Прекрасные дни и ужасные ночи

Том вновь обратился в блистательного героя — баловня взрослых, предмет зависти юных. Имя его обессмертила пресса — местная газетка тиснула восхвалявшую Тома статью. Некоторые полагали даже, что рано или поздно он станет президентом страны — если, конечно, его до того времени не повесят.

Что же касается Мэффа Поттера, то, как это обычно бывает, наш непостоянный, нерассудительный мир принял его в свои объятия и принялся обласкивать с таким же пылом, с каким прежде поносил. Впрочем, поведение подобного рода лишь делает миру честь и осуждать его за это нехорошо.

Дни Тома были исполнены блеска и упоения, зато ночами он изнывал от ужаса. Индеец Джо вторгался во все его сны, неизменно грозя ему страшной расправой. Вряд ли нашелся бы теперь соблазн, который выманил бы мальчика из дому после наступления темноты. В том же жалком состоянии вечного страха пребывал и несчастный Гек, ибо в ночь перед великим днем суда Том рассказал защитнику все, и Гек, хоть и спасенный

убрать рекламу

 

бегством Индейца от муки, коей грозила ему дача показаний в суде, все-таки страшно боялся, что сведения о его причастности к этой истории возьмут да и выплывут наружу. Бедняга добился от защитника обещания сохранить все в тайне, но толку-то? С той ночи, в которую истерзанная совесть Тома вынудила его прокрасться в дом защитника и разверзнуть там уста, запечатанные самыми жуткими, самым зловещими клятвами, Гек практически утратил веру в род человеческий. В дневные часы Том, слушая благодарные излияния Мэффа Поттера, радовался тому, что не стал молчать, в ночные же сожалел, что не смог удержать язык за зубами.

Половину времени Том страшился, что Индейца так никогда и не схватят, половину — боялся его поимки. Он был уверен, что не сможет вздохнуть спокойно, пока полукровка не умрет, а он, Том, не увидит труп его своими глазами.

За поимку негодяя объявили награду, весь округ старательно прочесали, однако Индейца Джо так и не нашли. Из Сент-Луиса прибыло одно из всеведущих, повергающих всякого в трепет чудес света — настоящий сыщик, — прибыло, обшарило и обнюхало все вокруг, глубокомысленно покачало головой и добилось такого же поразительного успеха, какого обычно добиваются люди его ремесла. А именно, «напало на след». Однако «след» за убийство не повесишь, и потому Том — после того, как сыщик, исполнив свою задачу, убыл восвояси, — спокойнее чувствовать себя не стал.

Впрочем, неспешные дни тянулись своей чередой и каждый уносил с собой малую толику тяготившего Тома груза страшных предчувствий.

Глава XXV

Поиски клада

В жизни каждого правильно устроенного мальчика настает миг, когда его обуревает неотступное желание пойти куда-нибудь — все равно куда — и откопать клад. В один прекрасный день такое желание овладело и Томом. Он отправился на поиски Джо Харпера, но не нашел его. Затем он вспомнил о Бене Роджерсе — выяснилось, что тот пошел удить рыбу. В конце концов, ему повстречался Гек Финн, Кровавая Рука. Что же, сойдет и Гек. Том отвел его в очередное укромное место и посвятил в свой план. Гек сказал, что готов присоединиться к Тому. Гек всегда готов был присоединиться к предприятию, обещавшему развлечения и не требовавшему вложения капитала, ибо обладал, и в томительном избытке, временем особой разновидности — тем, которое никто не назвал бы деньгами.

— Где будем копать? — спросил Гек.

— Да где угодно.

— Они что же, везде позарыты?

— Ну, не везде, конечно. Клады закапывают в особых местах, Гек, — иногда на островах, иногда укладывают в прогнившие сундуки и зарывают под самой длинной веткой высохшего дерева, в точности там, где заканчивается тень, которую она отбрасывает в полночь, но чаще всего — под полом какого-нибудь дома с привидениями.

