Интервью: Мишель и Роберт Кинги

 

Самые известные работы Мишель и Роберта Кингов:

✓ «Хорошая жена» (создатели/исполнительные продюсеры/сценаристы; Роберт Кинг – режиссер), 2009–2012;

✓ Номинация на награду Гильдии сценаристов Америки («Драматический сериал»), 2012;

✓ Номинация на «Эмми» («Лучший драматический сериал»), 2010–2011;

✓ Номинация на награду Гильдии сценаристов Америки («Новый сериал»), 2010;

✓ Номинация на «Эмми» («Лучший сценарий драматического сериала»), 2010;

✓ «По справедливости» (исполнительные продюсеры/сценаристы), 2006;

✓ «Вертикальный предел» (сценарий – Роберт Кинг), 2000;

✓ «Красный угол» (сценарий – Роберт Кинг), 1997.

 

Н.Л.: Эта глава о том, как создать неизбежную, но неожиданную развязку. Еще я хочу обсудить специфические трудности работы над юридическими сериалами. Но сначала я хочу спросить у вас про пилотную серию. Вы сделали очень своеобразный выбор: начали со скандала, а потом перенесли повествование на шесть месяцев вперед. Почему вы решили начать сериал именно так?

Р.К.: На создание этого сериала нас вдохновил именно политический скандал (собственно, мы именно его изначально и презентовали студии и телеканалу): кандидат, который стоит на подиуме и общается с репортерами. А рядом с ним – жена, которой пришлось разделить весь этот стыд с ним, несмотря на то что она была ни в чем не виновата. Кто больше заслуживает сочувствия, как не эта женщина, которую макнули лицом в грязь, хотя она не сделала ничего плохого? Более того, она пострадала не меньше, а то и больше, чем все остальные. Тем не менее ей пришлось подавить свою гордость и сделать это – встать рядом с мужем. Мы считали, что подобному персонажу просто невозможно не сочувствовать и что после такого начала зрителей заинтересует ситуация, даже если они не знают, что сейчас творится в голове этой женщины, потому что образ очень яркий и они не раз видели такой в новостях.

М.К.: По поводу перехода к следующей сцене (происходящей через шесть месяцев) с Алисией (Джулианна Маргулис) – это, как и почти весь сериал, обусловлено характером самой Алисии. Какова реальность? Сколько времени понадобилось этой женщине, чтобы прийти в себя, найти работу и более‑менее привести жизнь в порядок? Вот почему мы так решили.

Н.Л.: Можно было, например, снять вторую сцену утром после той самой скандальной пресс‑конференции, показать, как женщина постепенно приходит в себя. Но, как я понимаю, вы решили перенестись на полгода вперед, чтобы запустить юридическую франшизу сериала: она уже в зале суда, ведет свое первое дело и получает первый вердикт.

М.К./Р.К.: Да, верно.

Н.Л.: Мой любимый момент в тизере пилотной серии – маленькая ниточка на пиджаке Питера (Крис Нот) и то, как она инстинктивно тянется, чтобы смахнуть ее. Такая прекрасная деталь. Когда я читаю курс по написанию пилотных серий часовых драматических сериалов в Калифорнийском университете в Лос‑Анджелесе, всегда показываю эту сцену. Она прекрасно снята.

Р.К.: Что приятно, телевидение становится более кинематографичным – там можно снимать такие сцены. Это в чем‑то даже забавно: в старом сериале последовал бы монолог о том, что женщина – домработница или жена, которая во всем помогает мужу, в том числе сохранить идеальный внешний вид – в этот момент пыталась хоть как‑то оторваться от ужасной действительности. Но нам оказалось достаточно показать этот маленький кадр – и зрители сразу поняли все, что необходимо.

Н.Л.: Я знаю, что в то время, когда сериал вышел в эфир, CBS, в частности, интересовали в первую очередь сериалы с замкнутыми сюжетами, сюжетами А. Их главный конек – процедурные сериалы, но в «Хорошей жене» довольно быстро дела ушли на второй план, уступив место личным и любовным историям. «Дело недели» по‑прежнему присутствует, но сквозные сюжетные элементы выражены намного сильнее. Насколько далеко вы отошли от оригинального замысла сериала? Что сейчас является сюжетом А – дела или личные истории?

М.К.: По большей части, даже в четвертом сезоне, мы по‑прежнему считаем главным сюжетом судебное дело. Иногда (правда, довольно редко) мы говорим и о «двойном сюжете А», где личная история так же значима, как дело.

