Человек, которого исцелила злоба собственного слуги

 

Мой сосед заболел. Он потратил все свое состояние на врачей, по никто не мог его исцелить. Долетел до него слух:

— Есть в городе Ширазе врач. Стоит ему увидеть больного, и оп тотчас же распознает болезнь. Если больной не безнадежен, он прописывает лекарства и велит их принимать, и тот, кто принимает их, непременно выздоравливает. Но если больной безнадежен, врач отворачивается от него и не говорит ему ни слова.

Услыхав об этом, мой сосед взял с собою слугу, отправился в путь и пришел к врачу. Врач, увидев его, поспешно отвернулся и не промолвил ни слова. Больной совсем ослабел и сказал слуге:

— Ты и сам знаешь, чего я только не перепробовал, по нет мне исцеления, приходится умирать. Ступай купи кислого молока, душа просит, поем и умру.

Слуга отвел больного в какой-то сад и уложил. Купил кислого молока, дал ему поесть, но больной не мог съесть всего. То, что осталось, он отдал слуге и приказал сохранить. Слуга поставил молоко тут же под деревом. Больной уснул, слуга же бодрствовал. В это время приползла ехидна, сунула голову в миску с молоком и съела все дочиста. Слуга со страху не решился ее прогнать. Ехидна изрыгнула все обратно и скрылась. Слуге этому надоел больной хозяин, и он подумал: Умрет, если поест, и я буду свободен».

Проснувшись, больной спросил кислого молока. Слуга подал. Он съел все, что было, и даже облизал миску. Ударило его в пот, и он исцелился. Проснулся, встал здоровый, все у него прошло. Он сказал слуге:

— Пойдем-ка, надо побранить того врача. Он считал, что я умру, а я выздоровел без лекарства.

Когда они пришли к врачу, тот сразу, не дав ему открыть рот, осыпал его бранью и сказал так:

— Да ты же поел змеиной блевотины, оттого и выздоровел. Кто тебе ее дал?

Тот человек ответил:

— Что ты болтаешь? Ты просто невежда и не угадал моей болезни.

Стали они спорить. Тогда выступил вперед слуга и во всем сознался. Врач сказал:

— Я тотчас же понял, что исцелить тебя можно только блевотиной ехидны. Но что было мне делать, брат? Я не мог поймать ехидну, и если бы даже поймал, как заставить ее блевать? Но вот бог по милосердию своему послал се тебе, и ты выздоровел!

Десятый рассказал:

 

ВРАЧ, КОТОРЫЙ ИСЦЕЛИЛ ОТ ГРИБКА

 

Позвал меня повелитель Курдистана. Его мать была уже старая женщина, и к тому же мне сказали, что она двадцать лет больна и ни один врач не мог ее исцелить.

Пошел я к ней и увидел, что больная очень слаба. Она была истощена, силы иссякли, плоть опала, она пожелтела, не переваривала пищу, не могла ходить, и даже говорить си было тяжело. Но понимала она еще все как следует. Я исследовал ее и впал в великую тревогу. После долгих размышлений я нашел источник болезни: на печени у нее развился грибок, он и довел ее до этого. Я не знал, что делать, был очень озабочен и сказал:

— У нее болезнь, которую трудно излечить, даже если бы она и не была в летах. Но я попробую свое искусство, и да поможет нам бог!

Все согласились. Тогда я обил баню войлоком, завесил изнутри коврами, чтобы не проникало ни малейшее дуновение и чтобы не уходил пар. Ввел туда больную, дал ей снотворное средство и уложил. Разрезал живот, вынул внутренности. Срезал грибки на печени и повсюду в теле, где они были, смазал лекарствами и влил различные масла. Затем вложил внутренности обратно, на свое место, зашил живот и крепко перевязал. Когда она пробудилась, я стал укреплять ее лекарствами. Она выздоровела, пополнела, пришла в силу. Все восхваляли мое искусство и превозносили меня.

Все то время, которое я там оставался, они увеселяли меня, устраивали пиры и развлекали хорошими рассказами. И вот я отправился дальше.

 

ЧЕЛОВЕК С КАМНЕМ

 

Шел я по знойной долине. Миновав ее, увидел крутой склон. Какой-то человек спустился, взвалил на спину большой круглый камень, поднялся па гору и скатил камень вниз. Потом снова спустился, взял камень, втащил наверх и опять скатился вниз. Втаскивая камень на гору, он тяжело вздыхал, скатывая же под гору, громко смеялся. Я спросил его:

— О брат, зачем ты так надрываешься, а потом смеешься?

Он ответил:

— Благодаря этому камню я переживаю и горе и радость. Я владею всего-навсего ничтожным камнем, а мои горе и радость безмерно велики. Многие владеют тысячами золотых слитков с этот камень, но они лежат втуне, * не принося им ни горя, ни радости.

Мне это поправилось. Как прекрасно он сказал такими скупыми и простыми словами!

Затем я покинул его.

