XVI. Сэр Малколм Бешеного не знает

 

… Счастливчик Джим нажимал кнопку звонка одного из роскошных домов, расположенных в небольшом переулке Лондона, выходящем на Слоун‑сквер.

Дверь открыл дворецкий в ливрее. Его внушительная фигура полностью закрывала дверной проем.

– Вам назначено? – строго спросил он.

– Да.

– Как ваше имя?

– Джим Макалистер.

– Шотландец? – В голосе дворецкого появилось нечто дружелюбное. – А почему нет нашего акцента?

– Мой дед в начале века эмигрировал в Америку, и я всю жизнь провел там.

– Нельзя забывать родину предков, – назидательно произнес дворецкий. – Вы подождете в нижней гостиной. Сэр Малколм в библиотеке. Я ему доложу о том, что вы пришли вовремя.

Джим огляделся. В гостиной царил полумрак – горели только два старинных бра в виде подсвечников, но даже их рассеянный свет позволял разглядеть старинную мебель и портреты дам и джентльменов в кружевных жабо, которые, как показалось Джиму, строго взирали на незваного пришельца.

Неслышно вернулся дворецкий.

– Сэр Малколм ждет вас. В библиотеке тоже было сумрачно, но жарко от ярко пылавших в камине поленьев. Широши (а это был он) сидел в клетчатой юбке, традиционные цвета которой означают принадлежность к определенному клану. Долгим взглядом Широши посмотрел на вошедшего. Дворецкий продолжал маячить в дверях.

– Что будете пить? – вежливо спросил Широши.

– Не возражал бы против хорошего глотка нашего доброго шотландского виски.

Чуть заметный знак бровью Широши, и дворецкий тут же исчез.

– Правильный выбор. По погоде. Январь в Лондоне всегда отвратителен. Ваша фамилия, мистер Макалистер, свидетельствует о шотландских корнях. Насколько я помню, наши кланы когда‑то кровно враждовали, но с тех пор столько воды утекло, – усмехнулся Широши.

Вошел дворецкий с подносом.

– Вам как, сэр? – спросил он гостя.

– Со льдом, но без содовой, – ответил тот.

Дворецкий удовлетворенно кивнул. Видно, в этом парне текла настоящая шотландская кровь: ведь только бестолковый иноземец будет портить драгоценную влагу водой.

Широши молчал, глядя на огонь в камине.

– Мои шефы просили уточнить, все ли идет по плану? И есть ли уже точная дата операции? – как можно учтивее спросил гость.

– Мои планы нарушаются крайне редко, – самодовольно изрек Широши, – так что успокойте своих шефов. А конкретная дата не имеет никакого значения. Требуется одно: швейцарский ордер должен как можно быстрее миновать все соответствующие инстанции американской бюрократической машины, и тогда фамилия человека, на которого выдан ордер, автоматически окажется в компьютерах всех пограничных постов США с пометкой о немедленном задержании его как личности, находящейся в международном розыске. Всю эту процедуру ваши начальники знают лучше меня. Не понимаю, чего они нервничают? Их задача теперь поторопить ленивую американскую бюрократию.

Счастливчик Джим взял в руки принесенный им кейс и попытался вручить его Широши. Тот демонстративно проигнорировал намерение своего гостя.

– Надеюсь, вам не было слишком тяжело его нести? – с усмешкой спросил он.

– Нет, что вы сэр! – поспешил ответить Джим. – Очень хороший виски. Вы позволите еще стаканчик?

– Конечно, выпейте. Это настоящий молт. Производят его в пяти милях от моего замка по старинным рецептам и с соблюдением древней технологии.

Счастливчику Джиму тихонько бы допить свой виски и промолчать о втором поручении Координатора, но Джим был ревностный служака.

– По информации моих шефов, поступившей от некоего русского господина Александра Позина, у вас находится человек по прозвищу Бешеный, он же Савелий Говорков. – Счастливчик Джим с трудом выговорил имя и фамилию Савелия. – Мои шефы хотели бы узнать, за какую сумму вы бы позволили им, – в последний момент он несколько смягчил пожелание своих шефов, – встретиться с этим человеком?

Широши не повернул головы к собеседнику и продолжал смотреть на огонь в камине.

– Передайте вашим начальникам, что я никогда не слышал об этих людях, дурацкие фамилии которых я не запомнил. И еще. Напомните, пожалуйста, им, что я сотрудничаю с ними вовсе не из‑за денег!

Человек, хорошо знавший Широши, почувствовал бы в его ответе скрытую угрозу, но Джим видел Широши в первый и последний раз в своей не очень долгой жизни. Он поблагодарил хозяина за прекрасный напиток и откланялся.

