Османская империя, Крым и страны Восточной и Центральной Европы в конце XV В.

 

Отношения между Османской империей и Польско-литовским го­сударством на рубеже XV — XVI вв. складывались в условиях но­вой расстановки политических сил, когда Польша могла быть более спокойна за поведение Ордена, Чехии, а Османская империя имела основание рассчитывать на полное послушание и энергичную под­держку своего нового вассала — крымского хана.

Но сложность отношений между ними в этот период определялась не только их явным усилением, но также возросшей способностью Кракова и Стамбула воздействовать на ход международной жизни всего региона в нужном для них направлении. Если Ягеллоны для утверждения в Центральной Европе, для реализации черноморских планов стремились упрочить свои позиции на Балтике, в Чехии и в Венгрии, старались углубить сотрудничество с Большой ордой и с Молдавским княжеством, то Порта, имея в виду перспективу своего фронтального продвижения на север, добивалась ослабления соседей в данном регионе как прямыми вооруженными вторжения­ми на их территорию, так и практикой сталкивания государств Юго-Восточной и Центральной Европы друг с другом. Последнее дости­галось чаще всего методами «параллельного» поощрения их гегемо-нистских устремлений в данном регионе.

Особая сложность взаимоотношений Польско-литовского госу­дарства с новым для него противником — Османской империей и Кры­мом — состояла в том, что, осуществляя на деле единую, хорошо скоординированную политику, подчиненную общим, далеко идущим стратегическим целям, Порта и Крым формально представляли ее на международной арене (разумеется, по определенным тактическим соображениям) как политику разобщенную, лишенную будто бы внутренней согласованности и единства. Разумеется, такая особен­ность османо-крымской политики в данной части европейского конти­нента делала свое дело: она дезориентировала правящие круги всех государств региона, вводила в заблуждение и Ягеллонов, заставляя их считать мирные переговоры Польско-литовского государства с Пор-той основополагающими, доминирующими факторами тогдашней международной жизни, а реальные, порой крупномасштабные войны Крыма против этого государства рассматривать в качестве ми­молетных, случайных эпизодов, обусловленных будто бы только свое­волием крымских ханов. Гибко и умело используя эту двойствен­ность положения, Порта в одних случаях бросала в бой воинственный Крым, предлагая ему военным путем выравнивать силы восточно­европейских государств, в других случаях прибегала к средствам мирной дипломатии.

По отношению к Османской империи польский король вел себя сдержанно. Так, например, решение, принятое на Петрковском сейме в апреле 1477 г. о возможности проведения военных операций против Порты, не имело никаких практических последствий ¹.

Польско-литовское государство, стремившееся на рубеже 70 — 80-х годов развить достигнутые ранее успехи, столкнулось с двумя аспектами крымско-османской дипломатии: оно оказалось перед не­обходимостью вести в эти годы дипломатические переговоры с Портой об установлении «мирных», «добрососедских» отношений и в то же вре­мя вынуждено было считаться с фактами учащавшихся набегов крым­ских татар на юго-восточные его территории.

Поведение польского короля Казимира по отношению к Османской империи объяснялось, возможно, двумя особыми обстоятельствами, возникшими в конечном счете в результате того же «эффекта раздво­енности» османо-крымской политики в Восточной Европе. Одним из таких обстоятельств был довольно широко распространенный среди дипломатов ряда стран тогдашней Европы план использования Крым­ского ханства, а может быть Волжской орды, в вооруженной борьбе против Османской империи. План это выдвигался Венецией, в част­ности ее послом в Польше Контарини (1474), послом в Польше и в Волжской орде Я. Б. Тревизаном (1476), а также в ходе переговоров правителей Венецианской республики с представителем польского двора Каллимахом (начало 1477 г.)². Дело дошло до того, что в Ве­нецию были приглашены татарские послы, которые «выразили го­товность» выставить против Порты 200 тыс. войска. В ходе этих пе­реговоров речь шла не только о самой идее использовать ордынских татар против Османской империи, но и о возможности их прохожде­ния через территорию Польско-литовского государства якобы для последующего выступления против Порты. Разумеется, проект этот не мог быть реализован, а участие в его обсуждении татарских послов, их обещание выставить большую армию против османов указывало лишь на то, что они сознательно и умело вводили в заблуждение дипломатию ряда европейских стран. Тем не менее сам факт широкого об­суждения этого проекта осложнял подготовку Польши к активной борьбе против Османской империи.