 

УГОЩЕНИЕ ДВУМЯ ХЛЕБАМИ

 

Пришел я к источнику. Двое каких-то людей пили воду. Они обрадовались, увидев меня. Сели поесть. Еды у них было всего два хлеба. Посадили и меня с собою. Каждый взял себе по хлебу, У меня же ничего не было. Один отломил мне половину своего хлеба, и другой отломил половину. Таким образом хлеба у меня оказалось больше, чем у них. Мы поели, однако они не насытились и рассердились па меня.

— Он нас провел! Нам па двоих достался один хлеб, а он съел целый.

Как было двоим не одолеть одного! Они схватили меня, связали и дали сто палочных ударов. Откуда мог я ждать помощи? Я то умолял их, то говорил всякую всячину, по они не вняли моим мольбам. Я сказал:

— Пусть так же поступит с вами тот, у кого вы будете в гостях!

Они бросили меня связанным и поспешно скрылись.

Подошел какой-то сердобольный человек и спросил, что со мною приключилось? я рассказал все, как было. Он начал так:

— О брат, я дам тебе в поучение пять заповедей, запомни их:

не доверяйся сердцем невежественному человеку;

не проявляй слабости перед дерзким;

будь во всякое время осторожен, даже в собственном доме;

не ходи в гости к голодному;

не принимай подарков от бедняка.

Я сердечно поблагодарил его. Он освободил меня и сказал:

— Многих еще обманули эти люди.

Снабдил меня пищей и удалился. И мне тоже незачем было оставаться там дольше.

 

ДЖИЗИ-ГУРГЕН

 

Покинул я те места и пришел к морю. Сел на корабль. Поднялся ветер, корабль разбился, все утонули вместе — со своим добром. Один я спасся па доске, и носило меня по морю семь дней и семь ночей.

На восьмой день волны выкинули меня на берег.

Истомленный, разбитый плаванием по бурному морю, я встал и побрел. Взошел на холм, стал глядеть. Была зима, лежал глубокий, до колен, снег. Пришел я в одну местность, где надеялся найти жилье. Хотелось есть.

Вижу, идет человек необычайной красоты, могучий, сильный. На нем были только исподние и рубаха из тонкого полотна, и ничего больше. Он шел с обнаженной головой, босой, с засученными до локтей рукавами. Рубашку стягивал золотой пояс, за поясом торчали две стрелы. В руках у него был лук. Он подошел, взглянул на меня и догадался, что я чужестранец; стал меня расспрашивать. И я обо всем ему поведал. Оп сказал:

— Зовут меня Джизи-Гурген, ступай по тропе, по которой я пришел, и дойдешь до поселения. Скажи от моего имени: «Примите как следует этого человека, пока я не возвращусь».

И пошел своей дорогой.

Я направился по тон тропе и пришел в большой, красивый город. Как только я назвал имя Джизи-Гургена, жители вышли мне навстречу и внимали мне так, как если бы я был их господином. Они хорошо приняли меня, обогрели, угостили и всячески услаждали.

Вечером возвратился Джпзи-Гурген. Он убил оленя и притащил его на спине; сбросив его у двери, вошел в дом, облачился в нарядную одежду, И когда он уселся рядом со мною, я увидел, что это человек именитый и достойный почитания. Две недели покоил он меня и услаждал; затем сказал:

— Следуй за мною, я покажу тебе мой дом и весь его распорядок.

Я встал и пошел за ним. Он водил меня по множеству разнообразных покоев, каждый из них был искусно y6paн.

Oн провел меня открытыми галереями к большому водоему. В нем была холодная вода и лежал лед. В этом водоеме я увидел детей — были тут младенцы месячные, трехмесячные и постарше, дети годовалые, двух- и трехлетки. Одни ходили, другие лежали. Когда мы вышли, я спросил его:

— Не погибнут ли дети от холода? Он ответил:

— Смерть в руке божьей. Если им суждено умереть, они умрут даже в бане. Предки приучали к этому наше тело, и мы поступаем так же. Кто умрет, пускай умирает, а кто выживет, тот станет таким вот юношей, каким ты меня давеча увидел. Я изумился.

Мы вышли оттуда, и он ввел меня в другую палату. Поистине прекрасна была эта палата. Посредине стоял серебряный столб. Золотая цепь была прикреплена одним концом к этому столбу, а к другому ее концу был прикован какой-то старец. Цепь была такая длинная, что узник мог свободно передвигаться по всей палате и переходить в соседнюю. В той другой палате стояли — в одном месте кровать, в другом стол, уставленный всякого рода яствами, в третьем вино, шахматы и нарды. Тот человек мог делать все, что ему вздумается, — пить, есть, спать, развлекаться.

Я спросил моего хозяина:

— Кто это? Он ответил:

— Мой отец. Я сказал:

— Зачем же ты посадил его на цепь? Он ответил:

— О брат, когда человек старится, разум его слабеет, в он склонен обижать людей,

В этой стране злой народ, никто отцу не уступит, и я тоже не уступлю противнику, — последует ссора, ссоры приводят к убийствам. Отец окружен всяческим баловством, он только прикован к месту. А тут пускай делает все, что ему угодно!

Повел он меня оттуда в другой роскошный покой и усадил; позвал и вошла прекрасная женщина, подобной. мне не приходилось видеть в жизни; поистине она была необычайно красива и станом схожа с кипарисом. На ней было много драгоценных камней и жемчуга. На золотой цепочке, украшенной драгоценными камнями и жемчугом и смыкавшейся вокруг ее головы, она волочила но полу что-то круглое.

Я уже не спрашивал, кто она, — понял, что близкая ему. Он сказал мне:

— Это моя жена, а волочит она человечью голову. Я спросил;

— Зачем же она ее волочит? Он ответил:

— Однажды я неожиданно вошел к ней. Она держала в объятиях этого человека и говорила ему: «Хоть бы никто не разлучил меня с тобою».[2]

Предать ее смерти я не мог — ты видишь сам, как она прекрасна. Ум ее превосходит красоту, никто не обладает такими знаниями и умением вести себя. Я ее пощадил, но тому человеку отрубил голову, оправил ее в золото и приковал к ней, исполнив ее желание. Да не разлучит их господь! Да будет эта голова на всю жизнь прикована к пей!

Затем он сказал мне;

— Не осуждай меня за то, что я открыл тебе свой позор. Если бы я не открылся тебе, ты, чужестранец, не мог бы рассказать в чужой стране о чужих делах и правах.

Он дал мне пятьсот плури и проводника, посадил на корабль и отпустил. Я отправился дальше.

 

Прибыл я в страну, которая называется Дидора, — там обитает очень хороший, добрый народ, но в этой стране никто не говорит правды, все там лжецы — и стар и млад.

Повели меня к царю. У него я и остался. Никто не смел говорить правду, а если кто-нибудь говорил, это — считалось превеликим позором.

Царь устроил нам пир, и во время пира стали рассказывать охотничьи истории.

Рассказал один вельможа:

 

СОКОЛ И ЖУРАВЛЬ

 

Спустил я сокола на журавля. Сокол схватил журавля и сбил на землю. Подбежал я, вижу — сокол без головы, и сказал:

Неужели журавль оторвал ему голову?

Стал искать — и не нашел; заглянул в колпачок сокола—голова была в колпачке. Оказалось, подкидывая сокола, я забыл распустить завязки колпачка и так сильно размахнулся, что сам же оторвал ему голову. Но мой сокол был до того хорош, что и без головы сбил журавля и только после этого умер.

Другой рассказал:

 

СЛЕПОЙ ГЕПАРД

 

Был у меня гепард, доставшийся мне от отца, он без промаха брал какую угодно дичь. Случилось, что гепард заболел и ослеп. Меня это очень огорчило, но вылечить его никак не удавалось. Тяжело мне было терять его, нигде нельзя было найти подобного. Один человек сказал мне:

— Привяжи ему на голову кошку и натрави на дичь. Кошка будет смотреть, а гепард ловить.

Я послушался, и с тех пор не было случая, чтобы дичь ускользнула от него.

Третий рассказал:

 

ОСЫ

 

А я могу натаскать осу так. что она схватит на лету не только журавля, но и пеликана.

Сначала это вызвало всеобщее одобрение, но затем стали спрашивать:

— Как же это так? Он отвечал:

— Я их сначала натаскиваю, затем сажаю в камыши и спускаю, как только послышится журавлиный крик. Две осы разом взвиваются в вышину. Одна жалит журавля в один глаз, другая — в другой. Журавль слепнет и падает на землю.

Везир рассердился и решился заявить царю:

— Разве пристало тебе слушать такие неподобные речи? Поистине возможно только одно: есть такая муха-овод, она в самом деле может одолеть журавля — доведет его до изнеможения, точно быка на току, и собьет на землю.

Клянусь твоей головой, тебе не следовало бы терпеть при себе подобного человека.

Следующий рассказал:

 

ФАЗАН И ПЛЕТЬ

 

Как-то я охотился. Взлетел фазан-самец; я спустил на него сокола. Потом взлетела самка. У меня ничего не было под руками, и я швырнул в нее плеть. Фазаниха угодила головой в петлю, что у рукоятки, и улетела вместе с плетью.

В следующем году бродил я по тем же местам и увидел фазаниху: она учила птенцов летать, и у каждого из них па шее болталась маленькая плеточка.

Врач рассказал:

 

СКОВОГОДЫ ВМЕСТО ГОЛОВ

 

В охоте я ничего не смыслю. Но случилось вот что… Был я врачом при армянском паре. Однажды, когда я сидел у него, привели какого-то преступника. Царь приказал отрубить ему голову. Я попросил обождать; приготовил тут же лекарство и, когда тому человеку отрубили голову, влил лекарство в глотку и прикрепил к шее сковороду.

Человек не умер, по вместо головы у него была сковорода. После обезглавления он произвел на свет не то троих, не то четверых детей — все безголовые, а вместо голов у них были маленькие сковородочки.

Везир рассказал: