в курс дела. Одобрение Леоны и Иеремии позволило бывшему инквизитору подняться по карьерной лестнице на небывалую высоту одним махом, минув все промежуточные ступени. На место, предназначенное одному ему.

— Чтоб я ещё раз… чуть голову не потерял.

— Неудивительно! Красота нашего лидера часто, как говорят некоторые,

«срывает крышу».

«И непонятно, всерьёз он или шутит».

Если раньше старик казался парню невероятно крутым, то теперь внушал всё меньше положительных эмоций и всё больше страха. Как и Леона, походил на чудесного робота Платинового Века больше, чем на человека.

Оперативный штаб разительно отличался от остального здания. Просторный, чистый, светлый — куда чище, чем в центральном штабе Инквизиции. Огромная голографическая карта, бесшумные компьютеры, планшеты заместо папок с бумагами. С первого взгляда разница между Вилленмахтом и Мор Элин становилась слишком очевидной, приоткрывая завесу тайны над тем, как небольшое горное государство выстаивает в войне против всего мира.

— И тем не менее, я всё ещё прошу Вас отступить, Самсон. Это слишком опасно даже для Вас.

— Можно я сначала узнаю, от чего отказываюсь? Вы словно берёте меня на слабо, Иеремия. Говорите прямо или не говорите вовсе, я прошу Вас!

И никого в целом штабе, кроме них. Шпионы, пробравшиеся почти что в самое сердце Элин, оставили это место только для них двоих.

— Мы не можем воевать обычными методами, юный господин. Наш враг не только многочисленен, но и невероятно силён. Они используют силу демонов, падших ангелов и даже создают противоестественных рукотворных монстров, не останавливаясь ни перед здравым смыслом, ни перед страхом гнева Господа!

Это было настолько удивительно, что Самсон потерял дар речи. Не от сомнительных методов борьбы, а лишь от того, что невероятно невозмутимый капер повысил голос — впервые с того боя в тюрьме!

«Если это даже его так задело, то дело и в самом деле невероятно важное».

— И мы вынуждены противодействовать ничуть не лучшими методами.

Однако, — Иеремия резко остановился, и вид его стал невероятно торжественным, — у нас есть сильнейшая сила, что недоступна более никому. Горящее сердце патриота, что кладёт жизнь на алтарь свободы и процветания своей страны! Ни один демон никогда не воспылает истинным гневом и никогда не обрушит его на захватчиков! Никогда воля его не будет так крепка, а кулак так тяжёл!

— Вы рано записываете меня в патриоты Виллен…

— Самсон!

Старик схватил его за плечи, и хватка эта могла сломать его кости, аки сухие ветки. Некогда чистые и холодные, голубые глаза Иеремии Койвака вспыхнули, словно тысяча бомб, и взгляд стал способен сжечь парня дотла.

— Вы должны поставить свою жизнь на кон и заключить контракт с Духом стихии, Самсон.

Всё-таки была причина, по которой Иеремия не показывал эмоций.

— Лишь ваше славное сердце выдержит эту мощь и направит её в нужную сторону, Самсон.

Не каждый мог выдержать такое.

— На головы наших врагов, Самсон.

Что может целая армия? Сравнять с землей целые города, сломить врага в генеральном сражении, добраться до него на земле, в океане и воздухе. Один отряд может занять высоту, провести диверсию. Сломить ход битвы, вероятно, даже войны.

А что может один человек?

— Вы продолжаете пересматривать те видео, юный господин? Поберегите зрение.

Импортный «Виллис» козлил и прыгал с кочки на кочку, пробираясь напрямик через густой элинский лес. Отверженный Герой, ранее с ужасом вспоминавший поездки на «Защитнике» первой серии, только сейчас понял,

какие комфортные машины делает Мор Элин, с трудом удерживаясь на простейшей деревянной скамье, но не выпуская из рук планшета.

Тридцать один человек. Тридцать один молодой парень, разменявший свою жизнь на попытку оседлать безумное порождение гения игнисской науки. И это только те, чьи попытки были засняты для следующих смертников.

«Они знали, на что шли, но не колебались».

Не было даже достоверных подтверждений того, что наличие контракта делает обладателя сильнее. Что Октавий Койвак был кем-то большим, нежели раздутой пропаганды ради фигурой. Но Дух был, а с ним была и надежда.

