Первые опыты переделки человека

 

«Энтузиазм “прогресса” – низводить небо на

Землю по воле человека и самому возвышаться над землей»

Е. А. Авдеенко

 

 

 

Строящаяся «новая мировая цивилизация» представляет собой в реальности лишь завершающий этап утверждения того общественного устройства, которое создает по своему разумению и своими собственными силами человек, отвергнувший или поставивший себя вместо Бога и идущий по пути «эволюции» и «прогресса». Цивилизация как таковая берет свое начало от Каина, который был первым из «детей дьявола», чья деятельность, как пишет наш богослов Е.А.Авдеенко, происходила «независимо от богопочитания», «независимо от почитания отцов» и «в отрыве от органических начал жизни – земли и почвы», то есть без Бога, без отца и отечества. «Цивилизация есть деятельность, изначально несущая в себе установку на созидание целостного рукотворного мира. Начало цивилизации – всегда “город”. Первая форма цивилизации – город Каина. Последняя в мировой истории форма цивилизации – город, распространяющий себя на всю землю. Первая цивилизация – каинская. Последняя цивилизация – “Вавилон” (Вавилонская башня и современный глобализм)»2. Именно от Каина ведет свое начало разделение человеческого общества на Церковь – богочеловечество и антицерковное общество – цивилизацию.

«Цивилизация, – указывал В.Н.Лосский, – это огромная попытка восполнить отсутствие Бога. В цивилизации люди стараются забыть Бога или заменить Его: забыть в ковке металлов, отдав себя в плен земной тяжести и сообщаемому ею непроницаемому могуществу…, или же заменить Его праздником искусства, томительным утешением музыки…»3.

 

 

Этот богоборческий дух устроенной на человеческих началах цивилизации особенно явно воплощается сегодня в архитектуре постмодерна, воспроизводящей известную «башню до неба и от неба», о которой В.Н.Лосский писал: «Вавилонская башня – это узурпаторский прорыв безбожной цивилизации, единство только человеческое в своем чисто земном вожделении завоевать небо. Так, восточные сакральные цивилизации воздвигали свои зиккураты, эти храмы, этажи которых символизировали, по‑видимому, те внутренние ступени, по которым должен был методически восходить посвященный. Вавилонская башня типична для этих архаических примеров, но и превосходит их; она актуальна по сей день»4.

 

 

Но главное здесь – это внутренний мир строителей башни. Если Каин и каинитяне были осознанными богоборцами, противопоставлявшими себя воле Божьей, то строители Вавилона стремились заместить собой Бога, заместить Его волю и на земле, и на небе и поставить себя в центр мира – с помощью науки познать небесное и низвести небо на землю по воле человека. В этом суть «прогресса».

Однако, как пишет Е.А.Авдеенко, хотя «исходный импульс у них различный, в конечной точке они совпадают: отречься от “Адама”… Дух “Каина” и дух “Вавилона” сошлись и срослись в одной точке: я не хочу быть “адам”»5. Их главный внутренний помысел – избавиться от образа Божия, воспринимаемого как ограничение их свободы, изменить свою человеческую природу, создать «нового человека», и в этом смысле их можно считать первыми трансгуманистами.

Но если человек отрекается от образа Божия, он поклоняется «образу зверя». Одни это делают осознанно, другие – нет, но и те, и другие борются с Церковью.

Именно этим духом проникнуты те идеи, которые лежат в основе мировоззрения современных хозяев мира. Оно уходит своими корнями в пантеистические системы иудейской каббалы, египетских верований, индуистской философии, пифагореизма, платонизма, герметизма и других оккультно‑эзотерических учений, наибольшее влиятельным из которых оказался гностицизм. Последний, будучи результатом смешения восточных религий и иудейской каббалы с античной философией, отличался от других синкретических учений тем, что выдавал себя за эзотерическое учение Христа, что и представляло, и представляет сегодня наибольшую опасность.

Он не имеет единой стройной концепции, но при всем разнообразии его форм и наименований, при всей текучести и смутности его представлений, мы можем выделить определенную устойчивую матрицу, ключевыми положениями которой являются следующие.

Во‑первых, это противопоставление двух миров: духовного мира света, знания и добра, с одной стороны, и вещного, видимого мира тьмы, неведения и зла, воплощенного в материи, – с другой. Мир света представлен безличным Первоначалом, порождающим сложную иерархию духовных сил – эонов, один из которых (София), соблазненный своеволием, отпадает и порождает создателя материального мира – порочного и невежественного демиурга, существа низшего по сравнению с эонами. То есть мир произошел из‑за ошибки, его создатель и есть источник зла. Соответственно и человек понимается как заключенная в темницу тела частица или искра божественной Плеромы, как духовная андрогинная сущность, которая не несет в себе никакого первородного греха и целью жизни которой является избавление от уз материи и слияние (растворение) с полнотой божественного бытия.

Во‑вторых, путь к спасению – это раскрытие в себе божественного элемента, выявляемого с помощью мистического «спасительного знания» – гносиса, принесенного на землю одним из эонов – Христом. Таким образом, первичная дихотомия тут – не грех и раскаяние, а невежество и знание. Знание является магической силой, изменяющей мир и дающей власть.

В‑третьих, это идея изначальной избранности тех, кому доступны тайны гносиса, воспроизводящая иудейский постулат об «избранном семени». Отрицая идею исходного онтологического равенства, гносис делит людей на разряды. Спастись (то есть освободить свой духовный элемент) смогут только «духовные» люди», являющиеся таковыми в силу своей природы, в то время, как остальные («душевные» и «плотские») не спасутся. Гносис, тщательно зашифрованный, раскрывается через «трансцендентное пробуждение», которое происходит в результате магических действий, психо‑духовных практик, медитации и «расширения сознания», а не активного нравственного служения. Приобретший тайное знание обретает силу и бессмертие, то есть самообожествляется.

В‑четвертых, это биполярность всего мироздания, представленного в пантеистическом смешении. В природе каждого явления или существа присутствуют два начала: дух и материя, положительное и отрицательное, добро и зло, мужское и женское, свет и тьма, истина и ложь. Добро и зло существуют как онтологически равные силы, как оборотные стороны одного явления. В каббале это называется законом «единства и борьбы противоположностей», который присутствует в природе, обществе и мышлении и который исключает возможность построения какой‑либо этической системы.

В‑пятых, это нравственный индифферентизм (имморализм). Поскольку зло исходит от материи и плоти, а не от человеческого духа – «божественной искры», которая не несет за это никакой ответственности, для гностика не существует социально ценных норм, нравственных установок и ориентиров. Главное достоинство – это сила, воплощенная в знании, которое и есть добро и имеет высшую ценность (вспомним бэконовское: «знание – сила!»). Это стало основой для непризнания и борьбы против каких‑либо социальных и нравственных запретов, приведших к абсолютному либертинизму. Презрение к материи, телу – «темнице духа», с одной стороны, предопределило аскезу вплоть до самоистязания, а с другой – стало оправданием для нравственной и половой распущенности (в соответствии с принципом «плотское – плотскому, духовное – духовному»). Некоторые гностики учили, что люди не могут «спастись, то есть попасть к “своему” богу, если не пройдут через все виды греха». Отсюда – разврат, содомия, совместные оргии, заканчивающиеся самоубийствами и пр. Гностик видит себя абсолютно свободной, «познающей искрой», борющейся против любых внешних сил, ограничивающих и подавляющих ее.

В‑шестых, это сохранение в тайне «высшего знания», предопределившее двойной стандарт: одни требования – для внутреннего обихода, для своих, другие – для внешнего круга, то есть для профанов. Сознание долга упрочивается только в отношении своих, избранных, в то время, как в отношении других – эксплуатация. Но тот же дуализм существует и внутри «братства» избранных – на высших ступеньках говорятся истины, которые противоречат тому, о чем говорится внизу, так же, как и в отношении морали: аскеза – для низших, а для высших – вседозволенность.

Из всех синкретических учений гностицизм представляет наибольшую опасность, так как, выдавая себя за эзотерическую форму христианства, в корне искажает его. Гностическая антицерковь строилась на подмене основных христианских идей и понятий, разрушая веру изнутри. Бог‑Отец, Творец небу и земли подменяется ограниченным, завистливым, невежественным существом‑демиургом, вредящим человеку, в то время как «высшим богом» объявляется тот, кто разрешает нравственную свободу и распущенность. Действительное значение Христа здесь уничтожается. Имена Иисус, Христос, Спаситель сохранены, но получают иной смысл и присвоены различным личностям: Христос является эманацией пантеистического божества, одним из эонов, Спаситель – созданием Плеромы, а Иисус – простым человеком, в которого вселяется Христос. У гностических сект – каинитов и офитов (от греч. оphis – змея) мы видим поклонение змею, проникшему в райский сад для передачи людям скрытого от них высшего знания и проклятому демиургом. То есть сатана воплощает добрую силу, верховную премудрость, борющуюся против злого бога. Он выступает как Люцифер, «носитель света», «учитель» людей, обещающий: «будете как боги и знающие хорошее и злое» (Быт. 3:5).

