Internationalism of the XXI century

(towards 100 anniversary of Communist International)

B uzgalin Aleksandr Vladimirovich.,

doctor of science (economics), professor, chief-editor of the journal “Alternatives”

Abstract. The article is devoted to the 100 anniversary of Communist International and shows contradictions of formation and development of this organization, which became during a few years powerful international net-work, fighting against right forces, fascism. Author stress the criminal mistakes of the soviet leaders in 1930^th and disintegration of the Communist International led to the dramatic decline of the strengths of the left in all over the world. Nature of internationalism and patriotism, which are the alternative to the nationalism and cosmopolitism are shown.

Keywords. Communist International, internationalism, patriotism, nationalism, USSR.

 

Сегодняшний мир в целом, и Россия в частности, пронизаны очень глубоким противоречием.

С одной стороны, глобальная гегемония капитала порождает тотальный космополитизм, подавляет всякую национальную особенность, всякую культурную специфику, всякое самостоятельное проявлений субъектности во внешней политике, в экономических отношениях, всякое инакомыслие и инакодействие. Кажущейся плюрализм, формальные права, внешняя свобода слова, все это подчинено одному – тотальному рынку с господством крупнейших корпораций, которые манипулируют людьми, превращая их в паучков и мушек в паутинах крупных агентов капитала. Это политэкономическая характеристика.

Это касается и средств массовой информации, культуры, ценностей. Я спрашиваю молодое поколение китайцев, американцев, русских: «Что нельзя купить за деньги?». Первые несколько минут – тишина. Если это мальчики и девочки 14-15 лет, школьники, они говорят: «За деньги можно купить все!». Это тотальное космополитическое подчинение человека рынку и капиталу. Протестом против этого становиться вторая сторона противоречия – стремление к национальному, религиозному и иному обособлению, причём, как правило – консервативному, ищущему спасительные рецепты в прошлом. Обе эти стороны в равной степени негативно относятся к коммунистическому интернационализму. Они обе лежат по ту сторону коммунистического интернационализма, но именно они пронизывают современный мир и человека своими нитями едва ли не повсеместно.

В последние годы усиливается вторая сторона этого противоречия – национализм. Все чаще и чаще (не берусь твёрдо утверждать про Германию или Францию, Соединённые Штаты Америки или страны Азии, Африки, Латинской Америки – не знаю деталей), но в России мы слышим, что национализм может быть хорошим. Державность и великодержавный шовинизм могут быть хорошими. Причём этот «хороший национализм» в некоторых случаях принимает радикальные формы, но все равно остаётся «хорошим». Эти заявления слышатся не только тогда, когда по улицам Украины, со свастикой и факелами, маршируют фашисты и полуфашисты. Они слышатся и с экранов телевизора в России, и в выступлениях «цивилизованных» лидеров правых в Европе…

Эта вторая сторона медали ведёт нас из мира тотальной гегемонии капитала, где мы все любим кока-колу, смотрим одни и те же голливудские фильмы, мечтаем о деньгах, в феодальную эпоху, когда мы все становимся подданными царя и его камарильи, выступающих от имени Отечества.

При этом «царь» может иметь другое имя - президента, генерального секретаря какой-нибудь партии или т. п. Он может быть шейхом, премьер-министром - суть от этого мало изменится. Эта суть – иерархическая система власти, неподконтрольная гражданам, система, опирающаяся на формальную общность людей, от имени которой и как бы ради блага которой и действует «царь», служа в реальных условиях позднего капитализма интересам прежде всего корпоративного капитала, сращённого с высшей бюрократией. Эту формальную общность проще всего задать при помощи националистического лозунга: мы – русские, мы – украинцы, мы – немцы, мы – ещё кто-нибудь». И потому, что мы – русские (украинцы, немцы…), мы самые умные, самые талантливые, самые справедливые. Мы всегда правы, мы всегда всё всегда делаем хорошо. И наши «цари» всё всегда делают правильно, а маленькие их огрехи тут же исправляют верные советники. А если что-то делается плохое, то в этом виноваты министры, которых мудрый «царь» обязательно вовремя поправит. И потому у нас всё самое замечательное на белом свете. Все остальные (не-русские, не украинцы, не-немцы…) тоже люди, но именно, тоже. И если мы сочтём, что они достойны того, чтобы с ними водиться, мы будем с ними водиться, если – нет, то – нет. Так рождается «хороший национализм», который быстро становится плохим, когда лозунг: «Мы – лучше других» превращается в лозунг: «Мы имеем право жить за счёт других», «Мы имеем право подчинять других» и тогда возникает тренд фашизма.

Пирамида власти может использовать для своего формального единства лозунг «великой державы». Неважно кто ты – татарин, русский, башкир, осетин – важно, что ты принадлежишь к державе и поклоняешься единому царю. И грузин окажется вождём великого русского народа и как-бы русским и то, что он грузин будет неважно или то, что он украинец, латыш или кто-то ещё – это то же будет не важно.

В качестве отступления подчеркнём мысль, которой была посвящена одна из предыдущих публикаций автора в нашем журнале. Не надо путать национализм – хоть «хороший», хоть «плохой» с патриотизмом и любовью к своей Родине, её народу, её культуре. Патриот говорит: я люблю свою страну, её народ, культуру. Я вижу противоречия и проблемы соей страны, я знаю, что её формальные вожди часто действуют вразрез с интересами нашего народа (или народов, если страна многонациональна). Я знаю (подчеркну: не верю, а знаю!), что нет «плохих» и «хороших» народов – мы все в чем-то хороши, в чем-то плохи и мера добра и зла тех или иных государств зависит не от национальности или цвета кожи, а прежде всего от природы сложившихся в этой стране общественных отношений, от того, какой именно строй господствует – то ли полуфеодальная монархия, превращающая граждан в полунаёмников – полукрепостных, то ли формальный демократизм, скрывающий тотальную гегемонию капитала…

Вернёмся к теме данного очерка.

* * *

В современном мире – мире зашедшем в тупик неолиберальной модели глобализации и позднего капитализма в целом – налицо внешняя дилемма.

Либо феодально-капиталистическая система подчинения человека пирамиде власти, концентрирующей в своих руках основные каналы собственности, политического и идеологического контроля и прикрывающая все это националистическими или державными лозунгами, этакий консервативно-феодально-либеральный тренд внутри позднего капитализма.

Либо космополитизм, прикрывающий господство транснациональных корпораций и сверхнациональных (типа властей США или ЕС) правительств, манипулирующих остальными акторами глобального рынка.

Эта дилемма – превратная форма реальных противоречий.

В глубине – противоречия экономической, политической, социальной и культурной власти гегемонии (если говорить словами Грамши) глобального капитала. И эта власть глобального капитала приводит к реакционной форме протеста.

Но есть и другие формы, другие альтернативы. Реальные альтернативы. Именно такой альтернативой и является коммунистический интернационализм.

Интернационализм – это не унификация. Это конкретное единство разнообразных, самостоятельных, но открытых для интеграции и диалога экономических, политических, культурных общностей. Звучит абстрактно, но за этим скрывается реальная правда. Картины Сикейроса, поэмы Неруды – это не тоже самое, что стихи, поэмы, картины художников эпохи Великой Октябрьской социалистической революции. Пикассо совершенно не похож на тех, кто делал станцию метро «Маяковская» в Москве. Они все абсолютно разные, но они ведут диалог. Они имеют один вектор, к которому идут разными культурными путями, будучи включены в отношения солидарности. Этот вектор – коммунизм, направление движения к коммунизму. И чем больше будет многообразия, чем более открытой будет каждая из культур, чем больше будет дорог для этих политических, социальных, экономических процессов, тем больше возможностей для реального единства. Реальное единство возникает не там, где все одинаковые, а там, где каждый видит другого в его специфике (на языке философии это называется конкретно-всеобщим – тем, что принципиально отлично от формально общего).

