Экспериментальные данные Левина и Белл

Несколькими годами позже Мильтон Левин и Анита Белл (1950) опубликовали интересные результаты обследо­вания 28 младенцев, страдавших коликой трехмесячных. Все младенцы воспитывались родной матерью у себя дома по принципу «первого требования». Это напомнило мне слова Спока, что колику трехмесячных он отмечал преимуществен­но у детей, воспитывавшихся в родных семьях. Наблюдения Сото, согласно которым приютские дети не страдают коли­кой трехмесячных, также подтверждают результаты иссле­дования Левина, Белл и Спока.

Эти наблюдения подводят к пониманию остававшейся до сих пор невыясненной клинической картины. Принцип первого требования подразумевает, что каждый раз, когда ребенок проявляет желание поесть, мать должна предоставить ему пищу — грудь или бутылочку. До каких крайностей может здесь довести излишний энтузиазм, показывает доклад одного акушера на научном собрании: он увлекся идеей кормления по требованию, ввел ее у себя в клинике и, согласно его сообщению, в первые же сутки некоторые мла­денцы успели поесть двадцать восемь раз. Полагаю, учиты­вая подобные крайности, мы смело можем утверждать, что готовность матери реагировать на подобные требования младенца уже подтверждает ее заботу о ребенке, и в неко­торых случаях эта забота ведет к тревожному попуститель­ству.

Левин и Белл отметили второй фактор в этой картине — фактор, не учтенный Споком, хотя Финкельштейн и Алар-кон, по-видимому, указывали на него. Речь идет о том, что все 28 обследованных младенцев родились гипертониками, то есть при усиленной перистальтике у них обнаружился заметно повышенный мышечный тонус в целом и в области живота в частности. Финкельштейн говорит о спастическом диатезе, то есть, как мы видим, он отмечал повышенную спа-стичность, в то время как Аларкон предписывал атропин, вероятно, для подавления того же синдрома. Терапия Леви­на и Белл была более простой и старомодной: они давали детям соску-пустышку, и внезапно колика, устоявшая пе-

Теоретические рассуждения

Из наблюдений различных исследователей выявляются два фактора, которые, на мой взгляд, играют основную роль в этиологии колики трехмесячных: материнская гиперопека, с одной стороны, и врожденная гипертония младенца — с другой. Поэтому я предложил гипотезу о двухфакторной этиологии: если новорожденный с врожденной гипертонией воспитывается матерью, для которой характерна тре­вожная гиперопека, то у ребенка может развиться коли­ка трехмесячных.

Эта гипотеза соответствует постулату Фрейда о комп­лементарных рядах в этиологии невроза, который мы упо­минали во вводных замечаниях. Наследственный конститу­циональный фактор (Freud, 1916—1917), определяющий в этих случаях предрасположенность к колике трехмесячных, представляет собой соматическую податливость (Freud, 1905а), а именно гипертонию.

В отличие от взрослых, ситуация ребенка достаточно проста; здесь не возникает конфликт между Я и Сверх-Я, поскольку у новорожденного нет ни того, ни другого. Вместо этого замыкается порочный круг между гипертонией мла­денца и тревожным потаканием со стороны матери, что особенно часто бывает в тех случаях, когда вводится корм­ление по требованию. Можно с уверенностью предположить, что чересчур заботливая мать реагирует на любое проявление неудовольствия со стороны ребенка попыткой его накормить. Можно даже предположить, что у некоторых из этих мате­рей бессознательная враждебность к ребенку вызывает чув­ство вины, которое они сверхкомпенсируют. Из-за этой тен­денции они с готовностью принимают схему кормления по требованию и даже настаивают на ней. Клинически это выгля­дит так, словно они пытаются расплатиться за свое нежела­ние дать что-либо своему ребенку (в частности, грудь).

Психологический фактор коплементарного ряда и его динамические аспекты сравнительно легко обнаружить в поведении матери. Несколько сложнее это сделать в недиф­ференцированной личности трехнедельного младенца. Од-

 

 

199

 

 

