Москва. Новогоднее утро. Сашина квартира

 

– Просыпайся! – почти закричала Саша, когда зашла в спальню. Села в кресло. Приблизиться к кровати она не решилась. Бывший муж открыл глаза. Заморгал. Вид имел несколько ошалевший, будто не понимает, где находится. А, может, и в самом деле не понимал. – Что ты здесь делаешь?

– Сплю, – ответил он невинно.

– Тебе больше спать негде?

– Есть, но мне захотелось поспать здесь. Сашуля, я соскучился.

– Как трогательно!

– Фу! Как тебе не идет быть язвительной! Ты что, на меня до сих пор злишься?

– Нет, что ты! С чего бы?

– Да ладно, тебе, Сашуля! Люди сходятся, потом расходятся. Это жизнь. Разве это повод, чтобы злиться?

– Тебя твоя новая жена выгнала?

– Нет, сам ушел.

– Зачем?

– Должен же я был тебя поздравить с праздником! Чай не чужие друг другу, столько лет вместе прожили, пуд соли съели, а то и два.

– Почему‑то это тебя не остановило, когда ты сбежал от меня.

– Саша, сегодня праздник, к чему ворошить прошлое? Тем более что сделанного не вернешь. Шампанское еще осталось?

– Если ты все не выпил, то должно быть.

– Нет, я выпил то, что принес с собой. Пойдем‑ка, выпьем за Новый год! И поедим. Что‑то я проголодался. Салат у тебя там вкусный. Для меня ты так не готовила, – голос немного обиженный. – Новая любовь?

– Не твое дело.

– Ты слишком сурова.

На кухне он по‑хозяйски открыл холодильник, достал бутылку, разлил пузырящуюся жидкость в бокалы. Все было как раньше, будто и не уходил он никуда, а продолжал тут жить. Саша смотрела на него, подперев щеку рукой. По щеке катилась слезинка.

– Что за слезы? – спросил он нежно. – Перестань. Я, правда, очень соскучился, поэтому и пришел, только поэтому. Поверь. Оказалось, жить без тебя не так уж и просто, как мне казалось, – он подошел к ней, вытер слезинку. Погладил по голове. Поцеловал куда‑то в ухо. Вернулся на свое место напротив. – Ну, за тебя и за Новый год! – он поднял бокал. – Я соврал ей, что мне нужно к друзьям, будто у нас такая традиция еще со студенческих времен встречаться в два часа ночи на Чистых прудах. Сказал, что все мои предыдущие подруги меня безропотно отпускали. А сам примчался к тебе. А тебя тут и нет. Я тебе звонил‑звонил, а ты трубку не брала. Прилег на минуточку и заснул… Что ты молчишь? Ты не рада меня видеть?

– Не знаю, – Саша пожала плечами.

– У тебя кто‑то есть?

– Нет, – он облегченно вздохнул. – Ты хочешь вернуться?

– Понимаешь, Сашуля… Я запутался… Запутался… У меня кризис. Я не знаю, кто я, куда иду и чего хочу… Правда, не знаю. Перед Новым годом ведь какие‑то итоги подводят, вот и я принялся… А подводить‑то и нечего. Ушел от одной женщины, сошелся с другой, вот и все… А что я сделал полезного, сколько денег заработал? Да нисколько! Как мне погано, Саша, как погано! Сам себе мерзок, а что делать не знаю! Думал, уйду от тебя, начну, наконец, делом заниматься, ведь когда я с тобой был, стимула что‑то делать не было, ты же мне все давала. А это развращает, отупляет. Создается иллюзия, будто стремиться уже не к чему, вроде и так все есть. Я же ушел не потому, что разлюбил тебя, а чтобы свободу обрести, цели обрести, устремления!

– Обрел?

– Обрел… новую золотую клетку. Видимо, ничего я не стою. Ни на что я не годен…

– Ну что ты… Не говори глупостей, – теперь она уже подошла к нему и обняла. – Ты очень талантливый, очень умный, у тебя обязательно все получится.

– Ты думаешь? – произнес он тем особым тоном, полным неприкрытого желания, каким говорил он с ней в самом начале их романа. Собственно, этот сексуальный голос ее тогда и покорил… Наверное. – Господи, как же мне тебя не хватало эти месяцы! И поддержки твоей, и веры в меня, и твоих рук! Саша, ты лучшая женщина на свете! Какой же я был дурак, когда ушел от тебя!

