Насколько жестко соблюдались противоэпидемические меры на уровне императорских резиденций

 

О том, насколько строго соблюдались карантины, свидетельствует эпизод, описанный в записках Екатерины II. Зимой 1748/49 гг. великая княгиня Екатерина Алексеевна, побывав в доме генерала С. Апраксина, случайно узнала, что во время этого визита дочь генерала умирала в своих комнатах от оспы: «Я перепугалась: все дамы, приглашенные с нами на обед к генералу Апраксину, то и дело сновали взад и вперед из комнаты этого больного ребенка в покои, где мы были. Но и на этот раз я отделалась только страхом».

В 1750 г. она видела переболевших оспой графинь Воронцовых: «младшая стала еще некрасивее, потому что черты ее совершенно обезобразились, и все лицо покрылось не оспинами, а рубцами». А вскоре заболел оспой парикмахер самой Екатерины Алексеевны.[963] Когда доложили, что у парикмахера оспа, «я отделалась страхом, что схвачу оспу, но не заразилась, хоть он мне и причесывал голову».

Таким образом, на основании приведенных эпизодов можно констатировать, что, во‑первых, карантинные меры, принимаемые при Императорском дворе, были малоэффективны; во‑вторых, красавица Елизавета Петровна, переболевшая оспой в молодые годы, вела себя самоотверженно, сознательно подвергая себя риску инфекционного заболевания; в‑третьих, будущая Екатерина II, несколько раз прошедшая в 1740‑х гг. буквально в двух шагах от этой болезни, сделала для себя определенные выводы, пройдя через процедуру оспенной прививки в 1768 г.

 

Что подтолкнуло Екатерину II к решению о прививке оспы [964]  себе и наследнику

 

Зимой и весной 1767 г. по Петербургу прокатилась эпидемия оспы. В мае 1768 г. в Петербурге на 24‑м году жизни скончалась от оспы графиня Анна Петровна Шереметева,[965] невеста графа Никиты Панина, воспитателя цесаревича Павла Петровича. Екатерина II прекрасно помнила, как перенесенная оспа обезобразила лицо ее мужа – императора Петра III Федоровича. Поэтому она немедленно уехала в Царское Село с сыном – великим князем Павлом Петровичем.[966] Любопытно, что воспитатель Павла Н. И. Панин приехал в Царское Село только две недели спустя, то есть он выдерживал карантин. Вскоре Екатерина II написала российскому посланнику в Англии о своем желании срочно седлать прививку оспы себе и своему сыну – 14‑летнему великому князю.

 

И. П. Аргунов. Графиня А. П. Шереметева. 1760‑е гг.

 

А. Рослин. Граф Н. И. Панин. 1777 г.

 

Ф. С. Рокотов. Великий князь Павел Петрович. 1761 г.

 

О мотивах этого, безусловно, решительного поступка императрица писала графу П. С. Салтыкову в 1768 г.: «Я, не имев оспы, принуждена была как о Себе самой, так и о Великом Князе при всех употребляемых предосторожностях, быть, однако ж в беспрерывном опасении, особливо нынешнего лета, как она в Петербурге умножилась, почла Я Себя обязанною удалиться из оного и вместе с Великим князем переезжать с места на место. Сие побудило меня сделать сим опасениям конец и прививанием Себе оспы, избавить Себя, так и государство от небезопасной неизвестности».

Поскольку это решение касалось здоровья императрицы и ее сына, то оно немедленно перешло в разряд особо важных. Алгоритм последующих действий был отработан. Немедленно отправили письмо в Лондон к российскому посланнику графу А. С. Мусину‑Пушкину[967] с задачей лично озаботиться подбором врача, способного провести прививку оспы. После консультаций с врачами посол выбрал Томаса Димсдейла (1712–1800), которому отправили соответствующее приглашение. Впоследствии Димсдейл вспоминал: «Однажды вечером, в начале июля 1768 г., прибыл в Гертфорд курьер. Он доставил мне письмо от его превосходительства господина Мусина‑Пушкина, российского посла, который извещал меня, что императрица желала вызвать искусного врача в Санкт‑Петербург с целью ввести там оспопрививание и что, вследствие дошедших до него рекомендаций, он желал видеться со мной сколь возможно скорее». Спустя некоторое время в ходе беседы с послом Димсдейл «узнал тогда, что он советовался по этому делу с некоторыми искусными медиками и что они единодушно говорили в мою пользу. Его превосходительство присовокупил все, что мог сказать ловкий адвокат с целью призвать меня к этой службе, он уверял меня, что все будет устроено и определено согласно моему желанию, а именно мое положение, мое жалованье, и что мне дана будет совершенная свобода возвратиться на родину, когда я рассужу за благо. Впрочем, при этом свидании ничего более не происходило; мне только давали знать намеками, что, кроме выгод всей империи от этого приглашения, некоторые лица самого высокого сана будут, вероятно, предметом моей поездки».[968]

 

Барон Т. Димсдейл

 

По приезде в Россию Т. Димсдейл в первую очередь озаботился подбором оспенного материала для прививки. Отмечу, что перед прививкой Екатерина II подписала документ, гарантировавший безопасность Т. Димсдейла и его сына в случае ее смерти. После нескольких пробных (не всегда удачных) прививок, проведенных кадетам 1‑го Сухопутного шляхетского корпуса, врач провел оспопрививание Екатерине II. Врач вспоминал, что ребенок, которого он выбрал, «как наиболее способного, и на котором оспа начала уже показываться, в то время спал. Мой сын взял его на руки, закутал в свою шубу и снес в карету. В ней, кроме нас, никого не было; нас подвезли к большому подъезду дворца, к тому, который ближе всех к Миллионной.[969] Затем мы вошли потайным ходом во дворец, где нас встретил барон Черкасов и провел к императрице». Это был 6‑летний мальчик Александр Данилович Марков. 21 ноября 1769 г. ему пожаловали дворянство и фамилию Марков‑Оспенный. В описании диплома на дворянское достоинство указывалось: «В золотом поле обнаженная рука с изображением на ней выше локтя зрелою оспиною в природном виде с завороченную около плеча рубашкою проходящая поперек от левыя стороны щита, которая держит перпендикулярно распускающийся красный розовый цветок с зеленым стеблем и листьями… Над щитом стальной шлем, на нем вертикально роза с зеленым стеблем и листьями. Намет справа красный, слева зеленый, подложен золотом».

 

Чайно‑кофейный сервиз, подаренный Т. Димсдейлу Екатериной II

 

Вензель Т. Димсдейла на предметах сервиза

 

Дворянский герб А. Маркова‑Оспенного. 1769 г.

 

12 октября 1768 г. Т. Димсдейл провел инокуляцию императрице в ее личных комнатах в Зимнем дворце. После прививки Екатерина II немедленно выехала в Царское Село. Т. Димслейл все время болезни безотлучно находился при больной, ведя поденные записи о ходе болезни. Отмечу, что это одна из самых ранних из дошедших до нас историй болезни первых лиц империи.[970]

Следует подчеркнуть, что саму процедуру прививки оспы обставили в Зимнем дворце, как совершенно секретное мероприятие, да и отъезд в Царское Село, где меньше посторонних глаз, был вызван желанием сохранить информацию о произошедшем в тайне. Лишь тогда, когда стало понятно (на 5‑й день), что императрица не умрет, информацию о проведенной прививке довели до сведения придворных. И только после того, как императрица выздоровела и вернулась из Царского Села в Зимний дворец, прививку сделали наследнику Павлу Петровичу (1 ноября 1768 г.). В этот день Екатерина II писала в одном из писем: «И вот менее чем в три недели я, благодарение Богу, покончила с этим делом и навсегда освободилась от всякой боязни этого страшного недуга». Оспенный материал для прививки Павлу Петровичу взяли у младшего сына придворного аптекаря М. Брискорна. Течение болезни наследника было продолжительнее, чем у императрицы, но в целом благоприятное.

Подав личный пример, Екатерина II с полным основанием могла приказать сделать прививку от оспы и всему своему окружению, что и сделали 140 придворным, включая ее фаворита, графа Г. Г. Орлова. Прививка императрицы, наследника и полутора сотен аристократов стала настоящей сенсацией осени 1768 г. Екатерина II писала российскому послу в Лондоне: «Ныне у нас два разговора только: первый о войне,[971] а второй о прививании. Начиная от меня и сына моего, который также выздоравливает, нету знатного дома, в котором не было по нескольку привитых, а многие жалеют, что имели природную оспу и не могут быть в моде. Граф Григорий Григорьевич Орлов, граф Кирилл Григорьевич Разумовский и бесчисленных прочих прошли сквозь руки господина Димсдаля, даже до красавиц… Вот таков пример». В декабре 1768 г. Т. Димсдейл выехал в Москву, где также провел вакцинацию сановников.[972] Надо отдать должное и смелости самой императрицы, и ее вере в медицинскую науку.[973] В память об этом событии выбили памятную медаль[974] с изображением Екатерины II и надписью «Собою подала пример. Октября 12‑го 1768 года».[975]

 

Медаль 1768 г. в память о прививке оспы

 

В этой истории, естественно, имелась и материально‑статусная составляющая. Конечно, Екатерина II оплатила проезд врача в оба конца и выплатила из средств Кабинета Ея Императорского Величества щедрый гонорар. В 1769 г. Т. Димсдейлу пожаловали титул барона и герб, описание которого дано в «Общем Гербовнике дворянских родов Всероссийской Империи». Императрица также присвоила ему звание лейб‑медика, чин статского советника и пенсию в размере 500 фунтов стерлингов в год.[976] В число роскошных подарков входил и чайно‑кофейный сервиз,[977] созданный на Императорском фарфоровом заводе в Санкт‑Петербурге. Сервиз был рассчитан на 19 персон (по количеству гнезд для чашек в ложементе кофра).[978] Особое место в нем занимают чашка с крышкой, блюдцем и ложкой с золоченым «вензеловым именем» владельца.