Наконец, происходит извращение человеческой природы, приводящее к коренной подмене смысла и цели человеческой жизни. Человек создан совершенным, в единстве души и тела, и хотя участь людей будет различна, воскреснут все во плоти. Гностик же пытается добиться «божественного состояния», избавившись от данной Богом человеческой природы, отрекшись от образа Божия. Обожение подменяется человекобожием.

Эта коренная подмена выражена в гностико‑каббалистическом символе, который Сергей Нилус назвал «антихристовой печатью» и значение которого он раскрыл в своей книге «Близ есть при дверех». Символ представляет собой два взаимно пересекающихся треугольника, один из которых (темный) обращен вершиной вверх, а другой (светлый) – вершиной вниз. Как известно, равносторонний треугольник изображает христианского Триипостасного Бога. Здесь данный треугольник изображен темным с вершиной вверх, как знак Его временного преобладания. Первый есть Альфа, то есть Тот, Кто прежде, а второй – Омега, то есть тот, кто после. Это и есть разгадка талмудического положения: «Что ниже и что выше. Что прежде и что после». Взаимопересечение треугольников изображает борьбу двух равных, по учению каббалы, сил – Бога и дьявола. Последний должен заменить имя Божье.

В другом изображении шестиугольника, воспроизводимом в книге оккультиста Элифаса Леви «Догма и ритуал Высокой Магии», изображены те же «единство и борьба противоположностей», но треугольники имеют уже обратное расположение: светлый треугольник сверху, черный внизу. Рисунок показывает борьбу двух старцев: у того, чей лик увенчан короной с крестом, черные руки, от которых отбиваются белые руки другого. Старец со светлым ликом и черными руками изображает христианство – «добро по виду и зло по делу», а другой старец – сатану – «зло по виду и добро по делу». Светлые руки сатанизма держат светлую ленту, охватывающую шею светлого старца, на которой написано: «епитрахиль Бога». Надпись на латинском языке означает: «что выше – то ниже, макропрософус (большой мир) и микропрософус (малый мир)». Она воспроизводит древнюю формулу Гермеса: «Как наверху, так и внизу, как внизу, так и наверху, и нет малого и великого, а все едино». Это пантеистическое понимание видимого материального мира как отражение мира невидимого. Черный треугольник символизирует погружение «духа» в воды поднебесной материи, а белый – духовный подъем6.

 

 

Шестиугольник окружен «Символическим Змеем», гностическим Уроборосом, голова которого сомкнута с хвостом, что означает, что путь его пройден и то, что было ниже, стало выше, а то, что было прежде, стало после. Змей символизирует у гностиков высшую степень посвящения в оккультные знания («науки») и могущество магов, а в христианстве – «сборище сатанинское», предтечей антихриста, работающих над подчинением всего мира сатане. Так что, в соответствии с учением оккультистов, это символ завершения цикла – земля становится достоянием и царством сатаны или дьявола.

Люциферианству созвучен греческий миф о Прометее, титане, представителе первобытной расы богов, похитившем у богов‑олимпийцев их тайну творящего огня, «огня разума», для передачи его человечеству, что сделало возможным «прогресс» и цивилизацию. В оккультной традиции Прометей считается важной фигурой, воплощающей собой носителя «света», то есть тайных знаний, делающих возможным достижение божественного состояния.

 

Ученые‑маги в поисках «Высшего знания»

 

Хотя гностицизм и был побежден, его идеи и образы не исчезли из западного мышления, сохранившись в ересях манихейского дуализма, у богомилов, катаров и тамплиеров, уйдя в итоге в эзотерическое и алхимическое подполье, стремившееся к достижению человеком «божественного сознания» путем алхимической трансмутации. Оно исходило из веры в то, что посредством правильного использования «полезных искусств» или технологий люди и все общество в целом могут быть возвращены к райскому совершенству. Основой для этого стали эзотерические трактаты, составившие так называемый «Герметический корпус», приписываемый мифической личности Гермесу Трисмегисту и представлявший собой мистическую смесь между гностической психологий и оккультной механикой. Он служил своеобразной «духовной инструкцией» по эксплуатации миров.

