Колесницы галлов и кельтов Британии

Содержание

Введение…………………………………………………………………………...4

1. Войска галлов и германцев……………………………………………………18

1.1. Галльское войско………………………………………………..……………–

1.1.1. Галльская пехота……………………………………………………………–

1.1.2. Галльская конница………………………………………………………...23

1.1.3. Колесницы галлов и кельтов Британии …………………………………..26

1.2. Войско германцев…………………………………………………………...27

1.2.1. Германская пехота………………………………………………………...29

1.2.2. Германская конница…………………………………………………...….32

1.2.3. Военное снаряжение германцев…………………………………………..34

1.3. Сравнение галльского и германского войска………………………………37

2. Общественный строй галлов и германцев……………………………………39

2.1. Общественный строй галлов………………………………………………....–

2.1.1. Род занятий и размер прибавочного продукта у галлов…………………..–

2.1.2. Землевладение у галлов…………………………………………………...40

2.1.3. Классовый состав и имущественное расслоение у галлов………………41

2.1.4. Формы эксплуатации у галлов……………………………………………42

2.1.5. Господствующий класс у галлов……………………………………….....43

2.1.6. Верховная власть у галлов………………………………………………...44

2.1.7. Характеристика общественного строя у галлов…………………………45

2.2. Общественный строй германцев…………………………………………...47

2.2.1. Род занятий германцев……………………………………………………...–

2.2.2. Размер прибавочного продукта у германцев…………………………….49

2.2.3. Землевладение и землепользование у германцев………………...……...52

2.2.4. Распределение и перераспределение прибавочного продукта у германцев……………………………………………………………………..….54

2.2.5. Классы у германцев………………………………………………………..56

2.2.6. Имущественное расслоение у германцев…………………………….......62

2.2.7. Власть у германцев………………………………………………………...64

2.2.8. Характеристика общественного строя у германцев……………………..70

2.3. Сравнение галльского и германского общественного строя……………...72

3. Влияние общественного строя на военное дело у галлов и германцев………………………………………………………………………...74

3.1. Влияние общественного строя на военное дело у галлов…………………..–

3.1.1. Влияние общественного строя на стратегию у галлов……………………–

3.1.2. Влияние общественного строя на тактику у галлов……………………..80

3.1.3. Влияние общественного строя на комплектование войска у галлов……82

3.1.4. Характеристика военного дела у галлов………………………………….84

3.2. Влияние общественного строя на военное дело у германцев……………..85

3.2.1. Родоплеменная военная организация у германцев………………………..–

3.2.2. Дружинная военная организация у германцев…………………………..88

3.2.3. Характеристика военного дела у германцев……………………………..90

3.3. Сравнение галльского и германского военного дела……………………...92

Заключение……………………………………………………………………….97

Список литературы………………………………………………………………99

Приложения…………………………………………………………………….104

 

Введение

В последние десятилетия в мире чрезвычайно усилилась военная угроза. Случаи применения военной силы для разрешения конфликтных ситуаций, как на международной арене, так и во внутринациональных столкновениях, учащаются, и это учащение приобретает характер устойчивой тенденции. Военные возможности государств и других политических образований становятся всё более веским фактором в их взаимоотношениях, всё более заметным оказывается их влияние на развитие событий в мировой истории. В этих условиях огромную актуальность приобретают вопросы, связанные с верной оценкой таких возможностей.

Вся военная история говорит о том, что существует объективная зависимость между военным могуществом какого-либо государства и уровнем его экономического развития. По словам известнейшего немецкого общественного деятеля и исследователя XIX в. Ф. Энгельса, огромное внимание уделявшего изучению истории военного дела, «ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения»[1]. В наше время, в век небывалых по массовости армий, современных технологий и гигантских военных бюджетов эта зависимость проявляется ещё более ярко.

