XXVIII. Эхо московских разборок

 

Но вернемся снова на остров.

Савелий на мониторах увидел, «как Широши снял кипу и отклеил пейсы, а через минуту он уже предстал перед своим единственным зрителем.

– Ну как? – даже несколько застенчиво поинтересовался Широши.

– Вы действительно превосходный актер! – искренне похвалил его Бешеный.

– Спасибо, если не шутите. – Широши явно обрадовался комплименту. – Я немного волновался, поскольку давно не играл публично, а вы, Савелий Кузьмич, ценитель строгий. Не сомневаюсь, что по ходу представления у вас возникло множество вопросов, на которые я постараюсь ответить чуть позже, может быть, сегодня вечером. День мне придется провести в изучении финансовых документов. Делаю это я исключительно раз в год, чтобы хоть в общих чертах представить себе, что происходит в крупных компаниях, мне принадлежащих…

Вечерняя трапеза состояла из разнообразных овощных салатов, фруктов и соков. Говоркову иногда мучительно хотелось обычной русской картошечки, хоть жареной, хоть отварной, но жители острова этот продукт не употребляли, и пленник вынужденно примирился с полезной для здоровья фруктово‑рисовой диетой.

– Чувствую, что вы сгораете от любопытства, – произнес Широши, когда они оба, уже насытившись, откинулись на спинки глубоких кресел.

– Ну, сказать, что сгораю, будет слишком сильно, но, думаю, ваш утренний визитер не только у меня, скучающего на острове, вызвал бы любопытство. Кто он? – Савелий вовсе не торопился, предвкушая интересную и долгую беседу.

– Это Брюс Рубинстайн, которого я называю старым еврейским пиратом. Начинал мелким торговцем и жуликом. Сейчас банкир, удачливый делец, умеющий посредничать в разных тайных и достаточно темных операциях часто между официально враждующими государствами, например между США и Ираком, получая от обеих сторон за секретность бешеные комиссионные. Как вы могли сами заметить, старина Брюс, мягко говоря, жадноват. Кстати, по происхождению действительно из Одессы, откуда его родители отбыли до его рождения. Сам родился в Хайфе.

– Я никогда о нем ничего не слышал, – признался Савелий.

– Что неудивительно, – перебил Широши, – Брюс всегда старательно избегал появляться на публике. В архивах даже крупнейших новостных агентств мира, солидных журналов и респектабельных газет нет его мало‑мальски приличной фотографии. Но вам‑то, Савелий Кузьмич, знать об этом персонаже не мешало бы.

– А зачем? – спросил Савелий.

– А хотя бы за тем, что Рубинстайн распоряжается приличным пакетом акций «Бэнк оф Нью‑Йорк», через который на Запад из России уходили и уходят миллиарды долларов. Кроме того, он владеет несколькими небольшими банками в Швейцарии, тесно связанными с этим американским банком. Уверен, хотя не имею доказательств, что Брюс с Можаевым и другими членами «семьи» тесно взаимодействовали в финансовых сферах. Кстати, наш друг Брюс – давний агент ЦРУ, сотрудники которого не раз выручали его из разных передряг, в кой этот авантюрист регулярно влипал, и даже спасали от тюрьмы. Самые характерные черты Брюса – жадность, авантюризм и поразительная способность мчаться к поставленной цели по трупам.

– А что это за страшный зверь Шакал? И за что его должны казнить?

– Восхищен точностью формулировки вашего первого вопроса, – предваряя ответ, заметил Широши. – Если мы оба с вами согласны с той идеей, что в мире существует абсолютное Зло, то эта субстанция, именовавшаяся среди немногих посвященных Шакалом, была его наиболее законченным воплощением. За это он и понесет или уже понес заслуженное наказание.

– Кому же удалось его казнить? – спросил Савелий, ему было по‑настоящему интересно.

– Насколько я информирован, – Широши немного задумался, – а моя информация об этом деле довольно скудна, есть некий тайный орден, который именует себя «Возрождение России», и именно его воины захватили Шакала и приговорили к казни. Вы что‑нибудь слышали об этой организации?

– Нет, – с некоторым недоумением ответил Савелий. – А вы что о ней знаете?

– По существу, я не знаю ничего, кроме того, что это тайное общество, цели которого ясны из его названия.

– А что конкретно натворил Шакал? – не без озабоченности спросил Бешеный.

– Об этом мы можем только догадываться. Дело в том, что эта зловещая фигура обладала уникальной гипнотической силой, которую успешно применяла на расстоянии. Существует опасение, что во многих войнах и конфликтах двадцатого века, начиная с Первой мировой войны, непосредственно повинен Шакал.

– Так сколько же ему сейчас лет? – с недоверием спросил Бешеный.

