Реальность не исчезает, даже когда перестаешь в нее верить

 

НЕ ЗНАЯ, КУДА ДВИНУТЬСЯ дальше, Роджер повернул лошадь к Лаллиброху. Шесть недель назад, прощаясь с Брайаном Фрейзером и считая, что они расстаются навсегда, он опечалился. Сейчас на душе стало немного легче при мысли о том, что вновь предстоит увидеться с Брайаном – человеком, который выслушает с сочувствием, хотя о многом придется умолчать.

Конечно же, нужно будет сказать Брайану о том, что поиски Джема не увенчались успехом. Эта мысль занозой сидела в сердце, напоминая о себе каждое мгновение. События последних недель немного отвлекли Роджера от жуткой боли из-за пропажи Джема. Он надеялся, что еcли обнаружится Джерри, то каким-то образом найдется и Джем. Надежда оказалась напрасной.

Было совершенно непонятно, что, к дьяволу, из этого следовало. Был ли найденный Джеремайя единственным Джеремайей, которого можно было отыскать здесь? Но если так... Куда же делся Джем?

Роджеру хотелось рассказать Брайану, что он нашел человека, которому принадлежали жетоны. Все равно тот спросит о нем. Но как рассказать, не объяснив, кто такой Джерри, кем он доводится Роджеру или что с ним произошло? Вздохнув, он направил лошадь в обход огромной лужи на дороге. Может быть, проще сказать, что Дж. У. МакКензи найти не удалось? Как же не хотелось обманывать такого чистосердечного человека, как Брайан.

Не мог рассказать Роджер и о Баке. Если оставить в стороне мысли о Джеме, то думать о Баке было тяжелее всего.

«Не получится из тебя священник, если не можешь быть честным». Он старался. С его собственной, эгоистичной, точки зрения истинная правда заключалась в том, что Роджеру зверски не хватало общества Бака. Кроме того, внутри кипела зависть из-за того, что Бак мог вернуться к Брианне, а еще («И не в последнюю очередь», – уверял он себя) Роджер боялся, что у Бака не получится в очередной раз пройти сквозь камни. Он мог погибнуть в пустоте или снова затеряться в каком-то неизвестном времени.

Истина состояла в том, что, хотя об этом и можно было (и даже очень сильно) поспорить, Баку следовало бы раз и навсегда распрощаться с Гейлис Дункан. Однако переход сквозь камни был, пожалуй, последним из возможных способов достижения этой цели.

И все-таки было искушением принять мужественный жест Бака. Если бы тому удалось пройти сквозь камни и рассказать Бри, куда занесло Роджера... Хотя Роджер понимал, что Бак может не вернуться. Отрицательное воздействие путешествий во времени постепенно накапливалось, и вряд ли в следующий раз поблизости окажется Гектор МакЮэн.

Но если Бак, несмотря на крайне высокий риск для его собственной жизни, захочет попробовать совершить переход, разве Роджер не обязан попытаться убедить спутника вернуться не к Брианне, а к собственной жене?

Он дотронулся до губ тыльной стороной ладони, вспоминая, как коснулись его щеки мягкие каштановые волосы Мораг, когда он наклонился поцеловать ее в лоб на берегу реки Аламанс. Искреннее доверие в ее глазах. И как, черт возьми, несколькими мгновениями позже женщина спасла ему жизнь. Пальцы на секунду задержались на горле. Со вспышкой удивления, какая бывает при осознании вещей давно известных, Роджер понял, что, как ни горько ему было потерять голос, он ни на секунду не пожалел, что Мораг спасла его самого.

В определенной степени рискуя жизнью, Роджер спас от гибели сына Мораг, которого Стивен Боннет собирался вышвырнуть за борт. Но ее поступок на берегах Аламанса не казался Роджеру оплатой долга. Она просто не желала его смерти.

Что ж. А он не желал смерти Бака.

Но хотела ли Мораг возвращения Бака? Считая, что жене он не нужен, его предок мог и ошибаться. Роджер был искренне уверен, что Бак до сих пор любит свою жену и что его самопожертвование было следствием его, Бака, чувства вины за утраченные (как он считал) мечты Мораг.

– Но, даже если это и так, – произнес Роджер вслух, – не пора бы перестать пытаться управлять людскими жизнями?

