Как самому сделать лесной календарь

Календарь природы могут сделать для себя все писатели и художники.

Это очень просто: в школе ведь каждый сам себе писатель и художник.

Бери обыкновенную школьную тетрадку и простой (не чернильный) карандаш. Если ты художник, нарисуй на обложке картинку с лесом, а если будешь только писателем, то просто напиши на тетрадке: «Лесной календарь» – и свой адрес.

Потом тетрадку и карандаш спрячь в школьную сумку (планшетку, ранец) и повесь через плечо.

И вот ты во всеоружии отправляешься за город: в лес, в поля, на берег реки или озера, – смотря где живёшь.

Тут‑то – в лесу, в поле или даже в городском саду или парке – и начнётся твоя работа. Тут смотри и слушай в оба! Что увидáл, что услыхáл, – моментально заноси в тетрадку. Если ты художник, – зарисовывай, если писатель, – записывай.

Увидал, что из‑под дерева вылезли бескрылые комарики и бегают босиком по снегу, – зарисуй их. Услыхал, как под снегом таинственно шепчет что‑то невидимый ручеёк, или дятел носом выбивает барабанную дробь, или звенит колокольчик синицы, – тут же запиши. Да постарайся пометче выбирать слова, чтобы как можно точнее описать то, что слыхал и видал. Всё, всё интересное записывай и зарисовывай: и какие на небе облака, и как под тяжестью снега согнулись ветви деревьев, и первых мух и бабочек, и расплывшийся на талом снегу следок неведомой зверюшки, и какие птицы прилетели к нам из заграницы, и как золотистая наша овсяночка, вспорхнув на самую маковку не одетой ещё берёзы, тихонько звенит оттуда счастливым голоском: «Эс‑эс‑эс‑се‑зер!»

Ведь всё это и есть календарь природы – календарь твоей Родины.

Есть в лесу «Книга жалоб и предложений». Это огромная книга с огромными листами. Зимой эти листы белые, летом – разноцветные.

Пишут в неё звери и птицы. Кто чем может, тем и пишет: кто копытом, кто коготками, а кто прямо носом. Что ни месяц, то свои жалобы и предложения.

Вот в «Книгу жалоб и предложений» поступили первые письма.

Письмо на бересте выстукал дятел.

«Поздравляю редакцию „Вести из леса“ с Новым годом! У нас в лесу тоже была праздничная ёлка. Мороз украсил её блёстками инея и пушинками снега. А юннаты развесили на ветках кусочки сала, мяса, кисти рябины. На праздничный кормовой столик насыпали конопли, семечек и крошек.

На ёлку со всего леса слетелись красные снегири, жёлтые овсянки, голубые поползни и разноцветные синички. Все расселись на еловых ветках, как ёлочные игрушки. Все были сыты и веселы. Предлагаю каждый Новый год устраивать в лесу праздничную ёлку».

В форточку редакции залетел певчий дрозд и заявил устно жалобу.

– Я – др‑р‑р‑розд! – прошепелявил он, стуча от холода клювом.

И затрещал:

– Желаю моему доброму хозяину Спирьке встретить так будущий Новый год, как встретил его нынче я! Тридцать первого декабря подходит эта добрая душа к моей клетке и мямлит сквозь слёзы: «Бедный мой дроздик! Новый год на носу, у всех праздник, а ты, несчастный, в клетке томишься. Лети, – говорит, – на волю, помни мою доброту!» И – раз! – выбросил меня в форточку. А на дворе снег. А на дворе мороз. А я птица летняя. И есть мне нечего! Давай я в стекло клювом барабанить. Прибежал Спирька, за ним его мама, за мамой – папа. Расплющили они свои носы на стекле и шепчут: «Это, Спиринька, он тебя за сердечко твоё золотое благодарит!» Улыбаются мне из тёплой комнаты, головами кивают, а форточку не открывают! Так и встретил я Новый год на морозе. Пальчик отморозил, горло своё певчее простудил.