– Много, очень много. И вас‑то, Савелий Кузьмич, это не должно так удивлять. Ведь Посвященные Злу, равно как и Посвященные Добру, не имеют календарного возраста. – Он пытливо взглянул на Бешеного.

– Но у Шакала наверняка остались подручные? – тревожно спросил Савелий.

– Не подручные, а исполнители его злой воли, – аккуратно поправил его Широши. – Обладая огромной гипнотической силой, Шакал мог внушить любую, даже самую черную и жестокую мысль кому угодно: от Президента и крупнейшего ученого‑интеллектуала до последнего бомжа.

– Он зомбировал людей, и они исполняли его приказы, уверенные, что поступают так, а не иначе, по собственной воле, – догадался Бешеный.

– Видите, как легко вы поняли метод Шакала, а теперь вам должны быть ясны последствия его деятельности..

– Ну, до нас с вами он не добрался, – облегченно сказал Савелий.

– За себя могу ручаться,. а вот за вас… – Широши дипломатично сделал паузу.

– Вы полагаете, что я действовал под гипнозом Шакала?! – возмущенно воскликнул Бешеный.

– И не вы один, мой любезный Савелий Кузьмич… Вы ведь не забыли историю с базой в Казахстане, где вам был присвоен номер «Тридцатый»?

– Конечно, нет, – ответил совершенно сбитый с толку Бешеный. – Но какое отношение к Шакалу имеет эта база?

– Представьте себе, самое непосредственное. – Широши загадочно улыбнулся.

– Углубляться в историю нашего с Шакалом давнего противостояния я сейчас не буду. Изложу конспективно канву тех событий, участником которых вы невольно оказались. Когда в Кремле воцарился Михаил Горбачев, я работал в Москве чиновником средней руки в одном из министерств и готовил, может быть, самый главный в моей жизни проект…

– Ну, вы даете! – присвистнул от неожиданности Бешеный.

– Я искренне хотел помочь России, которая с каким‑то мазохистским наслаждением, коего я никак не могу ни принять, ни разделить, вот уже почти целый век ставит на себе рискованные социальные эксперименты.

– Как я понимаю, в тот период вы отказались от ваших обычных развлечений,

– не преминул съязвить Савелий.

– Именно, – охотно подтвердил Широши. – Михаил Горбачев мне сразу не понравился. Я увидел в нем самовлюбленного пустослова, ничего не умеющего доводить до конца. Вспомните, как он крутил головой перед телекамерами – ну, точь‑в‑точь охорашивающийся селезень!

– Похож, – подтвердил Бешеный, поражаясь меткости сравнения.

– Не впечатлил меня и Ельцин, властолюбивый и по‑мужичьи хитрый. Я готовил на русский престол совсем другого человека, потомка дворянского рода, который подревнее Романовых будет. В тех, еще советских, условиях его с детства учили, как положено в благородных семьях: три языка, музыка, искусство и литература, история. К этим обязательным предметам я добавил информатику, системный анализ и современные экономические теории. В общем, мальчик рос в высшей степени образованным, а главное – удивительно честным, что для России, увы, не типично. Его воспитывали в понятиях чести и гордости, и он уже в школьные годы не мог себе позволить проехать в транспорте без кондуктора бесплатно – ему было стыдно.

– Да уж, – недоверчиво произнес Савелий, словно пытаясь себе представить русского мальчика, о котором ему рассказывал Широши.

– Короче говоря, на базе в Казахстане проходили подготовку люди, единственная цель которых состояла в том, чтобы привести этого молодого человека к власти.

– И что эти типы и дальше при нем состояли бы?

– Ни в коем случае! Следующее задание для выживших было определено за пределами России. Конечно, потребовалось бы согласие Верховного Совета, которое было у меня почти в кармане. Все шло как по маслу: Горбачев оказался в Форосе, так называемые путчисты народом были восприняты безо всякого энтузиазма. Но… Тут вмешались вы и поломали все мои планы, – с некоторой укоризной закончил Широши.

– Но я же не был в ваши планы посвящен, – не считая необходимым оправдываться, заявил Савелий.

– Вам, извините за откровенность, Савелий Кузьмич, это по чину не полагалось. Но вот откуда к вам пришло убеждение, что на базе тренируются боевики будущих путчистов?

Бешеный задумался, пытаясь в деталях вспомнить события десятилетней давности.

– Честно говоря, не помню…

– А вы и не можете этого помнить, ибо Шакал вам не только незаметно внушил эту мысль, но вы уже ощущали ее как свою. Шакал всегда ненавидел Россию и, в частности, с вашей помощью добился, чего хотел, – мой план рухнул.

– Так вы считаете, что Ельцин…

– Я ничего не считаю, кроме того, что уже сказал, – резко перебил его Широши. – Все остальное из области фантастики и домыслов.

– А где сейчас этот ваш воспитанник, если не секрет? – переменил тему Савелий, видя реакцию Широши.

– С помощью своих дальних родственников получил французское гражданство и теперь в Париже занимается наукой.

Вся информация, полученная Савелием, нуждалась в серьезном осмыслении, но Широши, казалось, не собирался с ним расставаться.

Тогда Савелий еще раз переменил тему:

– Кстати, давно хотел спросить: вы не боитесь, что на остров всерьез нападут?

– Ни в коей мере. Во‑первых, здесь нечем поживиться, во‑вторых, мои люди прошли отличную подготовку и хорошо вооружены, – спокойно ответил Широши.

– А откуда у вас так много старинных золотых монет?

– Это еще одна длинная история. Извините, но у меня все истории длинные, и не только потому, что я живу долго, но и потому, что во мне, по воле Провидения, странным образом сплелась некая связь времен. В двух словах про монеты. Один из моих предков по шотландской линии из‑за своего буйного и непоседливого характера тесно якшался с рыцарями‑тамплиерами, подозреваю, что даже состоял членом этого славного и воинственного Ордена. Он принимал участие в крестовом походе. Копаясь в архивах моего замка, я обнаружил древние карты‑схемы с какими‑то таинственными значками. Несколько лет ушло у меня на то, чтобы их расшифровать. Наградой стал десяток кладов, зарытых тамплиерами на территории нынешней южной Франции. Кстати, именно поэтому меня так ненавидит Великий Магистр Ордена масонов Перье. Он, как и многие исследователи, считает масонов прямыми наследниками тамплиеров и, естественно, претендует на все их сокровища. Дружная ненависть масонов к нам обоим ведь очень сближает, правда? – озорно спросил Широши.

Слушая рассказ о тамплиерах, Савелий напряженно думал и наконец решился:

– А вы боролись с Шакалом?

– Пытался.

– И что вам удалось?

– Немногое. Я слишком скоро понял, что противостоять Злу в одиночку, даже, скажем, обладая способностями, превышающими способности среднего человека, практически невозможно. Вышло так, что равными мне по силе союзниками обзавестись не удалось, хотя бы потому, что Шакал всегда умудрялся окружать меня людьми, подчинявшимися его приказам. Он‑то знал, что лично мне причинить вред не в силах, но планы мои разрушал с успехом и, думаю, не без удовольствия.

– Могу себе представить ваши чувства, – сказал Савелий, уже не понаслышке знавший, как мучительно сознание бессилия.

– Можно сказать, меня отчасти утешало то, что баланс Добра и Зла во всей многовековой истории человечества почему‑то всегда склонялся в пользу Зла. Причину этого я никогда не мог понять. Списывать это исключительно на плодотворную деятельность Шакала было бы глупо.

– Но тогда в чем же дело? – Савелий сам нередко размышлял на эту тему.

– Загадка эта для меня пока так и осталась загадкой. Возьмите все крупнейшие религии – христианство, ислам, буддизм. Ни одна из них не учит Злу, а призывает к Добру и Милосердию. Ведь и в коммунистической идее, несмотря на те абсурдные воплощения, которые она получала и получает, тоже есть немалая привлекательность. Согласитесь, разве плохо жить в обществе, где нет алчности, подлости и неравенства?

– Ничего не имею против, – кивнул Савелий.

– Еще бы. Другое дело, что к искомому Добру нельзя идти путем Зла, то есть цель не оправдывает средства. Насильно загонявшие народ в счастливое будущее коммунисты не были оригинальны. Примерно так же миссионеры‑христиане распространяли свою веру среди язычников. Да и в расправах с инакомыслящими коммунисты не были пионерами. Святая инквизиция задолго до них сжигала еретиков на кострах. Как вы думаете, Савелий Кузьмич, почему человечество так легко всегда следует Злу?

– Трудно сказать так с ходу, – ушел от ответа Савелий.

– Я много лет ищу ответ на этот вопрос, но так и не преуспел, – печально сказал Широши, который был явно настроен на философский лад.

Савелий приготовился к его новому долгому монологу, в котором надеялся услышать хоть какие‑нибудь конкретные сведения о своем похитителе. Но тут в уже наступившей тропической темноте в стороне пристани возникла какая‑то суета. Один из стоявших там катеров, форсируя мотор, умчался в непроглядную темень, сгустившуюся над морем, слышались возбужденные голоса. На террасе появился Рам, который на непонятном языке начал что‑то докладывать Широши. На лице последнего отразилась озабоченность. Рам бегом отправился на пристань.

– Что случилось? – естественно, спросил Савелий.