«И я тоже иду, и я не колеблюсь».

Надежда на то, что эту войну можно остановить. Что ещё, в конце концов, может один человек?!

 

— Выходи, Дух.

Он не замечал ни красоты весеннего леса, ни людей с камерами. Ни Иеремию, невозмутимо вставшего совсем близко к поляне. Не чувствовал себя подопытным кроликом на столе для вивисекции.

— Выходи, Дух, ибо твой хозяин явился.

И Сильфа явилась. Легкое дуновение ветра создало её тело, невыносимо, нечеловечески прекрасное, лёгкое и элегантное, как сам ветер. Невыносимо омерзительное.

Хоть она и материализовалась чуть поодаль, противоестественность её облика была заметна с любого расстояния. Не бросались в глаза ни невысокий рост, ни худоба. Не резали глаз и стрекозиные крылья.

Лишь одного взгляда злобных голубых глаз было достаточно, чтобы отринуть всякую мысль о сходстве этого с человеком.

— У вас тут что, фабрика смертников?! Вам совсем делать нехуй?! Говорила она, впрочем, вполне по-человечески.

— Серьёзно, ты же такой миленький! Зачем мне и тебе отрывать голову?! Ты вообще колдовать-то можешь? Я не чувствую ни крупицы маны от тебя!

Тридцать одна запись боя. Тридцать один удар маленьким кулачком, столь быстрый и мощный, что сносит голову с плеч. Простейшая, интуитивно понятная техника. Сильфа, Дух Воздуха, совершенно не была воином и никакого опыта не имела, словно намеренно отказываясь драться как-то иначе.

Впрочем, необходимости у неё и не было.

— Ты тоже миленькая. Каждую ночь буду с тобой развлекаться, когда сделаю своей.

— Ого! Правда?! — Сильфа тут же сменила гнев на милость, радостно улыбнулась и принялась кружиться в хаотичном, но прекрасном танце.

Остановилась и горделиво выкатила грудь. — Как тебе моё платьице?

Духи стихий не живые и, следовательно, бессмертные. Нельзя не только убить их, но и победить в бою, как человека, демона или даже падшего ангела. Никто и никогда после Октавия не заключал с ними контракт, и даже самые увлечённые исследователи не знали точно, что именно побудило высшие силы природы помогать человеку. Самсон же не был особо умён, и лишь его простота и честность помогли ему понять простую истину: Духа нужно впечатлить, подружиться с ним. Показать и свою силу, и свою волю. И, несмотря на смертельную опасность, Самсон не боялся.

Он знал, что только так он спасёт мир.

— Мне больше по духу то, что под ним. Хорошо, что оно прозрачное. Спокойно, даже лениво. Словно общается с крестьянкой, а не всесильным

Духом.

— Какой ты пошляк! — она вспыхнула, возмутилась, однако в глазах её стоял восторг. — Знаешь, я даже разрешу тебе попробовать меня, если ты потом

уйдёшь. Живым! Видишь, какая я добрая?!

— Один раз? Не интересно. — Парень сунул руки в карманы ватника и широко расставил ноги, слегка откинул корпус назад, всем видом выражая наглость, но намеренно не вставая в боевую стойку. — Я намерен прожить лет до ста, так что у нас впереди ещё… Восемьдесят на триста шестьдесят… Тысяч тридцать ночей впереди. И да — я не буду ограничиваться ночами.

Низкий, пошлый и дешёвый приём. Для скромного и интеллигентного инквизитора такое поведение было недопустимым, однако мир вокруг слишком сильно отличался от наивных представлений Самсона. И если это сработало даже с Леоной, то и для Сильфы подойдёт.

И Сильфа купилась.

— Та-а-а-ак! Быть может, ты и правда чего-то стоишь!

Она улыбнулась радостно, сосредоточенно. Не пытаясь скрыть возбуждение от предвкушения боя. И Сильфа ударила.

Тридцать один прямой удар в голову. Столь быстрый, что увернуться от него не было возможным даже для самого искушённого мага, и столь сильный, что способен был пробить любой блок.

Поэтому Самсон даже не пытался ни увернуться, ни заблокировать.