Пр‑р‑р‑род‑р‑р‑рог!

 

 

 

Синица и Белка

– Ты чего, Белка, из гнезда не выходишь?

– Я, птица Синица, тепло берегу. На воле‑то нынче студёно, я вход в гнездо мохом заткнула, все щёлочки законопатила. Боюсь наружу нос выставить.

– А чем же ты кормишься?

– А у меня с лета сухие грибки припасены, да орешки, да жёлуди. Вот в морозы‑то и отсижусь!

 

 

Лось и Сорока

– Батюшки мои, Лось, куда ж ты рога свои подевал?!

– Да ну их… Сбросил.

– Отчего же сбросил‑то?

– Да больно лёгонькие, даже носить неловко… Всего‑то два пуда весили. Вот к весне новые отращу, потяжелей будут, поудобнее!

 

 

Ворон и Тетерев

– Что, Ворон, холодно?

– Холодно, Тетерев, ух, как холодно! Ночку на дереве просидишь, утром лапой не шевельнуть, крылом не махнуть… Вовсе закоченеешь!

– А ты делай, как я. С дерева вниз головой в снег – бух! Под снегом‑то как под одеялом. И ветер не задувает, и мороз не припекает, и на глаза никому не попадёшься!

 

 

Клёст и Чиж

– Ты, Клёст, чего визжишь? Обидели тебя, что ли?

– Да нет, Чижик, это я радуюсь!

– Нашёл время радоваться…

– Как раз самое время, как раз! У меня в гнезде птенчики вывелись, – до чего милы, до чего хороши…

– В этакой‑то мороз?! Да они живыми не останутся!

– Ещё как будут жить‑поживать! Я им еловых семечек таскаю, а мать‑Клестиха греет их, вроде печечки. И тепло им, и сытно, и от моей песенки весело!

 

 

Мышь и Заяц

– Чего, Заяц, грустный?

– Да вот как подумаю, что всю зиму мне травки не видать, листика зелёного не сорвать, – тошно делается…

– А почему не видать, почему не сорвать? Листьев зелёных много!

– Где ж это?

– А под снегом! Смотри, сколько: и у медуницы листочки зелёные, и у манжетки, и у подорожничка, и у одуванчика, и у коровяка, и у земляники, и у… да просто не перечесть!

– Есть‑то, может, и есть, да вот как их съесть? Это вы, мыши, под снегом бегаете, ходы прокладываете. А нам, зайцам, трудней. И близок листочек, да не укусишь!

 

Под Новый год ёлки из леса двинулись к людям. Ёлки ехали на санях, на машинах, в поездах. Ёлки смело шагали по лестницам, поднимались на лифте, заходили в комнаты. Двери перед ними распахивались настежь. К ёлкам собирались ребята. Ребята пели, танцевали, читали стихи. А потом угощались конфетами, орехами, яблоками и печеньем.

В лес тоже пришёл Новый год. И в лесу собирались к ёлкам за подарками лесные ребята – зверюшки и птицы. Ёлки угощали их чем могли. Они раздавали пакетики, полные вкусных еловых семян, – шишки. Лесные ребята и тому рады: пищат, скачут, играют в пятнашки. Вкусные семена съели, а пакетики бросили. Птицы и зверюшки не такие аккуратные, как вы. Насорили, намусорили, – им и дела мало. Разбежались и разлетелись.

Но пришёл лесник и сразу узнал, кто тут насорил. Ведь зверьки и птицы мусорят каждый по‑своему. Кто прижимает шишку лапкой и отгибает чешуйки носом. Кто втискивает шишку в расщелину и носом разбивает на шишке чешуйки. А кто отгрызает чешуйки начисто – остаётся один стерженёк с венчиком на конце.

Побывайте и вы на ёлке в лесу. Посмотрите, – кто там пищит, скачет, играет в пятнашки? Кто сбрасывает шишки с отогнутыми чешуйками, кто втыкает в расщелины коры и разбивает носом и кто отгрызает чешуйки совсем?