Он тоже поднялся и теперь обнимал свою бывшую жену. Саша не сопротивлялась. В голове ее беспокойной белкой в колесе крутились мысли: зачем он пришел? Я уже начала привыкать жить без него. Зачем? Он, кажется, меня соблазняет? И что мне делать? Дать себя соблазнить? Потом мне будет больно. Он ведь потом уйдет. Или останется? Нет, я не хочу, чтобы он остался. Мне лучше без него. Мне лучше без него? Забавно! Еще месяц назад я даже мысли такой допустить не могла. Отправить его к его новой бабе? Послать куда подальше? Раззадорить и выкинуть отсюда? Отомстить за свое унижение? Он ведь меня унизил своим уходом? Унизил. А с другой стороны, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Если сейчас у меня будет секс, да хоть с бывшим мужем, значит, весь следующий год у меня будет секс. Так что, может быть, лучше уступить ему. К тому же этот сволочь по‑прежнему очень хорош. Очень притягателен. Еще более притягателен, чем раньше, сейчас ведь он уже не мой. Боже, какая стала циничная! А почему, собственно, в новогоднюю ночь я должна отказывать себе в удовольствии? Попользуюсь, и отправлю восвояси. Пусть другая с ним мучается. Пусть она вместе с ним витает в его пустых мечтах, наивно ждет от него каких‑то реальных действий и содержит его. Ни к чему мне этот балласт в виде великовозрастного ребенка. Не нужен он мне. Без него легче! Это я сейчас подумала? Я. Кажется, я, действительно становлюсь свободной женщиной! Ура!

Бывший муж между тем от полудружеских объятий перешел к поцелуям. Саша не сопротивлялась. Странно сопротивляться привычному. Все еще привычному. А нужно, чтобы эти губы, эти руки, перестали быть привычными. Нужно, чтобы они стали чужими, иначе, она так и не излечится от этого мужчины. А она хочет излечиться. Еще немного и она снова начнет жалеть, что он ушел. Нужно это прекратить. Не стоит это удовольствие тех мук, которые ждут ее после. Ее ведь снова начнет преследовать обида и сожаления о былом. Как же оторваться от этих губ? А зачем? Будь, что будет!

Все произошло прямо на кухне. Он просто раздвинул на столе посуду. Пара бокалов разбилась.

– На счастье, – сказал он.

На осколках прошлой жизни и парадных бокалов на несколько мгновений возродилась былая страсть. У Саши кружилась голова от невыносимо‑острого счастья! Как когда‑то, много лет назад, когда все только начиналось. Кто бы мог подумать, что те же ощущения переживаешь, когда все уже закончилось. Нас в равной степени возбуждают и надежды, и отчаянье. «Это больше не повторится. Это в последний раз, – решила для себя женщина и с новой силой принялась терзать некогда любимую плоть, будто хотела ее разорвать и оставить себе на память хоть маленький кусочек этого тела. – Это в последний раз. Это в последний раз! Никогда, никогда больше я не прикоснусь к нему. А он еще этого не знает… А он ничего не знает. И кто из нас счастливее? Он, который пребывает в неведении, или я, которая все уже решила и будто бы заглянула в будущее? Сейчас определенно, счастливее он, а вот через несколько минут… Посмотрим, кто будет смеяться последним…».

Они сидели друг против друга на высоких стульях за праздничным столом, от которого остались лишь руины, посреди осколков тонкого стекла и разбросанной одежды. Они старались не смотреть друг другу в глаза.

– А ты хороша в роли любовницы. – Сказал он. Она улыбнулась. – Может быть, мы переведем наши отношения в новую плоскость? Брак портит отношения. Как тебе вариант – тайная страсть?

– А как тебе вариант ушел, так ушел? Кстати, тебе пора уходить.

– Ты что же, выгонишь меня в пять утра на мороз?

– Да. Извини, но мне нужно хоть немного поспать и собрать чемодан – я сегодня улетаю.

– Куда и с кем, если не секрет?

– Не секрет, но тебе я не скажу, поскольку это не твое дело. У тебя теперь своя жизнь, у меня – своя.

– У тебя кто‑то есть? – в голосе, еле сдерживаемая ярость.

– Тебя это больше не касается, милый!

– Скажи мне! Мне это важно знать!

– Ты бросил меня, бросил! Помнишь?

– Да, ты права, извини.

– Я думаю, нам больше нечего обсуждать. Аудиенция окончена.

Саша поднялась и осторожна начала пробираться к ванной. Вернулась, закутанная в халат. Взяла щетку, начала сметать осколки.

Бывший муж сидел уже одетый, пил виски, найденный в Сашином буфете, и вздыхал.

Саша закончила мести и принялась убирать со стола. Закончила.

– Тебе пора, – напомнила она мужу. Он поднялся и, молча, направился к выходу.

– Я, правда, по тебе скучаю. Мне тебя не хватает, – произнес он перед дверью и обнял Сашу, как раньше, так, как обнимал перед выходом из дома. – Да, забыл сказать, – произнес он, когда перешагнул порог квартиры, – я подал документы на развод, имущественных претензий к тебе не имею. Ты и так сделала для меня слишком много. Думаю, все пройдет легко. Так что еще увидимся!.. В суде, – он скрылся в лифте.

Действительно, конец истории. Саша опустилась на пол возле порога. Встала. Зашла на кухню. Налила виски в бокал, из которого пил ее, теперь уже точно бывший, муж. Выпила и отправилась спать. Если верить примете, едва начавшийся год обещал быть бурным.

Прага. Новогодние каникулы

 

– Какая же ты счастливая, Саша, я так тебе завидую, – сказала Маруся и отпила большой глоток пива. – Ты свободна. Ты можешь ехать куда захочешь. Можешь, как хочешь тратить деньги, которые ты сама заработала, можешь флиртовать с кем захочешь, а я…

В путешествие Саша все‑таки поехала, пусть не туда, куда хотела, но поехала. Судьба занесла ее в Прагу. Саша была уверена, что занесла ее туда именно судьба, а не ее, Сашино, желание, и даже не самолет, следовавший из аэропорта «Внуково» города Москва в маленький аэропорт города Пардубице. И даже не автобус, который доставил ее из Пардубице в отель, расположенный в центре Праги. Именно судьба. Только вот, зачем, Саша пока понять не могла.

За две недели до Нового года, уже после того, как Саша похоронила свою мечту о Вьетнаме, ей позвонила знакомая девушка из турагентства и предложила лететь в Прагу, поскольку один из ее клиентов отказался от поездки, а тур уже забронирован. На троих. А один из них в последний момент заявил, что поехать не сможет. Уговаривать Сашу не пришлось долго, поскольку перспектива провести все новогодние каникулы в одиночестве ее пугала. А тут… Чудесный город, и, возможно, хорошие люди.

– Маруся, ваша попутчица, чудесная женщина, примерно ваша ровесница, редкая красавица, милейший, веселый человек. Вам не будет скучно, я уверена, вы подружитесь, – говорила Саше девушка из турагентства. – С вами поедет еще Марусин сын, – прекрасный мальчик. Ему четырнадцать. У вас будет отдельный номер, который изначально был забронирован как раз для него.

Они встретились в аэропорту. Маруся, действительно, оказалась неправдоподобно красивой. Девушка с обложки. И выглядела она даже моложе Саши. Она даже завистливо подумала, что зря она согласилась ехать с этой барышней – как‑то не слишком выигрышно смотрится на ее фоне. Впрочем, Маруся оказалась дамой простой, общительной и веселой, как и обещала девушка из турагентства. И вот сейчас они сидели в пивнушке недалеко от Пороховых ворот и Маруся говорила:

– Какая же ты счастливая, Саша, я так тебе завидую…

– Мне? – Саша искренне удивилась. – Замужняя женщина завидует одинокой? Извини, но я тебя не понимаю. Мы живем в обществе, где по‑прежнему, несмотря на изменения последних десятилетий, главным жизненным достижением женщины считается удачное замужество и рождение детей. У тебя все это есть, а у меня… У меня есть только мой бизнес.

– Это же прекрасно! Бизнес – это прекрасно! А мое замужество… Его не назовешь удачным, – безупречное Марусино лицо стало грустным.

– Почему?

– Знаешь, почему ты оказалась здесь с нами? Потому что мой замечательный муж сначала сделал вид, что поедет с нами, а потом все‑таки улетел с любовницей в Тайланд.

– Он тебе так и сказал, что улетает с любовницей в Тай?

– Нет, разумеется. Он сказал, что у него появились срочные дела, что на работе просто ужас, катастрофа, едва ли не вселенского масштаба. Я, разумеется, разрыдалась, а он смотрел мне в глаза, его лицо было искажено бешенством, он кричал мне в лицо: «Что для тебя важнее, какая‑то там дурацкая поездка или благосостояние семьи? Ты что не понимаешь, что если я сейчас не останусь, не будет уже никаких поездок, ни со мной ни без меня! Выбирай, что для тебя важнее, сиюминутные развлечения или материальная стабильность? На что мы жить‑то будем? Ты что ли работать пойдешь? Ты же ничего делать не умеешь! Только по салонам красоты болтаться и тратить мои деньги!». – Маруся умолкла, опустила свои огромные голубые глаза и принялась рвать бумажную салфетку на мелкие‑мелкие клочки.

– А с чего ты взяла, что он не остался в Москве, а уехал, да еще и с любовницей. Может быть, он сейчас и в самом деле работает?

– Наивная ты, Сашка. Ты замужем‑то была? – Саша кивнула. – Даже странно. Замужество – это такая школа, после которой утрачиваешь все иллюзии по поводу жизни в целом и мужчин в частности. Ты, наверное, недолго замужем была?

– Недолго, – согласилась Саша.