Другим обстоятельством, остановившим на какое-то время на­ступательный порыв Казимира, было неожиданное предложение самого султана Мехмеда, во-первых, заключить польско-османский союз, направленный против Венгрии, а во-вторых, принять поддер­жку Порты в передаче венгерской короны одному из сыновей польско­го короля ³. Эти предложения учитывали значительную напряжен­ность тогдашних отношений Польши с Венгрией, Орденом и Римом и, возможно, были нацелены на то, чтобы спровоцировать вооружен­ный конфликт между Польшей и Венгрией. Как это ни парадоксаль­но, идея османо-польского союза нашла своих энергичных сторон­ников в лице Каллимаха и одного из видных руководителей тогдаш­ней польской дипломатии — 36. Олесницкого (младшего). Ими был составлен для короля специальный документ по данному поводу ⁴. Однако все эти рекомендации, несмотря на авторитет Каллимаха и 36. Олесницкого, не были приняты ни сеймом, ни королем Казими­ром. Тем не менее само появление такого проекта, его рассмотрение при польском дворе не могло не оказать влияния на ход подготовки Польши к войне против Османской империи.

Поставленный перед необходимостью выбора одного из двух вариантов внешней политики Польши — антиосманского и проосманского, отказываясь фактически от форсирования как одного, так и другого, Казимир вольно или невольно содействовал дости­жению желательных для него результатов. Ему удалось добиться «расположения» Рима, Венгрии и Ордена, которых беспокоили пер­спективы польско-османского сближения.

В то же время Османская империя, видимо, выжидая решения Кракова, сократила размах военно-политической активности против Польши.

В соответствии с политическим курсом Порты в Юго-Восточной Европе султан стремился добиться формального примирения как с Польшей, так и с Венгрией, что, по его расчетам, должно было соз­дать этим странам возможность заниматься не столько Османской империей, сколько друг другом и своими соседями. Эти расчеты сул­танской дипломатии себя оправдали. Заключив в 1479 г. компромис­сное соглашение, Корвин и Казимир встали на путь активизации сво­ей политики в иных направлениях. Корвин усилил свою борьбу с Им­перией Фридриха III за лидерство в Центральной Европе, а Казимир сосредоточил главное внимание на соперничестве с Московской Русью с целью укрепления своих позиций в Восточной Европе. Если между венгерским королем и Фридрихом открытая война началась в 1482 г., то между Польско-литовским государством и Москвой вооруженный конфликт мог возникнуть еще раньше. Этому способствовали многие обстоятельства.

Наступившая передышка на юго-западных и юго-восточных рубе­жах Польско-литовского государства предоставила Казимиру воз­можность уделить больше внимания положению дел в Восточной Европе, позволила обратиться к планам сотрудничества с Волжской ордой, направленным прежде всего против Москвы. В конце 70-х го­дов проходили интенсивные переговоры между Казимиром и пра­вителем Волжской орды ханом Ахматом по поводу организации сов­местного вооруженного выступления против Русского государства, заметно окрепшего после присоединения Великого Новгорода и ставшего меньше считаться с политическим престижем Большой ор­ды в Восточной Европе. Намечавшееся совместное ордыно-польское выступление против Русского государства было задумано как опе­рация большого военно-стратегического и политического масштаба. В случае его положительного исхода Волжская орда рассчитывала на восстановление своей власти над Северо-Восточной Русью, а вместе с тем и былого ордынского «великодержавия». Большие надежды, разумеется, возлагал на успех задуманной операции и Казимир, который надеялся добиться изменения соотношения сил в Восточной Европе в свою пользу, ослабления влияния Москвы на берегах Вол­хова и в так называемых «верховских» княжествах, а также ослабле­ния Крымского ханства, все чаще выступавшего послушным орудием политики Стамбула.

В реализации этих замыслов польско-литовская дипломатия боль­шие надежды возлагала во второй половине 1479 — первой половине 1480 г. на возможность пересмотра сложившихся ранее отношений между Великим Новгородом и Московским государством. С этой целью предполагалось форсировать нацеленное против Москвы со­трудничество Ливонского ордена, Польско-литовского государства с пролитовскими элементами на Волхове и запланированную под­держку антигосударственного заговора в Северо-Восточной Руси_т возглавляемого двумя братьями Ивана III — Борисом и Андреем Большим. Антимосковская направленность действий сторонников Казимира стала проявляться открыто в начале 1480 г. одновременно с выступлением Ливонского ордена против Пскова.