Где больше общего: между акулой и дельфином или между дельфином и ёжиком? Если мы будем отвечать на этот вопрос, глядя только на форму явлений, то дельфина от акулы почти не отличить. А если исследовать проблему, выделяя реальные, глубинные основания единства, то мы выясним, что ёжик и дельфин – это млекопитающие, хотя внешне они выглядят абсолютно различно.

Так и интернационализм соединяет очень разных по расовому происхождению, национальности, культурным традициям людей в борьбе за продвижение к царству свободы, за снятие социального отчуждения. Если говорить проще, за то, чтобы человек не был функцией-марионеткой бюрократии. Чтобы из тебя не выжимали всё на заводе или в офисе, чтобы ты мог в университете читать лекции о царстве культуры и свободе, а не был вынужден преподавать то, что заказывает хозяин капитала.

Об этом единстве когда-то очень точно сказали слова советской песни: «Наше слово гордое – товарищ – нам дороже всех красивых слов». И дальше: «С этим словом мы повсюду дома, нет для нас ни черных, ни цветных…»

Обратите внимание: песня о Родине выделяет слово «товарищ», а не русский или «советский». Товарищ – это тот, с кем ты вместе делаешь дело, с кем ты солидарен в борьбе против отчуждения, за то, что бы везде ты был дома, чтобы для тебя родной была Гренада, ради которой ты бросаешь свою хату и идёшь воевать. Чтобы кубинец выучил русский только за то, что им разговаривал Ленин. Чтобы для тебя степень близости человека определялась не тем, какового цвета у него кожа или какой формы нос, а тем, насколько он реально включён в борьбу за то, чтобы жизнь в России или Испании, в Афганистане или на Кубе, была человеческой.

Борьба против отчуждения, за превращение мира в родной, дружественный, солидарный – это то единство (как единство ёжика и дельфина), которое соединяет нас в семью народов, возрождая старый, но проверенный историей и политый кровью лозунг «Дружба народов!». А дальше мы можем и даже должны быть очень разными, ибо различие и есть основа диалога и дружбы. И это – интернационализм.

Общность же дельфина и акулы, когда всех убийцу и спасателя подгоняют под одну гребёнку, потому что внешне похожи – такое псевдоединство в рамках космополитической тотальной подчинённости человека стандартам глобального капитала и глобального рынка есть такая же антитеза интернационализма как и разделяющий людей внешнему признаку национализм.

Соединить людей в реальном общем деле может прежде всего борьба за социальное освобождение. Иначе формальное единство при помощи внешнего подчинения или одурманивания. Одурманивания религиозной догмой, догмой национализма, в самом страшном виде – нацизма и фашизма, когда массовый психоз, рождённый речами очередного фюрера, большего или маленького, псевдоисторической памятью или чем-то ещё, заставляет людей кричать «Зиг хайль!» и отправлять в огонь то ли евреев, то ли русских – по сути – всех, кто не хочет становиться ионесковским носорогом; любого, кто – антифашист.

Кто-то скажет: коммунисты похожи на фашистов. Да, коммунисты готовы идти строем на прорыв полицейских кордонов, они готовы с оружием в руках защищать свою Родину или бороться, как те, кто был в Коминтерне, за другой мир во всех странах, в том числе подпольно, в том числе используя методы насилия, в том числе против «своих», как боролись коммунисты-немцы против немцев-нацистов. Да, внешне коммунисты могут напоминать фанатиков.

Но содержание совершенно другое. Различие такое же, как между дельфином, который любит людей, и акулой, которая этих людей ест, хотя внешне дельфин и акула похожи.

Впрочем, коммунист и фашист даже внешне не похожи: каждый из нас сможет отличить фашиста от коммуниста, и недаром первые, кого убивали фашисты, были коммунисты.