– Возникли некоторые непредвиденные обстоятельства, о которых мы очень скоро узнаем.

Широши замолчал, закрыв глаза. Ничего не говорил и Савелий, пытаясь разглядеть во тьме, что происходит на пристани. Минут через пятнадцать катер вернулся, и запыхавшийся Рам принес Широши видеокассету.

– Давайте ее посмотрим вместе, Савелий Кузьмич, она к вам имеет большее отношение, чем ко мне, – сказал Широши, приглашая собеседника проследовать за ним в дом. – Шакал послал мне последний привет – один из моих людей убит в Москве его агентами. Это резко меняет дело и заставляет вносить корректировки в мой план… Но прежде давайте посмотрим кассету.

На экране появился родной российский пейзаж. Какое‑то зимнее шоссе, на его обочине разбитые машины. Неподалеку от дымящихся остовов машин валялись трупы. Камера дала силуэты нескольких человек, бродящих по этому трагическому полю брани. Потом взяла крупным планом чье‑то нахмуренное, опечаленное лицо.

– Андрей, – только и выдохнул Бешеный, моментально узнав обычно веселое и доброжелательное лицо своего закадычного приятеля и кровного брата.

– Да, ваш друг Ростовский, – подтвердил Широши.

Савелий весь напрягся и с открытой неприязнью взглянул на собеседника, который единственный нес вину за то, что Бешеный сейчас находился на острове, а не рядом со своим другом.

– Ростовскому грозит опасность?

– Не скрою, грозит. И довольно серьезная, что он еще, кстати, не вполне понимает. Савелий сжал кулаки от бессилия.

– Вы зря на меня так рассердились, Савелий Кузьмич, – примирительно сказал Широши, – я ведь вообще мог от вас скрыть то, что происходит в Москве, а потом сослаться на собственное неведение. Я ведь не такой всезнайка, каким иногда кажусь.

– А что толку, что вы от меня ничего не скрыли? Я‑то все равно ничем помочь не могу.

Приобретенная на острове расслабленность мгновенно улетучилась. Морально Савелий был уже готов к самым тяжелым испытаниям, к любой решительной схватке, а вот физически… Благодаря этому велеречивому типу он утратил подвижность и неизвестно, когда обретет ее вновь. Савелий с откровенной ненавистью взглянул на Широши, который в ответ посмотрел на Бешеного долгим оценивающим взглядом.

– Я слишком уважаю вас, Савелий Кузьмич, чтобы вам лгать, особенно когда дальнейшее развитие событий может привести к тому, что опасность будет угрожать вашей жене Джулии и молодому Рокотову.

– Но ваша правда что мне, что им как мертвому припарки! – зло выкрикнул Савелий.

– Я считал бы себя законченным подлецом, если бы лишил вас возможности в той или иной форме вмешаться в происходящее в Москве и защитить ваших друзей и родных. Пока вы испытывали ненависть ко мне, я думал, как привести вас в надлежащее физическое состояние для поездки в Москву.

– И что вы придумали? Поставьте меня наконец на ноги! – почти приказным тоном сказал ему Савелий.

– Ноги пусть вас не беспокоят, это вопрос трех‑четырех часов. Меня волнует другое – вы ведь почти три месяца не тренировались.

Савелий внутренне не мог с ним не согласиться, но вслух сказал:

– Неужели вы думаете, что это меня остановит, когда речь идет о жизни моих близких?

– Я так не думаю, – серьезно ответил Широши. – Есть одно целебное средство, которое вернет вам былую силу и сноровку, но эксперименты с ним далеко еще не закончены, и принимающий его идет на известный риск. Я, правда, сам рискую. А вы готовы?

– Конечно, готов! – не задумываясь, ответил Савелий.

– Тогда завтра ранним утром прибудет специальная медицинская бригада, у вас возьмут все необходимые анализы, и, если не обнаружится никаких противопоказаний, вам под легким наркозом введут придающее необыкновенную бодрость и силу средство.

– А когда я смогу вылететь в Москву?

– Если все пройдет нормально, то завтра к вечеру вы будете в состоянии не только лететь, но и крушить своих врагов, – улыбнулся Широши. – Мне еще многое надо вам рассказать, но не сейчас. Мы это отложим до вашего возвращения из Москвы.

Услышав последние слова Широши, Савелий подумал:

«Неужели Широши, при всей своей хитрости, настолько наивен, что надеется на мое возвращение на этот остров?»

Словно прочитав его мысли, Широши мягко сказал:

– Но даже если вы не вернетесь, мы все равно с вами скоро обязательно встретимся…

Всеми мыслями Савелий был уже с Ростовским и потому на эту фразу не обратил особого внимания. Он понял главное, что Широши ему не враг и сделает все от него зависящее, чтобы он как можно скорее вернулся в Москву…

 

XXIX. Конец Аркана

 

Дато‑Ушба созвонился с Муртазом, работавшим в «Лесбанке» начальником финансового отдела, не просто так, а серьезно подготовившись к разговору и даже посоветовавшись со знакомым юристом. Дело в том, что он вспомнил, как Отарик на днях поделился с ним неприятной вестью о наезде на его племянника Муртаза некой незнакомой бригады, стремящейся подмять под себя его банк, который сейчас очень хорошо пошел в гору. Что делать, Отарик не знает, так как большая часть его людей убита, а остальные парятся за решеткой.

В тот вечер Ушба не придал особого значения словам Отарика: тот был слишком пьян и клялся, что вызовет всех своих близких с Кавказа, чтобы отстоять любимого племянника от этого наезда. Однако, когда Ушба развязал все узелочки, ему пришел в голову естественный вопрос: «А не стоит ли за наездом на племянника Отарика этот грязный подонок Аркан?»

Ведь наехать на племянника Отарика мог разве только сумасшедший. Да, сейчас Отарик, коронованный жулик по прозвищу Седой (свое прозвище Отарик получил едва ли не в подростковом возрасте: его голова стала полностью седой в пятнадцать лет), переживает не лучшие дни, но у него столько связей в воровском мире, что стоит ему кинуть клич, и к нему со всех концов страны съедется достаточно боевиков, чтобы укоротить любую банду. И коль скоро такой наезд все‑таки состоялся, то этим безрассудным наглецом наверняка является Аркан. Только он, прикрытый ментовской крышей, мог решиться на такую дерзость.

Этот вывод показался Ушбе настолько логичным, что он тут же позвонил Муртазу, с которым Отарик‑Седой познакомил его еще пару лет назад, когда тот работал в банке рядовым экономистом. Видно, головастым оказался работником, если за два года сумел дорасти до начальника финансового отдела и первого заместителя председателя совета банка.

Поприветствовав Муртаза по‑грузински: как дела, как здоровье, здоровье твоих родителей, детей и родственников и ответив на аналогичные вопросы собеседника, Ушба не стал ходить вокруг да около, а спросил прямо:

– Слышал, что на твой банк наехали «нехорошие люди»?

– Батоно Отарик рассказал?

– Он, – ответил Ушба. – Это правда?

– Истинная правда, дорогой Дато, – вздохнул Муртаз.

– Кто именно качал от них и с кем ты базар тер?

– Их было трое. Главный назвался Аркадием Валерьевичем Филипповым, а потом с усмешкой добавил: зовите, мол, Арканом, вел себя нагло и очень уверенно. Говорил, что за ним стоят такие силы, что мы наверняка пожалеем, если не согласимся на их условия. И намекал, чтобы никто не мог помешать договориться, встреча должна состояться где‑нибудь под Москвой. Их было трое и нас трое: председатель совета банка, я и коммерческий директор.

– Что вы им ответили?

– Я хотел их послать куда подальше, но Георгий Автандилович, мой шеф, не дал мне поставить этого наглеца на место и обещал подумать.

– Сколько времени взял твой шеф на раздумье?

– Две недели.

– Прошло сколько?

– Десять дней…

– Хорошо! – остался доволен ответом Ушба. – Этот Аркан оставил контактный телефон?

– Да, мобильный.

– Очень хорошо… – задумчиво повторил Ушба. – Вот что, дорогой Муртаз, сейчас ты наберешь номер этой гиены и скажешь, что звонишь по поручению своего шефа и тебе поручено только одно: точно передать его слова…

– Но я не могу этого сделать! – встревоженно возразил Муртаз. – Если Георгий Автандилович узнает, что я действовал за его спиной, он меня просто выгонит из банка!

– Послушай меня, Муртаз. Внимательно послушай. Ты хорошо знаешь меня, а твой дядя, Отарик‑Седой, дружил с моим отцом и наверняка рассказывал тебе о нем, не так ли? – В голосе Ушбы послышался металл.

– Конечно, все это я знаю, дорогой Дато, но…

– Раз знаешь, то должен поверить мне, что я хочу тебе только добра. Знай, что если ты сделаешь так, как я тебе говорю, ты станешь вторым человеком в своем банке, или я не Ушба!

– Хорошо, батоно Дато, я сделаю то, о чем ты говоришь.

– Запиши, чтобы ничего не напутать…

– Пишу, дорогой Дато…

– Мой шеф попросил зачитать вам следующее послание… – начал диктовать Ушба, – пишешь?

– Пишу, батоно Дато!

– Всесторонне обдумав ваши предложения и посоветовавшись со своими доверенными лицами, я, как председатель совета банка, считаю, что ваше предложение стоит того, чтобы его рассмотреть положительно. Но для этого необходимо встретиться на нейтральной территории, чтобы обсудить все конкретные деловые вопросы и подписать документы о нашем партнерстве.

Встречу предлагаю провести только в присутствии главных лиц: со стороны банка – я, как председатель совета банка, коммерческий директор и начальник финансового отдела, то есть все те, с кем вы уже встречались в первый раз. А с вашей стороны должны быть вы, Аркадий Валерьевич, как глава вашей компании, ваш коммерческий директор и ваш юрист, который проверит юридическую сторону договора. Кроме этого, предлагаю пригласить независимого нотариуса, который скрепит наш договор.

Мне кажется, что при вашем положительном ответе двух дней будет вполне достаточно для подготовки соответствующего договора, который, можете быть уверены, уже будет подписан для вашего удовольствия.

Место встречи мы выбрали, исходя из нескольких условий: во‑первых, учитывая ваше пожелание – отдаленность от населенных пунктов и невозможность незаметно подобраться к месту встречи представителям правоохранительных органов, что, как мне кажется, для вашей фирмы более важно, чем для нашей.

Это место находится по Ярославскому шоссе, за Мытищами. И расположено точно на тридцатом километре. Там стоит заброшенный уже несколько лет кирпичный завод. Посередине главного цеха мы и предлагаем вам встретиться через два дня, то есть в субботу, ровно в шестнадцать часов.

Если ваша сторона не сочтет нужным явиться на эту встречу, то сохраняется статус‑кво, иными словами, банк не имеет в дальнейшем перед вами никаких обязательств, а если не являемся мы, то «Лесбанк» полностью переходит под вашу юрисдикцию.

Председатель совета банка Г. А. Микеладзе».

– Записал?

– Слово в слово, дорогой Дато! А если этот Аркан начнет задавать вопросы?

– На все вопросы у тебя должен быть только один ответ: извините, но этим мои полномочия ограничены! После чего кладешь трубку.

– А если Аркан захочет связаться с шефом?

– Это уже не твоя забота. Успокойся, дорогой Муртаз: эти два дня в банке из старшего персонала будешь только ты, и вся связь будет только с тобой.

– Когда мне ему звонить?

– Как когда? Из письма же ясно, что завтра, усмехнулся Ушба. – Завтра часов в двенадцать и позвонишь.

– Хорошо, батоно Дато, – дрожащим голосом ответил тот.

– Верь мне, дорогой Муртаз, все будет очень хорошо! До встречи! – Ушба положил трубку и сказал по‑русски: – Выйдет эта крыса из своей норы! – Вновь набрал номер и опять заговорил по‑грузински.

На этот раз говорил он недолго, судя по интонации и блестевшим глазам, беседа была гораздо приятнее, чем первая. Закончив, Ушба, все еще в своих мыслях, повернулся к Ростовскому и Рокотову‑младшему.

– Ну, делись, Ушба, что ты придумал? – нетерпеливо спросил Ростовский.

Когда тот подробно изложил разговор с Муртазом, Константин не сразу среагировал, продолжая раздумывать над услышанным, а Ростовский довольно воскликнул:

– Ну и голова у тебя, Ушба! Уверен, что именно жадность погубит этого гада: явится, как миленький! Только единственное, в чем я сомневаюсь, что он ограничится тем количеством людей, о котором говорится в письме.

– Дарагой братела, лично я уверен на все сто, что он приведет на «стрелку» всю свою кодлу, чтобы уничтожить верхушку банка и стать полноправным хозяином!

– Но фиг они угадали! – подхватил Константин.

– Вот именно, – задумчиво подтвердил Ушба. – Все, кто способен держать «плети» в руках, собираются в шесть вечера у Митрича.

– Договорились, – согласился Ростовский, а Константин шепотом спросил: – А что такое плети, Андрюша?

– Пистолеты… Модное блатное словечко. Раньше – «волыны», «стволы», «дуры», а сейчас «плети», «плетки».

Ровно в шесть часов вечера двадцать три человека сидели в доме уважаемого Митрича. Ушба был по‑деловому краток и серьезен. Изложив ситуацию в общих чертах, он спросил:

– Есть вопросы?

– Дорогой Ушба, удалось договориться, чтобы из начальства на эти дни в банке действительно остался только Муртаз? – въедливо поинтересовался Сергей.

– За это можешь не беспокоиться: Отарик все устроил, и руководство банка сейчас в Праге, – ответил Ушба. – Еще вопросы?

– Собственно говоря, все ясно, – подвел итог за всех Ростовский.