Прощаясь, дворецкий настоятельно посоветовал Джиму съездить хотя бы в Эдинбург. Джим вернулся в гостиницу и послал сообщение на имя Координатора, которое завершалось фразой:

«… сэр Малколм Матфей ничего о Бешеном не тает».

Это было его последнее послание своим шефам. Поздним вечером того же дня, когда Джим вышел из дома своего родного дяди, расположенного в Хокни, на перекрестке его сбила несущаяся с бешеной скоростью машина. Бедняга Счастливчик Джим скончался на месте. Полиция нашла машину благодаря звонку случайного свидетеля происшествия, который, прогуливая своего пса, разглядел и запомнил номер. За рулем сидел наглотавшийся наркотиков выходец из Нигерии. Его осудили на длительный срок тюремного заключения с принудительным лечением от наркомании.

Никому не могло прийти в голову, что в полицию позвонил проезжавший мимо велосипедист, который и толкнул Счастливчика Джима под автомобиль африканца. И если бы погибший успел разглядеть этого велосипедиста, то с изумлением узнал бы в нем добродушного и внимательного дворецкого, с которым только сегодня познакомился…

Но вернемся в затрапезный американский мотель.

Количество пустых банок немного увеличилось… Пришло сообщение от Счастливчика Джима, жизнь которого мчалась к своему концу со страшной скоростью.

– Своенравный тип этот Широши, – раздраженно сказал Роджер.

– А ты наивно надеялся, что он доложит нам, как он расправился с Бешеным?

– не без иронии спросил Эндрю. – Знаешь, нисколько не удивлюсь, если наше любопытство аукнется нам большой изжогой от этого Широши…

– Любишь ты каркать! – нахмурил лоб Роджер. – Давай лучше еще раз посмотрим его досье.

Эндрю послушно защелкал клавишами. Буквально через несколько секунд он монотонным голосом начал читать:

– Широши Такиро, год и место рождения неизвестны. Читать все его имена?

– Читай. Полезно освежить их в памяти.

– Феликс Артамонов, Абдель Раззак Касем, Лейб Гурвиц, Пауль Шмидт, Чезаре Ломбарди, Жак Гибе, Пабло де Каррион и, наконец, сэр Малколм Макфей… Он баронет или маркиз. Я в этом не разбираюсь. – Эндрю откровенно гордился своим пролетарским происхождением. – У сэра Малколма древний родовой замок в Шотландии и дом в районе Слоун‑сквер, где у нас с тобой и на скромную квартирку средств не наберется.

– А наши британские коллеги разве не проверяли его по полной программе?

– Мы посылали им запрос, и они все очень тщательно проверили. Широши предъявил им какую‑то древнюю грамоту, из которой следует, что кто‑то из его предков был действительно усыновлен одним из здравствующих тогда Макфеев, а все остальные наследники давно умерли.

– Грамота подлинная?

– Эксперты Британского музея не только подтвердили подлинность грамоты, но и определили дату ее изготовления – четырнадцатый век!

Роджер присвистнул:

– Чертовщина какая‑то! Конечно, независимые эксперты Британского музея люди солидные, тут ничего не скажешь, но наши коллеги‑британцы известные лопухи. Ничего не могут сделать даже с этим жалким трусом и предателем Томлин‑соном. Кстати, ты слышал, что русские выпускают его скандальную книгу, где он засветил добрую сотню своих бывших коллег?

– И чего этим русским спокойно не сидится? Территория большая, народу мало. Сидели бы тихо, землю пахали, скот разводили… Так нет. Охота быть великой державой. Пора им как следует дать по носу! – Эндрю Уайт патологически ненавидел русских.

– Успеем! А пока давай разбираться с Широши. Читай дальше.

– По непроверенным данным Широши работал в цирке, сначала акробатом, а потом дрессировщиком диких животных… Был актером традиционного японского театра «Кабуки», играл в английских провинциальных труппах… Особенно удачно выступали пьесах Уильяма Шекспира… Рецензенты хвалили его за исполнение ролей Ричарда Третьего и короля Лира… Параллельно с актерской карьерой открыл сеть дешевых японских ресторанов, которые и принесли ему первую серьезную прибыль… Удачно играл на бирже… Биржевые аналитики считают его в целом более удачливым игроком, нежели Джорджа Сороса… Основные интересы: строительство, недвижимость, торговля оружием, ресторанное и гостиничное дело… Владеет несколькими островами, яхтами, вертолетами, бесчисленным количеством домов… Про замок я уже говорил…

– Есть что‑то поконкретнее?

– Среди последних операций, принесших ему баснословные прибыли, – перепродажа советского оружия из Западной Германии арабам, индийским сепаратистам, а также вечно воюющим африканским странам…

– Много он продал оружия арабам?

