ДНЗ в социологии и антропологии

В книге «Восхождение из Эдема» я расширил и прояснил свои рассуждения о ДНЗ (подробнее мы рассмотрим это ниже), а также попытался указать на ряд мест, в которых обе формы ДНЗ, судя по всему, инфицировали антропологические и социологические теории.

Мы уже вкратце упомянули эти две формы в том виде, в котором они имеют место в антропологических теориях. МВ-1 формирует базис общей дарвиновской эволюционной теории, которая корректно рассматривает эволюцию как нечто разворачивающееся от низшего к высшему и напоминает нам, если воспользоваться словами Дарвина, что «человек все еще хранит в своей телесной конструкции нестираемый отпечаток своих более низких истоков». Но строгая теория естественного отбора, представляющая собой настоящее МВ-1, страдает от того, что она не признает роли, которую в эволюции играет Дух. Как следствие, оно пытается выводить высшее из низшего, а не из Духа, и, более того, отказывается рассматривать какие-либо более высокие стадии эволюции. МВ-1, разумеется, присуще стандартной и ортодоксальной западной антропологии.

В качестве своей противоположности или зеркального отражения она имеет лагерь сторонников идеи «утраченного Рая» – Эдема, интерпретируемого как нечто буквально существовавшее в ходе эволюции, а не предшествовавшее ей в инволюции. С данной точки зрения, разделяемой МВ-2, Эдем рассматривается не как состояние доличностного неведения и погруженности в самоотчужденную природу, а как некое подобие действительного и трансперсонального рая на земле. Неизбежное возникновение самосознающего эго, следовательно, неверно истолковывается как падение из райского и духовного мира, тогда как на деле это просто преисполненная тревоги точка на полпути от глубочайших самоотчуждения и подсознания к настоящему сверхсознательному раю в воплощенном Духе. Эта присущая МВ-2 теория не ограничивается религиозными мифами; существует целая, и довольно влиятельная, школа антропологии, также ее придерживающаяся. Как следствие, данная школа приписывает тем вещам, которые нередко являются примитивными и варварскими обрядами доэгоических стадий, всевозможный надэгоический символизм и усматривает глубоко мистические прозрения в грубых обрядах ритуального жертвоприношения животных и людей. Они проклинают возникновение современного интеллекта и порицают использование логики, пытаясь убедить других в верности своих идей путем возвеличивания всяческого нечленораздельного дикарского лепета до трансцендентального статуса. Настолько трансцендентального, что бедное ментальное эго в сравнении с ним есть дьявол во плоти. Начиная с более умеренных и секулярных форм данного воззрения, таких как романтическая антропология Руссо (с его идеей «благородного дикаря»), а также более религиозных форм, считающих мифологию жертвоприношений бронзового века золотой эпохой трансценденции, и заканчивая совершенно декадентскими теориями, такими как построения Клагеса, в которых возникновение разума считается фундаментальной ошибкой вселенной, – все это направление антропологии, базирующееся на МВ-2 (которое располагает современное ментальное эго внизу склона горы, с которой человек скатился, – и негативные последствия данного «падения» перевешивают все достижения), во множестве своих форм оказало огромное влияние на общество.

К слову, Макс Шелер, как отмечает Бердяев, «основал четыре типа антропологических теорий: (1) иудейско-христианская – теория сотворения человека Богом и последующего Падения; (2) древнегреческая концепция человека как носителя рассудка; (3) естественно-научный взгляд на человека как продукт эволюции…; (4) декадентская теория, считающая рождение сознания и рассудка биологической ретрогрессией, ослаблением жизни [и рождением экзистенциальной тревоги]».[157] Общая теория, которую мы здесь излагаем, пытается изъять все компоненты ДНЗ, свойственные каждому из воззрений, чтобы открыть возможность для общего синтеза их всех. Мы уже исследовали то, что, по моему мнению, составляет истинную и ложную половины первых трех теорий. Здесь я только добавлю, что мы оставляем место даже для декадентской теории при условии понимания, что ранняя эволюция человечества (от А к Б) действительно сопровождается повышением вины, тревоги и экзистенциального ужаса, но не потому, что человек становится фундаментально слабее по своей природе, а потому, что он становится все более и более сложным и на его сознание ложится все больше ответственности (как это детально объясняется в книге «Восхождение из Эдема»). Если учесть данные коррективы ДНЗ, то я не только согласен с каждой из теорий, но и всецело их поддерживаю!

Теперь время обратиться к социологическим теориям, в особенности касающимся «нью-эйджа» (или учений «нового века»). С одной стороны, есть те, кто, подобно Кристоферу Лашу и Питеру Мэрину, ясно показывает, что значительная часть так называемого нью-эйджа на самом деле заражена нарциссической регрессией и эгоцентрической фиксацией (а может, даже и основывается на ней). Сам я, в принципе, согласен со значительной частью приводимого ими анализа, и, как следствие, считаю, что нам, трансперсоналистам, предстоит очень быстро преобразиться и показать на своем примере высочайший уровень интеллектуальной рассудительности и концептуальной ясности, если мы хотим избежать теоретического забвения.

