Живой представитель достославных предков

 

Перед вечером подошла из‑за мыса лодка Николая Ивановича Меншика.

Пинеженин неслышной своей походкой подошел к костру, а Тихон Егорович следовал за ним, усмехаясь.

Пинеженин молча снял свой древний колпак. Он удерживал в одной руке заступ и преогромнейшее копье, превышавшее его рост почти вдвое. За плечом висел лук, не превосходивший его роста, и колчан стрел сбоку. Василий с детским любопытством не сводил глаз с Николая Ивановича. Он испытывал невольное почтение к живому представителю достославных предков.

Ребята встретили его весело.

– Запоздали ради сих вещей, – Черемных осторожно вынул из карманов обломки пород. – Николай Иванович изрядно поработал.

– Вот спасибо!.. Ну, после ведерка пшенной кашки послушаем твою сказку дальше, Николай Иванович!

– Неужели вам интересны эти сказки? – спросил Сеня нарочито, как всегда.

– Очень интересны, – сказал Зырянов. – Может быть, сказка отражает историческую действительность. Представь только, что русские открыли Северный морской путь в шестнадцатом веке! И устроили сильную колонию на дальнем востоке Азии задолго до Ермака! К тому же мирным путем, если верить товарищу Меншику. Необычайно интересно!

– Мне верь, – успокоительно отозвался Меншик.

– Расскажите подробнее об этом, Николай Иванович.

– Зря вы сунулись к нам, папаша. Жалею я вас, – начал Сеня после ужина.

– Пошто? – спросил пинеженя озабоченно.

– Мы сами думали: курорт. Оказалось – никуда не годное меню. Скоро месяц, как мы не видели драмы.

Пинеженя внимательно слушал, озадаченный странными звуками как будто русской речи.

– Я не говорю также о культурных развлечениях, потому что не знаю, известно ли вам, что это такое: развлечения?

– Такое слово не пойму, – сказал Николай Иванович.

Пинеженя вглядывался в собеседников, и семь человек один за другим опустили глаза перед его прямым взглядом.

– Неславно пришлось вам, как только вы живы, – сказал древнерусский человек, и никто не решился угадать: всерьез или смеялся над ними. – А мы сызмальства привыкли обходиться, нам ничего. Слаще сахару ничего не ведаем.

– Ага, – сказал Тихон Егорович, – сахар все‑таки есть у вас.

– В Русском Устье кто достал кусочек за большие деньги, то уж к нему все шли посмотреть и лизнуть. А он не всем давал. Слизнете, скажет, самому посмотреть не останется. Старому‑то уж даст: старый лизнет – ему и помереть можно, сахар едал.

Все молчали, Сеня перестал зубоскалить.

– Торговый человек один сказал в Русском Устье: из человеческих и собачьих костей варят сахар.

Все молчали. Тихон Егорович вздохнул.

Пинеженя былинно повествовал:

– В Русском Устье пробовали из одних собачьих. Не сварился сахар. Велика Русь, – сказал он, заметив, что над ним смеются.

– Очень велика. Но вы, Николай Иваныч, не умаляйте себя, – сказал Василий почтительно. – Вы человек старинный – дорогой. В старом золоте меньше олова. Сказывайте вашу сказку.

– Ты верь, – убедительно сказал Николай Иванович, обратившись к Зырянову, – я говорю не мою сказку: от наших прадедов наследство. Прадеды получили верные сказки от до́сельных людей и нам вычитали слово в слово. Сказки наши писаны на берестах, рукою самого Тарутина Первова, а потом сына его Агафангела и правнуков, до Агафангела, отца Семена и прадеда Сени, вот этого. Ты, Агафангелов Семен, вернись в Русское жило́! Надо Сказку починить и продолжать.

– Почему вы называете «Русское жило», а не «Русское Устье»? – спросил Женя.

– Русское жило – это старое название Русского Устья, – сказал Зырянов.

– В Русском Устье начали службы справлять и сами вовсе чтение утратили. Какие были у них сказки, по безнадобности пожгли.

– Пожгли? – закричал Сеня.

– Почитать не умели, а топлива не хватает, – сказал пинеженя.

– Историю России пожгли! – сказал Сеня.

– А вы помните, что было в сказках? Вы их читали? – спросил Василий.

– На берестах писали, вот это старина! Мне бы почитать, – сказал Сеня. Он был смущен и обеспокоен и старался скрыть это. – Вы ведь тоже писали на берестах, Василий Игнатьевич.

– Ты бы ни слова не разобрал, чудак, – сказал Зырянов, – там письмо шестнадцатого века, хитрое.

– Хитрое, – подтвердил Николай Иванович.