– Много и разного.

– А чего дремлет «Моссад»? Надо дать им пинка!

– У Широши с израильскими спецслужбами великолепные отношения. Он безвозмездно снабдил их адресами, где скрывались три крупнейших террориста из «Хамаса».

– Да, этот Широши – крепкий орешек, – с некоторым даже восхищением оценил Роджер. – Напомни мне, забывчивому отставнику, давно ли он сотрудничает с нами?

– Примерно лет двадцать. Кстати, предложил свои услуги сам. Сдал крупного китайского разведчика и по совместительству наркоторговца с широко разветвленной агентурной сетью.

– Почему не обратился в ФБР?

– Сказал, что им не доверяет. А кроме того, синдикат китайца был разбросан по разным странам. Всегда выходил на связь по собственной инициативе. Предварительно никогда не интересовался суммой вознаграждения. Никогда не торговался. Однако деньги всегда брал.

– Примерно так получилось и с Можаевым. Окольными путями Широши дал понять, что может выманить его за границу. Нам это было только на руку, – размышлял вслух Роджер.

– А что будет с Можаевым после ареста? – спросил Эндрю.

– Можаев нам интересен сам по себе. Он много знает, в частности, о том, куда утекли из России большие деньги. Ясно, что даже по русским законам они в основном криминального происхождения, и в Россию их никто возвращать не собирается. А организации «Наследие Америки» они бы очень не помешали…

– Превосходная идея, как всегда, у тебя Роджер.

– Как только Можаев, даст бог, окажется в американской тюрьме, мы попробуем вывести на него своих людей, чтобы поговорить по душам…

– А получится?

– Будем стараться. Кроме этого, уже ясного для тебя интереса, в истории с Можаевым скрыт еще один тест. Только для Президента Буша. Если он – настоящий американец и тот, за кого себя выдает, он не пойдет на поводу у русских, которые будут просить отпустить Можаева. А если он отпустит человека, находящегося в международном розыске, тогда станет очевидно, что мы с ним каши не сварим, потому что он не лучше Клинтона. Такая же размазня и слюнтяй.

– Здорово ты все придумал, Роджер! – одобрительно закивал Эндрю. – Но я не договорил тебе о Широши. Есть одно странное обстоятельство. За эти двадцать лет сотрудничества с ним работало пятеро наших агентов‑связников. Счастливчик Джим – шестой.

– Ну и что? Дело обычное.

– Так вот – все они умерли.

– Как? Насильственной смертью? – забеспокоился Лайн.

– Нет‑нет. Одного хватил инфаркт, другой заболел лейкемией, третьего, правда, застрелила законная жена из ревности, впрочем, имевшая на то основания. Четвертый пропал вместе со своей яхтой в океане. Пятый погиб в горах. Он был заядлый альпинист…

– Совпадение, однако… А может…

– Что может?! – встревоженно воскликнул Эндрю.

– Ничего…

Оба они были глубоко религиозными людьми. Каждое воскресенье посещали пресвитерианскую церковь, слушали проповеди и пели гимны. Но пришедшая к ним одновременно мысль о том, что с ними сотрудничает какая‑то потусторонняя сила, показалась им безумной…

Обменявшись мнениями о том, что следует предпринять по отношению к Красному Мишке, они расстались. Эндрю отбыл домой, а Роджер, с чувством исполненного долга, лег спать. Надо сказать, что спал он всегда крепко и почти без сновидений.

 

XVII. Тяжкая весть

 

Выждав пару дней и не получив никаких сообщений от Коли‑Ватника, Ростовский интуитивно почувствовал – что‑то случилось. Коля‑Ватник всегда славился своей пунктуальностью и точностью.

Он сам предложил созваниваться каждый день после одиннадцати вечера. Минуло два дня, а звонка все не было. Поначалу Ростовский подумал, что Коля‑Ватник «сел на хвост объекту» и ему не до звонков, потом, грешным делом, подумалось, не раскодировался ли он? Коля был страшно запойным пацаном, но однажды как отрубил: пошел, за‑кодировался и три года ни капли в рот. Неужели снова сорвался? Но даже с этим смирился бы Ростовский, лишь бы услышать в трубке его привычное покашливание.

Мобильник не отвечал, дома– тоже молчок. Ростовский сбросил просьбу немедленно связаться на пейджер Толика – ни ответа ни привета. Странно! Может быть, Щербатый знает? И ему Ростовский послал на пейджер сообщение, в котором попросил срочно позвонить.

Минут через пять раздался звонок:

– Привет, шеф, что‑то случилось? – В голосе Щербатого ощущалось некоторое беспокойство, но оно могло быть и следствием неожиданного вызова.