Однако эти антимосковские акции не были фактически поддержа­ны тогдашним главой Польско-литовского государства. Можно пред­положить, что в начале 1480 г. он был занят подготовкой к совместным с ханом Ахматом боевым действиям против Русского государства на р. Оке.

Хан Ахмат летом 1480 г., выполняя свой союзнический долг пе­ред Казимиром, с большим ордынским войском выступил к южным рубежам Русского государства. Ордынские войска заняли позиции на южных берегах р. Оки против Коломны, Серпухова, Тарусы; противостоявшие им русские армии расположились вдоль северного берега р. Оки. Между тем хан Ахмат не начинал решительного сра­жения, он ждал прихода армии польского короля Казимира. Но Ка­зимир не послал войска к Оке, проявив, как считают многие истори­ки, загадочную медлительность, трудно объяснимое нежелание вы­полнять взятые на себя союзнические обязательства.

Возможно, в данном случае большую роль сыграла одна особен­ность политики Османской империи в Юго-Восточной Европе. Дело в том, что, предложив Казимиру по тактическим соображениям мир и союз, османо-крымская дипломатия отнюдь не хотела содейство­вать реальному усилению Польско-литовского государства. Стре­мясь не допустить укрепления позиций Польши в Северном При­черноморье, Порта использовала не столько свои силы, сколько силы соседей Польши. Большое значение для реализации целей султана имел выбор благоприятного с военно-стратегической точки зрения момента, когда Польше, занятой на других театрах военных действий, можно было бы нанести удар в спину. Может быть, понимание этой специфики тогдашнего политического курса Порты и заставило поль­ского короля встать на путь отказа от активного участия в антимо­сковской кампании хана Ахмата.

Один из довоенных польских историков фиксировал три обстоя­тельства, оказавших, по его мнению, решающее влияние на полити­ку польского короля: во-первых, поступившая еще весной 1480 г. информация от молдавского господаря о возможности вторжения османов на южные территории Польско-литовского государства ⁵; во-вторых, усилившиеся диверсии крымских войск хана Менгли-Гирея на земли Подолии, Волыни и Киевщины; в-третьих, анти-ягеллонская деятельность киевских князей-заговорщиков, намере­вавшихся передать Москве значительные западнорусские террито­рии ⁶. Другие историки считали главной и едва ли не единственной причиной политической пассивности Казимира на востоке в 1480 г. тогдашние усобицы в Великом княжестве Литовском и заговор кня­зей Михаила Олельковича и Ивана Ольшанского. Но, признавая усобицы решающим условием пассивности короля, они в то же время рассматривали их как узколокальное движение, носившее лишь фамильно-династический характер; при этом они как бы игнорировали то обстоятельство, что династическая интрига маленького кружка князей литовско-русского происхождения вряд ли могла бы поло­мать политику столь большого государства, каким была тогда Поль­ша ⁷.

То, что усобицы и заговор не были мелким эпизодом внутриполи­тической борьбы фамильно-династического характера, а представляли собой достаточно масштабное общественно-политическое дви­жение, имевшее широкую поддержку как среди населения Подне-провья, так и определенных международных сил региона, подчерки­вается отношением ко всем этим событиям Русского государства, а также крымско-турецкой дипломатии.

Позиция Москвы в данном вопросе определялась не только наличием родственных связей Ивана III с Михаилом Олельковичем (они были двоюродными братьями: их матери — сестры) ⁸, но и исто­рически сложившимся отношением как населения Северо-Восточной Руси, так и православного населения Среднего Поднепровья к проб­леме восстановления целостности «Русской земли», воссоединения восточнославянских народов в рамках общей государственности, В Москве не могли не знать о широких масштабах всего этого дви­жения его «православной» направленности, выражавшей в то время историческую близость всех частей «Русской земли». Это подтвер­ждали не только переговоры московского правительства с киевскими князьями, замаскированные посредничеством этих князей в наме­чавшейся тогда женитьбе наследника московского престола в. кн. Ивана Ивановича на дочери молдавского господаря Штефана, но и факт бегства в Москву одного из князей-заговорщиков — кн. Ф. Вольского ⁹.