Вместе с тем, огромный ряд исторических фактов, имевших место, в том числе, в XX и в XXI в., указывает на то, что прямой корреляции между уровнем социально-экономического развития того или иного государства и его военной мощью нет, и что вышеописанная зависимость, проявляющаяся при прочих равных или близких условиях, отнюдь не абсолютна. Известно немало примеров, когда войска менее развитой стороны успешно противостояли экономически более сильному противнику, а иногда даже одерживали победу над ним. Это говорит о том, что экономические условия являются, хотя и весьма важными, но вовсе не единственными, определяющими состояние и возможности вооружённых сил. Кроме экономических, существует множество других факторов, оказывающих влияние, нередко весьма существенное, на военный потенциал государства. Представляется, что в настоящее время в связи с возрастанием в мире военной опасности выявление и подробное изучение этих факторов должно иметь большое, прежде всего, практическое значение. Вместе с тем, оно будет способствовать развитию военной истории как отрасли исторической науки.

Одним из характерных примеров того, как экономически более развитая сторона терпит поражение в военном столкновении с противником, более слабым в хозяйственном отношении, является неоднократно повторявшийся в мировой истории сюжет разгрома древних цивилизаций варварскими народами. В данном случае дело осложняется тем, что варвары уступали своим противникам не только в экономике, но и в общем уровне развития. А ведь развитие общества в целом должно состоять в развитии в той или иной мере всех сторон деятельности этого общества, значит, и в развитии военного дела тоже. Тем не менее, эти эпизоды истории указывают на то, что в определённых условиях варварские общества в военном отношении могут оказываться сильнее, чем цивилизованные государства, причём их повторяемость свидетельствует о том, что это положение вызывается не случайным стечением обстоятельств, а, по-видимому, имеет закономерные причины. Мы можем видеть, что на период в развитии того или иного общества, непосредственно предшествующий возникновению государства и созданию цивилизации, нередко приходится всплеск грабительских и завоевательных походов, образующих своеобразный пик, локальный экстремум его военной мощи. Ф. Энгельс указывал на «высшую ступень варварства», т. е. на этот протогосударственный уровень развития как на период, «во время которого все культурные народы переживают свою героическую эпоху»[2].

В этой связи особый интерес вызывает общество древних германцев и их военное дело. Обращает на себя внимание то, что германцы, находясь на более низкой ступени общественного развития, чем, например, их соседи галлы, тем не менее, превосходили их в военном отношении. Проявляется это превосходство, прежде всего, в том, что галлов Рим покорил, а с германцами справиться не смог. Более того, германцы, в конечном счете, сами завоевали территорию Западной Римской империи. Кроме того, источники сообщают о таких явлениях, как вторжения германцев в Галлию[3], наём галлами германских воинов[4]. Отдельные военные успехи галлов против германцев, такие, как, например, приостановка в III в. н. э. набегов германцев и даже перенос военных действий на германский берег Рейна[5], не меняют общей картины. Характерно, что для того, чтобы справиться с нашествием германцев, «галльскому императору» М. К. Л. Постуму пришлось создать «ударные части из германских наёмников»[6].

Все эти явления не позволяют нам дать иной оценки соотношению военной мощи германцев и галлов в I в. до н. э. – начале нашей эры, кроме констатации военного превосходства первых над вторыми. Такая же оценка прослеживается в работах виднейших военных историков, как, например, у Г. Дельбрюка[7], так и у полемизирующего с ним Е. А. Разина[8]. Другой историк военного дела, А. А. Свечин, говорит о том, что незаконченность завоевания Римом Германии, в отличие от Галлии, имела политические, а не военные причины, и называет исключением поражение римлян в Тевтобургском лесу[9]. Однако, вместе с тем, он не находит и каких-либо военных преимуществ у более развитого галльского общества по сравнению с менее развитым германским, а оценивая варваров «в боевом отношении, как материал»[10], говорит о превосходстве над римлянами именно германцев, а не галлов.

Таким образом, представляется актуальным исследование военного дела галлов и германцев с целью определения причин военных преимуществ менее развитого германского общества перед более развитым галльским.

Необходимо оговорить применение некоторых терминов, которые используются в данной работе. Прежде всего, к ним относятся термины «галлы» и «германцы». Римские авторы, следуя традиции, введенной Г. Ю. Цезарем, различают эти народы по их местопребыванию, соответственно, к западу или к востоку от Рейна[11]. Этому делению соответствуют различия по происхождению, языку, а также по культуре[12]. В настоящей работе, говоря о галлах и германцах, мы, однако, не можем иметь в виду, соответственно, всех галлов или всех германцев, т. е. всю этническую, языковую или территориальную общность.