– Привет, Щербатый! Я бы сам хотел знать, что случилось? Как продвигаются наши дела с разработкой этих квартирных гадов? Почему Коля‑Ватник не звонит?

– Ростовский не скрывал своего недовольства.

– Андрюша, я сам уже хотел тебе звонить. Прикидываешь, договорились меняться у дома поочередно и созваниваться перед сменой. Позавчера ждал, вчера ждал – нет звонка! Скидываю на пейджер Толику – не отзванивает! Звоню Коле‑Ватнику – не отвечает! Поехал на точку сам: думал, мало ли, может, сморило от усталости. Приезжаю – машины нет! Вернулся домой: вдруг они пасут «объект» и не могут пока позвонить! Когда и сегодня день прошел, у меня защемило, хотя и не очень: мало ли… Думаю, выжду до вечера, если не отзовутся, буду тебе звонить…

– Что‑то не нравится мне это все! Ладно, ты, Щербатый, посиди на телефоне, а я попробую пробить кое‑что…

Порывшись в записной книжке, Ростовский вспомнил про одного мента с Петровки, с которым познакомился пару лет назад. Тогда тот был еще майором и оказал небольшую помощь, не дав упрятать Ника по беспределу районных ментов. Дело выеденного яйца не стоило, но те так вцепились в загривок, почувствовав, что могут срубить капусты ни за что ни про что, и не шли ни на какие компромиссы. Тогда‑то и выручил майор, причем совершенно бескорыстно, как говорится, поступил по справедливости. Однако Ростовский никогда не забывал добра и щедро отблагодарил его. Чтобы как‑то, даже случайно, не подставить майора, Ростовский предложил называть его Петровичем. Так и прижилось это имя – Петрович с Петровки.

Сейчас Петрович был уже подполковником, но остался честным и отзывчивым. К нему и обратился за помощью Андрей, попросив его пробить по своим каналам, не случилось ли чего с Колей‑Ватником и Толиком, назвав их, конечно же, настоящими полными именами.

Положив трубку на аппарат, Ростовский в ожидании ответного звонка от нечего делать задумался о Щербатом. Ему нравился этот довольно шебутной парень. Ему даже казалось, что тот чем‑то напоминает его самого в юности.

С Ростовским его свела очень забавная случайность. Как‑то лимузин Ростовского, попав в небольшую ямку, забуксовал во время гололеда. А Андрей торопился на какую‑то «стрелку». Пунктуальный по натуре, Ростовский никогда не опаздывал на важные встречи, справедливо считая, что опоздавшая сторона процентов на тридцать теряет инициативу.

Машина представительская, и желающих помочь стронуться этому «автобусу» с места не находилось. То ли прохожие стеснялись, то ли нарочно игнорировали: «так вам и надо – буржуи проклятые!» А одной силы, даже такой, какой обладает Ростовский, явно не хватало, даже когда водитель вышел из машины и, включив скорость, пытался помочь шефу, управляя рулем и толкая эту громадину.

Скорее всего Ростовский опоздал бы на «стрелку», если бы мимо не проходил унылый долговязый незнакомец в видавшем виды пальто.

– Эй, каланча, – неожиданно вырвалось у Ростовского, поразившегося ростом парня, – нет желания заработать пятак зеленых?

– Помочь вытащить ваш роскошный лимузин? – спокойно спросил тот и невозмутимо пожал плечами. – Почему бы и нет?

Он подошел сзади «Линкольна», уперся в него плечом и крикнул:

– Газуй, паря!

Игоря, последнего водителя Ростовского, подгонять было не нужно, он прекрасно знал нрав своего хозяина и уже шкурой чувствовал, что его ожидает, если они запоздают на эту встречу. Взглянув мельком на тощую фигуру «дяди Степы», Игорь скептически ухмыльнулся. Каково же было его удивление, когда длинный, как автобус, «Линкольн» вырвался вперед. И это при том, что сам Ростовский не успел даже притронуться к кузову.

– Тебя как зовут‑то, длинный? – дружелюбно спросил Андрей.

– Щербатый… – выпалил машинально тот, но тут же добавил: – Вообще‑то Дмитрий.

– Чем занимаешься?

– Пока ничем… – Он смотрел себе под ноги.

– Почему?

– В шаблон не вписываюсь, – ухмыльнулся нежданный помощник, обнажив щербатый рот.

– Жить есть где?

– Пока да…

– Я сейчас спешу, вот тебе визитка, позвони часов в восемь вечера…

Парень взял визитку, на которой были только одно слово – «Ростовский» и номер мобильного телефона. Подняв на Андрея свои зеленые глаза, Щербатый кивнул:

– Позвоню!