— А кто же их закапывает-то?

— Ясное дело, грабители. А ты думал кто? Директора воскресных школ?

— Ну, я не знаю. Попадись мне в руки сокровище, я бы его в землю зарывать не стал. Потратил бы, повеселился, да и дело с концом.

— Да и я бы тоже. Но грабители так не поступают. Они всегда закапывают сокровище и больше его пальцем не трогают.

— И что, никогда за ним не приходят?

— Нет, они, когда закапывают, то думают, что придут, но потом обычно забывают приметы, а то и просто помирают. В общем, лежит оно себе, лежит, ржавеет понемножку, и тут кто-нибудь находит пожелтевший листок бумаги, на котором написано, как эти приметы выглядят, — но только листок этот приходится еще расшифровывать целую неделю, потому что его покрывают все больше закорючки да гироглифы.

— Гиро… чего?

— Гироглифы — это картинки такие, загогулины, которые с виду ничего и не значат.

— А у тебя такая бумажка есть, Том?

— Нет.

— Как же ты тогда приметы узнаешь?

— Да нужны они мне! Клады же всегда зарывают в доме с приведениями, или на острове, или под сухим деревом, у которого одна ветка длиннее всех прочих. Ну вот, на острове Джексона мы уже поискали немножко и можем еще поискать, когда время найдется. Старый дом с привидениями у нас тоже есть — у ручья Стилл-Хаус, — а сухих деревьев вокруг хоть пруд пруди.

— И под каждым клад лежит?

— Сказал тоже! Нет, конечно.

— Как же ты узнаешь, под каким копать?

— А мы под всеми копать будем!

— Слушай, Том, да ведь этак мы все лето провозимся.

— Ну и что? Ты вот представь, что нашел медный горшок, в котором сто долларов лежит, или набитый брильянтами трухлявый сундук. Как тебе это понравится?

У Гека загорелись глаза:

— Еще как понравится! Дай мне сотню долларов, так я и без брильянтов обойдусь!

— Ну как знаешь. А вот я брильянтами бросаться не стану, не дождешься. Да из них некоторые по двадцать долларов за штуку идут — не все, конечно, но уж по шесть или по одному, это будь спокоен.

— Да быть того не может! Неужели?

— Точно — это тебе любой скажет. Ты хоть один брильянт видел, а, Гек?

— Чего-то не припоминаю.

— Ну вот, а у королей их целые кучи.

— Так я же с королями не знаюсь, Том.

— Да уж где уж тебе. Но если бы ты съездил в Европу, так увидел бы уйму королей, их там, как блох.

— И что, все скачут?

— Скачут? Вот дурень! Нет, конечно!

— Ты же сам сказал, они, как блохи.

— Да ладно тебе, я только одно и сказал: если бы ты поехал в Европу, то сразу бы их и увидел, — не скачущими, конечно, на что им скакать? — а просто они там у всех под ногами путаются, вроде того горбатого Ричарда.

— Ричарда? А по фамилии как?

— Не было у него фамилии. У королей только имена и бывают.

— Будет врать-то!

— Точно тебе говорю — одни имена и все.

— Ну, если им это по душе, Том, так и пусть их, но я бы не хотел быть королем, у которого фамилии и той нет, совсем как у негра. Ладно, ты мне вот что скажи, где мы копать-то начнем?

— Вообще-то, не знаю. Может, попробуем старое сухое дерево на холме за Стилл-Хаусом?

— Согласен.

Они разжились увечной киркой, лопатой и выступили в трехмильный путь. До сухого дерева мальчики добрались потными, запыхавшимися и потому прилегли в тени стоявшего рядом с ним вяза, чтобы отдышаться и покурить.

— Мне тут нравится, — сказал Том.

— И мне.

— А скажи, Гек, вот найдем мы с тобой сокровище, на что ты свою долю потратишь?

— Ну, буду покупать каждый день по пирожку и стаканчику содовой, да во все цирки ходить, какие приедут. В общем, поживу в свое удовольствие.