– Это многое объясняет. А я уже пятнадцать лет со своим кобелем живу. Чего только не насмотрелась. И от него, и от дружков его. Все они одинаковые. Так вот, Саша, в жизни каждой замужней женщины наступает момент, когда ей приходится стать настоящим сыщиком. Когда какой‑нибудь неприметный клочок бумаги, волос, запах, могут рассказать тебе очень многое. Даже слишком многое. А всевозможные электронные девайсы – это просто кладезь информации. Причем, часто такой информации, от которой не хочется жить. Я давно уже перестала задавать мужу лишние вопросы – поскольку кроме откровенной лжи в ответ от него ничего не слышала. Собственно, теперь я понимаю, что лучше бы я довольствовалась враньем. Оно куда безопаснее для психики, но мне почему‑то непременно нужна была правда. Правда оказалась горькой – мой муж самый обыкновенный, неисправимый бабник. То есть сначала я думала, что он просто влюбился в другую, что это страсть, с которой он не может бороться, а потом поняла, что его постоянно обуревают какие‑то страсти. Я знаю имена всех его более‑менее постоянных «страстей», а вот за его одноразовыми похождениями я уследить не в состоянии. – Маруся снова умолкла. Задумчиво пила пиво. Саша ею любовалась – очень красива. Восхитительно красива. Увековечивать такую красоту надо. В мраморе, на холсте. Как угодно. – А узнать про Тай, это просто дело техники. Давно отработанный механизм опосредованной слежки. Зачем я это делаю? Лучше ничего не знать. Но я с чисто мазохистским наслаждением обыскиваю его карманы, залезаю в его телефон и компьютер и узнаю эту чертову правду, знать которую мне совсем не нужно! И ведь с этим ничего уже не поделаешь! Ничего! Его не изменить! – Маруся порвала еще одну салфетку.

– А ты ему изменяешь? – осторожно спросила Саша.

– С ума сошла? Нет, конечно!

– Почему?

– Понимаешь, я так воспитана: если уж я вышла замуж, значит, обязана хранить верность своему супругу. Я клятву давала перед алтарем. Мы ведь обвенчались.

– Чушь какая! Он ведь тоже давал такую клятву, однако это его не останавливает!

– Для него это был лишь ритуал, церемония, дань традиции, не более того. Все венчались, и мы обвенчались. А для меня все было по‑настоящему. Я верующий человек. Для меня это была, действительно, клятва. Обет.

По Марусиной гладкой щеке, по тонкому слою дорогого тонального крема катилась слезинка.

«Вот так ее должен запечатлеть какой‑нибудь современный Леонардо. – Подумала Саша. – Гламурная святая Маруся, последняя верная жена, добровольно принесшая себя в жертву неблагодарному мужу‑тирану». Она смотрела на свою новую подругу, на эту ненаписанную икону, и в ней вскипало раздражение. Как Станиславский она готова была возопить: «Не верю!». Почему ей не жаль эту страдалицу? А ведь ей и в самом деле совсем ее не жаль. Хочется надавать ей пощечин, облить холодной водой и прокричать: «Очнись! Ты же можешь вырваться из этого кошмара, в который превратилась твоя жизнь! Ты же можешь все изменить, ты просто этого не хочешь! Потому что так тебе удобнее! Так ты ни за что не отвечаешь! Ты просто трусиха! Просто трусиха! Признайся себе в этом!». Крикнуть‑то можно, только вот будет ли она услышана. Да и ее ли это, Сашино, дело? Она знает‑то эту Марусю всего два дня. Имеет ли она право вмешиваться?

После второго бокала легендарного чешского пива Саша решила, что имеет полное право вмешаться. Именно в качестве постороннего, незаинтересованного человека. Стороннего наблюдателя, так сказать.

– Знаешь что, Маруся, – начала она с пьяной фамильярностью, – раз уж ты такая любительница правды, давай я тебе расскажу правду. Только не о твоем муже, а о тебе самой. Хочешь? – В Марусиных глазах мелькнул испуг, но она все же кивнула. – Так вот, этот клятва перед алтарем для тебя совершенно ничего не значит, точно также как и для твоего блудливого мужа. Но только он в вашем браке свободен, а ты зависима, причем вовсе не от данной тобой клятвы, а от мужа. У тебя нет работы, у тебя нет своих денег, у тебя нет своего жилья. А родители у тебя в Москве живут? – Маруся отрицательно покачала головой. – Ну вот. Конечно, ты не будешь ему изменять, даже если очень захочется. Но тут важно правильно понимать мотивы этой верности. Это вовсе не христианские заповеди, это страх. Элементарный страх.

– И чего же я боюсь? – спросила Маруся с вызовом.

– Ты до смерти боишься потерять своего мужа, потому что, потеряв его, ты потеряешь все.

– Что это, все?

– Все! Жилье, деньги, статус, привычный образ жизни, круг общения. Ты потеряешь все. Разумеется, ты будешь изо всех сил цепляться за своего муженька, прощать ему все его большие и маленькие шалости, делать вид, что ты их не замечаешь, будешь позволять себя обманывать, будешь сама ложиться у порога, чтобы он вытер о тебя свои царственные ноги. Будешь придумывать, что все это ради сохранения семьи, что все это христианское смирение, что ты несешь свой крест, но на самом‑то деле, тобою движет только страх, и ты даже не имеешь мужества себе в этом признаться.