Андрею сразу понравился этот немногословный, уверенный в себе парень, не задававший лишних вопросов и даже не напомнивший ему про пять долларов, которые Ростовский в суете просто забыл отдать. На «стрелку» он не опоздал, и она закончилась полным успехом для тех, за кого он вступился. В этот же вечер Щербатый ему позвонил:

– Ростовский? Это я – Щербатый, если не забыл…

– Как же помню. Ты свободен?

– Как птица.

– Ужинал?

– Вчера да.

– Где тебя подхватить?

– На Ленинском, у касс Аэрофлота, если не затруднит.

– Как раз по пути… Минут через пятнадцать жди…

Когда они встретились, Ростовский сразу спросил:

– Почему ты не напомнил о заработанной пятерке баксов?

– А зачем? Если ты специально не дал, значит, не захотел, зачем мне унижаться. Ежели из‑за спешки забыл, то я не имел права тормозить тебя, задерживая из‑за какой‑то там пятишки, – рассудительно пояснил Щербатый.

– Хороший ответ, держи! – Ростовский протянул ему десять баксов.

– Мы ж уговорились на пять.

– А это на счетчике набежало, – улыбнулся Андрей. – Давно откинулся?

– Три месяца как…

– Сколько чалился?

– Год.

– За что?

– За квартиру…

– Почему так мало?

– Ничего не успел взять: заснул прямо под окнами.

– Сморило?

– Ага, литра два водки перед этим принял, вот и сморило…

– Поработаешь со мной?

– Криминала много?

– Бывает…

– Года два похожу по воле?

– Может, и больше, – обнадежил Ростовский. – Как ходить будешь…

– Записывай… – Он решительно махнул рукой.

– Тогда поехали?

– Куда?

– Ужинать, – ответил Андрей.

Ростовский был тонким психологом и разбирался в людях. Он ни разу не пожалел о том, что поверил Щербатому с первого взгляда и взял его к себе в бригаду буквально с улицы. Во многих разборках приходилось принимать участие Щербатому, и всякий раз его присутствие не было пустым для их бригады.

Воспоминания Ростовского были прерваны звонком мобильного телефона. Очень вовремя отозвался знакомый подполковник с Петровки.

– Прошерстил я по всем своим службам, но твоих пацанов никто не задерживал. По несчастным случаям тоже не проходят, – сообщил Петрович. – Они, случаем, не ширяются? Может, «ушли в полет» на какой‑нибудь блат‑хате?

– Исключено! За ними такого не водится! – твердо заверил Ростовский.

– Тогда ищи их на других полях…

– О чем ты, Петрович? – не понял Ростовский.

– Ну, если их нет ни среди задержанных по криминалу, ни среди административно задержанных, и в больницах они не значатся, то нужно пробовать искать их среди… извини, конечно, – подполковник вздохнул, – среди усопших… Ты мне вот что скажи: у них были с собой документы?

– А как же, конечно!

– В таком случае городские и подмосковные морги отпадают: с документами они бы у нас наверняка засветились. Послушай, Андрей, а не могли они куда‑нибудь из Подмосковья махнуть? В гости или так прошвырнуться?..

– Почти исключено, – уверенно ответил Андрей.

– Тогда даже и не знаю, чем тебе еще помочь…

– А может, машину поискать? – спросил Ростовский.

– Какую машину? – не понял Петрович.

– Так они все эти дни на машине были!

– Что же ты сразу не сказал?! Машину так просто не спрячешь. Какая марка?

– «Десятка» синего цвета… номер… – Андрей достал записную книжку и продиктовал номер машины.

То, что в милицейских сводках ни Коля‑Ватник, ни Толик не проходили, обнадеживало, как и то, что их не оказалось ни в больницах, ни в моргах. Но сердце у Ростовского странно защемило, когда он заговорил о машине пацанов: ему показалось, что в голосе подполковника появились какие‑то извиняющиеся нотки. Казалось, он что‑то знает, но решил еще раз все поточнее проверить.

Вскоре раздался звонок и Андрей уже по тону Петровича понял: случилось непоправимое.

– Даже не знаю, с чего начать… – виновато проговорил подполковник.

– Руби, Петрович, не тяни душу!

– Короче… нашел я твою «десятку», правда, сейчас она не такая синяя, но что это она – не вызывает сомнений!

– И что?

– А в ней два мужских трупа…

– Мои люди? – тихо выдавил Ростовский.

– Честно скажу: не… зна… ю! – по складам выдохнул Петрович.

– Как не знаешь?! У них что, документов нет с собой, что ли? – насторожился Андрей.

– На них даже одежды нет, да и узнать их весьма затруднительно: машину кто‑то поджег. Все точно можно будет сказать только после судмедэкспертизы.

– Где нашли машину?

– Ее обнаружили под Подольском, в лесу.

– И конечно, никаких очевидцев? – со злостью предположил Ростовский.

– Следствие работает… – заверил Петрович.

– Они наработают… – вздохнул Андрей. – Ничего они не найдут, ни очевидцев, ни места, где их убили…

– Я понимаю твое состояние, но давай не будем торопиться с выводами. – В тоне подполковника слышалось некоторое недовольство. – У них есть родственники в Москве?

– В Москве – нет. А что?

– Обгореть‑то они обгорели здорово, но на одном покойном сохранилась отметина, точнее сказать, странная вещица, которая вполне поможет идентификации, если кто‑то хорошо знает человека. Слишком уж она необычна для парня…

– Я готов подъехать! Когда можно?

– Чем быстрее, тем лучше. Сейчас можешь?

– Конечно!

– Хорошо, в таком случае жду тебя у главной проходной Склифа.

Когда подполковник провел Ростовского в холодный зал морга института Склифосовского, он сразу увидел два занятых стола, возле которых суетились судмедэксперты. В первый момент Ростовский брезгливо поморщился: на оцинкованных столах лежали два превратившихся в обгорелые куски мяса трупа, у одного из которых, среди коричнево‑кровавого месива на месте лица почему‑то ярко белели глаза. Казалось, взгляд их укорял весь окружающий мир, запоздало взывая к справедливости.

– Что я должен делать? – шепотом спросил Ростовский Петровича.

– Взгляни на того, что лежит на втором столе. Если точнее, то на его левую руку, – подсказал подполковник.

Не успел Ростовский перевести взгляд, как увидел на скрюченном безымянном пальце трупа небольшое дамское колечко. Он сразу его узнал, рука совершенно очевидно принадлежала Толику.

Андрей отлично помнил историю этого дамского колечка. Свой безымянный палец Толик испортил года два назад: в какой‑то пьяной драке один алкоголик полоснул его осколком бутылки и повредил сухожилие. Ему предлагали делать операцию, но он отказался: «И так не мешает, – отмахивался Толик, – а то, что палец согнут, не очень‑то и видно!»

Однажды на какой‑то вечеринке ему понравилась девушка, они долго танцевали, тискались, целовались, а потом он для понта попросил у нее колечко примерить. Она и дала. Надеть‑то он надел, а вот снять с исковерканного пальца – ни в какую! Толик пообещал ей купить еще более дорогое, что и сделал, а это колечко так и носил на руке. Старался не показывать его очередной своей пассии или сочинял какую‑нибудь убедительную семейную драму, по которой обязан был носить это «бабушкино» кольцо до самой смерти…

Толик угадал совершенно точно: так с ним и умер!..

– Это Толик, – тихо, но уверенно проговорил Ростовский, потом внимательно осмотрел второй обгоревший труп и уныло добавил: – А это Ко‑лян…

– Ты уверен?

– На все сто! – стиснув зубы, подтвердил Ростовский и спросил: – Ты знаешь предварительные выводы своих экспертов: их живьем сожгли или…

– Им не пришлось мучиться: обоих расстреляли почти в упор автоматными очередями. Нашпиговали так, что твои манекены в тире…

– И то слава богу, что не мучились, – думая о чем‑то своем, тихо проговорил Ростовский…

Приехав домой, Андрей накатил стакан водки, помянув погибших пацанов, после чего позвонил Сергею и попросил собрать всю бригаду…

 

XVIII. Опасные игры

 

В самолете компании «Дельта», выполнявшем последний вечерний рейс Атланта

– Вашингтон, Роджер Лайн почувствовал, как на него навалилась страшная усталость. Еще бы! Несмотря на то что регулярные проверки его драгоценного здоровья на самом современном и совершенном медицинском оборудовании показывали, что Лайн находится в прекрасной физической форме, ему все‑таки уже далеко не двадцать лет.

А во второй половине января Роджеру пришлось здорово помотаться по миру. В скромном четырехзвездочном отеле, расположенном недалеко от Абу‑Даби, столицы Объединенных Арабских Эмиратов, он объявился с канадским паспортом, выданным, правда, на собственное имя – знак глубокого уважения канадских единомышленников из соответствующих служб.

По вечерам на скрывавшейся за глухим внушительным забором вилле Лайн вел неторопливые беседы с представителями политической и военной элиты Саудовской Аравии и Кувейта, зондируя их отношение к планируемым бомбардировкам территории Ирака самолетами ВВС США и Великобритании.

Так нередко бывает в мировой политике: самые деликатные миссии поручаются частному лицу, скажем, ушедшему в отставку крупному военному чину или же находящемуся не у дел в прошлом известному политическому деятелю. Этот неофициальный посланец может себе позволить задавать любые вопросы и выдавать такие жесткие формулировки, от которых дипломатов, находящихся при исполнении своих обязанностей, бросило бы в дрожь.