Новая вспышка интереса к Гермесу Трисмегисту оказалась связана с деятельностью гуманистов итальянского Возрождения, рассматривавших человека как «меру всех вещей» и исходивших из того, что человек может достичь богоподобия своими собственными силами. Гуманизм основывался на этике Марсилио Фичино и Пико делла Мирандолы. Первый воплотил в христианстве неоплатонические и герметические идеи, а второй соединил герметику с каббалой и открыто сформулировал новый для Европы статус ученого‑мага, пытавшегося раскрыть тайны человека и космоса, воспринимаемого как живую душу, с помощью магических инструментов. Как утверждал Фичино, «человек не желает ни высшего, ни равного себе, и не допускает, чтобы существовало над ним что‑нибудь, не зависящее от его власти… Он всюду стремится владычествовать, повсюду желает быть восхваляем и быть старается как Бог повсюду …». Ему вторил делла Мирандола, понимавший человека следующим образом: «Мы создали тебя существом ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, так, чтобы ты мог как свободный и гордый ваятель себя самого отлить себя в той форме, которую ты предпочтешь»7.

Герметизм предвосхитил современную науку с ее страстью к материальным преобразованиям. Как подметила исследовательница Френсис Йейтс, показавшая в своих работах оккультные корни науки нового времени, «ренессансная концепция анимистической вселенной, управляемой магией, подготовила приход концепции механистической вселенной, управляемой математикой»8. В наибольшей степени это касается алхимии, представлявшей собой гибрид материальных экспериментов (внешней алхимии) и психотехник (внутренней алхимии). Целью алхимии было овладение таким ключом («философским камнем»), который позволил бы управлять духами, то есть манипулировать тварными энергиями или энергиями космических сил для достижения человеком божественного состояния и бессмертия.

Этим, в частности, занимался придворный астролог, доверенное лицо и секретный агент английской королевы Елизаветы Первой, известный герметист, алхимик и каббалист Джон Ди (1527–1609), от которого пошел код «007», поскольку так он подписывал свои донесения королеве. Познакомившись с медиумом Эдвардом Келли, он начал совместно с ним проводить уникальные эксперименты, получившие название Иенохейских, заключавшиеся в том, чтобы с помощью нумерологии вызывать и общаться с некими духами, которых он называл «ангелами». Они, якобы, передали Ди алфавит своего языка, на котором давали указания, что говорить монархам, и предсказывали будущее. Скорее всего, это был секретный персональный код, с помощью которого немногие посвященные могли вести переписку и разговор, но непосвященным внушалось, что перед ними наречие «ангелов».

После Реформации, в период научной революции ХVII в. алхимия разделилась на две ветви: экзотерическую (химия) и эзотерическую (оккультизм). То есть, магия не исчезла, просто известная ее часть была подменена «количественными науками», которые расширили ее цели средствами технологии. Как выразился исследователь Э. Дэвис, автор книги «Техногнозис: мир, магия и мистицизм в информационную эпоху», «магия – это подсознательное технологии, ее иррациональное заклинание. Наш современный технологический мир – это не природа, а вторичная природа, сверхприрода, и чем интенсивнее мы исследуем границы сознания и материи, тем больше плоды нашего разочарованного производства сталкиваются с риторикой сверхъестественного»9.

Главным хранителем эзотерических традиций становится теперь орден розенкрейцеров, известный своим кредо: «Человек – это Бог, сын Божий, и нет другого Бога кроме человека»10{1}. Розенкрейцерским манифестом считается книга Иоганна Валентина Андреэ «Химическая свадьба Кристиана Розенкрейца», но неслучайно важную роль в становлении розенкрейцерского «братства просвещенных» сыграл Френсис Бэкон, являющийся одновременно основоположником эмпирического метода – главного признака «новой науки». Бэкон закрепил статус «научного мага», приписав науке явно религиозные измерения. Прикладную науку он рассматривал как преемницу древней магии (алхимия и астрология им были названы «царственными науками») и ратовал за «научно‑техническую магию», представлявшую собой фактически магический материализм. Познание тайных законов природы должно были обеспечить человеку, по его убеждению, божественное могущество и возможность творить новые законы, которые коренным образом изменили бы среду его обитания. Речь шла о духовно‑научном прогрессе, опорой которого должно было стать сообщество «научных магов». Это сообщество Бэкон описал в своей книге «Новая Атлантида», повествующей о государстве, находящемся под управлением «Соломонова дома» – священников‑ученых, осуществивших «великое восстановление наук», конечной целью которого было возвращение человека к состоянию Адама до грехопадения и достижение богоподобия11.

Гносис мог теперь действовать под видом науки. Понимание его как «Великого Делания» ученых‑магов было отображено и в символах розенкрейцеров, значение которых было понятно только посвященным, поскольку действовали они под прикрытием христианской культуры. Так, в алхимическом символе Ребисе (от лат. re‑bis, то есть повторение двойного), который Гносис изображался в виде двуглавого андрогина – «хорошего принципа». Одна сторона его, мужская, означала «бога цивилизатора», то есть Люцифера (сатану), а другая – женская – Знание. В руках андрогина циркуль и угольник, символизирующие науку – инструмент, с помощью которого Гносис должен был избавить мир от тирании «злого бога» Демиурга, который изображен в виде дракона. В европейской алхимии Ребисом называлось вещество, из которого должен быть приготовлен философский камень, и символизировал он единство противоположностей, целостность и просветление.

