По материалам российских архивов.

С.В. Мазов

Россия

 

Участие Советского Союза в конголезском кризисе 1960-х годов остается наименее исследованным эпизодом истории холодной войны в Африке. Миновавший в России архивный бум куда больше затронул две другие горячие точки холодной войны на континенте, Африканский Рог и Анголу. Западные историки много работали по этим сюжетам в архивах России, восточноевропейских стран и Кубы. Результатом стали исследования, основанные на архивных документах, публикации самих документов.^[166] Многие из них переведены на английский язык и помещены в интернете.

Исследователи конголезского кризиса вынуждены опираться на гораздо более бедную базу источников. И по количеству, и по качеству. Все документальные свидетельства о деятельности КГБ и Министерства обороны остаются засекреченными. Большинство документов, рожденных в недрах КПСС, собраны в фонде Международного отдела ЦК, хранящегося в РГАНИ, и фонде Политбюро президентского архива. Эти материалы закрыты для исследователей. Доступной является только часть документов из АВП РФ. Они довольно многочисленны и разнообразны по тематике (донесения из посольства СССР в Конго, аналитические записки, записи бесед, информационные материалы).

Документы Министерства иностранных дел не проясняют, каким был объем и характер советской помощи правительствам Патриса Лумумбы и Антуана Гизенги. На то есть причины объективного и субъективного свойства. Когда Лумумба был отстранен от власти в сентябре 1960 г., дипломатические отношения между Конго и СССР были прерваны. Советскому посольству в Леопольдвиле дали 48 часов, чтобы покинуть страну, и его сотрудники были вынуждены уничтожить важные документы. Материалы о связях СССР с правительством Гизенги, которое действовало в Стэнливиле с ноября 1960 г. по август 1961 г., сохранились, но немалая их часть не рассекречена.  

Мне удалось получить немногочисленные и фрагментарные материалы, которые все же позволяют подтвердить или опровергнуть оценки, сделанные на основании опубликованных источников, документов из западных архивов, а порой слухов и домыслов.

В последнее время в зарубежной историографии наметилась тенденция пересмотреть роль Советского Союза в конголезском кризисе, доказать, что она была менее важной, чем считалось прежде. В 1999 г. была опубликована книга бельгийского социолога и публициста Людо де Витте «Убийство Лумумбы». Книга была переведена с фламандского на четыре языка, наделала много шума, стала одним из событий, побудивших бельгийский парламент создать официальную комиссию по расследованию обстоятельств смерти Лумумбы. Де Витте называет авторов, которые трактуют события в Конго как конфликт между Востоком и Западом, «жертвами риторики времен холодной войны».^[167] Он утверждает, что СССР имитировал конфронтацию и поддержку сторонников Лумумбы, а затем Гизенги в пропагандистских целях: «При более детальном изучении конголезского кризиса выясняется, что он на самом деле не был столкновением между Востоком и Западом за гегемонию в Центральной Африке <…> Кремль не обладал ни политической волей, ни средствами, чтобы создать угрозу доминированию Запада в Конго, и это было уже в то время ясно осведомленным людям. Его больше интересовала пропагандистская победа: Хрущев осудил вмешательство Запада, рассчитывая укрепить свои позиции в афро-азиатском мире. Поражение национально-освободительного движения в Конго стало сокрушительным ударом для всех боровшихся за свободу африканцев, но оно не волновало упертых консервативных бюрократов в Кремле. Они считали Лумумбу и африканский национализм отработанным материалом. <…> В целом поддержка Москвой национально ориентированных сил в Конго была не более чем символическим жестом».^[168] Смерть Лумумбы, считает Де Витте, никак не повлияла на «оппортунистический курс Москвы»: «Прямая помощь, которую Советский Союз оказывал националистическому правительству в Стэнливилле, осталась незначительной, и, когда в августе 1961 г. было сформировано правительство Адулы, Хрущев поздравил его с укреплением независимости и единства Конго».^[169]

Де Вите не приводит конкретных данных о масштабах и характере советской поддержки правительства Гизенги, не анализирует имевшиеся у СССР возможности для оказания прямой помощи, ее международные последствия. Вот на этих моментах я и хотел бы остановиться.

После отстранения Лумумбы от власти в сентябре 1960 г.^[170] его сторонники начали собираться в Восточной провинции Конго. Антуан Гизенга, президент Партии африканской солидарности и заместитель премьер-министра с июня по сентябрь 1960 г., возглавил оппозицию центральному правительству в Леопольдвиле и после ареста Лумумбы провозгласил себя премьер-министром. 12 декабря 1960 г. Гизенга заявил, что Стэнливиль, столица Восточной провинции, является новой резиденцией единственного законного правительства Конго.

Гизенга регулярно посылал Н.С. Хрущеву телеграммы о помощи. Для пущей убедительности он сгущал краски, описывал обстановку в тревожных, порой панических тонах. 14 декабря Гизенга попросил «немедленно, без задержки помочь военной техникой и продовольствием», чтобы дать отпор частям Мобуту, который «развязал гражданскую войну против солдат и отрядов верных законному правительству». «Провинция Стенливиль, - сообщалось в телеграмме, находится под серьезной угрозой. Посадка ваших самолетов в Стэнливиле будет обеспечена. Предупредите нас о дне и часе прилета. Просим обеспечить по возможности внеочередное рассмотрение этой просьбы. Просим ответить нам в Стэнливиль не позже, чем через 2 дня, иначе попадем в плен».[171] Хрущев ответил через десять дней, и его послание Гизенга получил не будучи пленным. Оно не оправдало надежд Гизенги на предоставление прямой массированной советской помощи. «Могу заверить Вас в том, - писал Хрущев, - что Советское правительство оказывало, и впредь будет оказывать вместе с другими дружественными Республике Конго государствами всю возможную помощь и поддержку конголезскому народу и его законному правительству в справедливой борьбе против колонизаторов».^[172]

22 декабря от Гизенги пришла телеграмма о том, чтобы «моя страна в кратчайший срок учредила посольство в Вашей стране».^[173] Хрущев с ответом не спешил, разослав 18 января 1961 г. телеграмму для ознакомления членам, кандидатам в члены Президиума ЦК КПСС и министру иностранных дел А.А. Громыко. Советское руководство никак не прореагировало на просьбу Гизенги о «прямом и немедленном военном вмешательстве» СССР в начале января 1961 г.^[174]

Осторожность и неторопливость Хрущева можно было понять: советские поставки в Восточную провинцию были чреваты серьезными международными последствиями. 

Контролируемые правительством Гизенги районы Конго находились в блокаде, были отрезаны от внешнего мира. Для доставки советских грузов требовалось разрешение суданского правительства. Дипломатия США и других западных стран сделала все, чтобы прорех в блокаде не было. Инструкция, направленная Государственным департаментом некоторым посольствам 15 декабря 1960 г., предписывала «задействовать все имеющиеся возможности, и, если необходимо, проводить жесткую линию, чтобы не допустить превращения Судана в ворота для советских поставок режиму в Конго, который фактически является коммунистическим сателлитом».^[175] Нажим на суданское правительство оказался достаточно сильным, чтобы сорвать попытки советских дипломатов договориться о транспортировке грузов через суданскую территорию. Не удалось даже добиться доставки гуманитарной помощи, подготовленной Красным крестом.^[176]

Адекватных инструментов влияния на Судан у СССР не было. Заместитель министра иностранных дел СССР В.С. Семенов во время беседы с президентом Объединенной Арабской Республики Насером в Каире 31 января 1961 г. спросил, «какие меры, по мнению правительства ОАР, следовало бы предпринять для оказания воздействия на правительство Судана с целью получения его согласия на провоз грузов через территорию Судана». Насер ответил, что единственный способ доставки – парашютирование грузов, причем без согласия и предупреждения суданских властей, однако «проведение такой операции сопряжено с риском и международными осложнениями».^[177]

Рисковать Хрущев не хотел и партизанские методы доставки грузов счел неприемлемыми. Было решено на первых порах ограничиться предоставлением финансовой помощи. Представителю Гизенги в Каире Пьеру Мулеле через советское посольство было передано в два приема 500 тыс. долларов.^[178] Первый транш позволил Гизенге выплатить своим войскам жалование, и они не только отразили наступление армии центрального правительства на Восточную провинцию, но и установили контроль над провинцией Киву и северной частью Катанги.

К оказанию материальной помощи советская дипломатия пыталась привлечь союзников. Из бесед посла Чехословакии в Москве Рихарда Дворжака с заместителями министра иностранных дел Я.А. Маликом^[179] и А. А. Соболевым^[180] явствует, что Чехословакия безуспешно пыталась организовать воздушную линию Прага-Каир-Хартум-Стэнливиль. Все опять уперлось в отказ суданского правительства дать разрешение на полеты чехословацких самолетов через территорию Судана. Правительство Чехословакии перевело 25 тыс. ф. ст. в свое посольство в Каире для передачи представителю Гизенги,^[181] но это не было сделано. Причина была в том, что, по словам Дворжака, «компетентные органы Чехословакии не питают доверия к уполномоченному Гизенги в Каире Мулеле». «Известно, - заявил посол заместителю министра иностранных дел Н.П. Фирюбину, - что Мулеле живет в Каире на широкую ногу и окружен компанией, состоящей из весьма сомнительных лиц, в числе которых не исключено наличие агентов империалистических разведок».^[182]

Египетские власти не спешили следовать советским рекомендациям и бросаться на спасение режима Гизенги, справедливо полагая, что это затруднит улучшение американо-египетских отношений, вполне реальное после победы на президентских выборах Джона Кеннеди в ноябре 1960 г.

13 декабря 1960 г. В.С. Семенов обсуждал положение в Конго с послом ОАР в СССР эль-Куни. Семенов спросил, «есть ли у ОАР связи со сторонниками Лумумбы в Конго», и добавил: «Организация им практической помощи имеет большое значение. Одними речами свергнуть империалистов в Конго нельзя». Посол уклонился от прямого ответа и сказал, что «одна ОАР без поддержки СССР и других своих друзей ничего не может сделать в Конго». Семенов высказал опасения советского руководства в связи с решением Египта и ряда других африканских стран отозвать свои войска из Конго, где они действовали в составе контингента ООН. «Не откроет ли вывод войск африканских стран из Конго возможности для установления неограниченного господства там западных стран?», - задал риторический вопрос Семенов. И получил дипломатичный и ни к чему не обязывающий ответ: «Африканские страны, разумеется, будут оказывать помощь конголезцам в борьбе за независимость и в этом вопросе большое значение имеет солидарность африканских стран в своих действиях».^[183]

Объем египетской помощи уточнил Насер в упоминавшейся беседе с Семеновым 31 января 1961 г.: «Уходящему из Конго батальону ОАР дано указание передать половину оружия, имеющегося у батальона, войскам Гизенги: легкие минометы и оружие, боеприпасы». Сам президент признал, что этого явно недостаточно и «положения не спасет».^[184] Семенов попытался выяснить, не готов ли Египет направить военных советников в помощь Гизенге. «У нас, - сказал он, - возникал вопрос, не подослать ли в Стэнливиль нашего опытного человека, хотели послать туда группу наших дипломатических работников, включая военных, но мы пока лишены возможности перебросить их». Советский дипломат высказал предположение о возможности отправки к Гизенге египтян, имеющих опыт боевых операций в Алжире. Насер ясно дал понять, что не намерен идти в фарватере советской политики да еще впереди самого флагмана. Он отшутился, сказав, что, по-видимому, единственный способ перебросить советских представителей в Стэнливиль – это сбросить их на парашютах.^[185] ОАР отказала в пролете через его территорию нескольких чехословацких гражданских самолетов, которые предполагалось перегнать в Стэнливиль.^[186]

Другие дружественные СССР африканские государства тоже пожертвовали поддержкой режима Гизенги ради достижения своих приоритетных политических целей. В конце 1960 г. в Гану поступила партия советского оружия, предназначенная для переправки в Конго сторонникам Лумумбы.^[187] Президент Кваме Нкрума предпочел сомнительной выгоде от военной помощи Гизенге реальные и весомые дивиденды от улучшения отношений с США. Во время визита Нкрумы в Вашингтон в марте 1961 г. президент Кеннеди заявил о готовности правительства США выполнить свои обязательства по финансированию строительства гидроэнергетического комплекса на реке Вольта. Нкрума считал этот проект ключевым для реализации своих амбициозных планов ускоренной индустриализации Ганы. Тридцатимиллионный заем на строительство был заморожен администрацией Эйзенхауэра в сентябре 1960 г. из-за «недружественной» позиции Ганы по Конго.^[188] Ответные шаги ганской стороны последовали незамедлительно. Предложенная Нкрумой 7 марта с трибуны ООН программа преодоления конголезского кризиса была во многом схожей с американской и означала принципиальное изменение его прежней позиции. Нкрума подчеркнул первостепенную роль ООН в урегулировании кризиса, поддержал действия ее генерального секретаря Дага Хаммаршельда, не обмолвился о том, что правительство Гизенги является единственным законным правительством Конго, высказался за проведение всеобщих выборов под контролем ООН.^[189] Советское оружие не было отправлено Гизенге.