Покачав головой, он поехал вперед сквозь легкую дымку, сотканную из обрывков тумана, через влажную колкость зарослей дрока. Дождя не было, что утешало, хотя небо под тяжестью облаков сползло, накрыв вершины близлежащих гор.

Роджер никогда не спрашивал приемного отца о том, каково это – быть священником. Кем-кем, а священником он быть не собирался. Но он вырос в доме преподобного и видел, как каждый день в небогатый уютный кабинет за помощью или советом шли прихожане. Он помнил, как отец (живое ощущение физического присутствия Джерри МакКензи придавало сейчас этому слову непривычную странность) со вздохом садился в кухне пить чай с миссис Грэм и в ответ на ее вопросительный взгляд лишь качал головой и говорил: «Иногда я могу только выслушать и помолиться».

Пытаясь обрести мгновение покоя в хаосе собственных мыслей, Роджер резко остановился и закрыл глаза. И завершил свои раздумья так, как, без сомнения, делал любой священник со времен Аарона, – вскинув руки и вопрошая:

– Чего ты хочешь? Как, дьявол тебя побери, я должен поступить с этими людьми?

Задав вопрос, Роджер открыл глаза, но вместо ангела со светящимся свитком перед ним на дороге оказалась жирная чайка с желтыми глазами-бусинками, сидевшая в нескольких футах от его лошади. Совершенно не заботясь присутствием живого существа в сотни раз больше ее самой, птица с укоризной посмотрела на него, а потом, расправив крылья, взлетела с пронзительным «скрииик!». Со стороны холма ей откликнулись несколько медленно кружившихся чаек, едва различимых на фоне бумажно-белого неба.

По крайней мере, появление чайки заставило отступить чувство одиночества. Дальше Роджер ехал в более спокойным, решив, что, пока время не придет, ни о чем тревожном он думать не будет.

Скорее всего, до Лаллиброха осталось немного. Если повезет, он доберется туда до темноты. При мысли о чае в животе заурчало, и Роджер почувствовал себя лучше. Независимо от того, что он мог или не мог рассказать Брайану Фрейзеру, сама мысль о встрече с этим человеком и его дочерью Дженни успокаивала.

Высоко над головой, кружась, перекликались чайки, и Роджер посмотрел вверх. Так и есть: он различил невысокие развалины крепости железного века. Развалины, которые он восстанавливал... или будет восстанавливать? Что если ему не суждено вернуться обратно к... «Господи, даже не думай об этом, мужик, а то станешь более безумным, чем сейчас».

Роджер слегка пришпорил коня, и тот с неохотой чуть прибавил шаг. А когда прямо наверху, на склоне, послышался ужасный треск, поскакал еще быстрее.

– Тпру! Стой, идиот! Стоять, я сказал!

Эти «заклинания» вкупе с рывком поводьев вверх, чтобы повернуть коня, возымели эффект, и, в конце концов, они развернулись в ту сторону, откуда приехали. И тут Роджер увидел, что посреди дороги стоит запыхавшийся мальчик, чьи рыжие, почти каштановые в неярком свете волосы торчат в разные стороны.

– Папа, – сказал этот мальчик, и лицо его просияло, словно освещенное неожиданно выглянувшим солнцем. – Папочка!

 

КАК ОН СЛЕЗАЛ С КОНЯ, как бежал по дороге и обо всем остальном Роджер совершенно не помнил. Сидя в грязи и тумане на мокром папоротнике, он прижимал к груди сына. И все остальное не имело значения.

– Папа, – повторял, задыхаясь от рыданий, Джем, – Папочка, папочка...

– Я здесь, – зарывшись лицом в волосы Джема, шептал отец, лицо его заливали слезы. – Я здесь, я здесь. Не бойся.

Судорожно вздохнув, Джем смог произнести: «Я не боюсь», – и снова разрыдался.

В конце концов, вместе с ощущением пропитавшей на заднице бриджи влаги медленно вернулось чувство времени. Роджер вздохнул, немного встряхнулся и, пригладив волосы Джема, поцеловал его в макушку.

– От тебя пахнет козой. 

Он перевел дыхание и рассмеялся, слегка вытерев глаза тыльной стороной ладони.

– Где, к дьяволу, тебя носило?

– В башне с Мэнди, – ответил Джем, будто это было самым разумным объяснением в мире.

Мальчик окинул Роджера слегка осуждающим взглядом.

– А тебя где носило?

– С Мэнди? – озадаченно повторил Роджер. – Что ты имеешь в виду под «Мэнди»?

– Мою сестру, – с терпеливостью детей, случайно обнаруживших недалекость собственных родителей, пояснил Джем. – Ты же знаешь.

– Так... и где в таком случае Мэнди? 

В этом состоянии невероятной растерянности Роджер вполне допускал, что Мэнди может выскочить рядом с Джемом, словно гриб из-под земли.

На миг на лице Джема появилась смущенная озадаченность, и мальчик оглянулся, будто ожидал в любой момент появления сестры среди мха и вереска.

– Не знаю, – слегка расстроенно ответил Джем. – Она побежала искать тебя, а потом мама упала и что-то сломала... А потом...

Роджер отпустил Джема, но тут же снова схватил его, отчего тот охнул.

– Мама тоже здесь?

– Ну конечно, – по тону Джема было ясно, что мальчику это уже слегка надоело. – В смысле, ну вот не прям «здесь». Она там, наверху, в старой крепости. Она споткнулась о камень, когда мы побежали за Мэнди.

– Господи Боже, – с жаром произнес Роджер, сделав шаг по направлению к крепости, но резко остановился. – Подожди: ты сказал, она что-то сломала... Она ранена?

Джем пожал плечами. Он снова начал оглядываться, хотя без особой тревоги. Отец был рядом, значит, все будет хорошо.

– Вряд ли что-то серьезное, – заверил мальчик отца. – Правда, ходить она не может, и потому велела мне бежать и поймать Мэнди. Но тебя я нашел первым.

– Хорошо. Значит, она в сознании и может разговаривать? 

Слегка напуганный, что у него начались галлюцинации, Роджер держал Джема за плечи, – как для того, чтобы тот снова не исчез, так и чтобы получить от сына ответ.

– Угу, – чуть нахмурив брови Джем осмотрелся. – Мэнди где-то здесь...

Он выскользнул из рук отца и медленно повернулся, а его лицо свело от напряженной сосредоточенности.

– Мэнди! – позвал Роджер.

Он сложил ладони рупором и крикнул снова:

– БРИ!

Он беспокойно вглядывался в очертания крепости и холма, ожидая увидеть в развалинах голову Бри или какие-нибудь признаки движения среди растительности, которое могла бы вызвать перемещающаяся трехлетка. Головы он не увидел, а поднявшийся легкий ветерок привел в движение весь холм.

– Мэнди убежала вниз по этому склону? – спросил Роджер, и после кивка Джема посмотрел за спину сына.

За дорогой холм переходил в болото, но никаких следов Мэнди не было видно. Если только она не упала и не лежит в овраге...

– Оставайся здесь, – велел Роджер, сильно сжав плечо Джемми. – Я поднимусь наверх и поищу. И принесу маму.

Он быстро побежал по тропинке из гравия, которая была ближе всего к дороге, выкрикивая через равные интервалы времени имя Мэнди. Его одновременно обуревало чувство огромной радости и ужасающей паники: как бы все происходящее не оказалось обманом, как бы он и правда не сорвался, просто придумав себе появление Джема. Через каждые пару шагов Роджер оборачивался, чтобы удостовериться, что сын все еще стоит там, на дороге.

Бри. Мысль о том, что она там, на вершине холма...

– Мэнди! – крикнул Роджер снова, и голос сорвался.

Но сорвался он от волнения, и, на миг ошарашенный, Роджер понял, что уже несколько минут кричит в полную силу… и не чувствует боли.

– Благослови тебя Господь, Гектор, – с жаром прошептал Роджер и продолжил прочесывать холм, теперь уже двигаясь зигзагами, продираясь через ветки ракитника и молодых березовых деревцев, ногой раздвигая кусты дрока и засохшего папоротника на случай, если Мэнди упала и лежит на камнях без сознания.

Где-то высоко тонко и пронзительно кричали чайки. Он поднял глаза, надеясь увидеть над стеной форта Брианну. Жены там не было, но Роджер услышал, как кто-то закричал: тонко и пронзительно – и это была не чайка.

– Па-а-а-па-а-а...

Он повернулся, едва удержавшись на ногах, и увидел Джема, бегущего по дороге, и Бака, выезжающего из-за поворота верхом на лошади. Одной рукой мужчина с трудом удерживал отчаянно извивающийся сверток с черными кудряшками.

Когда Роджер добежал до них, он не мог произнести ни слова.

– Сдается мне, ты кое-что потерял, – хрипло заметил Бак и аккуратно вручил ему Мэнди.

Руки оттянуло дергающейся ношей, пахнущей козами.

– Папочка! – широко улыбаясь, воскликнула она, словно отец просто вернулся с работы. – Чмок! Чмок!

Девочка шумно расцеловала его и прижалась к груди. Ее волосы щекотали ему подбородок.

– Ты куда делась? – осуждающе спросил Джем.

– А ты? – парировала Мэнди и показала язык. – Бе-е-е…

Не в силах сдержаться, Роджер опять заплакал. К волосам и курточке Мэнди прицепились репьи и лисохвосты. Кроме того, было очевидно, что совсем недавно она описалась. Бак дернул за повод так, будто собирался развернуть коня и уехать, но Роджер, вытянув руку, взялся за стремя.

– Подожди, – прохрипел он. – Скажи, что это все происходит на самом деле.

Бак издал какой-то малопонятный звук, и, поглядев сквозь слезы вверх, Роджер понял, что Бак и сам безуспешно пытается справиться с эмоциями.

– Да. – как и Роджера, Бака душили слезы.

Мужчина закрутил поводья петлей и, соскользнув с лошади на дорогу, бережно обнял Джема.

– Да, это взаправду.

 

 

ГЛАВА 109

ФРОТТАЖ

[Фроттаж (От франц. frottage – натирание) – вид непроникающего секса, выражающийся в трении гениталиями о постороннего человека в общественном месте. – прим. перев.].

 

ДОКТОР МАКЮЭН ЖИЛ холостяком, и кровать у него была односпальной. Сейчас на неё улеглись четверо, и, хотя двое из них занимали не так уж много места, картина напоминала лондонскую подземку в час пик. Жара, давка со всех сторон и явная нехватка кислорода.

Брианна вся изъёрзалась: в комнате было не продохнуть. Она лежала на боку, вжимаясь спиной в стену; тяжело сопящая Мэнди плотным комом втиснулась между родителями. Роджер кое-как примостился на другом краю кровати, а обмякший Джем навалился всем телом на отца. Порой сын судорожно подёргивал ногами, пиная Бри по икрам. И всем в нос лезли огненно-рыжие нитки волос куклы Эсмеральды, занимавшей бо́льшую часть единственной подушки.

Роджер не спал: стоило ему уснуть – он тут же оказался бы на полу.

– Знаешь, что такое фроттаж? – шёпотом спросила Бри у мужа.

– Знаю. А что, хочешь попробовать прямо сейчас?

Он осторожно потянулся через Джема к жене и легонько погладил её по голой руке. В тусклом свете очага Бри увидела, как приподнялись у неё на предплечье тонкие волоски.

– Меньше всего я хотела бы этим заниматься с малышнёй под боком. Мэнди видит третий сон. А Джем спит крепко? Можно его передвинуть?

– Сейчас посмотрим. Если не получится, я точно задохнусь.

Роджер осторожно выбрался из-под сына, тот громко замычал, но, почмокав губами, затих. Роджер ласково погладил Джема, наклонился проверить, не проснулся ли он, и выпрямился.

– Вот и хорошо.

Уже совсем стемнело, когда они заявились к МакЮэну. Роджер и Бак поддерживали с двух сторон Брианну, дети шли следом. Хотя доктор явно удивился ночному вторжению многочисленных МакKензи, но воспринял его спокойно. Усадив Бри у себя в приёмной, он поместил её ногу в таз с холодной водой, а затем позвал хозяйку дома, чтобы та нашла что-нибудь на ужин Джему и Мэнди.

– Всего лишь растяжение, и даже не очень сильное, – успокоил доктор Брианну, вытирая её ногу льняным полотенцем и умело ощупывая опухшую лодыжку.

Проведя большим пальцем по повреждённому сухожилию, он заметил, что Бри поморщилась.

– Понадобится время, чтобы всё зажило, но, думаю, я смогу немного облегчить боль… Если пожелаете.

Приподняв бровь, он вопросительно взглянул на Роджера, и Брианна шумно втянула носом воздух.

– Это моя́ лодыжка, – слегка раздражённо заявила она. – И я́, конечно, была бы признательна за всё, что вы сделаете.

К вящему неудовольствию Брианны, Роджер кивнул, и МакЮэн положил её стопу себе на колено. Видя, как жена вцепилась в края табурета, чтобы удержать равновесие, Роджер встал сзади на колени и обнял её.

– Обопрись на меня, – тихо сказал он ей на ухо. – Просто дыши. Гляди, что будет.

Брианна озадаченно посмотрела на Роджера, но тот лишь тронул губами её ухо и кивнул МакЮэну.

Доктор нагнулся над ступнёй, слегка придерживая её обеими руками, и положил на подъём стопы большие пальцы. Он стал медленно водить ими по кругу, а потом сильно нажал. Щиколотку пронзила резкая боль, но сразу же исчезла – Брианна даже охнуть не успела.

На её озябшей коже руки доктора казались необыкновенно тёплыми. Это удивило Бри: ведь МакЮэн погружал их в ту же холодную воду, где находилась и её нога. Одной рукой врач обхватил ей пятку, непрерывно массируя опухшую плоть большим и указательным пальцами, вначале легко, затем чуть сильнее. От ощущения удовольствия пополам с болью Брианне стало не по себе.

МакЮэн вдруг поднял глаза и улыбнулся Брианне.

– Потерпите немного, – пробормотал он. – Постарайтесь расслабиться.

Ей на самом деле это удалось. Впервые за сутки Бри не испытывала голода. Впервые за несколько дней она начала отогреваться душой и телом, – и впервые за несколько месяцев она перестала бояться. Брианна выдохнула и откинула голову назад, на плечо Роджеру. Тот кашлянул и покрепче обнял жену, устраиваясь поудобнее.

Брианна слышала, как в задней комнате, куда хозяйка отвела детей перекусить супом с хлебом, Мэнди рассказывает Джему путаную историю о приключениях Эсмеральды. Убедившись, что опасность семейству не грозит, Бри позволила себе наслаждаться простыми радостями: нежилась в объятиях мужа и с удовольствием вдыхала запах его кожи.

«Но сложенный хорошо человек выражен не только в лице; он выражен в членах, суставах своих, изящно выражен в бедрах, запястьях…» [Здесь и далее – цит. из поэмы Уолта Уитмена «О теле электрическом я пою» в переводе М. Зенкевича. – прим. перев.]

– Бри, – спустя какое-то время шепнул ей Роджер. – Бри… Гляди.

Она открыла глаза и поначалу увидела лишь изгиб его запястья на своей груди, строгое изящество костей, округлость мускулистого предплечья. Но затем поле зрения расширилось, и Брианна слегка вздрогнула. От пальцев на ноге исходил голубоватый свет, едва заметный в промежутках между ними. Чтобы убедиться в реальности происходящего, она крепко зажмурилась и вновь открыла глаза, но Роджер гортанно хмыкнул, подтверждая, что видит то же самое.

Почувствовав её изумление, доктор МакЮэн поднял глаза и снова улыбнулся, на этот раз радостно. Затем быстро перевёл взгляд на Роджера и опять на неё.

– И вы тоже?.. – промолвил он. – Я так и думал.

Он ещё долго держал её ступню, пока Бри не стало казаться, что она чувствует, как пульс в его пальцах отражается эхом у неё между косточками. А затем доктор аккуратно забинтовал ей лодыжку и осторожно опустил ногу Брианны на пол.

– Сейчас лучше?

– Да. – Бри услышала хрипотцу в собственном голосе. – Спасибо.

Ей хотелось засыпать доктора вопросами, но тот поднялся и надел сюртук.

– Вы меня очень обяжете, если останетесь здесь на ночь, – не допускающим возражений тоном заявил он, продолжая улыбаться Брианне. – Я заночую у приятеля.

Повернувшись к Роджеру, он приподнял шляпу, кивнул на прощанье и ушёл, а Бри с мужем стали укладывать детей спать.

Как и следовало ожидать, Мэнди раскапризничалась: она не хотела спать в чужой комнате, в чужой постели. Она жаловалась, что странные запахи в приёмной совсем не нравятся Эсмеральде, а ещё кукла боится большого шкафа: ведь там могут жить келпи.

– Келпи живут только в воде, дурёшка, – возразил Джем, но и он с лёгкой опаской посматривал на огромный тёмный шкаф с потрескавшейся дверцей.

В конце концов, они все вместе улеглись на узкой кровати. В тесной близости друг с другом как родителям, так и детям было спокойно и уютно.

