Любить своего врага – это вершина любви

 

 

После разрыва с Виргинией я решил поехать за границу и сбежать от этого несчастливого мира. Депрессия еще не закончилась, и жизнь была тяжела. Я был ужасно несчастен и разочарован тем, как складывается моя жизнь.

 

Всего 125 долларов позволили мне приобрести билет в оба конца до Ливерпуля, чтобы на время освободиться от моих внутренних напряжений, тревог и разочарований. Большую часть времени я провел в Хельсинки.

 

Это был такой идеальный, тихий и чистый город! И обменный курс был благоприятный. За один доллар я получал сотни местных марок. За три доллара в неделю у меня было все необходимое.

 

В тот период времени я просто жил. За работу учителя я скопил достаточно денег.

 

Я ничего не делал, только наблюдал. Самым замечательным во всем этом было избавление от себя и своих бедствий. Здесь я был в другой стране, меня окружала незнакомая культура, язык – все было другим. Все это меня очаровывало и незаметно расширяло мое сознание. Например, я увидел, что такое поведение, которое считалось правильным в одной стране, часто оказывалось неправильным в другой. Это научило меня больше принимать другие народы и их обычаи. Я считаю, что получил больше практических знаний о жизни и людях во время путешествий, чем за четыре года колледжа.

 

Для меня путешествия – самый приятый способ развлечения. Рядом с путешествиями я бы поставил отдых на природе.

 

Даже в Европе я всегда находил девушку и жил примерно так же, как и в Америке.

 

***

 

Я вернулся из Европы в 1935 году и начал искать работу инженера по оборудованию для кондиционирования воздуха, полагая, что за кондиционерами большое будущее. В то время они только-только появились. Я подал заявку о работе в компанию Кельвинэйтор, но мне сказали, что им не нужен еще один инженер. Я сказал, что буду работать за просто так, и действительно предложил свои услуги бесплатно.

 

Они меня приняли, и через неделю или две я уже получал 15 долларов в неделю. По тем временам это была отличная зарплата. Прошло немного времени, и я получал уже 50 долларов в неделю. Но вскоре я устал от этой работы и уволился, не проработав и года. Я понял, что могу продавать оборудование по цене компании и пользоваться их торговой маркой, занимаясь этим самостоятельно. Я использовал адрес и телефон своего друга, который работал в большой фирме. Мой офис был у меня в голове.

 

Я был сам себе специалист по продажам, инженер, установщик и мастер по обслуживанию.

 

Первой моей самостоятельной работой была установка кондиционеров в магазине обуви Красного креста, которые все еще работали в 1973 году. Когда я ставил это оборудование, то все спроектировал так, чтобы оно работало наилучшим образом. Я замедлил вентилятор и слегка завысил мощность. Я знал, что эти кондиционеры будут работать очень долго.

 

Когда я предлагал свои услуги владельцу магазина, он спросил меня: «Как я могу знать, что все это будет работать? Две тысячи долларов -  это большие деньги, вы же понимаете».

 

У меня появилась идея. Я сказал: «Если оборудование не заработает, вы мне не заплатите! Просто позвольте мне его установить, но подпишите контракт сейчас».

 

Мне было известно, что с подписью владельца магазина я могу занять денег в соседнем банке. Я установил кондиционеры, они заработали, и он мне заплатил.

 

Так я начал бизнес в отрасли кондиционирования воздуха. И обнаружил, что за четыре месяца могу заработать больше, чем за целый год работы инженером.

 

В то время умер мой отец, оставив после себя 10 тысяч долларов долга за закусочную. Так что я занимался одновременно кондиционерами и управлением семейным кафе. Я просто хотел выплатить долги семьи и избавиться от закусочной. Так я и сделал.