Он выстрелил даже не в Духа, а лишь в то место, куда тот должен был прыгнуть. Не совсем прямо, а чуть левее, чтобы удар правой стал как можно сильнее. Выстрелил, не вынимая руки из кармана, порвав ватник и едва не сломав пальцы отдачей.

Огромная пуля попала в худенький живот Сильфы за сотую долю секунды до того, как маленький кулак лишил бы его головы. И пуля эта разорвала древесное тельце на части, оторвав обе ноги и отбросив на пару метров.

— Сейчас я покажу тебе, Дух, чего я стою.

Вынул из разорванного кармана дерринджер, схватил левой рукой Сильфу за горло и выстрелил из второго ствола в упор, разворотив голову.

Судорожно вздохнул, бросил на землю бесполезный уже пистолет и вытер лицо от древесной пыли.

И всё стихло.

— Ого! Это было… действительно!

Яркий, звонкий голос. Говорила не разорванная кукла, а сам лес вокруг, сам ветер.

— Давно я такого не ощущала!

Она материализовалась мгновенно и, прежде чем кто-то успел её заметить, сбила Самсона на землю столь же быстрым ударом ноги.

— Я что-то почувствовала! Что-то, чего раньше никогда не было! Когда ты прикоснулся ко мне!

И пнула едва успевшего закрыться руками парня в голову. Мерзко хрустнула ломаемая кость.

— Ну же, вставай! Это не происходит, когда я бью тебя! Ударь меня ещё раз!

И замахнулась ножкой ещё раз, метя в висок. Сильфа не могла и не хотела сдерживаться.

Но прежде, чем её нога пробила хрупкий человеческий череп, ещё раз грохнул выстрел, и пуля попала в стопу, оторвав ногу по колено.

— Хорошо, что я взял два пистолета, правда?

Самсон не собирался лежать и ждать, пока его запинают до смерти, — целой левой рукой он достал второй дерринджер и дождался удачного момента.

Такого, что Сильфа уже не смогла увернуться.

— Кто бы мог подумать, что это прокатит дважды, а, Сильфа?

— Неплохо, храбрец! — Оставив старое тело, Дух мгновенно создал новое на приличной дистанции. — Но я сказала ударить, а не выстрелить! Это же простая пуля, а не твоя рука!

Самсон поймал брошенный Иеремией полуавтоматический «Кольт» и, едва не заплакав от боли, перехватил крупнокалиберный пистолет в правую руку. И поманил Сильфу.

— Так атакуй, красавица. Я ударю тебя столько раз, сколько ты попросишь.

 

Это не походило ни на драку магов, ни на драку обычных людей. Было в этом что-то иррациональное, бессмысленное. Болезненное и отвратительное.

Сильфа каждый раз атаковала одинаково — прямая атака рукой или ногой, и каждый раз Самсон успевал встретить её пулей, отбросить хрупкое тельце, но ни разу более не смог ударить кулаком его до того, как Дух покидал куклу. От боли в сломанной руке сознание едва не покидало парня, но он просто не мог позволить себе взять оружие в левую. Сильфа поставила конкретное правило: чёткий удар кулаком, а бывший инквизитор просто не мог ни ударить её сломанной рукой, ни терять доли секунды на то, чтобы выбросить пистолет. Не говоря уже о том, что Самсон, даже имея тренированную левую руку, был правшой и попасть в неизмеримо быструю и ловкую цель с левой никак не мог.

И Сильфа знала это. Знала и смеялась.

— Красавчик, что-то не так? У тебя что-то болит? Расскажи мне!

Иеремия кидал товарищу заряженный пистолет каждый раз, как у того кончались патроны, и бесстрашно собирал с земли разряженные, игнорируя смертельную опасность в паре метров от него. Исключительно по прихоти Духа он был жив, и исключительно по её прихоти это безумие продолжалось.

И так прошли сутки.

 

— Златовласый мой, всё хорошо? Не хочешь пить?

Самсону очень, очень хотелось пить. Брошенную ему бутылку воды она с лёгкостью перехватила и разорвала, ясно дав понять, что никакой другой помощи, окромя оружия, не допустит.

— Правда, что вы, люди, спите каждый день? Конечно правда, ха-ха! Я помню Тави!

Самсону хотелось и спать, и есть тоже. Но больше всего ему хотелось дать отдых правой руке: у него явно была сломана локтевая кость, вся рука распухла и покраснела, и каждый выстрел «Кольта» едва не вырывал пистолет из кисти.

Маны почти не оставалось, а оверкаст резал тело при каждом движении. Это не было тяжело или больно. Это был настоящий ад наяву. И при любой ошибке Самсон мгновенно бы отправился в ад самый настоящий.

Он продержался дольше, чем это было возможно, и был на краю.

— Почему, дурачок, почему? Что ты делаешь? Думаешь, мне хочется тебя убивать?!

Даже Сильфа начала уставать. Не имея тела, она имела разум, и у разума её был свой предел.

— Зачем продолжаешь драться?! Ты же видишь, что не можешь победить!

Так ради чего ты упорствуешь?!

Сколь ни была кровожадна Сильфа, даже ей не была чужда симпатия.

Симпатия к человеку, впервые выступившему против неё, и выступившему без страха, без сомнений, и впервые сражавшемуся наравне. Больше ни разу ей не удалось ударить его, и не признать его мастерство в стрельбе было невозможно.

— Ради твоей попки, разумеется.

Самсон был на краю. И был готов перешагнуть его и кануть в пропасть, если потребуется.

«Аля, Марк. Ая. Вы смотрите на меня? Улыбаетесь мне с небес? Улыбайтесь мне, ибо ваша воля жива, жива в моём сердце, и всегда будет. Я донесу вашу волю».

— Ну как мне уговорить тебя отступить, упрямец? Ну приходи ко мне иногда

потрахаться, раз так хочешь, я не против!

Этот безумный дурак напоминал ей Октавия. Ниже ростом и пожирнее, но такой же безбашенный. Неспособный видеть ничего, кроме цели впереди, и принципиально отказывающийся это делать. Не обязательно было заключать контракт и делиться силой — простых свиданий тут, в лесу, тоже достаточно.

— Сделаю себе тело, какое тебе нравится! Соглашайся, идиот!

Сильфа закончила с играми. Подскочив к Иеремии, целые сутки не смыкавшему глаз и перезаряжавшему пистолеты с методичностью робота, она сбила старика с ног и разбросала оружие в стороны. Встала, агрессивно уперев руки в бока, и нахмурилась.

Только сейчас она поняла, что ни один из анимистов за последние пять сотен лет не был и вполовину так же напорист и интересен ей. Не мог развлечь и составить компанию.

Что без Октавия ей было одиноко.

«Смотрите на меня, друзья. Смотрите и видьте, что ваш пламенный дух жив во мне. Я сожгу её теплом ваших душ, друзья».

Самсон отбросил пистолет.

Она что-то почувствовала в тот раз, когда Отверженный Герой схватил её за шею. И дематериализовалась лишь тогда, когда он отпустил её горло. Это могло быть случайностью, но Самсон Конгос больше не имел права верить в случайности.

«Сожгу её. Сожгу весь мир, если потребуется. Смотрите на меня и улыбайтесь».

— Либо ты уходишь, либо я тебя убиваю прямой сейчас. Я и так была слишком добра с тобой!

— Хорошо.

Едва слышимый хрип мертвеца, но Сильфа прекрасно его слышала.

— Ну наконец-то! Хоть капля мозгов в твоей тупой голове! Хуже Тави!

— Раздевайся.

Не услышать такое было невозможно.

— Что? Что?

— Прямо сейчас. Я как раз размялся.

— Ты, кажется, реально озабоченный. — И Сильфа вздохнула с облегчением.

— Не хочешь ждать — не надо. Не помри только от переутомления!

По-прежнему игнорируя людей с камерами, не оставивших посты, скинула прозрачное платье, пошла рябью и стала мягче, изменив тело. Улыбнулась и подошла к Самсону.

— Ничего, твои старания впечатлили меня! Ты заслуживаешь награды! Медленно и нерешительно герой погладил её по щеке.

— Чувствуешь что-то, Сильфа?

— Да… — она зажмурилась, задрожала. — Что-то странное! Непохожее! Медленно опустил руку, погладил по шее.

— А теперь? Расскажи мне, Сильфа.

— Странное… Что ты делаешь?

Осознание пришло в её голову слишком поздно. Уже после того, как стальной хваткой сжались пальцы на её горле и тельце её оказ<