Результаты зондажа у Лайна вышли обнадеживающие: американская инициатива была поддержана элитой стран, регулярно получающих солидную американскую помощь.

Из Абу‑Даби Лайн вылетел прямым рейсом до Чикаго, где пересел на самолет, следовавший в Атланту, столицу штата Джорджия. Там в форте Мак‑ферсон находилась военная база и штаб Третьей армии сухопутных войск.

Он отправился в форт навестить своего старого приятеля и единомышленника

– начальника базы. Именно в тот день туда приехал Боб Барр, член палаты представителей от республиканской партии, – по «случайному» совпадению его пригласили на встречу со старшими офицерами штаба. Вышло так, конечно же, опять по чистой «случайности», что Лайн и Барр уединились минут на сорок в кабинете начальника базы.

Барр показал Лайну проект закона, который в ближайшие дни собирался внести в Конгресс США. Этот законопроект наделял Президента США легальным правом физически уничтожать руководителей иностранных государств, чьи действия противоречат «интересам США». Лайн бегло просмотрел несколько страниц убористого текста.

– По‑моему, все точно и доходчиво изложено, Боб, – удовлетворенно сказал он, – а в твоем устном сообщении я бы сделал такой акцент: мы всегда последовательно боролись с врагами Америки и устраняли неугодных нам людей, но теперь приспело время делать это официально, никого и ничего не стесняясь. В двадцать первом веке Америка может себе это позволить.

– Ты прав, Роджер, – согласился Барр, – для тех, кто разделяет нашу точку зрения, право Америки защищать свои интересы там, где она считает нужным, намного важнее этих дурацких прав человека. Я лично так думаю.

– Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что наш законопроект пройдет. Либералы и приверженцы прав человека стеной станут против. Но в любом случае настало время нам во весь голос заявить о себе. Тем более что в Америке есть немало людей, которые нас поддерживают.

– Не беспокойся, Роджер, я сделаю все так, как нужно. Важно, что армия на нашей стороне. В этом я еще раз убедился в ходе сегодняшней встречи с офицерами.

– Тут ребята крепкие, – весомо сказал Роджер, – будь здоров, Боб, желаю тебе и всем нам успеха.

Они обменялись крепким рукопожатием, и Лайн отбыл в аэропорт. Ожидая посадки в самолет, он позвонил своему старинному приятелю и бывшему подчиненному Стивену Паркеру, ныне высокопоставленному сотруднику ЦРУ, и попросил встретить его по прилете в Вашингтон.

Славившийся своей пунктуальностью Паркер ждал Роджера у стойки компании «Дельта». Как только «Форд‑скорпио» Стивена покинул зону аэропорта, он объявил:

– В ФБР обнаружен «крот»!

– Майкл Джеймс?!. – невольно вырвалось у Роджера.

Стивен засмеялся.

– А вот и не угадал. Роберт Хансен.

Тот самый, в чьи функции входила слежка за русскими дипломатами? Лайн обладал феноменальной памятью, зная практически всех сотрудников спецслужб, работавших на русском, китайском и иракском направлениях.

– Сторожевой пес обернулся хищным зверем. – Роджер обожал яркие сравнения.

– Похоже, он работал на русских пятнадцать лет, – невозмутимо продолжал Паркер.

Сам Стивен неплохо знал русский язык, поскольку в молодости служил в американском посольстве в Москве, где занимался подкормкой диссидентов и иных профессиональных борцов за свободу и демократию.

– Приятный сюрприз для нового Президента. Надеюсь, он подтолкнет Буша к еще более решительной борьбе против клинтоновской нечисти.

Роджер терпеть не мог людей, занимавших при Клинтоне высокие посты в ЦРУ и ФБР. Он был искренне убежден в том, что все они потенциальные предатели. Хотя младенцу было ясно, что многоопытный Нансен, равно как и подозрительный Джеймс, в число клинтоновских выдвиженцев никак не попадают.

– Есть еще одна новость, пожалуй, более странная… – лениво начал Стивен.

– Что еще стряслось? – нетерпеливо спросил Роджер.

Не отрывая взгляда от гладкой асфальтовой ленты шоссе, бежавшей им навстречу, Паркер невозмутимо продолжал:

– Я внимательно изучал опись вещей, принадлежащих господину Можаеву…

– Ну и что? – Роджер, очевидно, терял терпение, а его собеседник как будто нарочно оттягивал развязку начатого им интригующего рассказа. – Что там такого в этой описи? Не привез ли господин Можаев в США миниатюрную атомную бомбу? – саркастически усмехнулся он.