Р.К.: Мне кажется, одна из причин, по которой мы так поступаем, – так просто легче обсуждать сюжеты в сценарной комнате. В сценарной комнате обычно обсуждают логические события истории. Это то, что в первую очередь помогает нам и нашим сценаристам «размять» историю. Обычно лучший способ добраться до эмоций и персонажей – начать с того, что можно сформулировать конкретно, с костяка истории, а потом уже наращивать на него все остальное. К вопросу же о том, отошли ли мы от юридических дел в пользу эмоций… У нас был прекрасный момент во время обсуждения, в какую сторону развиваться сериалу: мы получили записку от Нины Тэсслер (президента CBS Entertainment), в которой она попросила сделать сцены более эмоциональными, снять дополнительную сцену, которая передала бы настроение Алисии шесть месяцев спустя. Мы добавили сцену, которой не было в исходном сценарии: Алисия разговаривала со своей свекровью Джеки, которую играла Мэри Бет Пил. Джеки была эдакой «эйзенхауэровской женой». Она считала, что Алисия слишком непокорна, слишком презрительно относится к мужу и слишком долго ему припоминает визиты к проституткам. Сцена вышла хорошей, но больше всего нас порадовал вопрос руководства: «Вы можете сделать сериал более эмоциональным?» Потому что до этого момента мнения наверху расходились: некоторые руководители просили нас подробнее описывать дело – обычно это означало «больше объясняйте». Нам же казалось, что мы, наоборот, можем многое опустить, потому что, черт возьми, люди настолько хорошо уже знакомы с юридическим жанром, что сами запросто могут додумать, что происходит в зале суда. Но эта просьба дала нам свободу и возможность уделять меньше времени юридическим делам. Телевидение существует в определенных рамках. У вас есть всего сорок две минуты, чтобы рассказать историю. Так что если вы меньше времени уделяете расследованию дел, у вас остается больше времени для персонажей.

Н.Л.: Уже в «пилоте» у вас была необычная структура. Тизер пилотной серии занимал шестнадцать страниц, да и теперь у вас довольно объемные тизеры – практически как целый первый акт. Как вы к этому пришли?

Р.К.: В пилотной серии до первого перерыва на рекламу мы хотели показать всех главных персонажей. И, как мне кажется, мы сумели их всех представить, за исключением одного – того, которого сыграл Крис Нот. К тому же мы хотели показать отношения между ними. Недостаточно сказать о персонаже, что он работает в офисе и у него ужасный характер. Надо еще дать понять, какие у него отношения с окружающими. Нужно показать, что это Уилл (Джош Чарльз) привел в фирму Алисию, а Кэри (Мэтт Зукри) относится к Алисии с подозрением, потому что ее взяли выполнять ту же работу, что сейчас делает Кэри. Все это нужно было показать сразу, поэтому тизер перед рекламой получился довольно большим… В противном случае, когда зрители уйдут на рекламу, вам придется кричать им вдогонку, что именно вы хотите показать и как хотите развлечь их.

М.К.: Мы называем это тизером только потому, что так это называют телестудии и телеканалы. С нашей точки зрения, это полноценный акт.

Н.Л.: То есть у вас пятиактная структура?

Р.К.: Да, пожалуй, так. Вы наверняка знаете, что ABC и даже NBC сейчас перешли на шестиактную структуру, потому что не хотят ставить рекламу между окончанием одного сериала и началом следующего. Когда мы работали на ABC, это был сущий кошмар. Поговорите об этом с Деймоном Линделофом. Шестиактная структура, как мне кажется, убивает драму. Просто потому, что вам нужно придумать мини‑кульминацию в конце каждого акта перед уходом на рекламу. Сначала вам говорят, что не возражают против мягких кульминаций, а когда вы такую делаете, вам говорят: «О, это не очень хорошая кульминация». Вам не дают поймать нормальный ритм истории.

Н.Л.: Выстраивая сюжеты, вы точно представляете себе, где должен заканчиваться один акт и начинаться следующий, правильно?

М.К.: Да.

Р.К.: Это первое, что мы делаем. После того как мы решаем, какое именно дело будет расследоваться, мы задаем вопрос: «Где находятся наивысшие точки в истории?» Если две такие точки находятся слишком близко друг к другу, то между ними явно должно быть какое‑то драматическое событие, которое приведет нас из одной точки в другую, именно так мы и определяем конец акта. Мы в этом плане придерживаемся традиций.