 

Но я не находил себе места, и мне все наскучило. Я решил, что пора покорять большой город. Поэтому уехал из Нью-Джерси и отправился в Нью-Йорк с отличной идеей. Я открыл очень маленькое, но прибыльное заведение под названием «Хитчинг пост» (Коновязь). Это был самый маленький в Нью-Йорке ресторан, как утверждали газеты, – всего 11 сидений в нем были расположены вдоль полукруглой стойки.

 

Я нарисовал эскизы стойки бара из ясеня, а старый мастер из Германии вручную сделал стулья. Они были великолепны. Гораздо красивее тех, что делаются нынче из хрома и красного пластика. Стены были обшиты красным деревом. В воздухе витал запах натурального дерева, а в углу кафе располагался камин.

 

Мне пришлось фактически спроектировать с нуля весь этот бизнес, поэтому я мог удерживать очень низкие цены, но получать высокий процент прибыли.

 

Мы продавали сэндвич с горячим ростбифом в теплой мягкой булочке с натуральным соусом за десять центов и горячий Виргинский сэндвич с ветчиной в булке с натуральным соусом - за десять центов. Наш домашний яблочный пирог с масляной корочкой или кусочком сыра выпекался в том же здании по цене 10 центов. Он был на самом деле очень вкусен.

 

И хотя цены были очень низкими, процент прибыли был значительно выше, чем в большинстве подобных мест.

 

К 1941 году у меня работало три ресторанчика «Коновязь», четвертый должен был вскоре открыться. Я зарабатывал 12 сотен долларов в неделю и жил в отеле Тафт на Бродвее.

 

Обычно мне приходилось работать по 12-14 часов в сутки семь дней в неделю. Я всегда работал очень много по двум причинам. Во-первых, потому что всегда начинал бизнес без средств. Во-вторых, потому что мне была необходима полная вовлеченность, чтобы избавиться от своего беспокойного несчастливого ума.

 

А потом в мою жизнь вмешалась война.

 

Я был призван как инженер для работы в Морской Комиссии США в Вашингтон, округ Колумбия. Им были нужны корабли для отправки боеприпасов в Англию. Я работал в подразделении по утверждению инженерных планов для корабельных трубопроводов и машинного оборудования.

 

С самого начала этой работы я думал о том, как бы оттуда уйти и посвятить все свое время ресторанам. Однако на этом месте я был «под замком» - из-за войны нельзя было  уволиться. Меня признали нужным для военной экономики и оформили отсрочку от призыва.

 

Каждую субботу в час дня я выезжал из Вашингтона в Нью-Йорк, чтобы присмотреть за своими ресторанами; и каждую ночь в воскресенье после семи вечера я возвращался обратно, преодолевая в общей сложности 470 долгих миль. Но я не мог управлять своими ресторанами издалека, так что в итоге я потерял всю свою сеть «Коновязь».

 

В Морской Комиссии я с удивлением столкнулся с сильным антисемитизмом среди моих коллег-инженеров.

 

Когда я впервые пришел в Комиссию, старший инженер сказал: «Подойдите сюда». Я подошел. Он спросил меня, не еврей ли я. Когда я ответил, что да, он заявил: «Ну, а я ненавижу всех евреев».

 

«Почему?», - спросил я.

 

«Ну, потому что все евреи – мошенники», - ответил он.

 

«Вы считаете меня мошенником?», - спросил я.

 

«Ну, все Бруклинские евреи - мошенники», - заявил он.

 

И я ответил: «Я из Бруклина», хотя на самом деле это было не так. Тогда старший инженер отвернулся и больше со мной не разговаривал.

 

Так прошло мое официальное представление в Морской Комиссии. Когда я сталкивался с антисемитизмом, моя кровь закипала, но я подавлял свой гнев, по крайней мере внешне.

 

В другой раз один из моих коллег подошел ко мне и сказал: «Я купил это в одном из ваших магазинов».

 

«Что значит в одном из ваших?» - спросил я. У меня не было магазинов в Вашингтоне.

 

«Меня надули», - сказал он.

 

«В одном из моих магазинов?» - снова осведомился я.

 

«Знаешь, я купил эту вещь в еврейском магазине».

 

Вот в таком духе все это продолжалось снова и снова с моими коллегами-инженерами.

 

Когда я работал в компании по кондиционированию в 1936 году, старший инженер однажды сказал мне: «Знаешь, Лестер, пока я не познакомился с тобой, я думал, что все евреи и ниггеры одинаковы. Но сейчас я думаю, что евреи немного лучше».

 

И это были не отдельные случаи. Подобные вещи продолжались всю мою жизнь, пока я не обрел свободу и не осознал, что я ответственен за все, что со мной происходит. После этого все проявления антисемитизма в отношении меня прекратились.

 

Когда я был мальчиком, меня били за то, что я еврей. В старших классах на меня часто нападали и предавали остракизму. В колледже я присоединился к еврейскому братству.

Ребята из не-еврейского братства, с которыми мы играли в футбол, не разговаривали со мной, если мы встречались на студенческих вечеринках.

 

Так со мной обращались постоянно до 1952 года. Я слышал замечания о себе всегда и везде, даже на улицах. И не мог этого избежать.

 

После войны, когда было очень сложно найти работу, меня сначала приняли в Манхэттенский проект, но потом исключили, потому что я был евреем. Это был проект по созданию атомной бомбы, так что я никогда не жалел о том, что мне не удалось принять участие в нем.

 

Меня классифицировали по категории военного учета 2В. В шутку я думал, что это означает «быть здесь», когда все уходят на войну и «быть здесь»[2], когда все возвращаются. 

 

2В означает необходимость для военной экономики. Инженеры были особенно нужны. И хотя благодаря этому я получил отсрочку от призыва на все военное время, я был связан так же крепко, как и любой человек в военной форме. Все мои начальники носили форму и были в звании генерала или около того. У меня не было свободы передвижения. Я должен был идти, куда пошлют. Так что в известном смысле я был в армии, только без униформы.

 

Когда я видел, что кого-то из моих коллег, у которых была отсрочка, все же призывают, я думал: «Ну, однажды и мне придется идти на войну».

 

Но я не мог себе представить, что мне придется убивать. Я просто чувствовал, что никогда не смогу убить человека.

 

Тогда я сказал себе: «Ладно, мне придется убивать. Я могу попасть на передний край». И я начал тренировать себя так, чтобы  быть способным убить, если меня призовут. Обычно я читал обо всех нацистских жестокостях в отношении евреев и представлял, что это происходит со мной.

 

Но несмотря на то, что я занимался этим месяцами, все закончилось ощущением, что я не смогу убивать.

 

Тогда я сказал себе: «Ну ладно, если мне придется идти на фронт, может быть я закрою глаза и сделаю это».

 

В 1943 году меня перевели в Филадельфию. И там мне до чертиков недоели все эти корабли и трубы, пока я работал инженером и создавал планы и спецификации для сооружения военных объектов. Я хотел вернуться домой в Нью-Йорк. Таков был мой план.

 

Весь этот период меня одолевали беспокойства и депрессия, я был болен также физически, страдая от сенной лихорадки, язвы, желудочно-кишечного дисбаланса и мигренеобразных головных болей.

 

Еще в Вашингтоне я стал бояться проходить под мостами и заходить в здания – мне казалось, что они могут обрушиться на меня. И хотя рационально я понимал, что они не должны упасть, но не мог избавиться от этого страха.

 

Из-за этого я начал думать, что схожу с ума. А когда думаешь, что сходишь с ума, тебе действительно становится страшно! Это заставило меня искать выход. Я начал интенсивно изучать Фрейда.

 

Потом я пошел к психоаналитику. Четыре года по четыре раза в неделю я посещал сеансы бывшего коллеги Фрейда. В 1946 меня «выписали» с комментарием, что некоторым людям помочь нельзя.

 

Ничего хорошего психоанализ мне не дал.