Исследовательские группы всюду натыкались на группы скелетов. Это трагедия. Трагедия не только американского, но и мирового масштаба, потому что Америка – великий земной коллектив.

“ Идут навстречу два старика. Оба ногой шкрябают по сырому асфальту... Один другому кричит, надрываясь:

Война во Вьетнаме. Почти пятьдесят лет назад…

И указывает на ногу.

Другой в ответ орёт, тоже, словно резаный:

- Собачье ГОВНО, почти десять метров назад… ”

 

Пятая Эми облизала пигментированную область вокруг правого соска Джека, накапала слюной на ареолу и возбудилась от коричневатого цвета пигмента. Казалось, для полного запуска клону не хватало большей коричневости!

 

 

- Мы с тобой виделись каждый день, лапуня, прикинь! Каждый божий вечер я проходил мимо тебя и заставлял тебя жрать препараты. Никакие олухи не смогут разорвать нежнейшие узы любви, а олухи, рожденные в Детройте, подавно…

При появлении “живой легенды”, Мориарти нынешнего времени, все на мгновение призамерли, а потом противно зажужжали видеокамеры, направленные на девушку, когда та побежала к кавалеру. Стоя в семейниках, Безумный Джек ака прыщавый охранник Антнидаса с руками по локоть в крови стиснул ее в огненных объятиях.

- О, милый!

Фейковый Хэлван =

старая роль,

новый исполнитель.

Джек так и заснул в компании клонов – демонических копий зарезервированной Эмилайн Тёрнер. Выдалась потрясная “электрическая” ночка с частыми переворачиваниями, с заднепроходными отрадами и пятью пружинистыми налитыми задами.

Осталось, правда, в точности неизвестным, заказывал ли Джек, чтобы его трахали, пока он храпит, однако, как показал пролёт времени, в течение которого для определённой точки на поверхности небесного тела центральное светило находится ниже линии горизонта, псих точно не был против!

 

                                                                           Точно не был…

 

 

С раннего пятничного утра, когда солнце покрыло верхушки соседних домов за окном, Джек, как ни в чём не бывало, уселся на диване, на первом этаже. Не вспоминая, что с ним произошло, не замечая изменений в себе, он остался в роли маменькиного сыночка, только теперь чаще ширил лыбу в надежде, что Абель спросит у него, чему он так радуется, а он в ответ отчудит какую-нибудь крутую укатайку во вкусе циркачей из столицы развлечений и города греха, во вкусе прощелыек из Лас-Вегаса в цветастых пиджаках!

- Мама, я вчера выжил из рассудка, только теперь уже по-настоящему. Мне приснилось, что планета Земля имеет форму куба! Прикинь, а? И, проснувшись, я долго не мог понять, что со мной творится, чёрт возьми! А потом, когда я дотронулся рукою до трусов и обнаружил мокрое, то выяснил причину столь тревожных снов. Выходит, мои почки выработали жидкость и я… обоссался. Хотя нельзя исключать и другой вариант: мне приснилась квадратная планета не потому, что я надул под себя. Я надул под себя, потому что мне она приснилась. Ну, шо… предугадываешь ход моих суждений? Увлекательнее, чем шутки на фрэнчовом ТВ? – последнее Джек произнёс на русском языке…

Ева улыбнулась. Это была её единственная (и, видимо, единственно возможная) реакция.

 

 

Джек:

- Я привык не обращать внимания на то, что мне малоинтересно. Наша жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на ненужности. Храм Мельпомены при моём появлении взрывается, следовательно, поиски призвания длились очень недолго. Но мое преимущество в том, что я не парюсь над вопросом, подфартит мне или нет. Не впечатлил народ? Ну, и ладно. Впечатлил? Хорошо. Вот примерно так это и выглядело всё. Это был остросатирический курьёзный пофигизм. Минимум серьезности – максимум бреда! Безумный Джек перестроил жанр комедии практически с нуля, ибо, что такое комедия, как не повод Безумному Джеку взойти на все вершины, красиво прорасти и впятеро

умножиться?

...

  (в комиксах про Бэтмена Джокер был почитателем театра, приверженцем около чёрного, “убийственного” юмора, как, в общем, и Джек Хэлван, который тоже любит юмор и театр, и убивает всех подряд)

 

Ева:

- Ты всё еще желаешь видеть меня в роли мамы? Или эти чувства поугасли?

Джек:

- Я желаю тебя видеть в этой роли ещё больше, чем прежде. Я желаю видеть тебя во всех ролях сразу!

Ева:

- Не врёшь ли? Посмотри-ка в глаза и скажи!

 Джек:

- Нет уж. Не вру. Но не буду смотреть…

Ева:

- Попробуешь доказать? Если не хочешь в глаза смотреть, придумай что-нибудь другое…

Джек:

- Торжество безудержной иллюзии, ты служишь розжигом карминных листопадов, ниспадающих с небесной красной тверди, чтобы обособить твою нерукотворность и твою красоту. И только, чувствуя розжиг, до меня доходит, передо мной – дитя небес. Притом неважно, где ты родилась…

Ева:

- Ты такой романтик…

Джек:

- Не спорю. Слегка есть.

“ Я и вправду романтичен. Когда мне очень нужно… ”

 

 

Наступил очередной обычный вечер. Незаметно прекратились все разговоры. Неординарные способы снять стресс, связанные с неудачными поисками рии, убрать накопившуюся сильную усталость, закончились на ванне, которую Абель приняла в семнадцать тридцать.

Джек всё сидел… спокойно следил за ходом событий, да за перемещением хозяев по роскошному дому. Руки прохвоста ежеминутно тянулись к смертельному флакончику, и приходилось не терять в бдительности, чтобы не спалиться. На карту поставлено многое, а именно – ночные свидания с Эми, и провалить задание Гадеса Безумный не мог. Цена чересчур высока, да и к тому же, проваливать совсем не в его интересах…

- Хм, чем бы заполнить монжюс? А то как-то скучновато становится… - вслух произнес Джек, с интересом озирая гостиную.

 

Решение включить телевизор и найти что-нибудь терпимое пришло к нему, отнюдь, не сразу. До сего момента лоботряс лихорадочно крутил в руках пульт. Крутил и подбрасывал, иногда роняя, но чаще ловя. Это продолжалось дольше получаса. Всё это время, можно сказать, шут набирался смелости для повтора недавних отвратительных действий. “Заделать козу”, пока никто не видит, и получить вожделенное…

 

 

“ Так, мамочка, ты уж не серчай на меня. Здесь такие тревоги бушуют, как волны морские, что без искажений особенно не развернёшься. Ну, а я без искажений никуда, так как сам – ещё то искажение.

Ну, а если по-честному, без шуточных задоринок, как вообще мне можно было доверять? Доверять такому, как я… а еще два миллиона прожила, называется. Два миллиона пробродила! Ну, мамочка… ” – внимание Безумного прицелилось к духам. Каин ограничился пояснением, что яд прекрасно впитывается через кожу. Это уже Джек придумал отравлять парфюмерию (шампунь, духи). Его изобретательность всегда оказывалась кстати, и трагикомичная опупея с накачиванием мадам Мармонтель космо-отравой - не исключение.

 

Бутылочка Histoires de Parfums почти столетней выдержки, облюбованная подлецом со всех сторон, и не ахти сколько Синей Системы продали Хэлвану плацкарту к билету на поезд под названием “ночь с Эмилайн” или “радостный Джек”.

 

 

“ Поехали…

Я никогда не прекращу удивляться тому, как у меня выходит всех одурачивать. Может, потому что я – главный дурак на дворе, и этот титул у меня никто никогда не отнимет? ”

 

Эми словно змеи обвили его шею,

Эми прижались к его губам.

Эми прижались ко всему Джеку Хэлвану.

Эми… ко всему…

 

Их было очень много! Много Эми…

 

 

Ночь подкралась беззвучно, призвав освещающую мир серебристо-серую луну. В этот отрезок нерабочая часть города дремала, лицезря пятый сон, а другая – осторожно бродила по утихомиренным улочкам, либо играла в медленные гонки. “А вдоль дороги мертвые с косами стоят”.

Но к рассвету Париж снова наполнится жизнью: людей станет больше, шум вернётся к власти, изгнав тишину, а дальше всё пойдет по накатанной, по давно составленному распорядку, по хитроумной программе, написанной самим бытием.

 

…Наутро.

Ивес Мармонтель автоматом оделся во всё деловое. Ему предстояла пресс-конференция, чего он терпеть не мог и чего всеми средствами избегал. Но в этот раз он был обязан явиться в назначенный срок, из чего выходит, что о переносе мероприятия не могло идти речи. Чувство обязательства не то же самое, что чувство принуждения, тем не менее, иногда их трудно отличить. Это как раз такая ситуация!

- Дорогая, тебе нездоровится? Бледная вся… - заметив недомогание любимой Абель, сидевшей в кресле, Ивес провёл ладонью по её шее, по плечам, по руке, провел заботливо, ласково, страстно.

Ева натянула вымученную принужденную улыбку, не желая задерживать мужа возле себя.

- Да что-то не очень. Встала и ощутила слабость. Моя голова набрала вес и склонилась к груди. Чуть не упала… Но сейчас, вроде, получше. Не беспокойся за меня…

- Странно… - шепнул Адам, и, машинально, проверяя температуру, приложил ладонь к её лбу, - Кажется, не горячая!

Вечная спутница подхватила его руку над собой и улыбнулась уже менее вымученно.

- Глупенький, ты что, забыл? Мы же не болеем! Наши организмы защищены как от охлаждения, так и от инфекций! От всех бактерий!

Наш иммунитет безупречен!

 

- Да, точно… - согласился Адам, - Ну, тогда, я волен ехать со спокойной душой. А это недомогание… не волнуйся насчёт этого!

- Именно! – согласилась и Ева.

 

Обязательный поцелуйчик со взаимными напутствиями здоровья, радости и благоденствия раздался по дому, как грохот, что вовсе не казалось сюрпризом и не могло удивить: первая любовь грохотает. Сплетённость служит мелодико-метрическим образцом для дальнейших рефренов присяжного распева. Истинное священнодействие - приятная приватность без соблюдения внешних форм и официоза.

 

- Я вернусь вечером, когда выведутся звёзды. Надеюсь, твоя слабость пройдёт к тому времени… - с этими словами Ивес покинул дом, закрыв входную дверь так тихо, как только мог.

 

• * ¨ `* •. ¸ • * `* •. ¸ • * ¨ `* •. ¸ • * `* •. ¸ • * ¨ `*    

                                 •. ¸ • * `* •. ¸•. ¸

 

Чарльстон. Южная Каролина. Три часа дня.

“ Я - Эмилайн Тёрнер. Моя жизнь - сущий ад, но я не привыкла ни на что жаловаться. Хотя… я даже в этом себе вру, даже здесь себя обманываю. Я жалуюсь всегда, постоянно ною… А самоутешение – очередное подтверждение моих слабостей ”

 

“Если ты что-нибудь делаешь, делай это хорошо. Если же ты не можешь или не хочешь делать хорошо, лучше не делай совсем” – подобными принципами руководствовалась Эми, оставшаяся такой же сострадательной и чуткой, какой была до сердцеперезапуска, до биса, до второго старта! Эми вернулась туда, где недавно была, где несколько дней назад погибло много людей, опять же, по её вине, как она считала. Разиэль, “еврейский бог”, добился поставленной цели – унизил рии в глазах её самой.

Не мытьем так катаньем, перелопатив множество популярных методик, совершенно бесполезных и недействующих, вечная горюнья нашла утешение в легкой наркоте, которую некоторые принимают “для расслабухи после тяжёлой трудовой недели”. В её же исключительном случае это больше попытка обуздать зверя в себе, чем отдушина. “На что только не пойдешь ради спокойствия, окружающих, ради их безопасности, ради мира в мире и мирах”.

 

Сегодня какой-то ветреный четверг. Обнесённый пронзительной тихостью, пронзающий оградами. Ограды = подозрения, разбуженные смертью. Смертельности до зарезу!

Навстречу Тёрнер попадались люди, глазевшие на неё, как обычно глазеют на чужих. С токсичным недоверием, с недобрым едким шёпотом. Даже “пригородность” местности, выделявшаяся в сотне пустяков, не спасала ситуацию. В Чарльстоне ни наблюдалось

ни грана позитива! То ли Эми очерняла Чарльстон и рии подпольно управляла её бурной энергетикой, то ли городишко и без рии успел “очерниться”. Единственный прохожий, не посмотревший на приезжую косо – американка средних лет с пышной рыжеватой шевелюрой и серебристой помадой на губах. Этой женщиной была не кто иная, как Патрисия Даньелз - экс-супруга предпринимателя Эдзарда Беккера, которую с мужем роднила лишь не повзрослевшая дочь.

 

Ну, а Эмилайн только предстоит расследовать убийство семьи Фрэнджей, к чему она морально подготовилась и от чего не посмеет отказаться. Не посмеет ни за что!

 

 

 

                                       

 

              Часть 4

  

Чарльстон Южной Каролины – город-хранитель истории, музей под открытым небом. Здесь каждая улица и дом насыщены заманчивой хроникой, уникальная архитектура, которая подбавляет Чарльстону характерные оттеночки прелести и сочную презентабельность евроколорита, сводит взрослых-приезжих с ума и обвораживает сердца приезжих-малолеток.

“ Я держусь... держусь на последнем издыхании, с трудом, через не могу, сквозь адские усердия. Но не скажу ему. Не скажу ничего по этому поводу. Не хочу, чтоб мой Джек видел, как на закате блестят мои слёзы. Не хочу … ”

 

Эми шла по Чарльстону, не замечая всех его красот. Она пропускала их бессовестно, совершенно не жалея. Эми всё надоело ещё до воскрешения, а с воскрешением подавно – надоело вдвойне!

 

“ Какой же чудесной выдалась эта суббота. Лавочки, парочки, любовные признания... А я одна, как всегда. Я вспоминала парки Нью-Йорка. А он где то там. И я даже не знаю, что мой Джек чувствует... Да и навряд ли узнаю... К вечеру наполнился сосуд! Полнится дикой болью и грустью. Сказать соскучилась означает нагло принизить страдания. Сказать люблю… нельзя без принижения, потому что Эми никак не передашь.

Встретить утро без него, проводить солнце без него входит в привычку. В дурную привычку! Но Эми продолжит бороться с пустотой, противостоять отсутствию до потери пульса. Эми будет воевать, пока Эми дышит. Планете необязательно читать её обиды, ибо планета – черства. Ну, а гордость Эмилайн Тёрнер – то единственное, что удерживает её от написания самых мощных драм. От передачи боли в форме текста! И чувствует Эми, гордыня строит нано-план побега.

Поскорее бы, боль, поскорее … ”

 

Рассказы об английских колонистах, существовавших на старте тысячелетия, доносящиеся из уст престарелых рыбаков и инвалидов, не притушили ноншалантность брюнетки. Всё было бессильно перед этой женщиной, чьи планы на Чарльстон - гигантские папоротники, раскидистые пальмы, но не соприкасаются с наукой о развитии, хоть и прут сильно вширь.

 

“ Когда-то давно… одна милая девочка стояла на лестнице мрачного дома с десятью этажами. Смотрела в окно и любовалась закатом, так хотела, чтоб все её тревоги солнце Нью-Йорка забрало с собой. Она, как и прочие подрастающие ангелы, мечтала о высокой любви, о подарках и о цветах. Взрослого мальчика, который сумел бы стерпеть все её капризы. Чтоб мама и папа не доставали…

Но не прошло и часа, как солнце Нью-Йорка полностью потухло. Как потух сам Нью-Йорк. И пусть это будет пока самое большое разочарование и проблема из всех её а-ля проблем только в начинающей жизни – в её второй жизни, в жизни без Джека, больше не во что верить, не на что надеяться и нечему следовать. Нет ни путей, ни путеводителей, и поэтому надо уходить. Твой лифт сломался, но остался вариант – за два мига очутиться на первом этаже, полётом вниз головой из окна. На первом грязном этаже …

Только хочется дать мегаполису ещё один шанс. Всего лишь один. Показаться девочке гуманнее, добрее. Научить девочку не убиваться без причины, не допускать непростительных загибов, отклонять чепуху на постном масле и уделять внимание важности.

О, боги… Эми даже, находясь в совсем другом городе, без конца размышляет о Нью-Йорке.

Налицо – мощная привязанность.

Налицо – Эми.

Ведь Эми и есть та мощная привязанность, если сквитывать личность и качества, если мерить вселенную общим аршином. Мощнее только яркость пламени свечей в ночной церкви ”

Увы, воли Эми не хватило на то, чтобы заняться этим делом сегодня. Под “этим делом” подразумевается выяснение горького. Когда на Земле появляется очередной могущественный маг, стоит знать, что где-то, в противоположном краю мира, погибла одна хорошая семья. В основе бытия лежит смежность явлений, а в основе смежности – лежит бытие.

Ученица Доктора Фрэнджа заучила не один десяток и, наверное, не одну сотню истин, малозначительных. Вот только эта – значительна, чем и отличается.

 

 

…Шестнадцать часов сорок две минуты.

Эми настреляла долларов на поездку в общественном транспорте, поговорила с адекватными людьми, имевшими немецкие корни и соображения насчёт самой часто обсуждаемой, самой яркой трагедии Чарльстона. Начинающий сыщик старалась скрыть заинтересованность, но её голос, её глаза, всё её существо выдавали помешательство. Начинающий сыщик убеждала местных, что просто устала и это состояние вскоре пройдёт. Она просто убеждала… ни в расчёте ни на что.

 

Приятная итоговость смякающей субботы – отель с видом на прекрасный парк, на который у Тёрнер точно не хватило бы средств, но именно там остановилась героиня. Вначале, как можно было предположить, ей отказали в просьбе “погостить забесплатно”, зато потом произошло кое-что из ряда вон и администрация гостиницы резко зауважала клиентку: мужчина, которого попросили выпроводить требовательную девушку, здорово обжёг ладонь об неё. Здоровее, чем обжигаются горячим паром или кипятком! Ну, а далее, как можно предположить, понеслись голословные эгоистические обвинения в адрес супер-людей. Досталось даже старине Дендоку, который, в общем-то, никогда не творил гадостей и только всех спасал, всем помогал, как на территории Земли, так и за её “голубыми” пределами!

Конечно, Эми быстро пожалела, что связалась с этими “хамскими баранами”, ввязалась в межвидовую гнилую пачкотню. Но её личный долг был важнее удобства, а значит, на второе придётся забить. Придётся терпеть “баранов хамских” и пачкаться! И ещё много придётся чего…

 

“ Ненавижу … ”

 

 

Эми запросила лучшие условия. Номер, предложенный ей, был теплым, уютным. Всё согласно запросу!

- Спасибо…

 

А ещё Эми вежливым тоном убедила проводившую до номера светловолосую красотку не звонить в полицию, не сообщать о присутствии “не такого, как все” на границе отеля, а дать ей три-четыре ночки, максимум три-четыре, чтобы закончить, по её словам, крайне важное задание. Задание, от которого зависит баланс, справедливость. Задание, от которого зависит судьбы и судьба!

Надо отдать должное разговорным талантам “не такой”: блондинка исполнилась редким типом веры и оставила Эмилайн одну, меж четырех стен, пообещав не беспокоить, если только это не пожар и не ужин.

 

“ Фух… ну наконец-то от меня все отвязались. Теперь можно прилечь и отдохнуть ” – с подобными мыслями рии завалилась прямо в штанах, в куртке, не спеша раздеваться.

                                                      Не спеша и, похоже, не планируя…

 

I was tired, I know nothing and would only like to bury a face in your knees, to feel your hand on hair and to remain so forever. Franz Kafka

(Я устал, ничего не знаю и хотел бы лишь уткнуться лицом в твои колени, чувствовать на волосах твою руку и остаться так навеки. Франц Кафка)

  

Абель Мармонтель – женщина, которая помнит, какой Франция была два века назад.

Абель Мармонтель – женщина, которая помнит, какой была два века назад любая страна.

Абель Мармонтель – женщина, которая помнит, какими были все миры два века назад и какими они были назад все века!

Ангел ли Абель Мармонтель? Вероятно. Ведь когда-то у неё, у всёпомнящей женщины, были настоящие, ангельские крылья, напоминавшие бархат мягкостью, блеском и густотой цвета, либо же истинно-бархатные! Пожалуй, сейчас этого уже не выяснить, поскольку крылышки были повреждены и удалены хирургически…

 

 

Постигшее первое разочарование в себе подобном не равно разочарованию в отце, ибо Дарейдас – не человек. В широком спектре моральных традиций, Дарейдас не считается живым существом из-за своей злости, потому что, в соответствии с мнением богов и полубогов, живое не способно ненавидеть так, как ненавидит тиран.

Подобной информацией Абель охотно делилась с Джеком Хэлваном, с “сыночком”, который не отходил от “мамы” ни на шаг, но как только “мама” отходила от него с просьбой подождать её, когда шла подкрашиваться или же ей не здоровилось опять, Джек запускал ловкие пальчищки в карман своих брюк, доставал сосудик с ядом и незаметно что-то отравлял. “Выражение пригреть змею на груди простое и понятное, означает оно - получить какие-то неприятности от того, кого спас, выручил или кому делал что-то хорошее, но вместо благодарности получил неожиданный удар”.

 

“ Мамочка … ”

 

 

Джек себе приказывал - сам же и исполнял, делал это с садистской изощренностью и даже с наслаждением, руководствуясь идеей: никакой Гадес тебе не командир, когда ты пакостник похлеще Гадеса и горазд на такое, что Гадесу не снилось. То бишь, Хэлван не задавался вопросом, для чего вытворяет, а лишь признавал, что ему хочется “творить”. Творческих застоев у злодея не было, да и не может быть в принципе!

“ Мы умельцы, ибо всё умеем. Мы мужики, ибо мужественны. Мы клоуны, ибо тянемся к клоунству. Мы так, ибо мы так… влечемся к произношению союзов на И, да общением с заиками и с зайками ”

 

Вторник, среда, четверг! Дни текли незаметно, а Еве всё не лучшело! Наоборот. Будучи выносливой, выносливой до умопомрачения, выносливой на диво, дочь богов пожаловалась Джеку на своё самочувствие. Так вышло, что она не подозревала в нём обманщика, потому что не хотела ни в чём подозревать. Джек Хэлван был, вероятно, её последним шансом убедить себя, если не в собственной безгрешности, то хотя бы в собственном добре – обеспечить выход положительных качеств достойным примером, разредить чужую ненависть заботой, участием и доблестным добром.

 

- Le minet que tu fais ici?

(Котик, что ты здесь делаешь?)

 

Однажды, это случилось сегодня, Мармонтель застукала Хэлвана за копанием в её личных вещах, за заглядыванием в пакеты в её спальне… Как и всегда, плут сумел выкрутиться, придумав наиправдоподобнейшую отговорку из всех наиправдоподобнейших софизмов и вывертов.

- Я хотел… А в общем… Я хотел…

 

Начиная внутренне злиться и негодовать, Ева совершила вдох и застыла в межкомнатном перегородке.

- Что?

 

Подлец захрипел, выпучив глаза, но постарался максимально открыть сознание навстречу Абель, да стерпеть все неприятные ощущения, дабы избежать позорного раскрытия.

- Мам, у тебя порнографических журналов не найдётся? И да, мне бы ещё что-нибудь понюхать, а то прям… знаешь… не по себе как-то слегка…

 

Ева:

- Хм, а почему ты просто не подошел ко мне и не спросил? Я бы постаралась достать для тебя…

Джек:

- Да? А я… может, не хотел тебя доставать! Более того, что-то тырить я не собирался. Я бы всё вернул потом. Честное-пречестное…

 

“ Я бы всё потом вернул… ”

 

 

“ Я до сих пор люблю... Ты до сих пор снишься мне... До сих пор снишься, зай... И когда-то эти строчки я подарила тебе... Не думай о том, что будет завтра. Представь, что у нас в жизни остался один день, и мы исчезнем, как и все люди, этим пасмурным утром. И тогда... я прижмусь к тебе крепко и шепну на ушко, что настал наш конец. И ты промолчишь, понимая, что я полностью права. Сегодня ночью можешь не гнать меня спать. А я не буду ревновать, сжимая кулаки от злости, нервно курить. Я буду еще больше ценить каждую секунду, находясь рядом, каждый поцелуй, твои сильные руки на моей талии. И твой запах, сводящий с ума одним фактом.

Представь последний день. Только ты и я... без пропасти между нами ”

Чарльстон оказался мрачнее, чем Эми представляла, потому что мрачность следовала за Эми по пятам.

Странный тип в ковбойской шляпе, с характерным порезом на щеке и рубцами на ушных раковинах, который, вероятно, в прошлом получил знак отличия за безупречную службу, теперь напивается в барах и ворчит на каждого прохожего, получая кайф от объективно-беспристрастной критики жизни; молодая мать с двумя детьми стоит на месте, на котором еще утром находился её дом, а теперь здесь только руины, мусор и провода, потому что её дом сгорел…

 

Ни богатство призывно завлекающих вывесок, ни словесно подтвержденное величие города, ни запланированные съемки приквела «Планеты обезьян» с новыми актёрами… ничего не пеленало туман в сердце Эми, ставшей рии, или рии, ставшей Эми (ещё нужно понять, кто кем стал). Туман, который больше раскрывает, чем таит, невозможен с учетом его существуемости – невозможно красив, как невозможно красива и туманосоздательница.

Империя лёгкости, царство наслаждений, чем поначалу позиционировался Чарльстон - царь курортных гостиниц, объявилась ещё одной мышеловкой: здесь проживали не самые счастливые, не самые сочувственные американцы, имеющие гору недостатков и кучу хлопот, не позволявших им вечно носить маску вежливости.

 

                                                                            Эта маска спадала.

                                                                            Такая неусидчивая…

 

Эми нацелилась идти в полицейское управление, но начала зевать на ходу. Видимо, пяти часов сна, хоть и крепкого, не хватило, чтобы восполнить дефицит энергии и сбить сводящую с рассудка усталость. Адрес участка ей подсказали в магазине, где предлагали купить копии знаков шерифа, бейджи шерифа и шефа полиции. Продавец, не располагающий внешностью, расположил к себе кое-чем иным. К примеру, приветливостью. “Не каждый раз встречаешь хороших продавцов, а те немногие стоят и внимания покупателя, и в том числе его денег”.

- Мисс, вам придётся пройти ещё несколько улочек. Я бы показал, да только не в интересах работы отходить от… (и пошло поехало. Объяснения простого продлились семь нудных минут).

 

 

…Становилось ясно, весь департамент полиции Чарльстона утонет за одно упоминание “огненной женщины” в пределах городка, поэтому трепетные правоохранители предпочитали не замечать происходящее, включая начальника отдела. Ну, а Эми только всего и нужно было что перетереть с ним. Поговорить и смыться с глаз долой как можно расторопнее, как смываются и исчезают все ей подобные – люди с причудами, или “сверхлюди”.

- Давайте быстрее это закончим. Скажу сразу, я не хочу неприятностей и в моих предпочтениях, как шерифа, искать способы поддержания народного спокойствия. Понятия не имею, откуда у вас суперсилы, да и мне все равно, в общем-то, однако, замечу, вы далеко не уродка. Наоборот, я бы сказал. Симпатичная чужестранка! Что-то есть в вас такое…

В ответ на данный полукомплимент, приправленный мужской неаккуратностью, Эми отреагировала со взрывчатым сарказмом (хорошо, что хоть сама не взорвалась. Мало бы легавому не показалось):

- И тебе не сдохнуть! Да. Представь себе, есть. Два литра алкогольной субстанции, выхлебанной мною натощак, а ещё что-то вроде… короче, не важно! Я достаточно опозорила себя, так что буду очень признательна, если ты окажешься мужиком не только на словах и, ну, хоть сколько-то поможешь мне в моих грёбаных поисках… я ведь могу немножко помечтать?

Шериф восхитился вспыльчивой натурой “чужестранки” (причём, вспыльчивой в обоих смыслах) и пододвинулся поближе к столу, чтобы смотреть на собеседницу в упор, не упуская ни мельчайшего изменения на её лице

- Тогда, для начала, просветите, как следует, что вас волнует, раз приехали к нам, рискуя репутацией! Полагаю, причина должна быть очень веской…

Тёрнер подтвердила:

- Верно полагаете! – и оперативно перешагнула к главной теме, к мотиватору своего громкого визита. Перешагнула чрез дебри сарказма, сквозь смак алко-зависимости.

 

Начальник весь напрягся, чтобы глубже вслушаться. Тёрнер рассказывала медленно и ясно, но где-то на середине не заметила, как опять завелась.

- Несколько лет назад в ваших краях произошло преступление, которое я намерена раскрыть, потому что расследование, проводившееся, вероятно, редкими тупицами, не сдвинулось с места. Хреновее того, настоящие убийцы остались на свободе, а всю вину свалили на невиновного. А что самое хреновое, так я уверена, что подобных актов, актов торжества несправедливости, в нашей стране больше, чем раскрытий. Собственно, как и количество хороших копов в США значительно уступает количеству редких тупиц и ленивых безалаберных амёб! Если посмеете поспорить – поспорьте! Если у вас повернётся язык сказать, что я в чём-то ошибаюсь – смело говорите! Я не буду применять к вам свою сверхспособность только из-за того, что вы… мудак! Но извините, если это не так, если вы не мудак и я зазря напылила…

“ Эми - мастер пылить. Это точно… ”

 

 - Не нужно извинений. Всё нормально. Кажется, до меня дошло, о чём вы говорите. Только я внесу мааааленькую поправочку. В том деле было все предельно очевидно, потому его и закрыли. На невиновных у нас гнать не положено. К тому же подозреваемый, муж и отец убитых, исчез в тот день, когда был выписан ордер. Его долго искали и по сей день не нашли, он до сих пор не объявился, что, впрочем, еще сильнее убедило меня и других ребят в правоте обвинения! Простите, любезная, но так уж заведено в нашем обществе, что, если люди не желают сотрудничать с органом госуправления, то чаще их рыльца в пушку, ну, или же своим упрямством они автоматически примагничивают к себе ярлык виноватых. Вот если бы Фрэндж пошёл на контакт, кто знает, может, с него бы и сняли все подозрения! А так… ни у меня, ни, похоже, у вас, на руках нет ничего, что могло бы его обелить, либо же помочь нам в этом деле, раз вы не намерены считать Фрэнджа женоубийцей, простите! - на полную отчитавшись перед дерзкой гостьей, шериф сам жутко разошелся и задымил сигару, мечтательно прослеживая за ускользающим клубком белого дыма.

Гостья попросила поделиться с ней “дымком”, и не услышала отказа. Беседа, начавшаяся грубо и почти оскорбительно, пошла на лад благодаря мужскому терпению и женской привлекательности. “Женская привлекательность” перебесилась и стала поспокойнее.

- Вы правы. Прямых доказательств, отрицающих невиновность Миркура, у меня нет. Зато у меня есть слова, которым вы, мой упёртый, конечно, не поверите. Но… если вы решитесь на сотрудничество со мной, если соизволите временно передать мне папку с этим хреновейшим делом, чтобы я подизучила все тонкости, все даты, кто знает… что из этого получится. Может быть, я со своими суперсилами, которые всех так раздражают, окажусь порядком компетентнее местных простачков с никудышным подходом и узким пониманием общества… - под конец болтологии с ультра-серьезным пафосным настроем Эмилайн повела себя как обычно, не удержавшись от очередной попытки уязвить копов Чарльстона. Причём более интеллигентному шерифу давно стало понятно: перегиб с обобщениями – самая малость, что можно ожидать от брюнетки и на что точно не стоит обижаться.

- Хм, что я могу на это сказать? Предложение, конечно же, хорошее… - сделав минутную пазу, проведенную, точно, в размышлениях, мужчина показал беспрецедентное согласие, - Да. Пожалуй, я передам вам. Вы меня уломали, уж не знаю чем…

И Эми пошутила, признательная своему красноречию:

- Как не знаете? Тут без вариантов. Тем, что я секси!

 

 

“ Спускаешься в метро Нью-Йорка и видишь столько осуждений, столько зла, столько грусти… что нытья приплюснутой дуры, которая когда-то сама работала в полиции, никто не заприметит. Серые лица всё время спешат, куда-то торопятся, и лишь Эми мечтает о параличе. Ровные контуры её одержимости, как чертежи Джека в тетрадях его мести, были неправильными.

Миллионы глаз осуждают время на своих пищалках, оснащённых аналогами цифровых камер. И лишь белая ворона ищет в этом что-то романтическое. Белая ворона, такая, как я … ”

 

Тёрнер кратко ознакомилась с материалами, предоставленными господином-шерифом: пролистала криминальный и медицинский отчёты, прочитала биографии жертв, всё несколько раз пересмотрела, но не углубилась, чтобы не съесть десерт в обеденное время. В интернете наверняка везде и всюду муссируются гадкие подробности,

поэтому имело смысл поскорее вернуться в гостиницу и начать всё по порядку читать там.

 

Эми уже направлялась к выходу, как начальник негромко её

притормозил.

- Извините, если задерживаю… - притормозил со словами, полными сожаления и сочувствия, что нечасто можно добиться от людей его должности, - Но меня очень мучает один важный вопрос.

- Да, разумеется! – понимающе моргнула брюнетка.

 

- Скажите, это ведь он прислал вас, не так ли? Фрэндж… прислал вас, чтобы вы помогли ему очистить его имя…?

Ох, как же шериф угадал, судя по выражению Эми.

- Он прислал. Да… а как вы, собственно, узнали? Или скажете, что мужики не лишены интуиции?

- Не лишены – ответил коп, скрипя зубами. Скрипя не со злости, а из-за наплыва чувств, включая чувство стыда, - Но здесь не совсем интуиция. Сейчас я наглядно вижу, что ошибался, и очень хочу, чтобы вы передали ему мои соболезнования. Мне очень жаль его семью. Возможно, мне стоило… получше прислушаться к себе. Тогда бы он спокойно похоронил Венонну и Гэйнор, тогда бы он…

 

Эми:

- Надо же, вы всё не прекратите заблуждаться. Мистер Фрэндж покинул Каролину не из-за страха ареста.

Шериф:

- Да??? А из-за чего тогда…?

Эми: