Глава VIII : Возможный мир: Старость

Сигурд мог бы прожить множество жизней и умереть множеством смертей. Об этом он думал перед своей настоящей смертью. Все могло бы быть по-другому. Он мог бы прожить всю свою жизнь с Эмелин и в итоге оказаться в больничной палате в глубокой старости, когда уже было отработано много-много лет, а вся жизнь была спущена на воспитание и образование детей.

В одном из возможных миров старый Кёниг лежал в больничной палате. Рядом с ним сидела не менее старая жена, Эмелин. Она с любовью смотрела на своего мужа, который вдруг начал говорить:

– Я все время скрывал от тебя кое-что важное. Наконец-то, я умираю, и тебе уже ничего не сделать. Ты не уйдешь от меня, не обидишься, не оставишь меня без детей или дома. Я много раз прерывал себя, заставлял себя не говорить этого, но все это время я был несчастен. Я был рожден для чего-то большего. Я никогда и представить себе не мог, что проживу такую жалкую жизнь, пусть и наполненную любовью.

– Сигурд…

– Знаешь, моя родная Эмелин, всю жизнь я любил тебя и только тебя. А потому полюбил и наших детей. Ради вас я пожертвовал всем: саморазвитием, свободой, самоуважением. Я продался в рабство, чтобы только вы были счастливы. Это была ловушка. Не может здоровый и умственно полноценный человек жить только любовью. Великая душа требует куда больше, чем одна лишь любовь!

– Но разве любовь – это не все, что нужно?

– Далеко не все. Любовь – это хорошо. Любовь – это приятно. Ради любви можно пожертвовать всем. Но есть и кое-что намного большее, чем любовь. Наша культура пропитана христианством. Вот мы и гиперболизируем любовь. Тот, кто рассуждает о вечной и бесконечно важной любви, которая спасет этот мир, тот все еще христианин. Но я не христианин. Я никогда не верил в то, что любовь может спасти. Наоборот, любовь – это то, что может погубить и испортить нашу жизнь.

– Что ты несешь? У тебя горячка?

– Нет, Эмелин, это правда. Я был создан для большего. Для познания, для больших свершений, для исполнения благородных целей, но любовь сбила меня с пути. Представь, сколько хорошего мы могли бы сделать для других, если бы не были поглощены всю жизнь друг другом и нашими детьми?

– А чем еще нам быть поглощенными?

– Всем этим миром. Необычным, странным, наполненным страданиями и болью, изнывающим и умоляющим о спасении. Даже если этот мир всего лишь иллюзия. Даже если нет ни общества, ни физического мира. Даже если все это только жалкая сансара. Я бы хотел попытаться сделать круговерть страданий круговертью радости. Я бы хотел сделать круговерть непонимания круговертью понимания. Я бы хотел посвятить свою жизнь тому, чтобы хоть кому-то в этом мире жилось лучше.

– И поэтому ты считаешь свою настоящую жизнь жалкой?

– Я прожил длинную и бессмысленную жизнь. Точнее, она имела смысл, но только для четырех человек. Для тебя и наших детей. Да, у нас теперь есть внуки. И для них мы многое сделали. Но в каком мире мы их оставили? В жестоком, рабовладельческом, жадном и несправедливом. Они будут страдать. Особенно в этой стране.

– Но…

– Эмелин, мы не думали о том, где родятся наши дети, а наши дети не думали о том, где родятся наши внуки. Мы плодились и заставляли плодиться наши детей только ради самих себя, чтобы нам не было одиноко, чтобы кого-то любить, чтобы не оставаться в одиночестве, чтобы даже на расстоянии чувствовать родственность и теплоту. Но это все низкие и эгоистические цели. Я бы хотел большего, намного большего.

– Я не понимаю, чего тебе не хватает.

– Великих дел, великих мыслей и великого спасения. Уютная семейная жизнь оказалась ловушкой. Я бы хотел, чтобы мы прожили другую жизнь. Жизнь, полную борьбы и страданий, но чтобы в итоге мы сделали что-то большое, великое, победили какого-нибудь злого врага, который все это время был раковой опухолью на теле нашего города и нашей страны. Я бы хотел, чтобы мы воодушевляли людей, и не замыкались только друг на друге.

– Почему ты раньше-то не сказал?

– Я хотел сказать, но всякий раз представлял твою реакцию. Я же знаю твой характер. Ты бы ушла от меня. Даже в старости ушла бы, потому что ты своевольная. Только когда я нахожусь в объятьях смерти, ты можешь по-настоящему выслушать меня.

Эмелин опустила глаза.

– Прости меня. Ты прав. Но ты говоришь о том, как бы ты изменил мир. Ты же понимаешь, что мир не изменить? И все великое – это просто мечты. Великое могут сделать единицы, хотя пытаются тысячи. Ты готов пожертвовать своей жизнью, чтобы иметь только один шанс из тысячи?

– Готов. Мне нужен этот шанс, от которого я отказался. Мне нужна борьба, которой я был лишен. Мне нужны все те переживания, которые последовали бы за моим крахом и только укрепляли бы меня, пока я не сделался бы алмазом.

– Алмазом?

– Сейчас я черный рабочий уголь, который выгорел за всю свою жизнь. Но жизнь могла бы меня спрессовать и сделать алмазом. Жизнь алмаза полна давления…

– И где ты это вычитал?

– Ницше. «Так говорил Заратустра».

– И что еще он писал?

– Что нужно умирать вовремя. А я прожил длинную и бессмысленную жизнь. Я мог умереть двадцать и даже тридцать лет назад. Ничего бы не изменилось. В одном из возможных миров я мог бы умереть вовремя. И сделать что-то важное до своей смерти.

– Ты еще можешь что-то сделать. Тебя вылечат.

– Нет, дорогая, я умираю. И умираю не вовремя. С большим опозданием. Не сделав ничего достойного и великого. Я прожил жалкую жизнь для себя и для тебя. И теперь я уйду, ничего не оставив после себя. Никто не будет помнить моего имени. Даже дети его вскоре забудут. Тем более, внуки и правнуки.

– Я буду его помнить.

– Пока сама не умрешь, а это произойдет очень скоро. Мы с тобой безымянные, наши имена и жизни сотрутся навсегда, будто бы нас никогда и не было. Общество предложило нам стать безымянными, отказаться от своих личностей, оставить свои личности дома, для любимых. Взамен оно предложило некоторые блага. И мы согласились. Мы согласились на то, чтобы наши имена в итоге были стерты, а наши жизни были бессмысленны.

– Может быть, ты подумаешь о чем-то хорошем?

– Я всю жизнь думаю о том, на что я трачу свою жизнь. И, знаешь, лучше бы я стал бомжом, еле-еле добывал еду и воду, но при этом оставался собой, сильным, думающим, стремящимся и сражающимся. Пусть на улице. Пусть даже в гордом одиночестве. Я хотел бы быть человеком, который не сдается под напором вселенной, а я сдался тебе и обществу. И в итоге проиграл все, кроме нашей любви.

Сигурд начал кашлять. Его пульс ускорился. Забежали врачи. Они вывели Эмелин из палаты. На следующее утро выяснилось, что Кёниг скончался. Эмелин плакала. Но она плакала не только потому, что умер её любимый человек, но и потому, что она всю свою жизнь была для него грузом и причиной, которая удерживала его от великих свершений.

И вопрос, как правильно поняла Эмелин, был не в том, получится ли у Сигурда сделать что-то великое. Ему нужно было только попытаться. Слава, деньги, известность – все это лишнее, когда речь идет о человеке-алмазе, который укреплял себя годами. Современный же городской раб – это размякший уголь. Хотя, далеко не каждый городской раб такой. Сила все еще существует в этом мире, и хотелось бы верить, что она никогда не исчезнет. Она будет проявляться в домашних и бездомных, в известных и безызвестных, в веселых и грустных, и эта сила будет вести их к неким великим свершениям, пусть даже они будут происходить внутри и никого больше не затронут.