К сожалению, как и большинство придерживающихся МВ-1, Лаш и прочие вместе с водой выплескивают из ванночки и ребенка. Проанализировав доличностное неистовство нью-эйджевского нарциссизма, они вынуждены (явно или неявно) сваливать в патологическую кучу и все трансперсональные, или надличностные, переживания, ведь у них нет никаких инструментов, чтобы отличать доличностную регрессию от надличностной прогрессии. Как следствие, они полагают, что всякий раз, когда возникает сознание, не ограниченное исключительно историей, эго, временем или логикой, испытывающая это личность, должно быть, регрессировала до досоциальных и доэгоических миров. Тем самым они упускают из виду тот факт, что человек, вполне возможно (или, хотя бы, вероятно), в подобном переживании устанавливает связь с надвременны́ми и надэгоическими истинами. Подобные критики вынужденно, в силу логики своих рассуждений, делают вывод, что Христос, должно быть, испытывал галлюцинации, Лао-цзы, дескать, был психотическим больным, Будда – шизофреником; что уж говорить о Платоне, Гегеле, Ауробиндо и всех остальных.

Энтузиасты нью-эйджа, такие как Рошак (или любой человек, утверждающий, что мы уже проходим или вскоре будем проходить процесс озеленения Америки, новой культурной революции и великой трансперсональной волны), по-видимому, совершают противоположную ошибку (ДНЗ-2). Во вполне объяснимом стремлении выйти за пределы эго они часто оказываются неспособны в точности прояснить, в каком именно направлении происходит или должен происходить данный выход. В таком случае, как правило, наблюдаются две вещи: они либо возвеличивают доэгоическую вседозволенность до статуса надэгоической свободы (как поступали «бродяги дхармы»), либо же просто обесценивают роль разума, эго, вторичного процесса и логики, – вместо чего они приводят доводы в пользу того, что сами именуют чем-то «неэгоическим», «необусловленным ролями», «нелогическим» и так далее. В подобных случаях такой «неэгоизм» обычно скрывает причудливую и путаную смесь из доэгоических фантазий и надэгоического видения, из доконцептуальных чувств с надконцептуальными прозрениями, из доличностных желаний и надличностного роста, из доэгоических попоек и надэгоического освобождения. Джек Криттенден в своем пространном и вдумчивом обзоре подобного воззрения делает следующий вывод: «Похоже, Рошак вместе со многими другими летописцами Эры водолея ошибочно принимают вседозволенность эго за трансценденцию эго».[158]

Быть может, проблема состоит в том, что подобные летописцы верно понимают, что дальнейшая эволюция будет включать сознательное воскрешение Духа, но примешивают к этому пониманию мысль о том, что, дескать, практически любая форма сознания, которая не является ментально-эгоической, должна быть трансцендентной. А посему, когда они окидывают взором текущую ситуацию в обществе и мире и видят повсеместную дезинтеграцию логики, они склонны делать вывод, что сейчас, мол, наблюдается неизбежная духовная трансформация. Тем самым они игнорируют леденящие душу показатели, свидетельствующие о том, что сейчас наблюдается скорее распространение доличностного холокоста, а не надличностного просветления. В своих работах, как следствие, они склонны рассматривать любую социальную дезинтеграцию как нечто «творческое» и любую патологию как причину для ликования. Стоит вновь подчеркнуть, что верная половина их трудов, указывающая на соответствующие действительности аспекты, имеет крайне важное значение; однако если посмотреть на них объективно, то они выказали свою неспособность отличить трансценденцию эго от уничтожения эго. Таким образом, в дополнение к неверному прочтению современных социологических трендов, они зачастую приходят к тому, что предписывают программу действий, в которой смешаны движения вверх и вниз: они непреднамеренно выступают в поддержку то прогресса, то регресса, то «нового века», то «темного века», то прорыва, то распада.

Когда бы тип Лаша ни пересекался с типом Рошака, в результате только искры сыплются. Сторонники нью-эйджа отрицают, что их движение окрашено нарциссизмом, с таким же пылом, с каким Лаш и прочие отрицают, что у них имеется предубеждение против духовности. Каждая сторона склонна попросту утверждать, что мировоззрение другой фундаментальным образом зиждется на предрассудках или что другая является жертвой старых парадигм. Я же пытаюсь предложить идею, что и та, и другая стороны могут быть частично правы (и частично неправы) и что обеим сторонам необходимо освободиться от различных ДНЗ, которые они скрывают в себе, а затем интегрироваться каким-то здравым образом. Это еще более насущно, если учесть социальную неразбериху наших дней. Допустим, что стандартные ментально-эгоические трансляции перестают справляться и что общество в целом проходит через какие-то значительные трансформации. Но в каком направлении? Надэгоическом, или доэгоическом, или некоей экзотической смеси из обоих? Пока мы не выясним природу болезни, нам стоит сохранять большую осторожность в отношении способов ее излечения, которые мы рекламируем.