Такой поворот стал следствием не только гибкой политики Кеннеди, но и просчетов Хрущева. Он сделал стратегическую ошибку, попытавшись использовать отстранение от власти Лумумбы для нападок на Хаммаршельда и ООН в целом. Хрущев предложил упразднить пост генерального секретаря, заменив его тремя выборными лицами, так называемой тройкой. Этот план подавался советской пропагандой как «реформа» ООН, но фактически лишал организацию дееспособности. Поскольку одним из членов тройки должен был стать представитель афро-азиатских стран, Хрущев рассчитывал на рост их поддержки советской политики, в том числе и в отношении Конго. Вышло наоборот. План Хрущева не был поддержан странами Азии и Африки, которые справедливо сочли его блефом и пропагандистским ходом. СССР не удалось создать международную коалицию в противовес войскам ООН, поддерживавшим прозападные силы в Конго.

Внешне сохраняя задиристую, наступательную риторику, Хрущев избегал шагов, которые могли бы привести к эскалации конфронтации с западными державами. Он понимал, что, добившись отстранения Лумумбы от власти, Запад переиграл его в этом далеком, непонятном и чужом «сердце Африки». Хрущев хотел выйти из кризиса, сохранив лицо. 

Убийство Лумумбы, о котором стало известно 13 февраля 1961 г., явилось ударом и по престижу СССР. В специальном заявлении советского правительства были обнадеживающие для Гизенги пассажи: «Премьер-министр Конго погиб, но законное правительство Республики Конго, возглавляемое его заместителем Антуаном Гизенгой, продолжает выполнять свои функции. Находясь во временной столице республики Стэнливиле, оно осуществляет сейчас контроль над половиной территории Конго и пользуется всенародной поддержкой в стране». Однако вопрос о помощи по-прежнему увязывался с участием в ней других государств, в первую очередь африканских: «Национальную свободу Конго колонизаторы во что бы то ни стало хотят потопить в крови. Не допустить, чтобы это произошло, - дело чести народов Африки и всего мира. Необходимо оказать всемерную помощь национальному правительству Конго в Стэнливиле».^[190]

С 14 февраля П. Мулеле из Каира и А. Гизенга из Стэнливиля засыпали Кремль телеграммами с «отчаянными» требованиями об оказании срочной военной и прочей помощи и просьбами прислать в Стэнливиль советскую дипломатическую миссию.^[191]

Мулеле был приглашен в Москву, прибыл туда 7 марта 1961 г. и в течение недели вел переговоры с советскими высокопоставленными должностными лицами. Представитель Гизенги поблагодарил за оказанную помощь, но посетовал, что ее явно недостаточно. В качестве одной из причин Мулеле назвал то, что «мы все еще не смогли переправить из Каира в Стэнливиль» вторую часть советской финансовой помощи - $250.000.^[192] До места назначения эта довольно значительная сумма так и не дошла. На конференции, проходившей в Вашингтоне 23-24 сентября 2004 г., бывший резидент ЦРУ в Конго Лоуренс Девлин рассказал, что ЦРУ разработало и успешно осуществило операцию по перехвату курьера, в результате которой деньги были похищены.^[193]

Мулеле убеждал советских собеседников, что войска Гизенги испытывают острую нехватку оружия, боеприпасов, горючего, транспортных средств. «Конечно, - утверждал он, - материальные трудности оказывают отрицательное влияние на моральный дух наших солдат, особенно когда они встречаются с мобутовцами и видят, что эти последние имеют все, вплоть до современного вооружения».^[194]