нако и здесь физиология приходит нам на помощь. Напря­жение подлежит разрядке; склонный к гипертонии ребенок должен разряжать значительно большее напряжение и че­рез более краткие промежутки времени, нежели спокойный младенец. В самом раннем детстве основным органом раз­рядки является рот. Давид Леви (1934) продемонстрировал потребность в такого рода разрядке, проведя серию экспе­риментов на щенках и наблюдая за детьми. Если собаки или дети не имели возможности достаточно долго сосать сосок, потому что молоко текло свободной струей и слишком быстро, то малыши замещали недостаток разрядки, пытаясь сосать доступные им части собственного тела. Применитель­но к младенцам этими частями тела оказывались пальцы, а у щенков лапы, уши и хвосты — свои или собратьев. Эти наблюдения показывают, что нам следует различать две функции кормления: 1) поглощение пищи как таковое, удовлетворяющее одновременно чувство голода и жажду, и 2) разрядку напряжения, или, можно сказать, удовлетворение оральной слизистой благодаря деятельности губ, языка, нёба и глотки в процессе кормления. В других работах (1955b, 1957) я рассматривал последствия второй формы разрядки напряжения для развития в целом и организации психики в частности. Само собой разумеется, напряжение, разряжае­мое путем оральной деятельности, возникает не в оральной зоне, но как проявление общего либидинозного напряже­ния, присущего младенцу.

Выводы, напоминающие те, к которым пришел Леви, можно найти в психологических работах Йенсен (1932). В ряде экспериментов, проведенных на нескольких сотнях новорож­денных, она продемонстрировала, что непосредственно пос­ле рождения младенец реагирует на любую стимуляцию в любой области тела сосательным рефлексом. Раздражители варьировались от нейтральных до болезненных; среди бо­лезненных применялось подергивание за волосы, щипки, младенца даже роняли с высоты один фут. В подавляющем большинстве случаев младенцы реагировали на все это соса­тельным рефлексом. Поэтому можно предположить, что в первые недели жизни повышенное напряжение разряжает­ся путем оральной активности.

Эти наблюдения дают ключ к результатам, полученным Левином и Белл, которые мы можем теперь интерпретиро­вать следующим образом: 28 отобранных ими детей были гипертониками и поэтому испытывали повышенную потреб-

ность в разрядке. Потребность порождала неудовольствие, а в этом возрасте (первые недели жизни) любого рода не­удовольствие выражается оральным протестом.

Далее мы можем предположить, что гиперопекающая мать менее чем мать, не отягощенная чувством вины, спо­собна различить, действительно ли ее ребенок голоден или же он кричит по какой-то иной причине, и поэтому она реагирует на крик попыткой накормить младенца.

На этом этапе конституциональная гипертония, сома­тический симптом ребенка, соединяется с психологически обусловленной гиперопекой со стороны матери. У таких детей пищеварительная система работает более активно, перистальтика действует быстрее и сильнее, излишек пищи вызывает повышенную кишечную активность. Замыкается порочный круг: ребенок с повышенным тонусом не может избавиться от напряжения нормальным образом в процессе кормления. Вместо этого он разряжает напряжение с помо­щью полуденных криков и моторного возбуждения, харак­терного для таких детей. Гиперопекающая мать немедленно приступает к очередному кормлению, пунктуально следуя рекомендациям системы кормления по требованию. В ходе этого непредусмотренного расписанием приема пищи напря­жение частично разряжается благодаря оральной активно­сти и заглатыванию. Ребенок ненадолго успокаивается. Тем не менее полученная ребенком пища вновь перегружает органы пищеварения, увеличивает напряжение и вызывает усиленное состояние неудовольствия, приводя вновь к колике и крикам. Встревоженная мать способна истолковать крики ребенка только в системе кормления по требованию, поэтому она вновь предлагает ребенку пищу, и замкнутый цикл продолжается.

Как объяснить тот факт, что примерно в трехмесячном возрасте этот синдром исчезает?

Во-первых, мы можем предположить, что после трех меся­цев даже матери с чувством вины или неопытные матери устают от постоянного самопожертвования, к которому принуждает их неукоснительное соблюдение принципа кормления по требова­нию. Или же они несколько лучше научаются различать крики и прочие звуки, издаваемые младенцами, и отказываются от односторонней интерпретации их потребностей.

Однако важнее то, что на третьем месяце у ребенка появляется первая направленная и намеренная реакция, то есть направленное поведение по отношению к окружающим.

 

 

201

 

 В этом возрасте возникает первая социальная реакция, появляется предтеча объекта, происходят первые катек-тические замещения в следах памяти и усиливается пси­хическая активность. Усложняется и телесная активность; мы наблюдаем «пробные» действия, зарождение первых попыток к самостоятельному перемещению, активные по­пытки дотянуться до предметов, находящихся в поле зрения.

Теоретически к концу третьего месяца перед ребенком открывается широкое поле разнообразной деятельности — аффективной, психической и физической. Он способен не только включаться в эту деятельность, но и использовать ее для разрядки напряжения. Тем самым оральная зона пере­стает быть единственным проводником для разрядки напря­жения, как это было раньше. Когда ребенок находит иные, кроме оральных, способы для разрядки напряжения, вызван­ного влечениями, он начинает подавать меньше голосовых сигналов матери, и, таким образом, разрывается порочный круг напряжения, приводящего к кормлению по требова­нию, которое в свою очередь вызывает колику. После тре­тьего месяца энергия ребенка направляется на активные действия, и уровень напряжения снижается.

Практические соображения

Терапия, предложенная Левином и Белл, — столь часто ругаемая пустышка — это простое и в то же время эффектив­ное средство, разрывающее описанный выше порочный круг. Они обнаружили его, попросту припомнив немудреные сред­ства наших бабушек. Не знаю, согласятся ли Левин и Белл с моей теорией порочного круга, но я полагаю, что пустышка помогает ребенку, страдающему от колики, именно потому, что предоставляет возможность разрядки без поглощения излишней или раздражающей пищи. Наши бабушки прекрасно знали, что соска успокаивает малыша, мы отказались от нее под гипнозом «гигиенических соображений», опасаясь внести инфекцию, как будто резиновую соску нельзя прокипятить.

Я полагаю, что существуют и иные методы разрядки напряжения влечений в этом возрасте, когда младенец еще не способен к активному действию. Подозреваю, что еще одно устаревшее средство, также отвергнутое ныне, слу­жило подобной цели — я имею в виду колыбель и укачи­вание.

Наши бабушки знали, что, если младенца укачивать, он успокаивается и тихонько засыпает. И тем не менее мы подвергли колыбель остракизму, хотя я не вижу для этого никаких разумных причин. Разве не очевидно, что ребенок с повышенным тонусом сумеет избавиться от значительного количества напряжения, если его в течение достаточно дли­тельного времени будут укачивать? Мне кажется, это с оче­видностью подтверждается и тем фактом, что колика трех­месячных прекращается, когда ребенок научается сам достигать разрядки благодаря собственным активным дви­жениям.

Я убежден также, что народы, принадлежащие к менее изощренной культуре, чем наша, привыкшие целыми дняминосить своих малышей на спине или у бедра доставляют юному поколению блаженство, нам не ведомое: они дают своим детям полную разрядку напряжения и обеспечивают постоянной стимуляцией на том уровне восприятия, кото­рый наиболее соответствует столь раннему возрасту. Я имею в виду постоянное ощущение движения, телесный контакт, термическую стимуляцию и т. д.

Мы находимся под гипнозом гораздо более сомнитель­ных благ технологии, мы применяем коляску, сложные дет ские кроватки, держатель бутылочки и т. д., забывая при этом спросить, не слишком ли большую дистанцию мы установили между собой и своими детьми, не лишаем ли мы их соприкосновения, мышечной стимуляции и стимуляции глубокой чувствительности — всего того, что дают своим детям менее цивилизованные народы. Быстро возрастающая дис­танция между ребенком и матерью достигла в нынешнем веке кульминации, когда ребенка на первую неделю жизни изоли­руют в специальной больничной палате¹, — это сравнительно новое изобретение западной культуры не насчитывает еще и ста лет. Его ввели, опять же ссылаясь на необходимость уберечь новорожденного от инфекции. Однако пора задать себе вопрос, не навлекаем ли мы на новорожденного гораздо большую опасность, нежели гипотетическая угроза инфек­ции, когда лишаем его жизненно важных стимулов, предусмот­ренных природой для всех млекопитающих². Вполне возмож-

¹ В настоящее время от этой практики отказались. — Ред.

² См. мои замечания относительно кожной перцепции в главе 4, в частности по поводу гипотезы, выдвинутой М.Ф. Эшли Монтегю (1950, 1953).

 

203

 

но, что наш хваленый «прогресс» влечет за собой послед­ствия, которые становятся особенно заметными только сейчас, поскольку для всеобщего распространения этих практик и обычаев требуется значительное время.

Чтобы избежать недоразумений, я хотел бы подчерк­нуть, что вовсе не выступаю против системы кормления по требованию. Я полагаю, что ее недостатки затрагивают толь­ко детей с повышенным тонусом, которых в конечном сче­те меньшинство. Для других детей эта практика подходит как нельзя лучше, если только мать не извращает ее в силу собственных психологических проблем. Что же касается последнего момента, очевидно, что система кормления по требованию — это не единственный метод или тип поведе­ния, с помощью которого мать выражает тревожную оза­боченность по поводу своего ребенка, независимо от того, гипертоник он или нет.