Осенью 1480 г. Менгли-Гирей организовал поход на южные ок­раины Польско-литовского государства, действуя в рамках наме­ченной Портой программы. А в октябре 1480 г. Менгли-Гирей уже дол­жен был принести «извинения» прибывшему в Крым польско-литов­скому послу Ивану Глинскому по поводу «тщетности» его, хана, попыток удержать крымских «лихих людей» от набега на Подольскую землю, набега, кстати сказать, осуществленного почти одновременно и с указанными выше переговорами Москвы, и с операциями хана Ахмата на р. Угре ¹⁰.

Но еще более значительным по своему военно-политическому эф­фекту был осуществленный Менгли-Гиреем в 1482 г. поход на Киевщину. Выполняя стратегическую задачу османо-крымской диплома­тии по ослаблению окрепшего тогда Польско-литовского государ­ства ¹¹, Менгли-Гирей в то же время стремился придать этому походу характер карательной экспедиции против тех, кто предал и не под­держал должным образом киевских князей. Поэтому Менгли-Гирей не только разорил Киев и ряд других центров Поднепровья, не толь­ко увел большой «ясырь», но и взял в плен воеводу Ивана Ходкевича, считавшегося чуть ли не основным виновником «разоблачения» князей. Показательно, что Менгли-Гирей, зная о характере отноше­ний Москвы с Киевом в 1480 г., все же счел нужным после набега на Киев в 1482 г. направить московскому князю дары — «символы» ив церковной утвари Софийского собора ¹².

Новый султан Баязид II, готовясь к предстоящим столкновениям с Польско-литовским государством, продолжал сотрудничать с пра­вительством Ивана III и улучшать отношения с венгерским коро­лем Матьяшем, которые до сих пор еще не были|урегулированы.

Венгрия в начале 80-х годов оказалась предметом особых забот султана, который стремился не только к фактическому, но и фор­мальному примирению с ней. Баязид хорошо видел, что Матьяш Корвин все больше втягивался в борьбу с императором Фридрихом III. В то же время Корвин не мог игнорировать присутствия сильного османского войска на пограничных с Венгрией балканских террито­риях, хорошо зная способность султанов наносить неожиданные уда­ры своим соседям в моменты их занятости на других театрах военных действий. Поэтому венгерский король, ведя время от времени сек­ретные переговоры со Стамбулом по поводу заключения формального перемирия, должен был создать впечатление своей готовности про­должать борьбу и на Балканском полуострове. Однако ход военных действий между венгерскими и османскими войсками не выходил за рамки локальных столкновений, не менял сложившегося тогда общего соотношения сил между Портой и Венгрией.

Вполне закономерными поэтому оказались проход османских войск через венгерскую территорию на австрийский театр военных действий в 1480 г., а также заключение в начале 1483 г. между Баязидом и Корвиным договора о пятилетнем перемирии ¹³. Договор явил­ся важным фактором в развитии всей международной жизни того времени. Об этом свидетельствует заключение почти одновременно договора Матьяша Корвина с другим тогдашним политическим парт­нером Порты — с Московской Русью. Начавшиеся на переломе 1482—1483 гг. переговоры по поводу московско-венгерского союза завершились зимой 1483/84 г. приездом в Буду московского посла Федора Курицына ¹⁴. Международное значение османо-венгерского и вснгеро-московского договоров 1482—1483 гг., их определенная политическая направленность подчеркивались тем, что поездка Фе­дора Курицына в Венгрию была совершена с ведома молдавского гос­подаря и крымского хана ¹⁵. Показательно также, что во время пере­говоров о союзе речь шла и о возможном предоставлении Ивану III королевской или даже императорской короны. Лнтиягеллопекая направленность этого предложения была очевидна ведущим госу­дарственным деятелям той поры. Фридрих III, например, прямо пи­сал Казимиру, что «союз Венгрии с Москвой угрожает не только ко­ролю [Польши] и цесарю, но и всему христианству», намекая тем самым, что этот союз был бы приемлем для Стамбула.

Не исключено, что в связи с этими важными дипломатическими переговорами Венгрии, Молдавского княжества и Москвы находил­ся и такой загадочный эпизод тогдашней идейно-политической жизни региона, как отъезд из Венгрии в Москву вместе с Ф. Курицыным «угрина Мартынко», сыгравшего в дальнейшем видную роль в фор мировании идеологии московско-новгородской ереси. Следует учитывать, что идеология так называемой московско-новгородской ере си конца XV в. отражала не только социальные противоречия фео­дальной России, но также строго ориентированные международные контакты ведущих участников этого сложного идейно-политического течения в тогдашнем русском обществе ¹⁶. Но как бы ни отражалась во внутриполитической Жизни Московского государства тогдашняя ориентация Ивана III на международной арене, положение страны в системе государств Центральной и Юго-Восточной Европы было в тот период довольно определенным. Сталкиваясь с фактом тесного сотрудничества Ягеллонов с Волжской ордой, правительство Ива­на III сохраняло свои политические контакты не только с Крымом и Портой, но и с находившимися теперь в мирных отношениях со Стамбулом Венгрией и Молдавским княжеством.

