Глава 2. Внутриполитическая обстановка во время появления концепций «Москва – Третий Рим» – укрепление великокняжеской власти как самодержавной

Величие Византийской империи с течением времени угасала, постепенно она прекращает быть наследницей Римской империи. Ее падение означало бы не только политическое ослабление христианского Востока, но и лишения Церкви общепризнанного авторитета православия. В последние годы своего существования Византийская империя находясь под угрозой турецкого ига, постепенно перестает быть христианским центром. Этому предшествовало принятие унии, которое вело к признанию религиозной власти пап, а вслед за этим к подчинению его светским притязаниям.

Трагедия последних ромеев заключалась в том, что они под угрозой иноземного нашествия искали помощи пап как светских правителей, имеющих связи и влияние со всей правящей Европой. Но многолетнее православное сознание противилась утверждению пап об их светской власти. Изначально это противоречие стояло перед византийцами, и они сознательно, наперекор устоявшемуся мировоззрению, шли на это. Здесь можно увидеть множество причин такого самопредавания, социальный кризис, угроза нашествия, экономическое падение. Все это для империи не было новым, и раньше такие кризисы случались.

 Принципиально новым в данный период времени явилось то, что Комнинское культурное возрождение имело побочный эффект в виде усильного развития греческого национализма. Лучшие умы империи (даже в церковной среде) больше рассуждали о величии эллинской мудрости, чем о христианском наследии. Греческий национализм подспудно тлел в Византии и раньше, но здоровое влияние Церкви на общество и государство не давало ему развиться в полной мере. Христианский интернационализм позволил достичь империи величайших государственных высот, экономического и политического процветания. Отсутствие межнациональных войн позволило стать Византийскому Средиземноморью великим котлом культур и национальностей, явив миру небывалые возможности самореализации различных народов в одном государстве.

Именно христианское уважение к личности дало возможности побывать на престоле тысячелетней империи грекам, славянам, армянам. Но совокупность кризисных явлений общества, экономики и государства стала трагической в описанный нами период именно потому, что наложилась на кризис Церкви, которая, ослабив свое влияние на развитие общества, дала возможность заполнить образовавшемуся национализму. Вследствие этого наблюдаем постепенное отдаление Византии как от славянских государств, так и от их Церквей.

Признавая за Византийской Церковью право первородства, славянские единоверцы все более отходили от признания государственной гегемонии ромеев. Еще одним фактором, разделяющим единство православного мира во главе с Константинополем, явился усиленный рост славянских государств с единовременным укреплением национального самосознания этих народов. Можно утверждать, что национальное самосознание сербов, болгар, и в конечном итоге русичей, вступило в противостояние с национальным эгоизмом греков.

Единственным независимым государством, в пределах которого сохранялась свобода православия, была молодая Московия, ведя свое происхождение от Киева. Московия продолжила в своих рамках развитие принятой от Византии веры, знаний, культуры, традиций, догматов. Архиепископ Никанор пишет такие слова: «Русская Православная Церковь принесла на Русь единство народа, которые были связаны верой в Отца Небесного<….> Принесла на святую Русь культуру, законы, чины византийского происхождения<…….> Принесла идею единого государства с единым Богом поставленным правителем».[12]

После завоевания Константинополя турками, Русь сохраняла веру в рамках независимого государства, и, поэтому с твердостью считала, что достойна статута Третьего Рима, и, хотя это сопровождалось эсхатологическими нестроениями, тем не менее, национальная мысль не видела другого выхода для дальнейшего развития государства и общества, чем путь Третьего православного Рима. Это подтверждается мыслью А.С. Панарина о том, что расцвет России сформировалась пришелся на момент падения Византии.[13] Московское княжество не могло считать греков духовным наставником, так как предшествующие события показали духовный спад Константинопольской Церкви, которая на тот момент была лишь инструментом в руках государства и зависимым от Запада.

К моменту правления Иоанна III Московское княжество накопило не только опыт нового государственного строительства в условиях монгольского ига, но и печальный опыт взаимоотношений с западными государствами. В домонгольской Руси не было полного осознания враждебности католических государств по отношению к православному сообществу киевских княжеств. Об этом свидетельствует слабая антикатолическая полемика, которой в основном занимались греки-митрополиты.[14]

Отечественные критики католичества такие, как Феодосий Киево-Печерский,[15] более полемизировали об обрядовых и бытовых расхождениях между Западом и Востоком. По-настоящему осознание истинных целей Католической Церкви пришло в первые годы после татаро-монгольского нашествия. Находясь в тяжелом положении, Северная Русь подверглась неоднократному нападению крестовых походов, имевших именно религиозный смысл. Впервые русские осознали, что католики не считают их христианами, это открытие повлияло на реальную государственную внешнюю политику. Поэтому московские князья предпочли политическое подчинение орде, духовному гнету Рима. В религиозном плане пришло понимание того, что при одновременном новом государственном строительстве придется быть постоянным фронтом против католической экспансии. Именно в это время Русь особо нуждалась в поддержке своего учителя – Византии, и предательство православия в виде унии ввергло русских в негодование.

После объединения земель в пределах Московского княжества и окончательного освобождения от монгольского ига, князь Иоанн III намеревался доказать свою самостоятельность как правителя – самодержца. Естественно, что ресурсом для этого является восприемство от умирающей Византии. Авторитет византийских императоров как самодержцев был общепризнанным, московские князья изначально хотели вести линию независимых правителей, начиная от Римской империи и через восприемство Византии. Видимым знаком такого желания явился брак князя Ивана III и  племянницы последнего императора Константина Палеолога с Зоей Фоминичной. Брачный союз между Иваном III с родственницей последнего правителя Византии означал, что московские правители могут считаться наследниками Второго Рима по крови.[16]

В сознании православного народа стала утверждаться мысль, что Московское княжество не только является восприемником Византийской государственности, но и частью религиозно-культурного наследия ромейской империи. Православная вера стала объединяющим фактором для всех народов в пределах Московского государства, она стала духовным единством для всех. Последующие исследования историков, по теме истоков идеи «Москва – Третий Рим» во многом сходятся. Например, в мнении, что эта конструкция является больше идеологией, чем религиозной целью. Больше об этом говорят труды советских историков[17], это объясняется тем, что советская историческая наука находилась под мощным влиянием атеизма, и по-другому она не могла воспринять это утверждение. Церковные историки в большинстве своем сходятся на том, что основой теории является религиозная идея, которая в течение русской истории так или иначе в зависимости от внутренних и внешних обстоятельств повлияла на идеологические построения государства. Противостояние этих взглядов можно заметить в высказывании игуменьи Елизаветы (Беляевой): «Третий Рим – не метафора, а историческое задание для русского народа», то есть роль России заключается в том, чтобы стать народом духоносным, народом Божиим.[18]