 

Февраль

 

 

 

Февраль – месяц вьюг, голубых скрипучих сугробов и последних морозов. В феврале теплеет солнце.

 

Бушует снежное море… Шипят струйки позёмки, змейками вьются по льдистому насту. Всю ночь поёт вьюга, гуляет по всем улицам и закоулкам.

В сумерках на поле вышла лисица. Побродила от омёта к омёту, и не понравилось ей на открытом месте. Глубоко укрылись мыши. Снег бьёт по глазам, забивается в шерсть, ветер завивает хвост. Неуютно… Потрус и ла лисица в лес, и в лесу не лучше. Мертво кругом, – всё задула, занесла пурга, нигде ни следочка.

К утру метель унялась. Застыли белые волны. Солнце кинуло лучи вдоль болот и вырубок, вдоль полян и лесных чистинок. И вспыхнули снега! Больно глазам.

На озере рыбак хлопочет у проруби. В подлёдной темноте ходят рыбы. Это налимы.

Не под ясным небом, а в холодной глубине первыми почувствовали весну налимы и заходили по отмелям.

Ушёл со льда человек. Кончилась ли рыбалка? Нет, только начинается. Первыми слетели к проруби вороны. Они большими шагами меряют снег вокруг проруби. Подошла, одна ворона к лунке и замерла. Выплыл малёк подышать – разевает рот у самого водного зеркала. Раз – рыбёшка в клюве!

 

 

Но вдруг взлетела воронья стайка. Лисица снегами пробирается! Красный мех в закатных лучах солнца кажется чёрным.

Осторожно обходит хитрый зверь прорубь, принюхивается. Пахнет человеком, воронами, рыбой.

А вот и рыба, – закатáлся окунёк в снегу. Выходит, лисье чутьё лучше птичьего глаза. Ушла лисица. Тихо на озере. Смеркается. Из проруби показываются сначала глаза и кончик носа, потом мокрая, словно прилизанная голова. Выдра! Большая – еле‑еле в лунку протиснулась. В зубах у охотницы розовоглазая плотица. Отряхнулась выдра, не торопясь съела рыбу, почистилась, громко вздохнула и бесшумно, как нож в масло, ушла в воду.

 

 

Год повернулся на весну. Длиннее стали дни, и к февралю, как говорится в народе, «день прибавится так, чтобы хлебы спечь», а на это, как известно, надо около двух часов.

Воркуют на припёке голуби. В очень морозный день озябшая синица с высокой‑высокой осины как‑то сумела увидеть весну. Обрадовалась и спела:

– Зин‑зи‑вер! Зиме конец!

 

 

 

Федино окно

Я повредил себе на катке ногу, и мама не пускает меня в школу. Я сижу в своей комнате и всё смотрю и смотрю на своё окно.

Думаете: «Вот скучища‑то!» Я тоже сперва так думал. А потом вдруг сделал замечательное открытие: оказывается, окно – это вроде кино! Смотришь в него, как на экран, а в нём всё меняется. Хоть не так шибко, как в кино, но смотреть тоже очень интересно. Если научиться смотреть.

Я сидел, сидел – и научился.

Мы живём на самом краю города. Окно моё выходит в сад. За забором конец улицы переходит в полевую дорогу, дорога бежит через реку, а за другим её берегом – синяя полоска далёкого леса.

Только ничего этого не видно в окно: сейчас оно почти всё занесено, заляпано снегом, – такие вьюги и метели в феврале полетели!

Я вглядывался, вглядывался в морозные узоры на окне – и вдруг понял: это же настоящее волшебное царство, – вроде как на дне океана! Таинственный лес мерцающих снежных ёлочек, а в нём – разные морские ежи, морские звёзды, чьи‑то стрельчатые усы, какие‑то льдистые стрелки, лучистые цветы… И всё это то вспыхивает, то меркнет, – играет разноцветными искорками! Ух, как чудесно! Лучше, чем в калейдоскопе, – знаете в такой игрушечной трубке с цветными стёклышками? Прямо глаз не оторвёшь!

В тот день, ложась в кровать, я твёрдо решил: как только встану, – сразу сесть к окну и подсмотреть, кто это там шевелится, мерцает в таинственном льдистом лесу и что они там делают? Утром проснулся, а стёкла чистые! Вот досада! И неизвестно, будет ли ещё нынче такая метель – прямо в моё окно, чтобы все стёкла занесло? Растаял снег на стёклах – и сразу началось другое.

Какие‑то птички мелькнули за окном – целая стайка. И я сразу вспомнил, что забыл устроить бесплатную столовую для голодающих птиц. Я попросил принести мне фанерки и в один день смастерил лоток – такую досочку с бортиком, чтобы еда с неё не просыпалась. Приладил к ней верёвочки, через фортку опустил её на подоконник и привязал там. Теперь каждый вечер насыпаю на лоток разное вкусное угощенье: хлебные крошки, семечки, коноплю, ягоды рябины, сальце несолёное. И с утра жду гостей.

Они не заставляют себя долго ждать. Я разглядываю их через стекло из комнаты и опознаю, – кто такие пожаловали? Вот пожалуйста: список моих красивеньких, весёлых, миленьких гостей:

1 – белощёкий, с длинным чёрным галстучком на жёлтой груди, Зинзивер – большая синица. Самый боевой народ. Только солнышко выглянет, – готово, уже поёт: «Зин‑зи‑вéр! Зин‑зи‑вéр! Зин‑зи‑вер!»

Крутится на ветках, как сумасшедшая, долбит носом семечки – только шелуха летит!

2 – лазоревки‑синички – тоже белощёкенькие, желтоватенькие, в голубеньких шапочках, – тоже бойцы‑храбрецы‑хитрецы ловкие!

3 – московки‑синички, черномазенькие, тоже веселяги.

4 – снегири. Эти важные! Толстоносенькие. Самочки серенькие, самчики красногрудые.

5 – красотки‑хохлуши. Дымчато‑серые с жёлтым, на крылышках, а иногда и на хвостике узенькие‑узенькие ярко‑алые пальчики‑пёрышки!

Ну и, конечно, воробьишки прилетали. Эти‑то тут как тут, хоть будь твоё окно в середине города, выходи оно хоть во двор‑колодец!

Насыпь только на подоконник крошек, – в момент явятся!

А на днях вижу я в окно: кто‑то едет по дороге из далёкого синего леса. Подъезжают, – оказывается, едут в санях два знакомые охотника. Остановились, зашли к нам обогреться. Распахнули на кухне свои тяжёлые собачьи шубы, а у каждого из пазухи… А вот ни за что не догадаетесь, кто выглянул у каждого из пазухи!

Сказать? А?.. Нет, лучше я всё по порядку.

 

 

Как дело было

Молодой колхозник Игнат шёл по лесу на лыжах и вдруг видит: иней на ёлушках! Что такое: нигде кругом инея на кустах нет, а тут вдруг над самой землёй ветки лохматятся! Дело неспроста…

Парень – стоп! Огляделся. Тэ‑тэ‑тээ! Вон оно что: прямо против тех ёлушек сугроб снега на поваленной ели, в сугробе – дырка небольшая: ну – шапкой заткнуть. А из дырки теплом тянет: не иначе, кто‑то под сугробом хоронится и через эту дырку на ёлушки дышит…

Игнат задом, задом на лыжах, кое‑как развернулся да с горки одним духом!.. И в тот же день вызвал из города охотников.

Наутро в лес пошло четверо: трое стрелков – Игнат тоже ружьё взял – четвёртый – старик‑колхозник. Игнат стал прямо против дырки в сугробе, охотники – один справа от него, другой – слева. Каждый снег под собой утоптал, чтобы поворачиваться ловчей. Тут старик зашёл с тылу – и давай суком в сугробе шуровать – поднимать спящего.