* * *

Что сегодня делаем мы – те, кто считает себя продолжателем традиции коммунистического интернационала, столетие которого мы отмечаем? Чтобы ответить на этот вопрос надо посмотреть на то, что делал Коммунистический интернационал. Эта организация имела массу противоречий, внутри Коминтерна шли непрекращающиеся мощные споры. Там были будущие сторонники рыночного социализма, и те, кого потом назовут троцкистами. А ещё в нем были сторонники Сталина, который в конце концов пошёл на роспуск Коминтерна. Это были представители самых разных стран, очень маленьких и огромных. Партий, которые только возникали, в которых было несколько десятков членов, и партий, в которых насчитывались многие тысячи борцов. Они работали вместе. И работали, прежде всего, не за деньги. По этому поводу враги – лидеры западных секретных служб – говорили, что главная тайна разведчиков Коминтерна состоит в том, что они работают за идею, а не за деньги, что они дружны по-настоящему, что их связывает товарищество. И что поэтому их победить, заставить предать гораздо труднее. Коминтерновцы может быть были менее профессиональны, но они побеждали профессиональные разведки, профессиональные политические машины практически во всём мире. Это была реальная борьба – тяжёлая, болезненная, с внутренними противоречиями, но и с великими подвигами. Коминтерн стал организацией, которая направила мир по-другому пути. Не по пути всеобщего подчинения Европы фашизму, не по пути самой страшной войны в истории человечества, а по пути где-то социал-демократии, в стиле социального рыночного хозяйства, где-то коммунистического созидания, которого не было в полной мере даже в СССР.

Сказанное далеко не очевидно. Но автор данного текста в этом уверен.

Вопрос о том, почему Коминтерн ушёл в прошлое, кто в этом виноват и что стало следствием этого – этот вопрос до сих пор не имеет однозначного ответа. Внешним основанием роспуска Коминтерна в 1943-м было требование союзников, ставивших это как условие открытия второго фронта. Да, этот фактор «имел место быть», хотя на мой взгляд в 1944-м второй фронт был бы открыт в любом случае, ибо открывали его вожди американского и британского империализма не из любви к свободе и демократии, а из-за опасения получить коммунистическую Францию и т. п. Но дело даже не столько в этих сослагательных наклонениях, сколько в том, что ещё до 1943 года было репрессировано большинство лидеров Коминтерна, а сама организация поставлена под контроль даже не ВКП(б), а НКВД.

Это трагическая история. Советский Союз пошёл по пути державного социализма или отчасти социализма, соединяя полуфеодальную националистическую державно-шовинистическую идею, с одной стороны, и идею социализма, идею коммунистического освобождения и интернационализма, с другой стороны. Смесь получилась гремучая и очень противоречивая.

С одной стороны, миллионы людей шли на подвиги и с криком: «За Родину, За Сталина!», совершали подвиги, даже если они просто шли в атаку, ничего больше не делали, даже это был подвиг. С другой стороны, это история, которая закончилась трагически: интернациональное единство коммунистического движения и антикапиталистических сил в мире так и не было восстановлено, хотя возникли социальные движения и многочисленные координационные структуры, в ряде случаев очень позитивные и сделавшие многое. Речь не только о совещаниях коммунистических и рабочих партий, но и о реальной практической помощи, которую Советский Союз оказывал в борьбе против капитала. Оказывал не только при помощи наших спецназовцев, но главным образом тогда, когда миллионы молодых ребят и девушек учились в университетах Советского Союза, когда у нас были великая культура и великая наука, Гагарин и Курчатов, Королев и фильмы 60-х, на которых выросло поколение демократических левых, коммунистов, интернационалистов.

Удар, нанесённый по Коминтерну, фашизмом и не только, был огромной трагедией. Это было трагедией ещё и потому, что во время Второй Мировой Войны коммунисты оказались лидерами борьбы против фашизма во многих странах, оккупированных Гитлером или подчинённых другим фашистским системам.

Здесь важен контекст: Либеральные системы Европы сдались Гитлеру очень быстро. В 1939-1941 годах, ещё до нападения на Советский Союз, фашизм подчинил себе всю Европу. Италия – фашистская. Испания – фашистская, Португалия – фашистская. А потом Польша, в которой, правда, борьба против гитлеровцев была серьёзной. Австрия же сдалась вообще без всякой борьбы, Чехословакия – практически без всякой борьбы. Болгария, Венгрия – свои фашисты, которые попадают под контроль германского национал-социализма. Франция капитулировала после 6 недель (!) немецкого блицкрига… Бюргер, частный собственник, хозяин корпорации сдавался Гитлеру без проблем.