Н.Л.: Вы когда‑нибудь начинаете с вердикта, чтобы дать зрителю возможность понять, кто совершил преступление?

М.К.: По‑моему, никогда мы так не делали.

Р.К.: Мы делаем юридический сериал, но на самом деле мы, можно сказать, ненавидим юридические сериалы. Там слишком предсказуемая формула: вы в зале суда, слушается дело – и тут «ой‑ой», свидетель не очень удачный, потом другой свидетель падает прямо на трибуне, потом присяжные удаляются на совещание и выносят вердикт. Такая фигня. Подсудимый либо виновен, либо невиновен – в зависимости от того, как захотелось сценаристу. Мы стараемся этого избегать. По‑моему, мы начинали с вердикта раза четыре за четыре года существования нашего сериала.

Н.Л.: К тому же в реальности такие вердикты не выносятся за день или два, которые обычно длится серия.

Р.К.: Да, я знаю.

М.К.: Да, это тоже важно. Мы попытались показать, что иногда справедливости (или несправедливости) удается добиться на переговорах между юристами во время суда – это ближе к реальной жизни. В действительности юристы часто не просто сидят и ждут, пока вернутся присяжные, – они пытаются обговорить сделку о признании вины или, если это гражданское дело, договориться о финансовой компенсации. Некоторые наши серии просто о материалах дела, что само по себе интересно, потому что там тоже можно добиться своеобразного вердикта: если удалось договориться о компенсации, это уже вердикт. Кроме того, вердикт – это не просто «да» или «нет». Финансовая компенсация может нас устроить, а может и не устроить, особенно если сопровождается какой‑нибудь подпиской о неразглашении. Нужно иметь больше вариантов, чтобы удивить аудиторию.

Н.Л.: У вас есть штатный консультант по юридическим вопросам или кто‑то из вас имеет юридическое образование?

М.К.: Мы с Робертом не юристы, но нам очень повезло. В этом сезоне в штате работают восемь сценаристов, и четверо из них – адвокаты. Вдобавок у нас есть юридический консультант в Иллинойсе.

Н.Л.: Правильно, потому что действие сериала происходит в графстве Кук, штат Иллинойс, с его специфическими законами. Я раздумывал о других метафорических «вердиктах» сериала, которые можно назвать центральными вопросами сезонов. Постоянно стоит вопрос, вернется ли Алисия к Питеру. Судя по нынешнему положению дел, вернется. А избирательная кампания Питера? Куда она зайдет? Составляете ли вы план для своих персонажей на целый сезон? Или, может быть, блоками по семь или тринадцать серий? Какая у вас стратегия?

Р.К.: Мы делим год пополам. Первая половина года – это до тринадцатой серии. Мы так сделали в первый год работы, потому что не были уверены, что дойдем до тринадцатой серии. Мы писали, зная, что к тринадцатой серии, возможно, придется завершать всю историю. За год мы снимаем двадцать две или двадцать три серии. Последние девять или десять серий сезона объединены собственной самодостаточной сюжетной аркой. После первого года показа мы решили помещать во второй половине сезона какое‑нибудь важное откровение, к которому и подводится все предыдущее повествование. Во втором сезоне мы узнали, что Калинда (Арчи Панджаби) спала с Питером – это семнадцатая серия. Таким образом, можно всю первую половину сезона постепенно к этому подводить. Мы пытаемся дать зрителям ощущение завершенности, когда история заканчивается. Но мы обнаружили, что, как бы нам ни хотелось работать, как на кабельном телевидении, у нас для этого слишком долгий съемочный год. Вместо восьми, десяти или тринадцати серий в наших сезонах их по двадцать две или двадцать три, поэтому мы и разделяем их на две части. Мы пытаемся за год рассказать то, что на кабельном телевидении рассказывают за два. Причем так, чтобы зрители не успели забыть, чем история начиналась и чем закончилась. Что‑то постоянно либо ведет к концу, либо тянется с начала. На какой бы стадии сезона вы ни находились, вы ближе или к началу, или к концу. Мы составляем для себя очень подробный план сезона. Он чрезвычайно сложный: отдельно для первых тринадцати серий, отдельно для последних десяти.

