Как подействовало на Гиезия чудо благодати над Нееманом, вызвало ли это исцеление Неемана удивление великой милостью Божией, оказанной язычнику

То, что случилось, было совершенно неслыханно; такого еще не было в Израиле. Нееман не был израильтянином; он принадлежал к необращенному, неверующему и идолопоклонническому народу сирийскому. Притом он был военачальник врагов Израиля, народа Божия. И вот Бог умилосердился над ним - Он, через пророка, освободил Неемана от его злой болезни - проказы. Гиезий был при этом очевидцем. Видеть такое чудо не приключилось ни одному израильтянину! Но случилось еще большее. Нееман пришел к живой вере в Бога Израилева. Не должны были бы мы ожидать, что такая особенная милость тронет самое холодное и самое черствое сердце? Но у Гиезия не случилось ничего подобного.

Вызвало ли это чудо в Гиезий радость при бескорыстии его господина, пророка? Каждый израильтянин начинал свой путь веры с жертвы и приношений; он вовсе не мог иначе вступить в общение с Богом и Его народом. Так должно бы быть и у Неемана. И вот Нееман весьма охотно желал дать, заплатить и пожертвовать; у него было достаточно, чтобы сделать это. Но как он ни принуждал пророка принять предложенные сокровища, пророк не дал склонить себя: он отклонил все это во имя Бога, перед Которым стоял. Без денег и безвозмездно, свободно, как воздухом, должен был он пользоваться полученным спасением. Какой причиной к радости было бы это событие для всякой верующей души, ибо так открылась бы дверь к свободному спасению, исцелению и очищению еще для многих таких же несчастных! Но было бы слишком много ожидать этого от такого себялюбивого, материального человека, каким был Гиезий, который не думал научиться от своего господина хотя бы и немного в этом направлении. Господину его было удовольствием все иметь для других и ничего для себя.

Однако, может быть, это чувство вызвало у Гиезия решение как можно скорее возвестить своим собратьям об этой милости? Как близко могло бы это быть ему, который сам пережил это! Сколько было в Самарии (4 Цар. 7:4-9) и во всем Израиле в те дни прокаженных, участь которых была гораздо невыносимее, нежели участь сирийского военачальника! Какой радостной вестью была бы эта милость для несчастных! Гиезию не стоило ни гроша говорить об этом каждый раз, когда он встречал их. Ему все эти несчастные, конечно, поверили бы, если бы он поведал им о силе Божией, проявленной над Нееманом, и засвидетельствовал о милосердии пророка и щедротах Божиих. Но сам-то Гиезий был здоров, у него не было недостатка ни в чем; зачем же ему иметь сострадание к другим, зачем принимать к сердцу нужду других и думать о том, чтобы их осчастливить? Он спокойно давал пророку жить святой жизнью, не заботясь о страдающих вокруг него; он ожесточал свое сердце при ярком свете. Ах, иной Гиезий еще и сегодня имеет место среди народа Божия! Сам свидетель многих дел милости Божией, он все же никогда не хочет открыть свои уста в прославление своего Господа и для спасения тех, которые погибают в своей греховной проказе. Сердце такого Гиезия холодно, без любви и без сострадания. О чудо! - и такое случается при ежедневном ярко сияющем свете!

Но неужели ничего не интересовало Гиезия при исцелении Неемана и ни на что не обратил он внимания при этом?

Смотрите, всем, что могло привлечь внимание этого человека, оказалось богатство Неемана. Оно тотчас же произвело совершенно неизгладимое впечатление на него. Гиезий не мог забыть его. Вероятно, Нееман очень много положил к ногам Елисея, говоря: "Прими дар от раба твоего!" (ст. 15). Не привез ли богатый полководец десять талантов серебра и 6000 сиклей золота с десятью переменами одежд? Подумайте только, если Нееман развернул это перед пророком! Глаза Гиезия тотчас ослепились, рассудок его смутился и все сердце его пленилось, лишь только он направил на это свой взор. Может быть, он подумал: "Если мой господин получит только половину этого, то сразу сделается богатым человеком. В нашей кухне и в нашей кладовой не будет больше так пусто, и на мою долю попадет, конечно, кое-что!"

Мало ли существует этих рабов алчности, которые давно перестали интересоваться чудесами милости Божией? Горе, если глаза их упали на земное и если эту собственность другого они захотели иметь у себя: она не дает им спать. Еще другое заметил Гиезий.

Ему во всем этом деле его господина не нравится отклонение богатых, подарков. Послушайте, как он говорит об этом в своем сердце: "Вот господин мой отказался взять из руки Неемана, этого Сириянина, то, что он приносил" (ст. 20). С пренебрежением называет он военачальника "этот Сириянин"; у "этого" принадлежащего к языческому народу чужестранца его господин не взял ничего. Это ему не нравится. Пожалуй, он подумал: "Воистину великая глупость делать что-либо подобное! Но, - может быть, поправил он сам себя, - таковы ведь все благочестивые люди: они никогда не видят своей собственной пользы. Они в таких делах тотчас примешивают Бога, будто Он предписывает так поступать, как они делают. Что же касается подарков Неемана, - думал он, - то здесь, без сомнения, перед Богом все совершенно в порядке, потому что Елисей не предъявил никаких требований, - и этот богатый сириянин сам совершенно добровольно положил все к его ногам и серьезно принуждал пророка принять их" (ст. 16). Правда, он прямо не порицает своего господина, но, по его мнению, господин поступил безрассудно. Гиезий не может оставить этого так. Он очень заинтересован богатством.

Тут возникает в нем решение использовать это дело для себя. Тихо или громко говорит он себе: "Жив Господь! побегу за ним я, и возьму у него что-нибудь" (ст. 20). Может быть, за полчаса перед тем его господин говорил: "Жив Господь, перед лицом Которого стою! не приму!" (ст. 16). И вот Гиезий повторяет за ним как раз противоположное. Послушайте только - он призывает имя Господне так же, как пророк; он научился от него языку ханаанскому. Не доверяйтесь этому языку - он применяется каждым Гиезием и к грязным делам. И каждый раз, когда вы услышите такого Гиезия, говорившего во имя Господне, вы можете быть убеждены, что его господь, о котором он говорит, не есть Господь Елисея. Как больно, однако, когда многие, говоря: "Отче наш, сущий на небесах", - лучше сделали бы, если бы сказали: "Отче наш, сущий в аду!" По делам мы можем узнать таких Гиезиев; их дела отличаются от дел Елисея, как небо от земли. Смотрите, Гиезий готов брать там, где его господин не хотел коснуться даже нитки. Гиезий твердит себе: "Взятие должно совершиться быстро; побегу, потому что этот сириянин едет, а я пеший". О, как они прилежны в своем деле, эти Гиезий! И как им не быть таковыми! "Может быть, хоть раз в жизни улыбнется мне это счастье", - говорит Гиезий себе и спешит - спешит за ним. Вы видите здесь, как в то время, когда совершались священные события, в сердце Гиезия действовал враг. Ах, если бы так было только в то время, если бы в наши дни никто в таком святом положении не давал бы места диаволу!