И галльские, и германские племена различались между собой по уровню своего военного, общественного и культурного развития. Г. Ю. Цезарь сообщает о германцах убиях, что «они несколько культурнее остальных своих сородичей, так как живут у самого Рейна; к ним часто приезжают купцы, да и сами они усвоили себе некоторые нравы своих соседей-галлов»[13], а о германцах бельгах, что у них с галлами «один и тот же способ осады городов»[14]. А. Гирций, напротив, говорит о галлах треверах, что «это племя, привыкшее вследствие соседства с Германией изо дня в день воевать с ними, по грубости образа жизни мало отличалось от германцев»[15].

Тем не менее, мы можем видеть, что большинство как галльских, так и германских племен имело сходный уровень развития, а меньшинство являло собой отклонения от этого уровня в ту или иную сторону. Поэтому мы имеем основания и для галлов, и для германцев выделить некоторые средние уровни, характерные для большей части, соответственно, галльских и германских племен.

Таким образом, в данной работе, говоря о галлах или германцах, мы будем иметь в виду большинство галльских или германских племен, имеющее уровень развития, средний, соответственно, для галлов и германцев.

Другим термином, значение которого неочевидно, является «протогосударственное общество». Поскольку приставка «прото…» означает первичность, первобытность, первоначальность, исконность, отнесённость к истокам чего-либо, под термином «протогосударственное общество» мы понимаем такое общество, в котором происходит разложение первобытнообщинного строя и становление государства. В этом смысле термин «протогосударственный» употребляется в ряде научных работ, в т. ч., опубликованных в течение последнего десятка лет, что позволяет констатировать существование в современной российской и русскоязычной науке устойчивой традиции именно такого понимания данного термина. Мы считаем, что период существования протогосударственного общества завершается прехождением первобытнообщинного строя и установлением государства, а начинается с возникновения цепи предпосылок этого явления, в качестве первой из которых мы видим переход от присваивающего хозяйства к производящему в рамках первобытнообщинного строя.

Альтернативными терминами являются «предгосударственный» и «догосударственный». Приставка «пред…» имеет значение существования ранее чего-либо, накануне чего-либо, непосредственно перед чем-либо, но у неё нет значения отнесённости к истокам чего-либо, исконности по отношению к чему-либо. Поэтому мы считаем, что, хотя термин «предгосударственное общество» обозначает такое общество, которое хронологически предшествует возникновению государства, в этом термине не отражен аспект становления государства, и его использование, таким образом, не подразумевает осознания связи между процессами, происходящими в данном обществе, и последующим прехождением первобытнообщинного строя и установлением государства. Ввиду этого использование данного термина в контексте нашей работы представляется менее подходящим, чем использование термина «протогосударственное общество». Приставка «до…» означает предшествование во времени, но в её значение не входит непосредственность такого предшествования. Поэтому термин «догосударственное общество» мы считаем ещё менее подходящим.

Таким образом, мы полагаем, что термин «протогосударственное общество» является не только вполне правомочным, но и наиболее подходящим по смыслу для использования в данной работе.

Термины «героическая эпоха», «героический период», «героический век» использовались рядом историков XIX – начала XX вв. Они относились в основном к древней Греции и обозначали период, предшествовавший появлению письменности, но отражённый в фольклоре. Ф. Энгельс соотносит героическую эпоху с высшей ступенью варварства по периодизации американского этнографа и историка, создателя научной теории первобытного общества Л. Г. Моргана[16], т. е., в современном понимании, с тем уровнем развития общества, на котором происходит разложение первобытнообщинного строя и становление государства, и, как нами было уже показано выше, распространяет этот термин на «все культурные народы»[17]. Кроме того, он особо указывает на военный аспект этого термина: по его словам героическая эпоха представляет собой «эпоху железного меча»[18] – это он находит главным в её содержании, а эпохой «железного плуга и топора»[19] она является лишь «вместе с тем»[20]. Г. Дельбрюк, употребляя термин «героический век»[21], также делает это постольку, поскольку речь идёт о военных традициях.

Таким образом, понятие «героическая эпоха», употреблявшееся в научной литературе XIX – начала XX вв., в рамках современной терминологии можно определить как «совокупность явлений в военном деле общества периода разложения первобытнообщинного строя и становления государства».

Несмотря на то, что термин «героическая эпоха» в вышеизложенном смысле в настоящее время в русскоязычной историографии считается устаревшим, он применяется в современной науке в переносном смысле. Кроме того, в англоязычной историографии данный термин (heroic age) применяется как в переносном, так и в прямом смысле.

Поскольку мы не находим в современной научной традиции достаточно краткого термина, который обозначал бы совокупность явлений в военном деле общества периода разложения первобытнообщинного строя и становления государства, постольку мы считаем возможным воспользоваться термином «героическая эпоха», заключая его в кавычки.

Объект исследования: галльское и германское общества в I в. до н. э. – I в. н. э.

Предмет исследования: военное дело этих обществ.

Цель данной работы – определить, насколько закономерны были военные преимущества менее развитого германского общества перед более развитым галльским. Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:

1. Проанализировать военное дело у галлов и германцев;

2. Рассмотреть их общественное устройство;

3. Установить, каким образом его особенности влияют на военную организацию.

Источниковая база исследования представлена письменными источниками, имеющими римское происхождение, важнейшими из которых являются тексты полководца Г. Ю. Цезаря[22] и историка П. К. Тацита[23]. Также большую значимость имеют сочинения римских и греческих авторов Диодора Сицилийского[24], Тита Ливия[25], Страбона[26], Г. В. Патеркула[27], Плиния Старшего[28], Плутарха[29], Л. А. Флора[30], Аппиана[31], Диона Кассия (Кассия Диона Коккейана)[32], Аммиана Марцеллина[33]. Для изучения проблемы данного исследования может оказаться полезным привлечение тестов, относящихся к более раннему периоду, чем рассматриваемый нами, важнейшим из которых является «Всеобщая история» Полибия[34]. В более поздних сочинениях, среди которых следует особо отметить принадлежащие византийскому писателю Прокопию Кесарийскому[35] и готскому историку Иордану[36], также содержатся сведения, относящиеся к изучаемой нами проблеме. Кроме того, имеются, хотя и не очень многочисленные, археологические и изобразительные источники. Таким образом, мы констатируем, что в нашем распоряжении есть источниковая база, достаточная для раскрытия проблемы, поставленной в данном исследовании.

Временные рамки исследования во многом определяются наличием двух наиболее подробных источников, освещающих рассматриваемую нами проблему – текстов Г. Ю. Цезаря и П. К. Тацита, относящихся, соответственно, к I в. до н. э. и к I в. н. э. Вместе с тем, мы сознаём, что изучаемые нами процессы занимали гораздо более длительный период времени.

До настоящего времени в историографии проблема «героической эпохи» в развитии протогосударственных обществ не подвергалась специальному рассмотрению. Ф. Энгельс, обозначивший данное явление в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», не дал в ней, однако, его научного обоснования. В последующих работах, посвященных развитию военного дела, эта проблема в основном лишь затрагивалась среди ряда других, в том числе, более общих вопросов военной истории. В них она также не была в должной мере раскрыта. Одна часть исследователей, занимавшихся изучением военной истории, к сожалению, рассматривала данный вопрос с такой точки зрения, с которой едва ли возможно дать удовлетворительное объяснение изучаемому явлению. К ним относится, например, Г. Дельбрюк, хотя и успешно решивший в своём труде «История военного искусства в рамках политической истории»[37] ряд других задач, поставленных военно-исторической наукой, но в этом конкретном вопросе стоявший на идеалистических позициях. В эту же категорию входит советский и российский историк Л. Н. Гумилёв, подход которого, применённый им в ряде работ[38], затрагивающих в т. ч. и рассматриваемую проблему, основанный на пассионарной теории этногенеза, представляется совершенно неприемлемым. Другая часть военных историков, хотя и использовала методологию, по-видимому, позволявшую успешно раскрыть данную проблему, сосредоточившись на более общих вопросах, не смогла уделить ей достаточного внимания – среди таковых необходимо упомянуть А. А. Свечина, автора работы «Эволюция военного искусства»[39], и Е. А. Разина, создавшего объёмный труд «История военного искусства»[40]. Вместе с тем, благодаря исследованиям названных авторов, а также ряда других историков, занимавшихся изучением истории развития общества на его протогосударственной стадии, в частности, древнегерманского и галльского обществ: А. Я. Гуревича[41], Е. Г. Кагарова[42], Ю. К. Кузьменко[43], Т. Пауэлла[44], Э. Тевено[45], М. Тодда[46]; истории развития военного дела в его связи с общественным развитием: Д. П. Алексинского, К. А. Жукова, А. М. Бутягина, Д. С. Коровкина[47], Дж. Вэрри[48], П. Коннолли[49], Д. Бартелеми[50]; а также истории взаимоотношений Римского государства с варварскими народами: Ю. К. Колосовской[51], А. Голдсуорти[52] и других, в настоящее время имеется научная база, позволяющая раскрыть данную проблему.

Методологическая направленность данной работы определяется тем, что мы принимаем следующие положения и ведём исследование в соответствии с ними.

Во-первых, мы считаем, что всякая познавательная деятельность, и в т. ч., изучение общества, состоит в приобретении знаний, верно отражающих действительность, что эта действительность объективна, от исследователя не зависит, и что результаты исследования должны соответствовать ей, а не она им. Далее, мы полагаем, что при изучении всякого объекта, в том числе и общества, а также отдельных его аспектов, взятых как предмет исследования, следует не ограничиваться рассмотрением его внешности, видимости, а постигать то содержание, которое в нём заключено. При этом мы отдаём себе отчёт в том, что это содержание, которому, с одной стороны, «свойственна и известная устойчивость, проистекающая из того, что всякой качественной определенности соответствует тот или иной диапазон ее количественного выражения»[53], вместе с тем, никогда не является замершим, застывшим, затвердевшим, что, с другой стороны, оно подвижно, находится в постоянном изменении, в движении. Речь здесь идёт не о движении, привнесённом извне, а об имманентном, внутренне присущем, собственном движении, самодвижении. В зависимости от конкретного объекта и предмета исследования это внутреннее самодвижение его содержания имеет ту или иную форму. Осознание того, в какой форме происходит внутреннее самодвижение содержания данного конкретного изучаемого объекта, есть метод его исследования[54]. Мы считаем, что оно составляет сущность каждого отдельного, частного научного метода.

Затем, мы полагаем, что, поскольку объектом исследования является человеческое общество, «мы должны прежде всего констатировать первую предпосылку всякого человеческого существования, а следовательно и всякой истории, а именно ту предпосылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии «делать историю». Но для жизни нужны прежде всего пища и питьё, жилище, одежда и ещё кое-что. Итак, первый исторический акт, это – производство средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой материальной жизни»[55]. А так как это «производство жизни […] появляется сразу в качестве двоякого отношения: с одной стороны, в качестве естественного, а с другой – в качестве общественного отношения, общественного в том смысле, что имеется в виду сотрудничество многих индивидов, безразлично при каких условиях, каким образом и для какой цели»[56], и притом это производство есть «такое основное условие всякой истории, которое (ныне так же, как и тысячи лет тому назад) должно выполняться ежедневно и ежечасно – уже для одного того, чтобы люди могли жить»[57], то, следовательно, мы считаем, что исследователь человеческого общества не должен рассматривать его в отрыве от производства, «и что, следовательно, «историю человечества» всегда необходимо изучать и разрабатывать в связи с историей промышленности и обмена»[58].

Таким образом, поскольку мы не считаем возможным игнорировать вышеизложенные положения, методологической основой данной работы является исторический материализм.

Исторической наукой – наукой, изучающей человеческое общество в его развитии – выработаны конкретные методы исследования, позволяющие достигать результатов, верно отражающих действительность, и проверяемых практикой их применения при дальнейших исследованиях. Наряду с общенаучными методами, применяемыми во всех отраслях науки – историческим и логическим, восхождению от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному, системным анализом – при изучении истории используются историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический и историко-системный методы, относящиеся к общеисторическим методам исследования. Кроме того, специфика рассматриваемой проблемы позволяет предположить, что для достижения отражающего действительность результата научной работы необходимо будет использовать также социально-психологические методы.

Некоторые из перечисленных методов исторического исследования представляются имеющими особое значение для изучения данной темы. Так, например, совместное изучение древнегерманского и галльского обществ, важной предпосылкой которого является общность источниковой базы, открывает весьма широкие возможности для применения историко-сравнительного метода. Зарождение общественных классов, произошедшее именно в рассматриваемый период, непосредственно предшествовавший возникновению государства, делает особенно актуальным использование в исследовании историко-типологического метода.

Необходимо отметить, что военное дело, к изучению которого относится исследуемая проблема, является той областью человеческой деятельности, в которой особенно ярко проявляется роль общественного сознания. Это положение не противоречит материалистическому мировоззрению – так, например, виднейший материалист В. И. Ленин говорил, что «во всякой войне победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь»[59] – но, разумеется, то или иное состояние этого духа имеет под собой материальные основания, в выявлении которых состоит одна из задач исследователя. Данное обстоятельство означает, что в ходе научной работы необходимо будет раскрыть идейную составляющую проблемы и уделить значительное внимание рассмотрению духовной сферы жизни варварских обществ в её отношении к военному делу.

Положения и выводы диссертационного исследования были апробированы в докладе на 1-й межвузовской студенческой конференции 21 марта 2015 г. и отражены в статье, сданной для публикации в журнал «Рейтар».

 

Войска галлов и германцев

В данной главе мы намерены сравнить между собой войска галлов и германцев в чисто военном аспекте – с точки зрения их тактики, организации и воинского снаряжения.

 

Галльское войско

В римских источниках мы находим упоминания трех родов войск у галлов: пехоты, конницы и колесниц, причем Цезарь ничего не говорит о колесницах на континенте, их он встречает только в Британии. По-видимому, в его время колесницы уже вышли из употребления у континентальных галлов, хотя прежде использовались и ими[60]. Дж. Вэрри указывает, что ничего удивительного в этом нет, так как «для всех культур характерно исчезновение колесниц с появлением пригодных для кавалерии крупных лошадей»[61]. Нам необходимо выяснить, что представлял собой каждый из этих трех родов войск.

 

Галльская пехота

Относительно устройства галльской пехоты имеется вопрос: была она преимущественно тяжёлой или лёгкой, совмещала ли в себе подразделения обоих этих видов, или же, будучи более или менее единообразной, могла использоваться в обоих этих качествах.

Прежде, чем приступить к рассмотрению данного вопроса, необходимо дать краткую характеристику пехоты древнего мира.

Наиболее простым и естественным родом войск являлась лёгкая пехота – пешие воины, применяющие в бою рассыпное построение. Для лёгких пехотинцев основным методом защиты от противника является манёвр, и они используют минимум защитного снаряжения. Лёгкая пехота, в отличие от тяжёлой, передвигается по полю боя бегом и состоит, как правило (в древности), из лучников, пращников или метателей, хотя были и исключения, например, фиванские гамиппы или спартанские союзники скирийцы – вид лёгкой пехоты, предназначенный для сопровождения конницы и ведения рукопашного боя во взаимодействии с ней. Это не означает того, что другие её виды не могли сражаться врукопашную, но такой способ боя был для них не основным, и вообще в нём лёгкая пехота сильно уступала всем остальным родам войск. Лёгкая пехота отлично подходила для охранения, партизанских действий, разведки и т. п., при случае могла внезапно ударить во фланг и тыл тяжёлой пехоте. Однако в серьезный рукопашный бой ей вступать не следовало, он повлек бы за собой только напрасные потери, и в случае опасности лёгкой пехоте приходилось, пользуясь своим преимуществом в скорости перед тяжёлой пехотой, немедленно отступать. Конница представляет для лёгкой пехоты особую опасность, поскольку она имеет преимущество в скорости и способна настигнуть отступающих пехотинцев.