– Это не правда! – Закричала Маруся! – Ты меня совсем не знаешь, как ты можешь говорить такие жестокие вещи? – Она уже не сдерживала слез. – Мужчины за соседними столиками, которые на протяжении всего вечера поглядывали на Марусю с откровенным интересом плотского свойства, теперь обратили взгляды на Сашу. Во взглядах этих читалось возмущение: «Как посмела ты довести до слез такую красавицу!». – Я живу со своим мужем, потому что люблю его! Ты ничего не знаешь о любви – истинная любовь, это когда принимаешь человека таким, какой он есть, вместе со всеми его недостатками, вместе со всеми его любовницами! Он не моя собственность, я не могу диктовать ему, как себя вести. Я не имею никакого морального права запрещать ему любить других женщин. Да и не получится у меня это, зато я могу его просто любить, любить, не смотря ни на что! А тебе этого никогда не понять, потому что ты жалкая неудачница, которая никому не нужна! У тебя есть мужество признаться себе в том, что ты никому не нужна? Твоя квартира, твои деньги, твой бизнес, делают тебя счастливее? Могут они обнимать тебя по ночам? Они сбегают для тебя в аптеку, когда ты больна? Они утешат тебя, когда тебе грустно? Ты одинокая, никому не нужная баба! А мой муж любит только меня! Он может трахать все, что движется, но любит он только меня! – С этими словами Маруся схватила свою куртку и выбежала из зала.

Мужчины проводили ее разочарованными взглядами. Саша попросила счет. Ей тоже хотелось плакать. Сдержалась. Разревелась уже после того, как покинула пивнушку. Она брела по Староместской площади, через переулки, вышла к Карлову мосту. Смотрела на Влтаву, в темных водах которой плясали легкомысленные огни. Хотелось утопиться. Эта чертова баба права – никому Саша не нужна! Даже собственной матери, которая сколько Саша ее помнила, устраивала собственную личную жизнь, наплевав на дочь.

Река манила ее, притягивала. А что если взобраться на парапет и прыгнуть… Будет ли ее кто‑нибудь искать? Хоть кто‑нибудь пожалеет, что она исчезла с лица земли? Что ее больше нет? Кто займется транспортировкой ее тела в Москву? Кто будет ее хоронить? А ведь и хоронить‑то некому. Нет, пожалуй, умирать еще рановато. Видимо неправильно как‑то она живет, раз нет у нее близких людей. Что‑то она делает не так. Нужно что‑то менять. Нельзя больше закрываться от людей. Нужно пускать их в свою жизнь, нужно позволять им становиться близкими. Нужно, чтобы на ее похоронах, которые все равно когда‑нибудь непременно случатся, было полно скорбящих. Нужно, чтобы говорили о ней какие‑то хорошие слова, чтобы все эти люди сожалели, что такой потрясающий человек покинул этот мир. Может быть, Маруся и права – ради любви можно многое простить. Может быть, ради любви можно многое терпеть. Где ее только найти, любовь‑то? «Все происходит в назначенный срок», – Саша будто услышала голос таксиста‑психолога в своих ушах. Она оторвала взгляд от темной воды, развернулась и побрела назад в гостиницу. Будем ждать. Она обязательно придет. Любовь. Просто еще не время.

Как только Саша вошла в свой номер, в ее дверь постучали. Это была Маруся. Лицо ее было изрядно заплаканным. Косметика отсутствовала. Она сразу стала вполне обычным, живым человеком, а не глянцевой картинкой. Красота ее как‑то потухла.

– Извини, – прошептала она и опустилась на кровать. – Прости, если сможешь. Ты оказалась слишком близка к истине, вот я и вспылила.

– И ты меня прости. Я вообще не должна была всего этого говорить. Какое право я имею вмешиваться в твою жизнь? Забудь все, что я тебе наговорила. Это глупости. У каждого своя правда.

– Нет, нет, не нужно забывать. Знаешь, спасибо, что ты мне все сказала. Я же, понимаешь, я внутри ситуации нахожусь, а тут, благодаря тебе, будто со стороны себя увидела. И, знаешь, такой мерзкой я себе показалась, такой лицемерной.

– По‑моему, ты несколько преувеличиваешь, – возразила Саша.

– Разве только чуть‑чуть, – Маруся улыбнулась вымученно. – Вот уже много лет я себя обманываю. Плету тонкую, замысловатую паутину лжи. Осуждаю мужа за непрестанное вранье, а сама еще хуже – он‑то других обманывает, а я себя. И ведь что самое интересное, у меня получается! Причем очень убедительно получается. Я ведь и в самом деле поверила, что люблю его, что ради этой любви терплю его измены. Унижаюсь, позволяю ноги о себя вытирать. Я и к Богу‑то обратилась только от отчаянья. Слишком привлекательной показалась христианская идея смирения. А еще знаешь, такая злорадная мыслишка, о которой я сейчас впервые говорю вслух: воздастся еще моему муженьку‑то, воздастся за все грехи его и за все мои страдания. Пусть не в этой жизни и не на этом свете, но воздастся. Зло не должно оставаться безнаказанным. Все меня считают доброй, а ведь я не добрая! Совсем не добрая! В моей душе живет жажда мести. Я ее скрываю даже от себя самой. Подавляю. Мне хочется иногда, чтобы ему было также больно, как и мне. Причем, мне хочется, чтобы эту боль ему причинила именно я. Иногда я мечтаю, что швыряю ему в лицо ключи от нашей квартиры, говорю: «Прощай, я тебя никогда не любила, а только терпела!», и уезжаю в лимузине с красавчиком‑миллионером. Или изменяю ему направо‑налево, со всеми подряд, без разбору, и все‑все вокруг знают об этом кроме него. И все над ним смеются, а он ничего не подозревает. И вот однажды ему все открывается. О! Это было бы для него такое потрясение, такое унижение, узнать, что он самый обычный рогоносец! Я была бы отмщена. Ненавижу себя за эти мысли, но они есть, и я ничего не могу с этим поделать. Ничего… Они приходят снова и снова. – По Марусиным щекам снова ползли хрустальные слезы.

– Послушай, но злость – это же совершенно нормальная человеческая реакция. Он делает тебе больно – ты злишься. Ты же не святая. Только вот… – Саша умолкла.

– Что? – Маруся подняла голову.

– Я боюсь спровоцировать очередную вспышку твоего праведного гнева.

– Говори уж, – разрешила Маруся, – будем считать, что сегодня для меня настал момент истины.

– Хорошо. Но, все же, обещай не швыряться в меня тяжелыми предметами, – Маруся кивнула. – Ты мне, наверное, не поверишь, но твой муж вовсе не злодей. Он просто живет так, как ему хочется. Не думаю, что он сознательно причиняет тебе боль. Он просто живет так, как умеет. И он вовсе не обязан хранить тебе верность. Никто никому ничего не должен. Он не должен хранить тебе верность, но и ты не должна все это терпеть.

– Да я бы рада не терпеть, да выбора у меня нет. Либо терпеть, либо уходить, – Маруся усмехнулась.

– Сама же назвала альтернативный вариант, а говоришь, выбора нет!

– Нет, это не вариант. Мне некуда уходить. Ты совершенно права: у меня нет ни жилья, ни работы, ни денег. Где я буду жить? На Казанском вокзале?

– А всю жизнь ломать себя об коленку, всю жизнь терпеть его выходки, да еще и в любую минуту быть готовой к тому, что тебя могут вышвырнуть на улицу – это нормальный выбор ты считаешь? Это достойный тебя выбор?

– Ты думаешь, он может меня выгнать?

– Маруся, я не знаю твоего мужа, я его никогда в жизни не видела, но история полна примерами подобного рода. Вдруг одна из его подружек окажется настолько предприимчивой или настолько его зацепит, что он решится бросить семью. Ты ведь не должна исключать такую возможность. Я понятия не имею, насколько она вероятна, но она вероятна! Вот в чем вопрос!

– Он не может так с нами поступить! Не может! – У Маруси было такое лицо, будто только что рухнул последний столп ее мирозданья. Будто в любой момент может произойти ее личный апокалипсис.

– Может, – произнесла Саша тихо, но жестко. – Все мы наивно полагаем, что ничего плохого с нами произойти не может. Ты ведь сама наверняка несколько лет назад и мысли допустить не могла, что он сможет тебе изменить. А что сейчас? – Саша накинула куртку, вышла на балкон. Там закурила, продолжила говорить уже с балкона. – Сколько в моих салонах было красивых, самоуверенных клиенток – богатых домохозяек. В некоторых столько спеси было… А потом раз и все – муж или любовник уходил и они оставались… ну не то чтобы совсем ни с чем, но уровень жизни резко падал. Некоторые больше к нам не приходили – мои салоны становились им не по карману.

– А тяжело быть одной? – спросила Маруся, когда Саша вернулась в номер.

– Нелегко – вздох, – очень нелегко. Но не тяжелее, чем жить с человеком, который регулярно заставляет тебя страдать, или стал чужим, или с тем, кто тебя раздражает. И семейная жизнь имеет свои плюсы и минусы, и одиночество тоже. Но если бы сейчас мой бывший муж решил ко мне вернуться, я бы его не приняла обратно – уже привыкла жить без него. И, знаешь, буквально несколько дней назад я поняла, что мне без него лучше.

– И ты не хочешь снова влюбиться?

– Хочу, еще как хочу!

– А ты не боишься, после всего, что было?

– Нет, – ответила Саша после нескольких секунд раздумий, – я не боюсь. Если жить, прячась от удовольствий, потрясений и разочарований, то это будет не жизнь, а добровольное тюремное заключение. Я еще слишком молода, чтобы скрываться от жизни.

