Раздел 1. Значение архивных исследований

И опыт работы в архивах.

Революция в наших знаниях

А.Б.  Давидсон

Россия

 

Разрешите мне начать словами моего любимого историка, Ключевского. Он задавал вопрос: Сколько времени нужно людям, чтобы понять прожитое ими столетие?

И сам ответил: Три столетия.[4]

Не хотелось бы думать, что Ключевский прав. Но вроде бы он был и человек неглупый и историк неплохой.

А вот мой любимый поэт, Окуджава. Его стихи:

 

Пройдут недолгие века –

напишут школьники в тетрадке

все то,

что нам не позволяет писать дрожащая рука.

 

Все мы - дети Двадцатого столетия. И нам, конечно, кажется, уж что-что, а свое-то время мы знаем.

Да, мы знаем. Но что? Надводную часть айсберга.

А другую, скрытую?

Она только постепенно приоткрывается. С публикацией воспоминаний, свидетельств очевидцев. Главное – по мере рассекречивания архивов.

Это относится и к нашей жизни - здесь, в России. Это относится и к Африке Двадцатого столетия.

Приведу пример. Еще недавно мы все считали, что поездки наших ученых и политиков в Африку начались только в конце 50-х годов. Ученых - с поездки И.И. Потехина в Гану осенью 1957-го, а политиков – с поездок Брежнева, Микояна и других официальных представителей Советского Союза, еще несколькими годами позже.

Но вот недавно приоткрылся архив Коминтерна, и мы с удивлением узнали, что тайные поездки деятелей Коминтерна в Африку были еще в конце 20-х и начале 30-х. И достаточно важные. В.П. Городнов установил, что во всяком случае один из их докладов был послан Сталину. А, может быть, и не один.

Узнаёшь такие факты, и вся история советской политики в Африке видится иначе, чем еще недавно.

Ну, а если посмотреть в целом: как изучалась в нашей стране Африка Двадцатого столетия?

Можно, мне кажется, говорить о двух периодах изучения. Первый – до рубежа 80-х и 90-х. Второй – последние два десятилетия.

По каким критериям можно сравнивать эти периоды? Пожалуй, три. Первый – идеологическая направленность. Второй - профессиональная подготовка ученых. Третий - характер используемых материалов.

Конечно, эти критерии тесно взаимосвязаны.

Но сегодня, в соответствии с темой нашей конференции, я говорю только об одном - о характере источников.

Так вот, на каких материалах строили свои труды отечественные африканисты до последних полутора десятилетий?

Отечественная африканистика - я говорю об изучении истории - держалась на трудах зарубежных ученых. Главным образом, западных. И на тех первоисточниках, которые ими были найдены и опубликованы. У нас речь могла идти, в сущности, лишь об интерпретации того, что сделали иностранцы.

Я совсем не хочу обесценить все, что сделано отечественной африканистикой по истории ХХ столетия. Ставились новые проблемы, вырабатывались новые подходы. При анализе зарубежной литературы высказывались и новые идеи, не присущие этой литературе.

Правда, бывало и так. Используя зарубежную литературу, ее же и ругали, порой очень грубо. За немарксистский подход, за «объективизм», да бог знает, за что ее только не ругали. То есть, пили из родника - и его же поносили.

Но сегодня у нас речь не об этом. А о том, как же было с первоисточниками.

Полевых исследований проводилось очень мало. И вообще опыт работы в Африке у отечественных ученых был ничтожен. Первая поездка советского африканиста в Африку, как я уже сказал, состоялась только в 1957 г. Да и после этого командировок с научными целями - для работы в архивах - было поразительно мало. А для сбора устной традиции - кажется, вообще не было.

А как обстояло дело с отечественными архивами? Для работы по ХХ столетию они были закрыты почти наглухо. Туда могли проникнуть только для специальных правительственных заданий и то только особо доверенные лица.

В 1955-м, в связи с начавшейся «оттепелью», Министерство иностранных дел чуть-чуть приоткрыло Архив внешней политики России, – тот, где хранятся дипломатические документы дореволюционного периода. Но во что это практически вылилось? Хорошо это помню. Я заканчивал тогда аспирантуру и получил официальный доступ в этот архив. Но ни к каким описям не подпускали. Тебе в соответствии с заявленной тобой темой подбирали стопку документов, как правило, весьма скудную. Этим и приходилось довольствоваться. Так было с документами дореволюционных времен. О доступе же к материалам советского периода, повторяю, не было и речи.