Брианна чувствовала, как мягкая тёплая пелена выдыхаемого воздуха окутывает её измученное тело, как всё её существо тянет погрузиться в глубины сна. Но ничто не могло сравниться с её мощной тягой к Роджеру.

«В походке своей, в осанке, в гибкости стана, колен, – его не скрывает одежда…»

Она лежала, опустив ладонь на спину Мэнди, осязая медленное биение детского сердечка. Бри наблюдала, как Роджер, подхватив Джема, развернулся и переложил его на одно из дополнительных одеял, которые хозяйка комнат МакЮэна принесла вместе с супом.

«Сила и ловкость его пробивается сквозь все ткани…»

Сейчас на Роджере были только рубашка и бриджи; сбрасывая домотканые штаны, он чуть замешкался и заодно с облегчением почесал зад. Длинная льняная рубашка на миг задралась, обнажив выпуклость отощавшей ягодицы. Он подошёл к Мэнди и, улыбнувшись жене, приподнял сопящую во сне дочку.

– Как думаешь, может, оставим кровать детям? А себе соорудим постель в медицинском кабинете: возьмём плащи, если они немного подсохли, и одеяла.

Роджер сгрёб Мэнди в охапку, словно тюк белья, и Бри смогла сесть и переползти через кровать. Она чувствовала, как восхитительно струится воздух сквозь влажную от пота сорочку, как легко касается груди мягкая ткань, и соски у неё тотчас отвердели.

Брианна перестелила постель, а Роджер перенёс детей обратно на кровать. Затем мать укрыла их и поцеловала сонные мордашки, чмокнув заодно и Эсмеральду, прежде чем сунуть куклу в руки Мэнди. Роджер повернулся к закрытой двери в медицинский кабинет и, улыбаясь, оглянулся на Бри. В свете очага виднелись очертания его тела, просвечивающего сквозь льняную рубашку.

«Он идёт, восхищая вас, словно поэма, иль даже больше… Помедлив, взгляните вы на спину его, на затылок, лопатки».

– Ляжешь ли со мной, де́вица? – негромко спросил он и протянул ей руку.

– О, да, – ответила она и подошла к мужу.

 

ПОСЛЕ ВЛАЖНОЙ ЖАРЫ СПАЛЬНИ в медицинском кабинете их обдало холодом, и они сразу придвинулись друг к другу, стремясь оказаться в тёплых объятиях и припасть к тёплым губам. Огонь в этой комнате погас, но они не стали разжигать его заново.

Роджер едва не до крови зацеловал ей губы ещё в форте. Увидев лежащую на земле Брианну, он схватил и крепко обнял её, чудом не сломав ей рёбра. Впрочем, она не возражала. Теперь же он мягко и нежно прильнул ко рту Бри, а его щетина легко касалась её кожи.

– Быстро? – прошептал он ей прямо в губы. – Или медленно?

– Горизонтально, – тоже шёпотом ответила она, хватая его за ягодицы. – Скорость значения не имеет.

Она стояла на одной ноге, элегантно (как она надеялась) отведя повреждённую ступню назад. Манипуляции доктора МакЮэна немного ослабили пульсирующую боль, но Бри по-прежнему могла опираться на эту ногу не дольше секунды.

Негромко рассмеявшись, Роджер виновато взглянул на дверь спальни. Внезапно нагнувшись, он подхватил жену и, пошатываясь, донёс её через комнату к вешалке. Брианна схватила висевшие там плащи и бросила их на пол около стола – самое чистое свободное место, которое ей удалось разглядеть. Роджер присел на корточки, и в спине у него что-то хрустнуло, но он, мужественно сдержав стон, аккуратно опустил жену на ворох одежды.

– Поосторожнее там! – всерьёз забеспокоившись, прошептала Брианна. – Сорвёшь себе спину – что тогда?

– Тогда ты будешь сверху, – вполголоса откликнулся он и провёл рукой вверх по её бедру, задирая сорочку. – Но я ничего себе не сорвал, так что ты – снизу.

Роджер поддёрнул свою рубашку и, раздвинув Бри ноги, вошёл в неё с блаженным стоном.

– Надеюсь, сегодня тебе и правда было неважно, быстро или медленно, – пробормотал он ей в ухо спустя несколько минут.

– Ага, – рассеянно ответила она и обняла Роджера обеими руками. – Ты… только… побудь ещё там.