Мулеле не драматизировал ситуацию, напротив, он многого не договаривал. По оценкам находившихся в Стэнливиле польских и чехословацких журналистов, ситуация была критической. Посол ПНР в СССР Б. Ящук поделился полученными от корреспондентов польского телеграфного агентства сведениями с Н.П. Фирюбиным. «Правительство Гизенги, - сказал посол, - не располагает никакими средствами. Экономика провинции находится на грани развала и упадка, исчерпаны все запасы товаров и продовольствия».^[195] По наблюдениям корреспондента ЧТК Душана Проварника армия Гизенги состояла из 8-9 тыс. солдат, вооруженных «относительно современным оружием бельгийского производства». Армия была лояльна правительству и выполняла все его приказы. Проблема для Гизенги заключалась в том, что это была наемная, профессиональная армия, и ее боеспособность зависела от оплаты: «Можно утверждать, что если армия не получит платы, она откажется сражаться. Правительство Гизенги вынуждено платить солдатам, по крайней мере, такое же содержание, какое получают солдаты Мобуту, т.е. от двух до шести тысяч конголезских франков в зависимости от звания. При создавшихся условиях, когда у правительства по существу нет никаких доходов, так как налоги не взимаются, эта статья расходов представляет собой огромное финансовое бремя».^[196] Армия испытывала острую нехватку боеприпасов, во время боевых действий на каждого солдата приходилось по десять патронов. У частей была плохая мобильность из-за нехватки бензина.^[197]

Мулеле потребовал скорейшего предоставления всесторонней помощи, в первую очередь военной. Ему было заявлено, что советские грузы «к отправке готовы», и после убийства Лумумбы появились новые возможности для сотрудничества с ОАР и Ганой в организации доставки этих грузов в Стэнливиль. Мулеле предложил учредить конголезскую авиакомпанию, самолетный парк которой будет состоять из советских гражданских самолетов с конголезскими опознавательными знаками. Обсуждались два возможных маршрута: Каир-Стэнливиль и Аккра-устье реки Конго-Стэнливиль. Для обслуживания второго маршрута были необходимы самолеты дальнего радиуса действия, например ИЛ-18. Мулеле поставил вопрос «о покупке в Советском союзе 2-3 самолетов ИЛ-18».^[198]

Его предложение было встречено без энтузиазма. «Мне кажется, - заявил заведующий II Африканским отделом МИД В.А. Брыкин, - что вопрос об использовании самолетов, а особенно ИЛ-18, очень сложный. Надо учитывать и политический аспект этого дела. Мы думаем, что лучше пойти по пути переговоров с африканскими странами, ибо ООН не даст разрешения на пролет советских самолетов в Республику Конго».^[199] Менее дипломатично и по-военному четко высказался министр обороны Р.Я. Малиновский: «Нам-то позиция ООН ясна, она будет сбивать эти самолеты».^[200]

Американские источники не подтверждают наличие у ООН таких намерений. На заседании Совета по национальной безопасности 5 января 1961 г. президент Д. Эйзенхауэр спросил: «Есть ли у сил ООН в Конго боевые самолеты, которые могут воспрепятствовать функционированию советского воздушного моста?» Директор ЦРУ А. Даллес ответил, что силы ООН не будут использовать авиацию против советских самолетов.^[201]

Мулеле дали ясно понять, что СССР не пойдет на риск конфронтации с Западом ради спасения режима Гизенги. Ему сказали, что «пролет самолетов через территории африканских стран и прежде всего через Судан без разрешения этих стран чреват международным конфликтом, который может перерасти в мировую войну, на что мы пойти не можем. Полет самолетов без соответствующего разрешения ничего не даст. В лучшем случае им удастся пролететь один раз, а затем их начнут сбивать независимо от того, под каким флагом летят самолеты».^[202]

Для решения проблем, связанных с созданием воздушного моста правительству Гизенги было предложено обратиться к африканским странам. «ООН, - заявил Брыкин, - не может воевать против всех африканских государств, и если главы независимых африканских стран захотят, то они смогут решить этот вопрос. Главное – нужно договориться с ними. Мы оказываем вам всю возможную помощь и в практическом и в международном плане. Мы делаем все, что зависит от нас. Однако вопрос коммуникаций зависит от африканских стран».^[203]

Советскому Союзу оказалось не по силам решить пресловутый «вопрос коммуникаций». Безуспешными оказались и попытки ряда африканских стран. По поручению Касабланкской конференции^[204] министр иностранных дел Ганы Ако Аджей вел переговоры с президентом Судана Ибрахимом Аббудом «о транспортировке различных грузов для Стэнливиля», но получил ответ, что «правительство Судана ничего не будет делать вне рамок ООН».^[205] Переубедить Судан, за которым стояли западные державы, советское руководство предложило правительству Гизенги, падение которого без внешней помощи было вопросом времени. У Мулеле были все основания сообщить Гизенге, что спасительной помощи из СССР ожидать не следует.