И.И. Потехин понимал важность выявления новых источников, расширения источниковой базы. Хотел создать в Институте Африки источниковедческую группу. Это было возможно до 1962 г., пока Институт Африки не перевели из Отделения истории в Отделение экономики.

Источниковедение Потехин хотел поручить мне. Поэтому мне дали так называемый «допуск» к секретным документам. Называлось это - «форма № 2». Кажется, для гуманитариев это была высшая форма. С нею я пришел в самый главный отечественный архив. На Пироговке. Теперь это Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). А тогда назывался: ЦГАОР (Центральный Государственный архив Октябрьской революции).

К работе в архиве я подготовился. Благодаря знакомствам в мире историков узнал, чтò есть в этом архиве.

После этого пришел к директору архива. Это был 1961 год. Просьбы я высказал более чем скромные: о трех фондах, отнюдь не самых секретных и не самых важных. Фонд ТАСС, где хранилась зарубежная печать за прошлые десятилетия. Фонд Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС). И фонд, который назывался «Бюро иностранных связей профсоюзов».

 Директор сказал, что в его архиве я, скорее всего, ничего не найду. Но тут я сделал ошибку. Проговорился, что я много знаю об этих фондах. Это его насторожило. Он явно решил, что я знаю непростительно много. Его лицо стало каменным. Он повторил, уже очень подчеркнуто, что в его архиве для меня ничего нет. Я понял свою промашку. Спросил:

- Так что же, вы не пустите меня в ваш архив?

- Нет, я не имею права Вас не пустить, у Вас все официальные отношения есть. Только Вы у нас ничего не найдете.

И сколько раз я ни приходил в архив, мне под разными предлогами ничего не дали, кроме нескольких документов ВОКС’а за начало 30-х годов.

В середине 60-х мне каким-то чудом удалось попасть в Центральный партархив - получить доступ к материалам Коминтерна. Это было редчайшее везение - просто чудо. Но дали мне материалы по Южной Африке только за 1920-1924 годы и то, конечно, очень выборочно. Тетрадь со своими выписками надо было сдавать. После просмотра ее возвращали, но от страниц оставались только полоски бумаги. Остальное было выстрижено ножницами, начиная с адреса получателя и подписи под документом.

А о том, чтобы ссылаться в своих работах на архив Коминтерна, не могло быть и речи. Официально считалось, что его вообще не существует: то ли он погиб во время Отечественной войны, то ли не разобран. Так что те материалы, которые мне все-таки удавалось просматривать, давали только, как мне было сказано, - «для Вашей ориентировки».

Еще один пример. В 70-х годах, чтобы получить из любого архива документ, как-то связанный с международной политикой, требовали еще разрешение архива МИД. Например, когда я нашел в одном из ленинградских архивов документ 1900-го года о закупке Англией лошадей в России (для англо-бурской войны), от меня потребовали и разрешение архива МИДа.

Даже когда удавалось получать архивные материалы из зарубежных архивов, это вызывало подозрение. В середине 60-х мне удалось получить микрофильмы большой коллекции американского Гуверовского института (15 больших роликов). Она называлась: «Южная Африка, коллекция различных документов, 1902-1963 гг.»[5] Ее выписала по моей просьбе Фундаментальная библиотека общественных наук - и передала для меня в библиотеку Института Африки.

Так вот начальник Первого отдела Института (так официально назывался спецотдел) сразу же решил проверить, что это я выписал - не антисоветские ли это документы. Мне он, конечно, ничего не сказал. Но по его приказу, втайне от меня, в фотолаборатории института ему приготовили копию одного из роликов (а может быть и всех - я не знаю). Причем специально для него перевели фотокопии из позитивных в негативные - так легче читать. Конечно, сам начальник этого не читал, да и английского языка он скорее всего не знал. Кому-то поручил проверить - кому, я не знаю.

Так было до начала 90-х годов.

Что изменилось с тех пор?

Некоторые отечественные архивы открыты. Конечно, не полностью. Как известно, архивы по ХХ столетию не открыты полностью ни у нас, ни за рубежом. Но все же открылся, например, фонд Коминтерна - во всяком случае, большая его часть. Стал возможен доступ ко многим документам архива МИД России - во всяком случае, к документам, которые не относятся к последним десятилетиям.