Такая расстановка политических сил в регионе оказывалась весь­ма благоприятной для Османской империи. Многое сделав для ее соз­дания, Порта спешила ею воспользоваться. Она стремилась к даль­нейшему упрочению своих позиций в Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европе, к расширению сферы своего влияния в данной части европейского континента. Перед ней стояли задачи ослабления сотрудничества Волжской орды и Польско-литовского государства, предотвращения торжества польского влияния в Молдавском княже­стве и захвата Польшей Килии и Аккермана, дальнейшего расши­рения зоны своего влияния на берегах Адриатики.

По-прежнему ее главным помощником в Восточной Европе вы­ступал крымский хан Менгли-Гирей. Он отражал атаки начавшей возрождаться Волжской орды, возглавляемой сыновьями Ахмата — Муртазой и Сейд-Махметом, продолжал требовать от Польши тер­риториальных уступок в Поднепровье и крупных денежных сумм на сооружение татарской крепости в Очакове ¹⁷. Когда эти требования были отклонены польской дипломатией, крымский хан возобновил вооруженные нападения на южные земли Польско-литовского госу­дарства. Набеги крымских войск на Поднепровье совпали по времени с крупнейшей операцией султана Баязида в Северном Причерно­морье, в частности с овладением османами важнейшими портами-крепостями Килией в устье Дуная и Аккерманом в устье Днестра.

Эти города, расположенные на территории Молдавского княже­ства, были тесно связаны с торговыми и политическими интересами Польско-литовского государства. И не удивительно поэтому, что Ос­манская империя, планируя данную операцию, имела в виду не толь­ко дальнейшее закрепление своих позиций в Молдавском княжестве, но и пресечение попыток Польско-литовского государства усилить здесь свое влияние.

Уже накануне кампании 1484 г. Казимир попытался, с одной сто­роны, снова направить острие наступательной политики Волжской орды против Крыма, а с другой — радикально изменить политиче­ский курс Менгли-Гирея, предложив ему через своего посла Пашко-вича вооруженное выступление против Москвы, а потом и против... самой Османской империи. Поэтому сравнительно небольшие поль­ско-литовские отряды готовились отражать атаки османов на Молдав­ское княжество ¹⁸. Однако все эти старания как молдавского госпо­даря, так и польского короля не дали результатов.

Противостоявшие друг другу силы оказались неравными. Осман­ская империя и Крым подготовились к кампании 1484 г. лучше своих противников. Уже весной у Адрианополя Баязидом II была собрана большая армия, одновременно был сформирован и значительный флот. Готовился к проведению этой акции и крымский хан Мепгли Гирей. В военных действиях должны были участвовать и военные отряды господаря Валахии. Сухопутные и морские силы Молдав­ского княжества явно уступали потенциалу Порты и ее сателлитов. Польско-литовское государство готовилось к открытому конфликту с султаном, но создать большую армию к лету 1484 г. явно не успе­вало, ограничившись лишь отправкой небольших отрядов к театру военных действий. В результате 14 июля 1484 г. после недолгой осады в руках Порты оказалась Килия, а 4 августа — Аккерман ¹⁹.

Турки укрепили крепости, обеспечив их политически надежным окружением: расположенные вокруг них территории были превра­щены в реайя, которые находились в прямом подчинении Порте ²⁰ и где располагались османские войска.

Потеря Килии и Белгорода была настолько ощутимой для Ягеллонов, что Казимир снова стал всерьез думать о вступлении в анти­османскую коалицию, о создании которой опять хлопотали Импе­рия, Венеция, римский папа Иннокентий VIII (1484—1492). В 1485 г. он предпринял даже попытку отвоевать у Порты упомянутые черно­морские города. Действуя с согласия сейма, польский король летом этого года направил войска Великого княжества Литовского в сто­рону Киева, а коронную 20-тысячную армию — в сторону Молдав­ского княжества. Одновременно он договорился с правителями Волж­ской орды Муртазой и Махмудом о выступлении против Крыма ²¹.