Тяжёлая пехота – вид пехоты, которая ведёт рукопашный бой, находясь в плотном строю. Благодаря этому строю каждого противника, оказавшегося в пределах досягаемости оружия, могут атаковать одновременно несколько воинов, что существенно увеличивает возможности его поражения. Однако строй накладывает также и свои ограничения. Человек, стоящий в строю, не имеет возможности уклониться от поражения противником при помощи манёвра, он не может шагнуть ни в сторону, ни назад, ведь эти места уже заняты его товарищами по строю. Поэтому для строевого пехотинца характерно использование (в рассматриваемую эпоху) щитов и доспехов. Хорошо подготовленная, тренированная должным образом оснащённая тяжёлая пехота в сравнении с другими родами войск древнего мира имела огромную эффективность в открытом сражении.

Г. Ю. Цезарь говорит, что галльская пехота наступала сомкнутым строем, «построившись фалангой»[62], причем настолько плотной, что щиты соседних воинов частично перекрывали друг друга, и «римские копья иногда одним ударом пробивали несколько щитов сразу и таким образом пригвождали их друг к другу»[63]. В другом месте он пишет, что для обороны галлы «остановились в клинообразном строю»[64]. Также он неоднократно указывает на превосходство над конницей галльской пехоты[65] – это должно означать, что речь идет о тяжёлой пехоте, сражающейся врукопашную плотным строем. Диодор Сицилийский дает описание галльского вооружения: «Щиты – высокие, в человеческий рост, с особыми украшениями, на некоторых из которых выступают также искусно изготовленные медные изображения животных и не [только] для красоты, но и для большей надежности. Шлемы – медные, с большими выступающими вокруг частями, благодаря чему носящие их выглядят исполинами: к некоторым из шлемов приделаны рога, к другим – чеканные протомы птиц или четвероногих животных. [Боевые] трубы у них необычайные и варварские: трубя в них, издают грозные звуки, напоминающие грохот сражения. Панцири – железные, кольчужные, однако некоторые полагаются только на данную от природы силу и сражаются обнаженными. Вместо короткого меча они сражаются длинным мечом, который носят, подвесив на железной или медной цепи к правому бедру. Некоторые носят поверх хитона украшенный золотом или серебром широкий пояс. Впереди себя они выставляют копья, которые называют «ланкии», с железными наконечниками длиной в один локоть и более, а шириной – чуть менее дипалесты»[66]. Как видим, это вооружение тяжёлого пехотинца. Полибий в качестве основного вооружения галльской пехоты называет мечи[67], и, наконец, Г. Ю. Цезарь указывает, что именно мечами галлы однажды вынуждены были воспользоваться в качестве саперного инструмента[68].

Всё это означает, что галлы располагали тяжёлой пехотой, предназначенной для рукопашного боя в сомкнутом строю.

Вместе с тем, Г. Ю. Цезарь говорит также и о том, что галлы «расположившись между повозками и телегами, бросали оттуда свои лёгкие копья и ранили наших»[69], «стали отовсюду сбегать с высот и осыпать вал камнями и копьями»[70], «стали метать из пращей раскаленные глиняные пули, а также дротики с огнем на острие в бараки»[71]. Были ли эти метатели, подобно римским легионерам, тяжеловооружёнными воинами, для которых основным видом боя был рукопашный, или же они были отдельным типом пехоты, легковооружённым, не предназначенным для строевого боя?