– Опять не угадал, – Стивен не повернул головы, – бомбы в описи не было, но имелось письмо…

– Письмо? От кого? О чем? – Роджер буквально кипел от нетерпения.

Как будто речь шла об удавшемся воскресном пикнике с традиционным американским барбекю, Стивен ровным голосом сообщил:

– В письме излагалась схема перевода денег, как считается, принадлежащих Можаеву, с известных швейцарской прокуратуре счетов и еще не известных, что, как ты понимаешь, наиболее для него в данном положении интересно, на новые, совершенно чистые финансовые счета в ряде провинциальных американских банков. Я не крупный финансовый эксперт, но даже мне понятно, что эта схема просто гениальна. Нет сомнения, что именно она и послужила главной приманкой для приезда господина Можаева в Америку, а вовсе не инаугурация Буша.

– Но нам‑то что до этой гениальной схемы? Не мы же с тобой ее придумали? А нужный нам результат налицо – господин Можаев у нас в руках, – сказал прагматичный ‑Лайн и уже совершенно спокойным голосом спросил: – Что тебя тревожит, Стив?

– Тревожит меня стоящая под письмом подпись, – продолжал мурыжить своего давнего босса и нынешнего вождя Стивен.

– И чья же там подпись? Не Президента ли Буша? – сыронизировал Роджер.

– В третий раз не угадал. Твоя хваленая интуиция стала изменять тебе, босс, – нарочито печально заметил Стивен. – Письмо подписано Брюсом Рубинстайном…

– Час от часу не легче! – удивленно воскликнул Лайн. – Не один десяток лет я знаю, что этот благообразный старый еврей жаден, как голодная акула. Но неужели в мире совсем нет предела корысти и алчности!

К чести Роджера Лайна надо сказать, что сам он был бессребреник и настоящий идейный борец за дело, которое считал правым. Деньги же он рассматривал как инструмент, способствующий скорейшему достижению цели, например, посредством подкупа.

– Не знаю, известно ли тебе, Роджер, что наш дружок Брюс крутил какие‑то темные делишки с господином Можаевым через свой швейцарский банк, который, в свою очередь, тесно связан с «Бэнк оф Нью‑Йорк», и господин Можаев проводил через эти банки какие‑то сомнительные крупные суммы?

– Иными словами, можно сказать, что Брюс является одним из фактических хозяев «Бэнк оф Нью‑Йорк»?

Роджер получил эту информацию довольно давно, но не придал ей тогда особого значения. Брюс Рубинстайн никогда не был, не будет и не может быть одним из них. Он навсегда останется исполнителем, который за большие деньги готов выполнить любое поручение.

– Боюсь, что финансовые комбинации господина Рубинстайна настолько хитроумны и запутаны, что я в них не разберусь, – признался Стивен. – На кой черт он засветился в этой компрометирующей ситуации? – с недоумением продолжал он. – Ведь наверняка именно Брюс способствовал переводу денег господина Можаева на Запад, и, безусловно, не безвозмездно.

– Ничего не понимаю! Он жаден, но и хитер. Неужели ему на этот раз изменило чутье? – недоумевал Роджер.

– Но у него могли быть какие‑то свои, неизвестные нам причины, по которым он и выманивал господина Можаева в Америку, и в очередной раз сыграл нам на руку.

– Свои причины? – переспросил Роджер. – Эти причины могли быть только большими комиссионными за изобретенную схему перевода денег. Стив, неужели тебе нужно объяснять, что меня беспокоит?

– Конечно, нет. Я, как и ты, опасаюсь, что эту историю разнюхают журналисты, и опять пойдут статьи о том, что Брюс Рубинстайн вызвал в США господина Можаева по прямому приказу ЦРУ.

– Увы, его тесная связь с нами уже давно не секрет. Но меня возмущает другое: он проявил непозволительную инициативу и опять непрошеный выполз под прожектора масс‑медиа. Помнишь, Стив, как тогда в деле Иран‑контрас после успешной операции по продаже оружия, которую мы ему санкционировали, он получил на свой банковский счет десять миллионов долларов от султана Брунея, но после разразившегося оглушительного скандала и прессе вынужден был вернуть их, объявив, что деньги к нему на счет поступили по ошибке?

– Конечно, помню. И даже могу себе представить, какое потрясение испытала его душа – отдать, с его точки зрения, честно заработанные миллионы.

– Да уж, наш мудрый Брюс – живое воплощение характерной еврейской алчности, – припечатал своего давнего и полезного агента неумолимый Роджер.

При том, что официальная политика Вашингтона всегда была направлена на поддержку Израиля, и ее носители не жалели обвинений другим странам в антисемитизме, правоверные про<