И хотя ход военных действий оказался в целом мало благоприят­ным для османо-крымской стороны (в Молдавском княжестве султан не достиг успеха, татарские войска потерпели поражение под Копы-стнганом (около Брацлава), а само Крымское ханство вынуждено было обороняться от набега Орды, хотя и не сокрушившего ханства, тем не менее позволившего ордынцам кочевать некоторое время в Нижнем Поднепровье), общая военно-стратегическая обстановка в регионе, возникшая после 1484 г., осталась неизменной: вся полоса черноморского побережья от устья Днепра до устья Дуная находи­лась под контролем Порты и Крыма, здесь обосновывались много­численные османские гарнизоны, происходило заселение выход­цами из Крыма (так вскоре сформировалась Буджакская Орда) ²².

Такая политическая ситуация в регионе ставила перед Казими­ром дилемму: либо он должен был продолжать активную борьбу про­тив султана, содействуя созданию широкой коалиции держав, ко­торая могла бы противостоять не только Порте, но и ее тогдашнему партнеру Венгрии (об этом велись откровенные переговоры летом 1486 г. в Венеции) ²³, либо должен был искать временного соглашения с Османской империей, мирясь, таким образом, с происшедшими сдви­гами в отношениях между двумя государствами. Поскольку попытки создания антиосманской коалиции оказались безрезультатными, а Венеция даже согласилась посредничать в польско-османских пе­реговорах по поводу заключения мира, Казимир пошел по второму пути ²⁴.

В сущности обе соперничавшие друг с другом державы склоня­лись к тому, чтобы зафиксировать сложившееся соотношение сил между ними в форме заключения договора о «перемирии» (1486). Хотя уже в 1487 г. с обеих сторон были предприняты попытки его пере­смотра (крымцы опять совершили набег на Лодолию, а коронные войска выступили в направлении Крыма ²⁵), тем не менее наметив­шаяся тенденция политической жизни региона взяла верх. Проис­ходивший в 1487—1488 гг. обмен посольствами (в Стамбул были на­правлены сначала М. Вроцимовский и Каллимах, а потом Н. Фирлей) привел в конце концов к подписанию мирного договора между Османской империей и Польшей (23 марта 1489 г.) ²⁶.

Среди причин, обусловивших заключение договора, было не толь­ко понятное стремление Порты закрепить достигнутые результаты в Северном Причерноморье и нижнем Дунае, исключить на время возможность контрнаступления со стороны Польши. Большую роль сыграло и желание самого Казимира добиться передышки в борьбе с султаном, желание, разумеется, вынужденное, поскольку тогда внешнеполитические позиции Польско-литовского государства ока­зались несколько ослабленными как на западных, так и на восточных его рубежах. План создания антиосманской коалиции не удавал­ся, соперничество с Венгрией усиливалось, несмотря на ее заня­тость вооруженной борьбой с Австрией. Что касалось положения дел в Восточной Европе, то здесь, во-первых, не прекращались атаки крымских татар (большой набег был совершен на Киев и Люблин уже в 1489 г.), а во-вторых, тогда же (в 1486—1489 гг.) возникли трения с Волжской ордой, которая, возможно, из-за неурожая и голода в Поволжье посылала часть своего населения кочевать не только в Перекопские степи, но и на земли Поднепровья (в районе Ворсклы происходили даже бои между ордынскими и польско-ли­товскими войсками) ²⁷.

Другими важными событиями, осложнившими международную обстановку в восточноевропейском регионе, были московско-литов­ская война (1487—1494), а также подчинение Москве Казанского ханства в 1487 г.²⁸.

Таким образом, в конце 80-х годов было достигнуто формальное примирение между Османской империей и Польско-литовским го­сударством, однако реальные их отношения продолжали оставаться весьма напряженными: на окраины Польши и Литвы совершали на­беги войска крымского хана, послушного вассала Порты, продолжа­лось соперничество на нижнем Дунае Османской империи, Польши и Венгрии, напряженное положение дел оставалось в Молдавском княжестве.

