Как в 1831 г. перенесла эпидемию холеры семья Николая I

Великая княгиня Ольга Николаевна вспоминала, что «холера быстро распространялась вдоль по Волге. Ее еще не знали в Европе и думали, что можно ее сломить, как чуму, средствами дезинфекции. Как только она добралась до Петербурга, Двор замкнулся в строгий карантин. Никто не имел права въезда в Петергоф. Лучшие фрукты этого особенно теплого лета выбрасывали, также салат и огурцы. Кадетские корпуса одели своих воспитанников во фланелевые блузы. Им посылался чай и вино. Мы, дети, не понимали опасности и радовались удлиненным каникулам ввиду того, что наши учителя не могли покинуть город». Но, наряду с естественной тревогой, в царской семье летом 1831 г. случилась и радость: 27 июля 1831 г. в Петергофе императрица Александра Федоровна родила третьего сына – великого князя Николая Николаевича (Старшего).[1048]

Николай I на Сенной площади в 1831 г.

Что касается самого Николая I, он не единожды рисковал, периодически выезжая в столицу. В этом была острая необходимость, поскольку по стране прокатилась волна холерных бунтов, подогреваемая слухами о том, что чиновники травят народ.

Дочь Николая I вспоминала: «В один прекрасный июльский день этого лета, который был удушлив как никогда и в который солнце светило красным отблеском в сером чаду, пришло известие из Петербурга, что там поднялся бунт. В отчаянье от холерной эпидемии, уносившей ежедневно до трехсот жертв, чернь восстала против врачей и начала их избивать, уверяя, что они отравляют больных. Папа сейчас же сел в свою коляску и, сопровождаемый Орловым, поехал прямо к рынку на Сенной площади. Его неожиданное появление оказало магнетическое действие. Все головы обнажились. „Дети, – воскликнул он своим низким, звучным голосом, покрывшим мгновенно гул толпы, – дети, что вы делаете? На колени – ваш Государь требует этого, на колени и просите у Господа прощения“. И толпа, только что бунтовавшая, встала, рыдая, на колени. С этого дня порядок больше не нарушался. Через несколько часов Папа вернулся в Петергоф, взял ванну, переменил одежду и появился вовремя к столу, так что Мама не заметила его длительного отсутствия».

Барельеф «Николай I на Сенной площади в 1831 г.» на памятнике Николаю I

Обратим внимание на упоминание о ванне. Это была тогда стандартная процедура для предотвращения занесения заразы. В камер‑фурьерском журнале упоминается, что 15 июля 1831 г., вернувшись в Царское Село, император поехал прямо в Слоновник[1049] и «изволил тут вымыться в приготовленной теплой ванной». 23 июля, «по прибытии на место, называемое Слоновые Сараи, изволил тут вымыться в приготовленной тёплой ванной, и после того прибыл в Новый дворец»; 26 июля «приехал благополучно в 12‑м часу вечера в очистительный Дом в саду за Александровскими воротами, где как Его Величество, так и люди с ним бывшие, мылись в ваннах и другие надели платья, а свои оставили в окурке.[1050] После того Его Величество прибыл в Новый дворец в 1‑м часу полуночи».

В эту эпидемию семья Николая I не пострадала, но, заразившись холерой, 15 июня 1831 г. умер в Витебске, проболев менее суток, великий князь Константин Павлович, старший брат Николая I.

Какие алгоритмы санитарно‑противоэпидемических действий реализовывались при холерных эпидемиях 1848 и 1871 гг

Когда в июне 1848 г. в Санкт‑Петербурге началась вторая эпидемия холеры, имелся уже отработанный алгоритм предпринимаемых действий. Еще в октябре 1847 г. Николай I высочайше повелел: «На случай появления в Санкт‑Петербурге болезни холеры устроить в Зимнем дворце временные больницы, для проживающих в сем дворце чинов и особ: одну для мущин в нижнем этаже в комнатах принадлежащих должностям 2 запасной половины, другую для женщин в комнатах верхнего этажа[1051] той же половины под № 56».[1052]

Немедленно в Зимнем дворце начались работы по устройству указанных временных больниц. Заведовал ими гофмедик А. Е. Биш.[1053] Две временные холерные «больницы» вмещали по 10 кроватей для мужчин и 10 – для женщин.[1054] К сожалению, в документах не указано, насколько востребованными оказались эти холерные палаты. В декабре 1848 г. приняли решение об упразднении находящейся «в верхнем этаже» Зимнего дворца холерной больницы (той, что была для женщин).[1055]

Что касается императорской семьи, то время с весны и до поздней осени 1848 г. они провели в Царском Селе и Петергофе, плотно оцепленными гвардейскими частями: «Лето 1848 г. Двор безвыездно провел в Царском Селе, где были приняты самые строгие меры для охраны членов Царствующего дома от занесения свирепствовавшей в Петербурге и по всей России холеры».[1056] О том, что карантинные меры были не всегда эффективны, свидетельствуют материалы, связанные с третьей эпидемией холеры,[1057] начавшейся в Петербурге в 1871 г. Тогда придворные врачи вновь немедленно запустили привычные алгоритмы противохолерных мероприятий, ограничивая поток людей, ежедневно проходивших через хозяйственные структуры Зимнего дворца. Тем не менее, болезнь проникла в главную императорскую резиденцию – Зимний дворец.