– Не ясно только одно, – вставил Ник, и все недоуменно взглянули в его сторону, – когда выходить на место? – закончил тот свою мысль, и Ростовский усмехнулся:

– Хороший вопрос задаешь, Ник! Мы тут посоветовались и решили, что отправляться на этот заброшенный завод нужно уже сегодня ночью.

– За два дня до «стрелки»? – удивился Ник.

– Братишки! – вступил в разговор Мит‑рич. – Я внимательно послушал уважаемого Ушбу и хочу сказать, что в этот раз мы с вами столкнулись с хитрым и коварным врагом, обладающим многочисленной и до зубов вооруженной силой. – Митрич медленно осмотрел всех сидящих за столом. – С этой сволотой нужно кончать раз и навсегда! Ни один из этих гадов не должен уйти! Ни один! И для этого нужна очень серьезная подготовка. Наверняка эта мразь Аркан подстрахуется и пошлет сначала на разведку своих людей…

– Точно одного, максимум двух доверенных парней, наверняка не вооруженных, причем пошлет их не ранее, чем за пару‑тройку часов до встречи,

– вставил Константин, – а остальные будут ждать их сигнала где‑нибудь по пути на «стрелку».

– Поясни, – попросил Ростовский, – почему одного‑двух, да еще невооруженных? А что, если они всей группой приедут туда заранее, чтобы организовать засаду?

– Во‑первых, не май месяц и вряд ли наемники Аркана захотят морозить задницы целые сутки в ожидании нас, потому и вышлют разведку, – рассудительно начал пояснять Константин. – Во‑вторых, почему невооруженных? Допустим, мы уже там и решим этих лазутчиков проверить, а они нам в ответ любую мульку: допустим, собачку свою ищут. А если не будем проверять, но обнаружим себя? Сразу полный прокол!

– А что, очень логично выходит, и мне кажется, что именно так Аркан и поступит, – согласно кивнул Митрич.

– Нечто подобное мы тоже жевали с Ростовским, – ухмыльнулся Ушба, – и кажется, придумали очень умную вещь! – Он повернулся к Сергею. – Братан, ты вроде говорил, что у тебя есть знакомая, работающая в костюмерной?

– Ну есть, на студии Горького, но я не понимаю… – начал Сергей, однако Ростовский его перебил:

– Мы, братишка, придумали кое‑что, и для этого нужно в самый короткий срок сделать три манекена и загримировать их под эти фотографии. – Андрей положил перед ним три карточки.

– Вы хотите подставить этим сраным разведчикам куклы? – удивился Сергей.

– Не совсем так, – возразил Ушба. – Послушайте, что мы придумали. Только пусть весь план расскажет Ростовский: у него это лучше получается…

Во время речи Ростовского Константина вызвала по «хитрым» часам Джулия.

– Ты где? – спросила она.

– Извини, сестренка, но я сейчас не могу говорить, – шепотом произнес он,

– важная встреча.

– С кем? – не унималась Джулия.

– С Ростовским…

– Это тот, что с Савушкой побратался? Привет передавай…

– Только не сейчас, он… – Константин запнулся: в этот момент Ростовский вопросительно взглянул на него.

– С кем это ты болтаешь, Костик? – спросил он.

– Это я так, сам с собой, вслух размышляю, – ответил тот: не мог же он при всех раскрывать тайну «хитрых» часов.

Ростовский как‑то странно посмотрел на него, продолжил свой рассказ, и Константину не сразу удалось отключить часы, чем он был весьма озадачен, не зная, что удалось услышать неугомонной Джулии, от которой можно было ожидать чего угодно…

Когда Ростовский закончил, он спросил, глядя именно на Константина:

– Вопросы еще есть?

– Теперь – никаких! – В глазах Рокотова‑младшего, который уже забыл о разговоре с Джулией, читалось явное восхищение.

– Остается выбрать трех братишек, которые более‑менее похожи на председателя совета банка, Муртаза и их коммерческого директора. – Ушба внимательно осмотрел всех и почти сразу ткнул в одного: – Ты – вылитый Муртаз. – Потом выбрал и остальных.

– Те, кого отобрал Ушба, работают с Сергеем и должны в субботу с раннего утра быть на заводе, – добавил Ростовский. – На все про все у вас есть две ночи и пятница. Для остальных, кто будет устраивать себе укрытие на месте встречи, остается только две ночи! – напомнил Ростовский. – Днем вы должны быть невидимыми и неслышимыми. Так что одевайтесь потеплее и запаситесь едой!

– Вот что, братва, погодите минуту, я сейчас! – Митрич тяжело поднялся из кресла и вышел из комнаты.

Он отсутствовал минут десять, а когда вошел, в одной руке держал масляно блестевший пулемет, явно снятый с танка, в другой – железную коробку с пулеметной лентой.