– Значит, ты видел?

– Видел.

– В церковных книгах видел?

– Этого нет у нас.

Черемных подошел поближе.

– Церковных книг у вас нет? – сказал он. – Вот так сказка! Без книг все службы правят?.. Изустно, как вот ты сказку сказываешь?

– Не служат, – миролюбиво сказал Николай Иванович.

– Не служат службы? – сурово и строго сказал Черемных. – За что же попу деньги платите?

– Нет попа у нас, – совсем кротко сказал Николай Иванович.

– Зачем же церковь у вас? – гневно спросил Черемных.

– И церкви нет. В Сказке написано, что была когда‑то.

Черемных, негодуя, пошел мыть ведро. Он заметил, что ребята «скалят зубы».

– В каких же ты книгах видел старое письмо? – спросил Зырянов.

– В книгах не видел, а только на берестах, – сказал Меншик.

Зырянов удивился:

– В самом деле существуют эти бересты?.. И древним письмом писаны? Да они бы рассыпались за четыреста лет! Труха осталась от берестяной летописи, если такая была…

– А вот сберегли же, – с гордостью сказал Меншик.

– Тебе ученый человек, студент, говорит русским языком, пойми! – сердито заговорил Черемных, укрепив над костром чистое ведро с водой для утренней каши. – Не может существовать твоя летопись: место у вас сырое, бересты почернели.

– Береста воду любит, – с видом согласия и одобрения сказал Николай Иванович.

– «Береста воду любит»! – передразнил Черемных. – А чернила смылись? Ничего нет?..

– Тарутины умели писать без краски, – сказал Меншик.

– Опять сказка! Уж ты скажи, что без пера писали.

Николай Иванович подтвердил и это.

– Хо‑хо! – Черемных злорадно смеялся. – И много он написал таким действием? Избу доверху набил чистой берестой? Такая библиотека – на растопку!

Меншик поднял глаза на бригадира с неожиданным вниманием.

– Берестяную Сказку спалить? – спросил он с каким‑то устрашающим любопытством. – За это тебя самого бы!

– За это меня бы спалили в Русском жиле? – усмехнулся Черемных.

– Не за это, – сказал Меншик, не отнимая любопытных глаз от бригадира, – на это у тебя зубов не хватит. Да и скажу тебе, что Сказка наша неопалимая. А надо бы тебя скоптить на берестяном пламени за слово твое неслыханное. Потому – замах хуже удара, это и у вас говорят.

На это Черемных не нашелся что возразить и, смущенный, пошел прочь.

Николай Иванович не спеша заговорил:

– Я не читал Берестяную Сказку и пальчиком не коснулся. А только видел своими глазами.

Сеня опять перебил:

– Почему она неопалимая?

– Неопалимая – потому что мокрая береста не горит… Тогда малый я был. Дед и другие старики принесли Сказку в дом, откуда – не видел, спал я. Еще солнце только взошло; оно у нас поздно восходит.

Гневный взгляд Зырянова перенял Сенин вопрос и остановил его.

– Связки сложили на холодной, чистой половине. Много! Стали разбирать с хорошею молитвою и добрым словом поминали добрых вестников, предков Тарутиных, повестивших нам Берестяною Сказкою обо всех делах, что надо знать. Тарутина Первова, москвитина, его детей, внуков, потом и Аникеюшку‑мученика из их же рода, и всех предков летописателеи подряд благодарили и детям велели поминать и в старости завещать своим детям память и благодарность за Сказку.

Дед велел мне смотреть бересты. Я еще грамоты не знал. Дед сказал: «Ондрей Тарутин памятью ослаб и глазами остарел. Внука Семена услал в Мир. Сыну Агафангелу велел отпустить Семена. И нас лишил его памяти, у Семена в памяти вся была Сказка. А Сказку читать не все способны: достойных мало родится, и некому Сказку продержать. Грамоти узнаешь – будешь всю Сказку великую сам читать».

А я, малец, глянул: ух, велика Сказка!.. Выше моей головы сложены связки. Дед посмеялся: «И про нашу жизнь будешь писать новую Сказку. А пока неграмотен – будь памятен, я тебе вычитаю все, что было до нас. Очень нужно[5], – сказал, – помирать; и сперва вычитаю вам».

– Слушать не стоит, что он говорит. Сказка, – сказал Черемных, – да и нескладная: будто бы Ермак Тимофеевич – не первый завоеватель Сибири! Какие‑то пинежане забежали дорогу морем. Как это так?

– Вот и узнаем от Николая Ивановича, как это так.

На этот раз Меншик обиделся на грубость Черемных и сказал:

– Спать вам пора.

 

Глава 14