Н.Л.: Поскольку вы снимаете так много серий, можете рассказать о трудностях, связанных с темпом повествования? Какую часть истории вы рассказываете в одной серии? Я не знаю, смотрите ли вы «Родину», но меня изумляет, с какой скоростью они несутся по сюжету. Мне представляется, что для сериала, идущего по телесети, это невероятно опасно, потому что сюжет быстро закончится, а серий предстоит заполнить событиями еще много.

Р.К.: Мне кажется, это верно. Трудности с телесетями состоят в том, что сериалы, которые для них снимают, скатываются в мелодраму, потому что приходится описывать слишком много событий. Скажем так, у людей, конечно, бывает сложная жизнь и в реальности, но она никогда не бывает настолько сложной, как в сериале, идущем по телевидению. События, которые происходят на протяжении двадцати двух серий, к концу года выматывают. В этом преимущество кабельных каналов – их истории короче. Они больше похожи на реальность. Нам удается с этим справиться, очень медленно развивая характеры. Мы жонглируем сразу кучей «мячиков». В теории происходит очень многое, но происходит это в основном с пятью персонажами. Алисию не в каждом эпизоде мотает с места на место. Иногда проблемы бывают у Кэри или Калинды.

М.К.: Вы упомянули о темпе и о том, как мы делаем выбор. Да, у нас есть подробный план, но нам еще приходится справляться со всякими накладками. Иногда приходится внезапно замедлять или, наоборот, ускорять развитие сюжета в зависимости от того, когда именно актер может приехать на съемки. Это тоже влияет на темп.

Р.К.: Думаю, и сценаристам, и читателям вашей книги будет интересно узнать, что подбор актеров на телеканале – это, мягко говоря, тот еще бардак. Ты пытаешься найти актеров, которым действительно интересно было бы сняться в твоем сериале, но именно сейчас они, скажем, снимаются в «Сынах анархии» или в трех сериях «Частной практики». Так что приходится определять темп развития сюжета в зависимости от того, когда актер вернется на съемки.

М.К.: Опять‑таки, это происходит из‑за того, что мы временами используем сквозные сюжеты. Если бы мы занимались только самодостаточными сериями, подбор актеров не составлял бы такой проблемы. Нужен просто новый подзащитный и новый адвокат. Их найти легко. В хороших актерах недостатка нет, особенно учитывая, что мы подбираем их в Нью‑Йорке. Но вот когда нам нужен кто‑то конкретный, начинаются трудности.

Н.Л.: Насколько для вас важна тема, когда вы придумываете персональные истории героев? Когда вы придумываете сюжет А (юридическое дело), пытаетесь ли вы как‑то тематически связать его с сюжетом В или С?

Р.К./ М.К.: Нет.

Р.К.: На самом деле мы пытаемся сделать все, чтобы этого не произошло. Если и случается тематический резонанс, то уже на том этапе, когда пишется сценарий серии. Если у вас три очень разных сюжета и вы начинаете их искусственно соединять, то постепенно, по мере работы над ними, вы замечаете резонанс и начинаете его потихоньку убирать. Если подойти к этому вопросу прозаически, то результат покажется натянутым и навязанным. В таких случаях события вытекают друг из друга не естественным образом, а выстраиваются искусственно. Единственный случай, когда мы объединяем истории, – это когда события работают по принципу домино. Одна история запускает другую.

М.К.: Мы всегда задаем себе вопрос: «Что бы об этом подумала Алисия?» В этом смысле она, конечно, в конце серии может подумать, что вся неделя получилась посвященной чему‑то определенному, но она не способствовала этому активно, а просто понимает это, оглядываясь назад.

Р.К.: Я вот еще что добавлю: такой подход позволяет персонажам рассуждать о подобных тематических связях – это кажется таким ТВ внутри ТВ, но на самом деле им не является. То, что искусственно придумывается в сценарной комнате, на экране больше всего напоминает «длинную руку сценариста». Но на самом деле если события совсем не похожи, но персонаж видит в них некий тематический резонанс, то он может о нем говорить. Согласитесь, в реальной жизни люди чаще, чем в сериалах, утверждают, что их жизнь похожа на сериал. На телевидении, конечно, есть определенная боязнь «сериальщины», но на самом деле если вас в реальной жизни удивит тематическая связь между разными событиями, то вы ее обязательно с кем‑нибудь обсудите – с другом, с мужем, с женой. Мы хотим, чтобы и персонажи имели на это право.

Н.Л.: Как вы работаете над серией? Делаете ли вы поэпизодники и аутлайны? Насколько подробны аутлайны? Каков вообще у вас процесс работы со штатными сценаристами?