Противостоял фашизму прежде всего именно коммунизм.

* * *

Это трагическая история и тем важнее извлечь урок для будущего. В последнее время в РФ часто говорят о том, что единственный шанс России – помнить завет Александра III: «У России нет других друзей, кроме своих собственных армии и флота». Безусловно, у страны должны быть мощные армия и флот. Советский Союз был оплотом Коминтерна, потому что у него были сильная армия, сильный флот и сильная секретная служба.

Но главным было не это, главным был коммунистический интернационализм, благодаря которому наше гордое слово «товарищ» было в милее всех остальных слов, где угодно, – на Кубе, в Мексике, в Африке, в Индии, в Арабском мире.

И сегодня, в XXI веке, если мы не предложим миру идею социального освобождения (то ли в её мягких формах – социализации капитализма, то ли в её последовательной форме – форме движения к коммунизму), у нас не будет товарищей по всему миру, у нас не будет Коминтерна. У нас будет национализм, мир врагов и главное – внутри страны реакционный режим, которому со стороны никто не позавидует, но и мы и сами себе не позавидуем. Получиться ситуация, когда главный враг нашей страны – наше правительство и те, кто его формирует – олигархический капитал, потому что они – враги народа. Та система, которая паразитирует на гражданах и трудящихся.

В заключение ещё раз подчеркну: есть принципиальная разница между национализмом и патриотизмом. Патриотизм с интернационализмом диалектически един. Национализм – антитеза, враг интернационализма. Повторю: патриот говорит: «Я люблю свою Родину, культура моей страны для меня самая родная. Но я никогда не скажу, что она лучше или хуже других. Просто я лично её люблю». Там, где моя страна, её лидеры, её армия и флот, её дипломаты действуют во благо социального освобождения, я их поддерживаю. Там, где лидеры, армия, капитал моей страны действуют против социального освобождения, несут миру угнетение, я скажу: «Я выступаю против руководства своей страны». И именно потому, что я её патриот. Потому что я люблю её историю, культуру и народ. Я хочу, чтобы моя страна была тем пространством, тем миром, которым все гордятся. Но если она несёт людям зло, я буду критиковать свою страну и буду говорить, вслед за Владимиром Ильичом Лениным, как он это сделал во время Первой Мировой войны: «Это правительство должно уйти». (Кстати, напомню: Ленин не выступал за поражение России, он выступал за поражение царского правительства).

Подлинный патриотизм отличается от национализма тем, что он социален и коммунистически ориентирован. Национализм – это формальное превознесение своего только потому, что оно своё. Разница принципиальная. Национализм может завести в тупик реакции – капиталистической, феодальной, в пределе фашистской. В тех случаях, где национализм становится идеологией антиколониальной борьбы или национально-освободительного движения стран периферии он, оставаясь буржуазно-ограниченным играет позитивную роль, но только в рамках борьбы против гегемонии глобального капитала и трансформируется в реакционную идеологию в той мере, в какой эта борьба заканчивается и на первый пан выходит борьба с национальной буржуазией и её союзниками. В условиях современной России, однако, национализм возрождается в формах даже не буржуазных, а поздне-феодальных, консервативных и потому в подавляющем большинстве случаев он реакционен (исключением в данном случае является борьба за гуманистически и социально-ориентированное развитие страны, но это уже, как мы отметили выше, патриотизм). Не случайно последовательные националисты всегда мягко относятся к фашистам. Это подтверждается везде: на Украине, в России, в Германии, во Франции, в Латинской Америке.

Подобно тому, как патриотизм качественно отличен от национализма, интернационализм качественно отличен от космополитизма, который на практике оказывается конформистской поддержкой гегемонии глобального капитала и частью либеральной идеологии.

Тем важнее нам быть патриотами-интернационалистами.