26 февраля 1871 г. в рапорте главного врача Придворно‑конюшенного госпиталя на имя управляющего Придворной медицинской частью сообщалось: «Сего числа в первом часу пополуночи доставлен… из Зимнего дворца при записке дежурного гоф‑медика Крюкова вольнонаемный работник крестьянин здешней губернии Путиловской волости Василий Николаев Парфенев, 16 лет… одержимый значительным расстройством пищеварительных органов». При этом «расстройства» носили явно выраженный «холерический характер (понос, рвота, упадок пульса и голоса, охлаждение конечностей и синеватость кожи)».[1058] 3 марта заболевший холерой юноша умер в госпитале.

Затем подобные рапорты от дежурных гофмедиков Зимнего дворца пошли буквально потоком. 6 марта 1871 г. гофмедик Крюков рапортом сообщил: «В 5 часов пополудни 5 марта был я позван в подвальный этаж Зимнего дворца к финляндцу газовщику Роткину, который ночью находился на дежурстве, почувствовал озноб, утром незначительное расстройство желудка… около часу назад… судороги в спине и рвота».[1059] После этого заболевшего немедленно отправили в госпиталь. Болезнь развивалась так стремительно, что 36‑летний уроженец Выборгской губернии Поль Польсон Рюткянен умер от холеры в 10 часов утра 6 марта 1871 г. На следующий день в госпиталь отправили жену умершего газовщика.

К этому времени в придворном Конюшенном госпитале открыли холерное отделение на 24 кровати, в Зимнем дворце – приемный покой на 2 кровати; 23 июля открыли холерное отделение в Царскосельском Дворцовом госпитале.

Поскольку заболевали преимущественно работники, квартировавшие в подвале Зимнего дворца, то придворные медики, прекрасно знавшие условия жизни в подвалах, воспользовались ситуацией, для того чтобы изменить образ жизни рабочих к лучшему. 8 марта 1871 г. управляющий Придворной медицинской частью рапортом на имя министра Императорского двора сообщал результаты осмотра подвалов: «Помещение для 20 чел. дровоносов под аптекою на Черном дворе и таковое же для 20 чел. под Военной галереей весьма тесны, комнаты чрезвычайно низки, воздух спертый и совершенно недостаточно света, а потому люди в этих помещениях оставаться никак не могут… отхожее место, а также помойные ямы на Черном маленьком дворике, в которую сливают помои и другие нечистоты из Главной кухни и прочих должностей, распространяют по двору сильное зловоние и требуют посыпки хлористой известью и вливания в помойную яму и ретирадные ящики крепкого раствора железного купороса».[1060] Однако изменить ситуацию с жильем в Зимнем дворце для многочисленной обслуги было фактически невозможно, и все осталось как есть.

Эпидемия холеры продолжала развиваться, и вспышки болезни были зарегистрированы буквально у дверей императорских половин. Так, в начале марта 1871 г. заболела камер‑фрау императрицы Марии Александровны, хранительница коронных бриллиантов[1061] К. К. фон Винклер. После «незначительного бреда» камер‑фрау пошла на поправку, хотя у нее сохранялась «нервная слабость».[1062]

30 марта 1871 г. в Зимнем дворце одновременно заболели три человека: у дворцового гренадера, стоявшего на дежурстве в Темном коридоре Зимнего дворца на половине Александра II, началась рвота; у урядника казачьего пикета Николая Евтушенко, стоявшего в карауле в Фельдмаршальском зале, – тошнота; у рядового лейб‑гвардии Семеновского полка Бурова, находившегося на гауптвахте Зимнего дворца, – расстройство желудка.[1063]

Список заболевших холерой прямо в Зимнем дворце свидетельствует, что болели преимущественно простолюдины: дворцовый гренадер 66 лет; 30‑летний кондитерский помощник; садовник высочайшего двора; истопник Гатчинского дворца и др. Последний документ о заболевании холерой среди дворцовых служащих был зафиксирован Придворной медицинской частью в ноябре 1871 г.

Накопленный опыт по борьбе с холерой вылился в составленное Инспекцией Придворной медицинской части «Наставление о том, как поступать в ожидании и при появлении холеры» (Царское Село, 1908), в котором констатировалось, что «холера есть заразная болезнь», что «главным признаком этой болезни служит понос» и «чтобы уберечься от заразы, следует в точности соблюдать следующие советы: необходимо соблюдать чистоту и опрятность в жилье, для дезинфекции отхожих мест, мусорных и выгребных ям рекомендуются нижеследующие средства: едкая известь, серно‑карболовый раствор, раствор хлорной извести, щелочно‑дегтярная смесь».

Одним из главных средств борьбы против эпидемических болезней стало превращение пригородных дворцовых городов в образцовые с санитарно‑эпидемической стороны. Важным шагом в этом направлении стала организация городской канализации и водопровода.