Она отпустила его вскоре, – как только смогла, – и, ласково обняв голову мужа ладонями, стала покрывать поцелуями его гладкую тёплую шею. Почувствовав шрам от верёвки, Бри нежно провела вдоль него кончиком языка – по спине и плечам у Роджера побежали мурашки.

– Ты что, спишь? – некоторое время спустя недоверчиво осведомился он.

Брианна приоткрыла глаз: Роджер, встав рядом с ней на колени, укрывал её одним из одеял, за которыми успел сходить в спальню. От них попахивало затхлостью и мышами, но её это не волновало.

– Нет, – сказала она и перекатилась на спину.

Чувствовала себя Брианна замечательно, невзирая на твёрдый пол, растянутую лодыжку и внезапно мелькнувшую мысль, что доктор МакЮэн, очевидно, проводит операции и даже ампутации именно на этом столе: на его нижней стороне, над головой Бри, темнело пятно.

– Просто… сил уже нет.

Она медленно протянула к Роджеру руку, увлекая его к себе под одеяло.

– А ты как?

– Я не сплю, – заверил он, скользнув вниз и прижимаясь к ней. – И, если думаешь, я признаюсь, что обессилел, подумай ещё раз.

Негромко рассмеявшись, она бросила взгляд на дверь, перекатилась на живот и уткнулась лбом в грудь Роджеру.

– Я думала, что никогда больше тебя не увижу, – прошептала она.

– Ну, да, – тихо сказал он, легко касаясь длинных волос Бри, её спины. – Я тоже.

Они долго молчали, вслушиваясь в дыхание друг друга. Брианна заметила, что муж стал дышать легче и ровнее. И потом он, наконец, попросил:

– Расскажи, что было.

Брианна рассказала – без обиняков и как можно бесстрастнее. Она решила, что эмоций Роджера хватит на них обоих.

Дети спали, поэтому ни крикнуть, ни выматериться он не мог. Она чувствовала, как кипит в нём бешенство: его трясло, а кулаки сжались так, что напомнили твёрдые костяные набалдашники.

– Я убью его, – сказал он еле слышным в тишине голосом.

Она перехватила его взгляд: в тусклом свете полыхающие яростью глаза казались чёрными.

– Всё уже хорошо, – мягко успокоила она его и, сев, взяла обе его руки в свои и поднесла одну, а затем другую к губам.

– Теперь всё хорошо. Мы все живы-здоровы. И все мы здесь.

Роджер отвёл взгляд и медленно втянул воздух, потом снова посмотрел на неё, крепче сжав её ладони.

– Здесь, – мрачно повторил он ещё хриплым от гнева голосом. – В 1739 году. Если бы я…

– Ты не мог поступить иначе, – решительно возразила Брианна, стиснув в ответ его руки. – Кроме того, – немного неуверенно добавила она, – думаю, тут мы не останемся. Если, конечно, ты не слишком привязался к кому-нибудь из здешних жителей.

На лице Роджера, стремительно сменяя друг друга, отразились разноречивые чувства: злость, сожаление, смиренное принятие ситуации… и даже невольная смешливость, когда он наконец с собой совладал. Роджер откашлялся.

– Ну, да, – сухо признался он. – К Гектору МакЮэну точно. Но здесь есть и многие другие. Гейлис Дункан, например.

От этого имени Брианну слегка передёрнуло.

– Гейлис Дункан? Ну… да, я предполагала, что она может оказаться в этом времени... А ты… ты с ней встречался?

На лице Роджера появилось выражение, не поддающееся описанию.

– Да, – ответил он, избегая вопросительного взгляда жены.

Он отвернулся и махнул рукой в сторону окна, выходившего на площадь.

– Она живёт как раз напротив.

– В самом деле?

Прижимая к груди одеяло, Брианна встала, но забыла о больной ноге и оступилась. Роджер вскочил и подхватил её под руку.

– Незачем тебе с ней встречаться, – с жаром произнёс он. – Садись-ка, а то упадёшь.

Брианна пристально посмотрела на мужа, но позволила вернуть себя в гнёздышко и укутать плечи одеялом. Теперь, когда они уже не согревали друг друга в объятиях, адский холод в медицинском кабинете пробирал до костей.

– Ладно, – Бри тряхнула волосами, прикрывая ими уши и шею. – Объясни, почему мне не стóит встречаться с Гейлис Дункан.