Р.К.: Все достаточно стихийно. (Смеется.)

М.К.: С точки зрения того, что мы отправляем на студию, кое‑что поменялось. Сначала мы делали заявку (одну‑две страницы): представление места действия, краткий синопсис и намеченные личные линии героев. А потом предоставляли аутлайн.

Р.К.: Заявка нужна была вот для чего: если в другом сериале студии уже работали над похожим сюжетом, то руководство об этом нас предупреждало. Или, например, оно могло нас предупредить о возможных юридических проблемах. Так мы делали серию о Федеральном агентстве по связи США. Не то чтобы нас пытались отговорить от этой темы, просто предостерегли, каких аспектов лучше избегать.

М.К.: А потом мы делали аутлайн на двенадцать – восемнадцать страниц. После этого – первый драфт сценария. Но так было в первые три сезона. Сейчас уже проще: студия получает двухстраничную заявку, а потом – сразу первый драфт.

Р.К.: Единственный внутренний документ, который мы готовим, кроме этих, – мы с Мишель составляем довольно подробный эпизодник, который почти нечитабелен для кого‑либо, кроме нас и сценариста (там описывается последовательность сцен). Потому что структура, которую вы рисуете на доске в сценарной комнате, – это примитивный скелет. Иногда в поэпизоднике приходится какие‑то из уже придуманных сцен выкидывать, а какие‑то другие добавлять. Мы составляем его для того, чтобы понять, как лучше соединить сцены между собой.

Н.Л.: Вы живете в Нью‑Йорке, правильно?

Р.К.: Мы работаем на обоих побережьях. Сценаристы и редакторы – в Лос‑Анджелесе, а съемки идут в Нью‑Йорке.

Н.Л.: Когда вы приглашаете режиссеров, проводите ли вы с ними подробные консультации?

Р.К.: Да. Обсуждения иногда длятся часа по четыре. Это просто ночной кошмар.

М.К.: Но мы обсуждаем все по видеосвязи.

Н.Л.: Уверен, вам уже миллион раз задавали этот вопрос, так что извините, если он покажется вам банальным. Вы делаете сериал о браке, а сами вы супруги и одновременно шоураннеры. Как вы распределяете обязанности и как вам вообще вместе работается?

Р.К.: Мне кажется, хорошо, потому что работа шоураннера очень сложная. Нужно постоянно заниматься несколькими делами одновременно, по крайней мере, если работаете на телесеть. Я не знаю, как организована работа на кабельных каналах, но в телесетях работа идет на трех фронтах одновременно: написание сценариев, съемки, а также монтаж и пост‑продакшн. Работать приходится над всем сразу, но с разными сериями. Например, для четвертой серии пишут сценарий, третью – снимают, а вторую – монтируют. Когда приходится заниматься такой разнообразной работой, одна голова – хорошо, а две – лучше. Думаю, другие шоураннеры вам говорили примерно то же самое.

М.К.: В этом деле столько разных мелочей. Нужно проводить кастинги, нужно разбираться в юридических аспектах в теории и на практике. Обо всем этом нельзя забывать, так что хорошо, если с этим работает не один человек. Если честно, я не представляю, как один человек со всем этим может справиться.

Р.К.: А если вы к тому же еще и женаты, то это вдвойне полезно: вы проводите время с человеком, с которым вам приятно находиться – по крайней мере, в нашем браке все именно так. Вкусы и цели супруга обычно похожи на ваши. Так что если я иду на встречу один, Мишель верит, что я приму там решения, которые она одобрит, или, по крайней мере, не будет строить удивленные гримасы, когда узнает о них. То же самое будет, если на встречу пойдет одна Мишель. Единственная трудность – у нас тринадцатилетняя дочь, а работа отнимает все время. К счастью, ей не кажется скучным то, что мы делаем, по‑моему, ей даже интересно то, чем мы занимаемся. У нас нет полноценной домашней жизни. Мы пытаемся как‑то все увязывать, но, вы сами понимаете, это сложно.

Н.Л.: И очень многое из этого отражено в жизни Алисии.

Р.К.: О, вы правы.

М.К.: В этом смысле нам повезло.

Н.Л.: Вот почему все выглядит так реально. Что вам больше всего нравится в работе шоураннером сериала «Хорошая жена» и с какими трудностями приходится сталкиваться?

М.К.: Начну с трудностей. Главные трудности – нехватка времени и необходимость держать уровень в течение двадцати двух серий. А из того, что нравится… Я люблю этот сериал, люблю персонажей, актеры великолепны, сценаристы – одни из умнейших и приятнейших людей, с которыми приходилось встречаться. Проводить с ними время – одно удовольствие. Продюсеры, с которыми мы работаем, умные, этичные, с хорошим чувством юмора. Нам довелось работать с замечательными людьми, и это мне нравится больше всего.

Р.К.: Я какое‑то время работал над полнометражными фильмами, а полнометражные фильмы оставляют ощущение, что нужно перелопатить не одну тонну грязи, чтобы твоя работа попала на экран. Сценарий приходится переписывать сотни раз, чтобы тебя хотя бы выслушали. Ты рассказываешь историю сотни раз самому себе и еще нескольким исполнительным продюсерам на студии. Контраст с телевидением просто потрясает: словно вчера еще ты отчаянно искал хоть капельку воды, а теперь тебе хлещет в лицо поток из пожарного шланга. Мы сами определяем окончательный вариант монтажа. Я не уверен, что в полнометражных фильмах кто‑то, кроме Спилберга и еще нескольких режиссеров, выбирает окончательный вариант. На телевидении шоураннер получает возможность самостоятельно снимать двадцать два – двадцать три маленьких фильма в год. Люди ценят твое мнение и не оспаривают его, потому что у них нет времени спорить. Современное телевидение – это лучшее место для сценариста, потому что очень много решений отдается на откуп шоураннеру, который просто говорит: «Вот задание, иди делай». Мне кажется, главная проблема для меня – время, как уже сказала Мишель: время, которое необходимо для того, чтобы довести что‑то до идеала, а именно его‑то как раз никто и не дает. Дело не в финансовых затратах, хотя, конечно, и они играют определенную роль, а в том, что у тебя просто нет времени монтировать серию еще одну неделю. Другая проблема – рейтинги. С ними трудно, потому что руководство канала относится к ним очень серьезно. Наш сериал не всегда укладывается в заданные жесткие рамки. Я бы сказал, что главные проблемы – именно эти, ну, и еще то, что у нас, по сути, нет никакой жизни вне работы.

Н.Л.: Как повлияли на вас новые социальные медиа – я имею в виду возможность получать обратную связь не только в виде рейтингов, мнения продюсеров телеканалов и студии, а непосредственно от людей, которые пишут блоги и твиты практически параллельно с эфиром? Вы интересуетесь их мнением? Влияет ли оно на дальнейший ход сюжета?

Р.К.: Было бы очень легко встать в позу и ответить «нет», но, к сожалению, ответ «да». Мне это очень интересно. Во‑первых, мне кажется, что это просто фантастика. Будучи писателем и бывшим сценаристом полнометражных фильмов, я каждый день проводил в социальных сетях. Сейчас, правда, они превратились в сплошное эхо, потому что в дискуссиях участвуют в основном ярые фанаты, мнения которых, как правило, совпадают (хотя иногда – нет). Но иногда в социальной сети можно найти очень глубокий анализ, которого обычно не бывает в СМИ. Какой‑нибудь зритель из далекого бразильского города посмотрел сериал, а потом в точности выразил в сети твои мысли. После этого ты пишешь следующую серию конкретно для этого бразильского парня. Мне кажется, социальные сети – это в первую очередь не масса людей. В социальных сетях нужно искать тех людей, о которых говорил Граучо Маркс. Он всегда смотрел на какого‑нибудь человека и думал: «Я его рассмешил». В иных случаях у тебя просто нет реальной связи с аудиторией. Мне кажется, социальные сети – лучшее, что произошло с телевидением со времен его появления. Впрочем, я, в отличие от Курта Саттера (исполнительный продюсер «Сынов анархии»), никому не отвечаю лично и не пишу в Twitter. Мне кажется, что гораздо лучше, когда голосом сериала является сам сериал, а из голосов аудитории ты узнаешь, что люди на самом деле о нем думают.

 

 

Заставьте нас переживать

 

Как сценаристы, мы понимаем, что работа пошла на лад, когда персонажи начинают сами говорить за себя на наших страницах, словно теперь они живут своей жизнью. С читательской точки зрения, тот же самый процесс происходит, когда мы забываем, что читаем слова на странице, и чувствуем, что перенеслись в мир, созданный автором книги.