Надеждой на эту помощь жило не только руководство Восточной провинции, но ее население. «Начиная с первого дня, - сообщал Д. Проварник, - каждый конголезец задавал нам вопрос, почему мы не приходим на помощь, в которой они так нуждаются. Для нас все труднее было объяснять им ситуацию, ссылаться на позицию Судана, других африканских стран, приводить причины отсутствия какой-либо материальной помощи с нашей стороны».^[206] После убийства Лумумбы пребывание любого белого в Стэнливиле стало опасным. А тут еще пустые обещания о помощи. Журналисты из социалистических стран решили, что «необходимо что-либо предпринять» после беседы с начальником генерального штаба майором Лоссо, который заявил, что «если им не будет предоставлена помощь, то это будет расцениваться как предательство».^[207]

Корреспондент ТАСС Г.А. Федяшин оценил обстановку пессимистически: «Если через неделю здесь не будет нашей помощи, конголезцы придут и будут нас бить как врагов».^[208] К мнению Федшина прислушивались, он был вхож к Гизенге, регулярно беседовал с ним, о содержании бесед с коллегами не делился.^[209] 27 февраля три чехословацких корреспондента самолетом покинули Конго.

Когда стало очевидно, что рассчитывать на помощь с Востока не приходится, Гизенга стал наводить мосты с другим центром силы. По его приглашению 10 марта 1961 г. в Стенливиль приехал сотрудник посольства США в Конго Фрэнк Карлуччи. Его ждал неожиданно теплый прием. «Самое удивительное, - телеграфировал в Государственный департамент посол США в Конго Клэр Тимберлейк 12 марта, - это изменившееся отношение к США. Еще три недели назад Карлуччи клеймили как шпиона, а теперь принимали с почестями».^[210] Гизенга около часа беседовал с Карлуччи наедине, организовал прием в честь американского гостя в своем доме, на котором присутствовали ключевые члены правительства и командующий армией Восточной провинции генерал Лундула. Конголезцы, по сообщению Тимберлейка, просили «американцев понять их и предоставить помощь», подчеркивали, что они «не коммунисты», называли себя «честными, мирными нейтралами, которые пытаются восстановить порядок и примут помощь от любого». «Напрашивается вывод, - заключал посол, - что они утратили иллюзии в отношении русских, которые не выполнили своих обещаний».^[211]

31 марта заместитель Госсекретаря по африканским делам Меннон Уильямс заявил, что Гизенга должен войти в новое федеральное правительство.^[212] Его состав конголезский парламент утвердил 2 августа 1961 г. Правительство возглавил Сирил Адула, Гизенга получил пост вице-премьера. Советское руководство увидело в этом шанс оказывать влияние на ситуацию во всей стране, не рискуя вступить в военную конфронтацию с Западом. «Исходя из того, - говорилось в секретном документе МИД СССР, - что правительство Адулы получило доверие парламента, было признано законным преемником правительства, возглавлявшегося Лумумбой, и большинство постов в нем получили сторонники Лумумбы-Гизенги, Советский Союз принял решение о признании этого правительства».^[213]

Время показало, что эти расчеты были построены на песке. Большинство «сторонников Лумумбы-Гизенги» поддержали прозападный курс Адулы, а сам Гизенга в январе 1962 г. был арестован и несколько лет провел в заключении.

Отказ СССР от предоставления правительству Гизенги массированной помощи выглядит вполне оправданным с точки зрения реальной политики и защиты национальных интересов. Прямое вмешательство в конголезский кризис вряд ли стимулировало бы развитие революционного процесса, но гарантировало бы опасную эскалацию конфронтации с Западом в регионе, где у СССР не было ни достаточных ресурсов, ни надежных союзников. Конго стояло в списке советских геополитических приоритетов ниже, чем Европа, Азия, Северная Африка. Увязнуть там во имя официально декларированных идеологических целей было бы авантюрой. Другие страны, вовлеченные в конголезский кризис, тоже руководствовались не столько нравственными категориями, сколько собственными национальными интересами. Позицию Людо де Витте я бы не назвал обоснованной и корректной.

Summary