К её удивлению, муж густо зарделся – это было заметно даже в полумраке кабинета. И по типу кожи, и по складу характера Роджер был не из тех, кто легко заливается румянцем, однако, когда он всё-таки рассказал – коротко, но красочно, – что произошло (или, возможно, не произошло) с Баком, доктором МакЮэном и Гейлис, Брианна всё поняла.

– Святые угодники, – оглянулась она на окно. – Э-э… Когда доктор МакЮэн сказал, что переночует у приятеля?..

Уходя, Бак объявил, что остановится на ночь в таверне в самом конце Хай-стрит, а с МакКензи увидится утром. Возможно, он так и собирался сделать, но…

– Она замужем, – односложно сказал Роджер. – Неужели её муж не заметил бы, пригласи она посторонних к себе на ночь?

– А это как сказать, – поддразнила Бри Роджера. – Она травница, не забыл? Мама делает отменное сонное зелье. Думаю, Гейлис тоже это умеет.

Роджер снова покраснел до корней волос, и Брианне стало ясно, как если бы муж рассказал ей об этом сам, что он представил, как Гейлис Дункан предаётся похоти с тем или иным любовником рядом с храпящим супругом.

– Господи, – выдавил он.

– Ты же помнишь, что случится с её бедным мужем? – осторожно спросила Бри.

По тому, как мгновенно побледнел Роджер, стало ясно, что это совершенно вылетело у него из головы.

– Это ещё одна веская причина, по которой мы не можем здесь остаться, – негромко, но твёрдо сказала она. – Мы знаем слишком много и не представляем, к чему может привести наша попытка вмешаться, однако как пить дать это опасно.

– Да, но… – начал Роджер, однако, взглянув жене в лицо, осёкся. – Лаллиброх. Так вот почему ты не хотела туда идти?

Поначалу, забрав Брианну из форта, он попытался было спуститься с ней с холма к дому. Она же настояла на том, чтобы поискать помощи в деревне, невзирая на перспективу тяжёлой и мучительной трёхчасовой поездки верхом.

Кивнув, Бри почувствовала, как к горлу подступил комочек. Он там и оставался, пока она рассказывала мужу о встрече с Брайаном на кладбище.

– Я не просто боюсь, что встреча с ними может повлиять на… дальнейшие события, – пояснила она, и комочек растаял в слезах. – Это… О, Роджер, видел бы ты его лицо, когда он меня заметил и решил, что я – Эллен. Я… он… он умрёт через год-другой. Этот прекрасный, добрый человек… И мы ниче… ничего не можем сделать, чтобы это предотвратить. – Она всхлипнула и вытерла глаза. – Он… он решил, что видит жену и сына, что они ж-ждут его. И… Боже мой, как он обрадовался! Я не могла лишить его этой радости. Просто не могла.

Она зарыдала, а Роджер обнимал её и ласково гладил по спине.

– Нет, конечно, не могла, – прошептал он. – Dinna fash [«Не мучай себя» – шотл., прим. перев.], Бри. Ты всё сделала правильно.

Она зашмыгала носом и, поискав среди плащей, во что бы высморкаться, решила наконец пустить в ход испачканную тряпку со стола доктора МакЮэна. От полотна пахло каким-то едким лекарством, но, слава Богу, не кровью.

– А ведь ещё и Па, – глубоко и прерывисто вздыхая, сказала Бри. – Что ему предстоит пережить… Шрамы у него на спине… Мне… невыносима даже мысль об этом, и что мы ничего не сделаем, но нам…

– Нельзя, – тихо согласился Роджер. – Нам нельзя рисковать. Одному Богу известно, что я мог уже натворить, когда нашёл Джерри и отправил его… Куда бы ни отправил.

Взяв у неё тряпку, Роджер смочил её в ведре с водой и вытер жене лицо. Холодное прикосновение заставило Бри поёжиться, хотя и остудило её горящие щёки.

– Давай-ка ложись, – предложил он, обнимая её за плечи. – Тебе нужно отдохнуть, mo chridhe [любовь моя – гэльск., прим. перев.]: день выдался ужасный.

Она прильнула головой к плечу мужа и, ощутив силу и тепло его тела, расслабилась.

– Нет, – еле слышно промолвила она. – День был замечательный. Ты снова со мной.

 

 

ГЛАВА 110