После занятия османами Килии и Аккермана молдавский госпо­дарь Штефан счел возможным уже в 1485 г. вновь принести присягу польскому королю. Господарь продолжал поддерживать самые тес­ные отношения с Крымом и Портой, со своим новым родственником Иваном III, а также с венгерским королем. Уже в 1489 г. он принес присягу и Матьяшу Корвину. Подобная дипломатия молдавского господаря, допускавшая синхронные политические связи с враждо­вавшими друг с другом державами, должна рассматриваться как «равнодействующая» дипломатических усилий многих государств региона, как органическая составная часть международной жизни того времени. Такой подход к внешнеполитическим акциям Штефаца позволяет объективно выявить место и роль Молдавского княжества в развитии международных событий той эпохи ²⁹.

Добившись в ходе наступательных операций середины 80-х годов значительных успехов в Северном Причерноморье и на нижнем Ду­нае, заключив с Казимиром мирный договор (1486—1489), Османская империя тем самым остановила продвижение Польско-литовского государства на юг. Порта смогла это сделать не только потому, что ее флот оказался способным овладеть Килией и Аккерманом, но еще и потому, что своей изощренной дипломатией она сумела предот­вратить возможность контрнаступления Ягеллонов в этом направ­лении. В частности. Османская империя вместе с Крымом умело ис­пользовала антиягеллонские настроения Ивана III, оказав ему под­держку как в борьбе с Волжской ордой, так и с самим Казимиром. Кроме того, Порта осуществляла хорошо продуманную политику в отношении Венгрии, поощряя гегемонистские замыслы Матьяша Корвииа в Центральной Европе, направленные как против Ягел­лонов, так и против Габсбургов.

Корвш, опираясь на определенную заинтересованность венгер­ских феодалов, выдвигал программу создания обширного много­национального государства под эгидой правящего дома Хуньяди. Он подчеркивал исторические «права» Венгерского королевства на хорватские и словацкие земли, имел виды на чешскую корону, не упускал из виду зозможности территориальных приобретений за счет Австрии и даже вел против нее войну (1482—1487), а в дальней­шем имел в виду и получение императорской короны³⁰. Стараясь не допустить усиления державы Ягеллонов, Матьяш Корвин поддержи­вал тесные дипломатические контакты с Московской Русью, пред­лагал Ивану III программу дальнейшего сотрудничества ³¹. Эти ши­рокие политические замыслы Корвина в Центральной Европе были не только хорошо известны Османской империи, но и умело ею исполь­зованы. Порта считала нужным поощрять эти замыслы Корвина, что­бы таким путем создавать необходимую для нее политическую на­пряженность в регионе, выгодную расстановку сил. Османская импе­рия одобрялавенгеро-австрийскую войну (даже сама вела боевые опе­рации против Австрии) и поддерживала венгеро-московские политические контакты, направленные прежде всего против Ягел­лонов ³².

Таким образом, Османская империя, заключив мир с Польским государством, делала все зависящее, чтобы противопоставить ему противников как в Западной, так и в Восточной Европе.

Тем не менее Ягеллоны отнюдь не отказывались от намеченных планов в Юго-Восточной, Центральной и Восточной Европе. Поль­ско-литовское государство, несмотря на возникшие в середине 80-х го­дов внешнеполитические трудности, продолжало отстаивать свои концепции перестройки международных отношений региона.

Ягеллоны не Скрывали стремления создать широкую антиосман­скую коалицию в!составе Польши, Венеции, Империи при поддержке папы Иннокентия VIII, намерений вернуть утраченные позиции на Черном море, не утаивали и претензий на венгерскую корону. В их пла­ны входило, разумеемся, не номинальное обладание венгерским пре­столом, а осуществление реальной унии Польши и Венгрии, обеспе­чение Кракову ведущей роли в намечавшемся сотрудничестве двух феодальных государств ³³. В правящих кругах Польско-литовского государства в этот период появились политические концепции о воз­можности осуществления черноморской программы Ягеллонов в тес­ной связи с реализацией их планов польско-чешско-венгерской унии. В Польско-литовском государстве существовали сторонники появ­ления на венгерском престоле одного из сыновей Казимира (прежде всего Яна Ольбрахта).

Борьба Казимира за венгерскую корону была борьбой за созда­ние под эгидой Кракова сильного многонационального объединения, нацеленного не только на консолидацию Польско-литовского госу­дарства с Венгрией и Чехией, но и на выход его к берегам Черного моря, на установление контроля Ягеллонов над обширными территориями Северного Причерноморья, на колонизацию этих земель прежде всего польскими феодалами.