У Полибия мы видим, что тяжеловооружённые галльские воины не использовали метательного оружия. Оказавшись под обстрелом, «вследствие дальнего расстояния и множества падающих на них дротиков они увидели, что не могут совладать с копьеметателями; одолеваемые ранами и безвыходностью положения, одни из них в безумной ярости кидались на врага и сами обрекали себя на смерть, другие начинали понемногу отступать к своим и явною робостью приводили в смущение задних воинов»[72]. В числе метательных снарядов, используемых галлами, Г. Ю. Цезарь дважды[73] называет стрелы (sagittarum, sagittis). Если метание камней и дротиков возможно для тяжёлой пехоты, даже применение пращи, особенно при осаде – тоже, то стрельба стрелами из луков должна указывать на наличие специальной лёгкой пехоты, не предназначенной для рукопашного боя. Впрочем, возможно, что упоминание стрел – результат ошибки автора: едва ли он специально рассматривал, какие именно метательные снаряды прилетали в римские лагеря со стороны галлов. Дважды же[74] Г. Ю. Цезарь говорит о галльских пехотинцах, сражающихся в рядах конницы – это, конечно, должна быть лёгкая пехота, поскольку тяжёлая пехота не может взаимодействовать с конницей таким образом. Далее, стрелки упоминаются Г. Ю. Цезарем отдельно от других войск, причем говорится, что их «было очень много в Галлии»[75]. В другом месте мы видим, что «часть галлов пускает снаряды, часть идет на римлян строем «черепахи»»[76]. Наконец, Г. Ю. Цезарь особо обращает внимание на то, что галльские стрелки имели лёгкое вооружение и применяли соответствующую тактику: «Как только Амбиориг это заметил, он приказал объявить своим, чтобы они стреляли издали, не подходили слишком близко к неприятелю и там, где он будет наступать для атаки, подавались назад; при их лёгком вооружении и ежедневном упражнении им никакого вреда не будет; а когда римляне будут снова отступать к своей линии, вот тогда пусть они их и преследуют»[77].

Итак, мы видим, что в составе войск галлов имелась не только тяжёлая пехота, облачённая в доспехи и предназначенная для строевого рукопашного боя, но и многочисленная лёгкая, лишённая защитного снаряжения, основной задачей которой был дистанционный обстрел противника. К такому же выводу приходит и П. Коннолли: «тяжёлые пехотинцы были в первую очередь мечниками, а легковооружённые – метателями дротиков»[78].

 

Галльская конница

Описывая войска галлов, Г. Ю. Цезарь часто упоминает их конницу. Что она представляла собой?

Относительно конницы Ф. Энгельс указывает, что «существует два основных вида кавалерии: тяжелая и легкая. Действительное различие между ними определяется различием в лошадях. Крупные и сильные лошади не могут хорошо действовать вместе с небольшими, подвижными и быстрыми лошадьми. Первые во время атаки действуют менее быстро, но с большей силой натиска; легкие же кони отличаются большей быстротой и стремительностью атаки, и сверх того, они более приспособлены для одиночного боя и боя в рассыпном строю, для чего тяжелые или крупные кони не являются ни достаточно поворотливыми, ни достаточно смышлеными»[79]. Из этого различия вытекает различие между тяжёлой и лёгкой конницей по способу их применения в бою.

Тяжёлая конница, в отличие от лёгкой, использует своих коней не только как средство передвижения, но и как оружие, её основной боевой приём – удар противника конём, наносимый с разгона. В связи с этим всадники тяжёлой конницы используют защитное снаряжение, причем часто для защиты не только всадника, но и коня. В бой они идут, как и тяжёлые пехотинцы, строем, хотя, конечно, не таким плотным.

Лёгкая конница не использует для поражения противника кинетическую энергию коня, поскольку его масса не допускает применения такого приёма с достаточной эффективностью. Зато у таких коней выше скорость и выносливость, они сравнительно неприхотливы, например, способны совершать длительные переходы на подножном корме. Благодаря этим качествам лёгкая конница отлично подходит для разведки, связи, преследования, в ходе боя – для обстрела или скоротечных атак противника с почти обязательным последующим отступлением. Тактика лёгкой конницы очень напоминает тактику лёгкой пехоты, но наличие коней позволяет всадникам передвигаться значительно быстрее, чем лёгким пехотинцам, что дает им преимущество в ближнем бою: например, конница может, благодаря превосходству в скорости, быстро сосредоточиться на одном участке, раньше, чем это смогут сделать пехотинцы, и, используя достигнутый локальный перевес, нанести им потери. Поэтому лёгкая конница очень хорошо подходит для защиты тяжёлой пехо