Стоит Игнат, дохнуть не смеет. Ружьё поднял: вот сейчас как рявкнет из сугроба, ка‑ак вскочит!.. А время остановилось; старик что‑то там возится, копается в сугробе, а дыра чернеет, молчит, ничего в ней не шевелится…

И вдруг, как во сне, – распахнулся перед парнем сугроб и что‑то большое, чёрное, лохматое неслышно выкатило из него по снегу. Хотел Игнат выстрелить, – ружьё вылетело у него из рук и умчалось куда‑то за ёлушки. Что‑то сильно толкнуло парня под ноги – и он очутился лицом в снегу.

Как это случилось, рассказали Игнату охотники потом, когда он очухался. Зверь выскочил из берлоги, как бомба, выбил у него из рук ружьё, самого его уронил в снег и скрылся в чаще. Охотники не могли выстрелить: боялись второпях попасть в Игната. Игнат отделался испугом.

А охотникам без выстрела досталась богатая добыча. Когда они у нас в кухне распахнули свои тяжёлые собачьи шубы, у каждого выглянул из пазухи… теперь догадались – кто? Медвежатки!

Оказывается, в берлоге спала медведица, – и у неё во сне родились медвежата.

Мне очень понравились эти крошечные медведики: мохнатые, мягонькие, на груди белое пятно, будто у них салфетка повязана, глазки зелёные, носы чёрные, – до чего смешные зверики.

Вот оно окно‑то какое. Как в кино!

 

 

Переполох

Уж на что, кажется, заботился старый пасечник Федосеич о покое своих пчёл. Мёда им на зиму оставил вдоволь. Ульи поместил в сухой прохладный зимовник. Каждый день заходил проверять, всё ли благополучно. Но всё‑таки дело не обошлось без неприятного случая. Однажды в зимник пробрался дерзкий враг. Он облюбовал себе один из ульев и тут же в него забрался.

Пчёл в улье было двадцать тысяч. Они зимовали на рамках с мёдом, но, чтобы было потеплее, собрались в большой круглый ком. В середине кома пчёлы двигались, разогревались и согревали всю огромную пчелиную семью. А снаружи – пчёлы плотно прижались друг к другу, грудками внутрь кома, брюшками – наружу.

Эти пчёлы были живой шубой. Они спасали весь пчелиный ком от холода, не давали ему остыть. А когда сами начинали замерзать, менялись местами с своими счастливыми сёстрами – ползли в тёплую серединку.

Услышав в родном улье чью‑то возню, пчёлы зашумели. Но они не полетели искать врага, чтобы его прогнать, как сделали бы это летом. Пчёлы знали, что оторваться от кома – значит замёрзнуть.

И дерзкий посетитель понимал, что пчёлы сейчас беспомощны. И потому он распоряжался в улье, как в собственном доме. Поел перги – вкусного кушанья, приготовленного из цветочной пыльцы, потом закусил мёдом. И наконец, потеряв всякий стыд, загрыз и съел двух пчёл!

Пчёлы зашумели ещё сильнее. А убийца преспокойно занялся устройством для себя уютного гнёздышка.

Как раз в это время в зимовник вошёл Федосеич. Он нёс в руке красный фонарь: красный свет не тревожит пчёл. Федосеич осторожно притворил за собою дверь и, по своему обычаю, стал прислушиваться.

Привычное ухо уловило шум, хоть и слабый, но тревожный. Федосеич быстро отыскал взволнованную семью пчёл, осветил фонарём прилётную доску улья и увидел на ней две мёртвые пчелиные головки и оторванные крылья. Этого было достаточно: старому пасечнику всё стало ясно – в улей забралась мышь.

Федосеич позвал помощника. Вместе они вынесли улей в сени и с позором выгнали дерзкую нарушительницу покоя.