– Сорок четвертого года! – проговорил Митрич и ласково погладил ствол. – Для себя держал, но… – старик со вздохом махнул рукой, – вам эта машинка сейчас нужнее будет… – Он протянул пулемет Ростовскому.

– Спасибо, Митрич! – Ростовский принял оружие, передал его Нику и по‑сыновнему обнял старого «Вора»,..

Рокотов‑младший предугадал действия Аркана абсолютно точно. Уверенный, что достаточно застращал руководителей «Лесбанка», почему те и пошли на попятную, приняв даже его вызывающее условие о встрече, под Москвой, Аркан воспринял звонок Муртаза без каких‑либо подозрений. Тем не менее, не доверяя никому и ничему, в том числе и собственным ощущениям, он решил, как всегда, подстраховаться.

Во‑первых, собрал всех своих боевиков, числом более тридцати, которые уместились на девяти машинах, и лично замкнул всю процессию на черном джипе «Тойота‑лендкрузер», отобранном у одного из своих «должников».

Во‑вторых, задумал явиться на «стрелку» несколько раньше, хотя бы за пару часов, как он сам себе сказал – на всякий случай.

В‑третьих, прихватил с собой двух уже проверенных подростков. Ранее он их несколько раз использовал, заставляя стоять «на стреме». Снабдив старшего парнишку портативной рацией и подробно описав ему, как выглядят те, с кем у них забита «стрелка», Аркан приказал ребятам тщательно осмотреть всю территорию завода и доложить обо всем, что там обнаружат.

В то, с кем забил «стрелку», он посвятил только Леху‑Хохла и Сему‑Кару. Причем Леха‑Хохол, услышав, где произойдет встреча, предложил Аркану хотя бы за день предварительно съездить на место и осмотреться, но тот самоуверенно заявил:

– Даже если они и решатся на какую‑то подставу, то вряд ли смогут собрать больше десятка вшивых вохровцев, и это будет самой большой ошибкой с их стороны: перещелкаем всех, как белок!..

Вся кавалькада Аркана остановилась километрах в трех от намеченного места, и подростки, чтобы побыстрее добраться до места, двинулись по шоссе на двух велосипедах. Издалека завод выглядел пустынным, и вокруг никого не было видно. Незаметно было никаких следов, которые вели бы туда. Парнишки оставили у дороги свои двухколесные экипажи и дальше пошли пешком.

Осмотр занял больше сорока минут, и подростки, оказавшись в небольшой комнате рядом с цехом, уже собирались было связаться со своим хозяином, как вдруг услышали звук мотора. Осторожно выглянув в щель, образовавшуюся от времени в прогнившей фанере, прикрывавшей окно, они увидели остановившуюся у цеха «Ауди» бордового цвета. Из салона машины вышли трое мужчин: судя по описанию Аркана, это и были те самые, с кем была назначена встреча.

– Я понаблюдаю за ними, а ты поди глянь: не едет ли кто еще? – приказал старший. – Только действуй, как договорились!

– Хорошо, Коля, я все помню: железо, мол, ищем для своей ракеты! Хотим для класса сюрприз сделать и запустить в День космонавтики! Вот! – увидев какую‑то железку, парень поднял ее направился к другому выходу.

Выйдя из машины, мужчины принялись внимательно осматриваться вокруг и, никого не обнаружив, направились в цех, где заглянули в каждый угол. Не миновали они и закуток, ставший приютом парнишке, но он затаился за дверью. Мужчины осмотрели пустую пыльную каморку и закрыли дверь, сделав вид, что его не заметили. До него долетали фразы:

– Слюшай, Муртаз, и чего ты такой нэдовэр‑чивый? Видишь, никого здэсь нэт.

– Береженого и бог бережет, Георгий Автанди‑лович! – рассудительно ответил второй.

– И жиди тэпэр ых болше часа! Ноги‑то нэ дэрэвянные!..

– А если бы я оказался прав, тогда что бы высказали?

– Пойдом и погрээмса нэмного в машинэ.

– Хорошая мысль, – поддержал третий спутник, и они направились к выходу из цеха… В этот момент вернулся второй подросток.

– Все в порядке: они приехали только втроем! – шепотом сказал он.

– Отлично! Можно докладывать! – Паренек нажал на кнопку связи.

– Да, кто это? – раздался знакомый голос Аркана.

– Это Коля.

– Ну, говори!

– Весь завод осмотрели: никого нет. Собрались уже уходить, а тут приехали те, кого вы мне описали.

– Сколько их?

– Трое. Даже без водителя. Смешные такие: давай везде шарить по углам, видно, вас искали… Я даже слышал кое‑что из их разговора.

– Вот как? И что?

– Главны<