– Что же мне‑то делать? Как жить дальше? – Маруся снова готова была разрыдаться. – И с мужем я больше не могу, и уходить страшно. Ты не представляешь, как мне страшно. Но и продолжать жить в вечной ревности, в перманентном ощущении униженности я больше не могу. К тому же ты права, права! Я как на пороховой бочке живу – ведь в любой момент рвануть может! Слежу за собой, поддерживаю свою красу, книжки читаю, чтобы быть ему интересной, хорошим манерам обучилась, чтобы ему за меня в обществе стыдно не было. Готовлю, как шеф‑повар в модном ресторане, дома у меня всегда порядок, всегда ласкова, даже когда хочется ему в морду дать, никаких скандалов, на других мужчин и не смотрю даже, а ему все не так. Мне иногда кажется, что я безупречна. Просто безупречна. Будто я не живой человек, а эталон хорошей жены. Все равно я для него хуже всех… А мне кажется, я заслуживаю лучшего отношения, и, может быть, заслуживаю лучшего мужчину… Слушай, а так бывает, чтобы он заново в меня влюбился? Чтобы снова начал меня ценить? Чтобы снова стал мне верен? Чтобы все было как раньше? Чтобы мы снова были счастливы вместе? Чтобы мы были снова только вдвоем? Чтобы у нас была обычная европейская семья, а не султанский гарем? Или так не бывает? Или это чудо, на которое не стоит и надеяться? Это пустые надежды, да?

– Я не знаю, – Саша беспомощно улыбнулась. – Я не знаю. Можно в это верить, если эта вера помогает тебе жить. Но мой жизненный опыт подсказывает, что верить в такое развитие событий глупо, неразумно. И даже убийственно. Потому что эти пустые иллюзии мешают развиваться, двигаться дальше, закрывают двери, за которыми тебя ждут новые возможности. Они будто парализуют тебя. Живешь, будто в коме.

– И что же мне делать?

– Извечный русский вопрос: «Что делать?», – Саша рассмеялась.

– И кто виноват? – Маруся тоже рассмеялась, впервые за вечер.

– Слушай, а, может, тебе на работу пойти для начала? Просто чтобы ты поменьше думала о своем муже и его любовницах. Чтобы дело у тебя свое было и свои деньги. Что ты умеешь?

– Ничего. Я никогда не работала. Ни одного дня, – Маруся снова погрустнела.

– Улыбаться ты умеешь? – Маруся кивнула. – Быть вежливой ты умеешь? – Маруся снова кивнула. – Речь у тебя великолепная. Внешний вид отменный. Пойдешь ко мне администратором? У меня как раз одна девочка скоро в декрет уходит.

– Администратором? – переспросила Маруся несколько разочарованно.

– Извини, сразу управляющей я тебя взять не могу, ты сама только что сказала, что ничего не умеешь. Нужно с чего‑то начинать. Главное привыкнуть ходить на службу, втянуться, а дальше уже, как себя проявишь. И вот еще что, прости за резкость, но в твоем положении не до капризов. С резюме, в котором есть всего одна запись «домохозяйка» тебя могут взять только на простую работу и только по знакомству. – В Марусиных глазах мелькнул гнев. Она тут же его подавила. Видимо, это привычное для нее дело – подавлять свои эмоции. – А администратор в моем салоне – это хорошая работа. Ты будешь лицом салона. Это большая ответственность. Абы кому я эту должность не доверю. Так ты согласна? – Маруся молчала в нерешительности. – Соглашайся. В конце концов, я не в рабство тебя покупаю. Если не понравится, ты можешь уйти.

– Хорошо, я попробую.

– Вот и отлично. А завтра мы будем повышать твою самооценку.

– Как?

– Мы оставим твоего спиногрыза‑надсмотрщика в гостинице, а сами пойдем в клуб. И там ты расслабишься, забудешь, что у тебя есть муж, ты будешь танцевать и купаться в мужском внимании.

– Нет, я не пойду. Муж мне запрещает ходить по клубам.

– А ты, дорогая, вспомни, где и с кем он сейчас.

Снова злость в Марусиных глазах.

– Хорошо, пойдем. Оторвемся по полной! Думаешь, на меня кто‑нибудь посмотрит?

– На тебя будут смотреть все! Ты ведь настоящая красавица!

На следующий день Саша, Маруся и ее сын в составе экскурсионной группы прогуливались по Королевскому дворцу. Темпераментные итальянские студенты кричали им «Белла!». Немцы похотливо хохотали. Англичане подходили с просьбами сфотографироваться вместе. Марусин сын бросал на этих посторонних мужчин зверские взгляды и ревниво жался к матери. Саша и Маруся счастливо улыбались. Пили глинтвейн, чтобы хоть как‑то согреться. Жизнь снова была прекрасной.

Поезд. Начало весны

 

В купе они были вдвоем: Саша и женщина лет пятидесяти.

«Хорошо, – подумала Саша, – никто не будет храпеть. Хотя некоторые дамы тоже имеют склонность к храпу. Но, возможно, мне повет. А ведь вполне может быть, что я тоже храплю, только не знаю об этом, потому что мне некому об этом сказать». – Сразу стало грустно.