 

 

После смерти Ф.Бэкона главным «рупором» розенкрейцерства стал его почитатель и друг Андреэ гуманист Ян Амос Коменский (1592–1670), член религиозно‑реформаторской «Общины моравских братьев» последователей Яна Гуса. Стремясь к созданию системы Всеобщего Знания (Пансофии), основанного на связи макрокосм‑микрокосм, он собирался положить ее в основу образования, в котором видел главный путь к достижению человеком состояния Адама до грехопадения. Образование он считал лучшим средством приготовления себя к вечной жизни. «Нет нужды привносить человеку что‑то извне, – писал он, – достаточно раскрыть то, что есть в нем самом, раскрыть это и показать всю его значимость». «В чем нуждается человек? В нем самом. Он должен учиться изучать и ценить себя… Он не должен больше искать поддержки у других, но только в себе самом. Мир пребывает в тебе самом, не ищи его вне себя»12.

 

 

Коменский заложил основы для глобализации знания в современном смысле этого слова, составив план универсальной реформы человеческого общества. Программа его ставила следующие цели: 1. унификацию знаний и их распространение через усовершенствованную школьную систему под началом международной академии – «collegiumslucis» (своего рода международного министерства образования) с введением единого языка (вместо латыни); 2. политическую координацию через управление международных учреждений ради сохранения мира между народами; 3. примирение церквей под знаком толерантного христианства (в целях формирования синкретической религии)13. Именно этот план и реализуется в наше время, и не случайно ЮНЕСКО считает Коменского «апостолом всемирного понимания», «великим духовным предком» и «одним из первых пропагандистов идей, которыми вдохновляется ЮНЕСКО со дня своего основания»14.

Рациональный и прагматичный проект переустройства мира содержался в его работе «De rerum humanarum emendationе сonsultatio catholica Ad Genius Humanum» (Всеобщий совет человеческому роду об улучшении человеческих дел), который некоторые исследователи считают не оригинальным произведением, а изложением манифеста розенкрейцеров, авторы которого остались в тени. Фактически он воспроизводит идеи Платона, Томаса Компанеллы и Фрэнсиса Бэкона об идеальном государстве, в котором будет процветать религиозная свобода, основанная на синтезе пантеистических систем. Высший слой этого нового общества должен состоять из ученых, священников и политиков. При этом высшая власть – принадлежит ученым, то есть носителям знания, которые господствуют над священниками, задача которых – следить за претворением в жизнь разработанных учеными принципов. В то время, как управление осуществляется политиками, которые создают структуры, необходимые для деятельности священников. Таким образом, правительства могут проводить лишь ту политику, которая определяется высшими кругами. Что же касается остальных, не принадлежащих к этим высшим классам посвященных, то их удел – подчиняться.

Коменский предлагал, чтобы все три сферы (школа‑наука, религия и государство) управлялись коллегиями руководителей, главные представители которых будут объединены в три арбитражных суда: суд ученых – Совет Света, суд священников – Консисторию (Мировой синедрион или Хранители Сиона) и суд политиков – Трибунал мира (Всемирный Сенат или Всемирный Ареопаг). При этом Совет Света должен следить, чтобы не было допущено никакого отклонения от догматики. Высшим же главой Совета является Гермес Трисмегист, которого воплощает Христос (сравнение Трисмегиста с Христом является характерным для гностицизма).

 

 

Начало практическому осуществлению планов розенкрейцеров было положено в 1645 г. основанием «Незримой коллегии» лондонских и оксфордских профессоров последователем Бэкона, астрологом и масоном Элиасом Эшмолом. В 1662 г. колледж был преобразован в первый современный научный институт – Лондонское королевское общество, объединившее ученых‑натурфилософов, почти все члены которого были масонами15. Именно они, в соответствии с замыслами розенкрейцеров, решали какие знания братьев‑каменщиков должны быть сообщены государству и какие открытия должны быть внедрены в массы16. Большое влияние на работу общества оказал бывший в свое время его президентом Исаак Ньютон, являвшийся не столько ученым, сколько богословом‑антитринитарием, которого крупнейший знаток его рукописей Кинес называет «иудейским монотеистом школы Маймонида». Ньютон в частном порядке отдавался изучению герметической науки и алхимических трактатов.