— И откладывать ничего не станешь?

— Откладывать? А на что мне это?

— Как на что — на потом, на жизнь.

— Да нет, это мне без пользы. Если я не поспешу, так дождусь того, что папаша вернется в город и заграбастает все мои денежки. Уж он их мигом спустит, это можешь не сомневаться. А ты свои на что потратишь?

— Куплю новенький барабан, самую настоящую саблю, красный шейный платок и щеночка, бульдога, а после женюсь.

— Женишься!

— Непременно.

— Слушай, Том… а ты не спятил?

— Вот погоди, сам увидишь.

— Ну и ну, глупее тебе ничего не выдумать, Том. Взять хоть моих папашу с мамашей — они ж только и знали, что дрались с утра до вечера. Уж я-то помню.

— Ничего-ничего. Девочка, на которой я женюсь, драться не станет.

— Том, я так понимаю, они все на одну колодку скроены. Им бы только ругаться да драться. Ты, все-таки, подумай немного. Как эту девчонку зовут-то?

— Она не девчонка, она девочка.

— Да это один шут, Том, — кто говорит «девочка», кто «девчонка», и все правы. В общем, как ее зовут, а?

— Я тебе потом скажу, не сейчас.

— Ладно, потом так потом. Но только, если ты женишься, мне совсем одиноко станет.

— Не станет. Ты со мной будешь жить. А теперь давай подыматься, копать пора.

Они проработали, потея, полчаса. Безрезультатно. Попотели еще полчаса. То же самое. Гек спросил:

— Их всегда так глубоко зарывают?

— Бывает, конечно, — но не всегда. И не все. Сдается мне, мы место неправильно выбрали.

Мальчики перешли на другое место и начали копать заново. Теперь работа шла медленнее, но все же, в землю они зарывались. Какое-то время они сражались с нею, не произнося ни слова. Потом Гек разогнулся, оперся о лопату, вытер рукавом бисерины пота со лба и спросил:

— Если и здесь ничего не найдем, где думаешь снова рыть?

— Я думаю, не попробовать ли нам старое дерево на Кардиффской горе, за домом вдовы.

— Да, место вроде хорошее. А вдова у нас клад не отнимет, Том? Это ж ее земля.

— Отнимет! Пусть только попробует. Клад принадлежит тому, кто его находит. А на чьей земле, это без разницы.

Гека эти сведения порадовали. Работа продолжилась. И в конце концов, Гек сказал:

— Черт, похоже, опять не то место. Как думаешь?

— Очень странно, Гек. Ничего не понимаю. Бывает, правда, людям ведьма какая-нибудь под руку подсунется. Похоже, и тут без нее не обошлось.

— Да ну! Ведьмы днем ничего не могут.

— Тоже верно. Об этом я не подумал. О, я понял в чем дело! Ну и обормоты же мы с тобой! Надо ж было найти место, где тень от длинной ветки в самую полночь кончается, да там и копать!

— Проклятье, выходит, мы тут с тобой зазря дураков изображали. Теперь придется сюда ночью тащиться, а путь-то эвон какой. Ты как, из дома выбраться сможешь?

— Да, конечно. Только нужно нынче же ночью все сделать, потому что, если кто-нибудь увидит наши ямы, так мигом сообразит, что тут к чему, и сам в землю за кладом полезет.

— Ладно, тогда я приду к тебе, помяукаю.

— Идет. А инструменты мы вон в тех кустах спрячем.

Мальчики вернулись к дереву незадолго до полуночи. Они посидели в его тени, ожидая. Место было глухое, а времени этому традиция сообщала значение самое мрачное.

убрать рекламу

 

Духи шептались в шелестевшей листве, по темным углам прятались привидения, откуда-то издалека доносился глухой собачий лай и ему похоронным голосом отвечала сова. Все это заставило мальчиков притихнуть, они почти и не разговаривали. В конце концов, они решили, что двенадцатый час настал, пометили место, на которое падала тень и принялись за работу. Надежды их росли, росли, желания обострялись и потому трудились они от души. Яма становилась все более глубокой, время от времени мальчики слышали, как кирка ударяется обо что-то, и сердца их подпрыгивали, однако за каждым таким ударом следовало новое разочарование, ибо всякий раз выяснялось, что под кирку подвернулся либо камень, либо ком слежавшейся земли. И наконец, Том сказал:

— Без толку, Гек, опять мы маху дали.

— Ну уж теперь-то мы маху дать не могли. Мы же точно, где тень лежала, копаем.

— Я знаю, но тут причина в другом.

— А в чем?

— Мы же с тобой времени наверняка не знали. Могли поспешить или опоздать.

Гек даже лопату уронил.

— Верно, — сказал он. — В этом вся и беда. Придется нам бросить это место. Мы ж никогда правильного времени не узнаем, да и жутко здесь, мочи нет, ведьмы с призраками так вокруг и шастают. Мне все время кажется, будто у меня за спиной кто-то стоит, а обернуться боязно, потому как, может, и впереди тоже кто стоит, и только случая ждет, чтобы на меня сзади наброситься. Я как сюда пришел, у меня с первой минуты мурашки по коже ползают.

— Вот и у меня то же самое, Гек. И знаешь, они ведь почти всегда, если под деревом клад зарывают, так мертвеца рядом кладут, чтобы, значит, присматривал.

— Господи!

— Да, так и есть. Мне про это сто раз говорили.

— Том, мне чего-то не хочется рядом с мертвецами корячиться. С ними знаешь какие неприятности можно нажить?

— Да и мне их тревожить неохота. Вдруг тот, который здесь лежит, высунет череп из земли да чего-нибудь скажет.

— Не надо, Том! Жуть какая.

— Твоя правда, Гек. Мне здесь совсем не по себе.

— Знаешь, Том, давай-ка мы это место бросим и какое-нибудь другое попробуем.

— Давай, по-моему, так лучше будет.

— А какое?

Том ненадолго задумался, а потом сказал:

— Дом с привидениями. Вот какое!

— Черт, Том, не люблю я домов с привидениями. Они ж еще хуже покойников. Покойники, может, и разговаривают, но хоть тайком к тебе в саванах не подкрадываются, через плечо не заглядывают и зубами не скрипят. Я таких дел не переживу, Том, да и никто не переживет.

— Это верно, Гек, но ведь привидения только ночами разгуливают, днем они нам копать не помешают.

— Так-то оно так, но ты ж и сам знаешь, в дома с привидениями никто соваться не любит, что ночью, что днем.

— Ну, это потому, что никому нет охоты заходить туда, где человека убили, но ведь в этом доме днем никто ничего такого не видел, только ночью, да и то всего-навсего голубые огоньки, которые в окошках плавают, а не настоящих призраков.

— Знаешь, Том, если увидишь где голубой огонечек, так спорь на что хочешь — призрак тоже где-то рядом болтается. Это ж яснее ясного. Сам же знаешь, никому эти огоньки кроме призраков не нужны.

— Да, ты прав. Но ведь мы все равно туда днем пойдем, так чего ж нам бояться?

— Ну ладно. Раз так, попробуем дом с привидениями, — но попомни мои слова, рискуем мы с тобой — будь здоров.

Мальчики уже начали спускаться с холма. Под ними в самой середке залитой лунным светом долины стоял «дом с привидениями», совсем заброшенный — забор его давным-давно сгинул, ступеньки крыльца заросли сорной травой, печная труба обрушилась, оконные рамы опустели, кровля с одного боку провалилась внутрь. Мальчики какое-то время вглядывались в него, наполовину ожидая, что в окне проплывет голубой огонек, а затем, разговаривая вполголоса, как того требовало и время, и обстоятельства, взяли вправо, чтобы обогнуть дом по широкой дуге, и пошли к городку лесом, осенявшим тыльный склон Кардиффской горы.

Глава XXVI