Дама имела несколько экстравагантную внешность: была она грузная, округлая, черные крашеные волосы, собраны в пучок на затылке, глаза обильно подведены, в ушах массивные серебряные серьги с багровыми гранатами, на шее – в несколько рядов бусы из малахита, бирюзы и того же граната, пухлые пальцы унизаны перстнями. Одета – в яркий шелковый балахон с рисунком из индийских огурцов.

– Несколько не по погоде, – отметила Саша. – Впрочем, может, она таким образом декларирует приход весны. Да и в любом случае она не замерзнет – вон у нее шуба какая – величественная: черная норка в пол. Богатая шуба. Интересно, кто эта женщина? На бухгалтера она явно не похожа. Может, отставная певица из провинциального кабаре? А шуба – прощальный подарок последнего любовника? – Саша улыбнулась своей фантазии.

Саша любила наблюдать за людьми и придумывать им истории. Такие своеобразные психологические ребусы. Очень увлекательно. Правда, не всегда удавалось проверить правильность своих логических построений.

Дама тем временем отвлеклась от книги, это было что‑то эзотерическое, в которую уткнулась сразу же, как только поезд тронулся, полезла в свою огромную сумку из кожи питона, выудила оттуда пачку сигарет, открыла, разочарованно хмыкнула и произнесла глубоким басом:

– Черт! Забыла купить сигареты! Вот раззява! Курение, это единственное, что в состоянии меня примирить с пребыванием в этом грохочущем, вонючем чудище. Хоть дергай стоп‑кран и выпрыгивай на ходу из этого идиотского трамвая, – она выжидающе уставилась на Сашу. Смотрела прямо в глаза. Девушка, будто загипнотизированная полезла в свою сумочку, достала непочатую пачку сигарет и отдала своей попутчице.

– Вот, возьмите, – пролепетала Саша, – у меня еще есть, не беспокойтесь.

– С чего бы я стала беспокоиться! – ухмыльнулась женщина. Повертела в руках пачку сигарет. – Редкостное говно, – резюмировала она, – но выбирать не приходится. И на том спасибо. – Саша почувствовала себя виноватой за то, что курит такое дорогое, изысканное дерьмо. Как же так? Не смогла угодить незнакомке. – Идемте! – скомандовала дама.

– Куда? – спросила Саша немного испуганно.

– Как куда, деточка? В тамбур, курить! Если у тебя есть сигареты, значит, ты куришь? Или ты специально припасла, чтобы угостить случайного попутчика? – женщина расхохоталась. Демонически. Как показалось Саше. – Или ты здесь хочешь покурить? Мне‑то, конечно, плевать на всякие там жалкие правила, а вот у тебя могут быть неприятности. Ну!

– Но если мы уйдем вместе, кто будет следить за вещами? Вдруг украдут! – робко запротестовала Саша.

– Ха‑ха! Хотела бы я посмотреть на этого воришку! Пусть только посмеет! Я из него всю душу вытрясу! Кончай разговоры, пошли! Я и так уже жду слишком долго.

В тамбуре было нестерпимо холодно, накурено, шумно: колеса поезда ожесточенно грохотали. От присутствия этой огромной пестрой особы помещение для курения казалось еще и невообразимо тесным. Саша испытала что‑то вроде легкого приступа клаустрофобии. Дама курила молча – жадно и быстро.

Саша набралась смелости и поинтересовалась:

– Извините мое любопытство, но вы что же, жена генерала милиции?

– Что за бред? С чего это ты взяла?

– Но вы так великолепно командуете и не боитесь воров.

– Нет у меня никакого мужа! На кой хрен он мне нужен! Все мужики слабовольные ничтожные создания! Не родился еще тот мужик, который сможет стать моим мужем! Так, сексуальные игрушки. Чего еще с них взять?

– А кто вы? Вы такая необычная, что я даже не знаю, что и предположить.

– Меньше знаешь, лучше спишь! – дама расхохоталась было, но тут же закашлялась. Саше показалось, что от этого могучего кашля стены вагона затряслись еще сильнее. – Да нет во мне ничего необычного, – заявила женщина, когда, наконец, откашлялась. Я простая русская, – выдержала паузу, – ведьма.

Она снова принялась хохотать, наблюдая, как Саша испуганно вжимается в стену.

– Хочешь, тебе погадаю? Я даже могу сделать тебе одолжение и погадать бесплатно. Мне нужно размяться перед гастролями в провинции. Да не бойся ты! Я ведьма добрая! Без крайней необходимости и мухи не обижу!

В поезд, следовавший через Сашин родной городок, ее занесло отчаянье. Беспросветное, всепоглощающее отчаянье. А вызвано было оно одиночеством, которое в последний зимний месяц, усугубленное серостью и дрянной, унылой погодой, приобрело масштабы чуть ли не вселенские. Она ощущала себя крохотной планеткой, которая влачится по бескрайним кос<