Эта борьба приобрела совершенно конкретные формы после смер­ти Матьяша Корвина (1490). Не без вмешательства вешних сил, а также не без участия различных феодальных группировок в самой Венгрии борьба за венгерскую корону развернулась между двумя Ягеллонами: Яном Ольбрахтом и Владиславом, являвшимся с 1471 г. чешским королем. В пользу Яна Ольбрахта высказались пре­имущественно средние и мелкие феодалы Венгрии, заинтересованные в колонизации отвоеванных у Порты земель. Яна Ольбрахта под­держали также трансильванский князь Иштван Батори и видный венгерский военачальник Балаж Мадьяр. На стороне Владислава выступил венгерский магнат Иштван Запольяи, за которым не без поддержки вдовы Матьяша Корвина пошли чуть ли не все остальные венгерские магнаты. Нельзя при этом упускать из виду и того об­стоятельства, что Иштван Запольяи выступал противником Габс­бургов и вел в Австрии открытую войну против Максимилиана ³⁴. В этой сложной политической обстановке произошло «избрание» двух венгерских королей. 7 июня 1490 г., при явной поддержке Кракова, венгерским королем был провозглашен Ян Ольбрахт, а 15 июля главой королевства Венгрии был объявлен король Чехии Владислав (Уласло II). На ход начавшейся между двумя венгер­скими «королями»-братьями борьбы (главным театром которой стал тогда район г. Кошице) вскоре стал оказывать весьма существенное воздействие новый фактор международной жизни региона — Габс­бурги стремились решить вопрос о дальнейшей судьбе венгерской короны в свою пользу. На венгерский престол стал открыто претен­довать «римский король» Максимилиан Габсбург, наиболее вероят­ный преемник императора Фридриха III. I

Габсбурги, естественно, видели в правящих домах Польши и Венгрии своих прямых конкурентов, выдвигавших в тот период ши­рокие «геополитические» планы. Но если в середину 80-х годов Габс­бургам явно не везло в борьбе с венгерским королём, сумевшим ис­пользовать возникший тогда османо-польский спор из-за Килии и Аккермана (как известно, Корвину удалось в ходе войны 1432— 1487 гг. даже овладеть Веной), то в начале 90-х годов Максимилиан Габсбург, ставший фактическим правителем Империи при старевшем Фридрихе III, решил взять реванш. Воспользовавшись обстановкой, сложившейся после смерти Корвина, он не только вернул себе Вену (19 августа 1490 г.), но и перешел в контрнаступление против пре­успевших на венгерской земле Ягеллонов, а также против сильной группировки венгерских феодалов, оказавшей поддержку Владис­лаву Ягеллону при его избрании на венгерский престол. Рассчиты­вая на обладание венгерской короной, Максимилиан продолжал ве­сти военные действия, в ходе которых овладел Будой (17 ноября 1490 г.) ³⁵.

В сложившихся условиях Казимир должен был пожертвовать кандидатурой Я. Ольбрахта ради того, чтобы сохранить Венгрию для дома Ягеллонов. Отказ Кракова от участия в борьбе двух братьев довольно скоро привел к заключению мира между ними (Кошиц-кий мир 20 февраля 1491 г.), в силу которого вся Венгрия достава­лась Владиславу Ягеллону, а не Максимилиану Габсбургу ³⁶.

Однако на пути реализации планов польского короля скоро ста­ли возникать новые трудности. Уже в ноябре 1491 г. новый венгер­ский король Владислав (Уласло II) должен был заключить в Пресбурге мирный договор с Габсбургами, по которому отвоеванные ра­нее королем Матьяшем австрийские земли возвращались Империи, Австрия получала контрибуцию в размере 100 тыс. венгерских гуль­денов, а также устанавливался порядок передачи венгерской короны в случае бездетной смерти Владислава не Ягеллонам, а Габсбургам³⁷. Намеченное договором 1491 г. примирение Габсбургов с Ягел­лонами оказалось весьма относительным. Занятый затяжной борь­бой с Францией (главным образом из-за сфер влияния на Апеннин­ском полуострове), Максимилиан в то же время внимательно следил за позицией Ягеллонов в Центральной и Юго-Восточной Европе, тем более что последние уже добились большого успеха в Венгрии и Чехии, а также встали на путь сближения с Францией³⁸. В этих условиях Габсбурги стремились не только изолировать Польшу на международной арене, противодействовать планам польско-венгеро-чешской унии, но и расшатать Польско-литовское госу­дарство изнутри путем поощрения сепаратизма Ордена, Мазовии и самого Великого княжества Литовского, навязывания рад<