Это дало возможность поставить на новый уровень отечественное изучение ряда важных проблем истории Африки. Особенно - историю советско-африканских отношений.

Поэтому нам удалось издать два тома документов из русских архивов[6] и начать подготовку третьего тома. На базе этих документов издана коллективная монография «СССР и Африка. 1918-1960. Документированная история взаимоотношений».[7]

А к документам по теме «Африка и Коминтерн» проявился такой интерес, что вышел не только том на русском языке,[8] но еще два тома выпустило в Лондоне известное издательство Фрэнка Касса.[9]

Оживилась в целом работа отечественных африканистов в зарубежных архивах. А.М. Хазанов работал не только в архивах Африки, но и в Европе и в Латинской Америке. А.С. Балезин – в Намибии и Германии. И.И. Филатова и В.Г. Шубин – в ЮАР. Г.В. Цыпкин – в Эфиопии. А.Б. Давидсон – в ЮАР, Зимбабве и Мозамбике. Перечень можно продолжить. Все это создает базу для ряда фундаментальных исследований.

Оживился и сбор устных свидетельств. В первую очередь - советских участников событий в Африке: военных, партийно-общественных деятелей. Ветераны-дипломаты стали издавать свои воспоминания. Большую работу ведет В.Г. Шубин. И.И. Филатова много сделала для сбора свидетельств южноафриканцев. Л.В. Иванова бòльшую часть своей диссертации построила на материалах устных опросов африканцев - в России, в Англии, в Сомали.

Так что революция в наших знаниях началась. Но трудности на ее пути - огромные. Это и отсутствие должной финансовой обеспеченности, и продолжающаяся закрытость многих архивов, и недостаток навыка многих наших африканистов к работе в архивах и сбору устных свидетельств. И, что греха таить, падение интереса к Африке в нашей стране в последние полтора десятилетия.

Но если мы хотим, чтобы отечественная наука вносила серьезный вклад в изучение Африки, эта работа насущно необходима. Для этого надо настойчивей прорываться в архивы. И, не менее (а может быть, даже более) важно – собирать свидетельства тех наших соотечественников, которые, начиная с 50-х-60-х годов работали в Африке или имели отношение к африканским событиям.

Речь тут – не только о военных советниках, дипломатах и общественно-политических деятелях, а и о врачах, геологах, инженерах и технических специалистах, переводчиках. Они наиболее тесно общались с африканским населением, нередко работали в «глубинке», находились на этой работе годами.

Эти люди, увы, стареют, их память не улучшается. Многие уже ушли из жизни. Ценнейший документальный материал исчезает. И этот процесс идет очень быстро.

Наверно, надо нам самим создавать этот архив. В.Г. Шубин, повторяю, уже начал работу по сбору ценных свидетельств (насколько я знаю, прежде всего, в среде военных). Ее надо поддержать и расширить.

Я обращаюсь ко всем здесь - в этом зале. Хорошо бы подумать, что можно сделать для сбора уникальных первоисточников. Какие есть пути для того, чтобы их выявлять, сохранять, изучать, может быть, опубликовать. У кого какие есть идеи?

Со своей стороны я вношу такое предложение. Чтобы мы, от лица этой конференции, обратились в РГНФ с просьбой дать грант на сбор устных свидетельств. В работе могли бы принять участие Институт Африки, Институт всеобщей истории, Институт стран Азии и Африки. Я уверен, что такая работа заинтересует не только научных работников, но и студентов.

 

Summary.

 

The two last decades of the 20th century can be named the revolution in African studies. The previous period covers the years 1920ies-1970ies. There are three criteria of such periodisation: ideological engagement, professional training of the scholars and the type of used sources. All of them are interconnected. As to sources, the topic of the current conference, Soviet scholars were dependent on Western publications and could only give their own interpretation of them. They had practically no chance of field research in Africa. As for Soviet archives, their materials on the 20th century were not accessible. The changes of the 90-ies were the following: some of Russian archives were opened, which allowed achieving a new level in research of certain problems. Russian scholars got much more possibilities to work in foreign archives, which creates a good base for a number of fundamental studies. The possibilities of collection of oral material were also enlarged. So the revolution in our knowledge of African history has begun, but there are still many difficulties.