Страдальческая юность святителя Гурия, просветителя Казани

(Память 5 декабря)

Как любящий и мудрый отец с некоторой суровостью ведет своих детей для того, чтобы заранее выработать в них силу воли и закалить их мужество в жизненной борьбе, точно так же Господь с детства испытывает Своих избранников.

Юность святителя Гурия, первого архиепископа Казанского, напоминает во многом судьбу библейского Иосифа. Родину святитель Гурий имел общую с великим чудотворцем земли Русской, Сергием Преподобным, – городок Радонеж Ростовской области. Как и преподобный Сергий, он происходил из дворянского рода. Но родители его, Руготины, были бедны и незнатны. Воспитан он был в благочестии и обучен грамоте. По общему обычаю тогдашних небогатых дворян он поступил служить в дом богатого князя Ивана Пенькова.

Тихо проходили трудовые дни отрока Григория: в тщательном исполнении его обязанностей, в свободное время – в молитве, в чтении Слова Божия. Невеликая доля выпала ему, и ею был доволен благоразумный юноша. Но и в этой скромной доле ему не пришлось пожить спокойно.

Григорий больше всего любил церковь, любил маливаться и дома. Безупречный нравом, он постом смирял движения плоти, был нищелюбивым, умным, расторопным, сообразительным человеком, на которого можно было положиться. Григорий заслужил полное доверие князя и княгини, и они поручили ему управление всем своим хозяйством. Но тут товарищи позавидовали ему и взвели на него страшную клевету. Не проверив ее, князь велел убить Григория. К счастью, у князя был сын, который решил проверить лично взведенное на Григория обвинение, и он оказался ни в чем не повинным. Молодой князь убедил отца пощадить Григория. Старик, вместо того чтобы вознаградить его за понесенное оскорбление, заключил его в тяжкое заключение.

По распоряжению князя был выкопан глубокий ров, и в этот ров опущен деревянный сруб. Туда бросили Григория и захлопнули за ним дверцу. Свет проникал в сруб через малое оконце. В это оконце Григорию, как скоту, бросали пищу, причем на пять дней ему полагалось по одному снопу овса с небольшим количеством воды.

Как легко было в такой жизни, терпя за все свое добро напрасно, как легко было отчаяться и возроптать! Но юноша все терпел спокойно. Он укреплял себя мыслью о том, что так же невинно страдали за Христа древние мученики, и эту вопиющую несправедливость он принял на себя как добровольный подвиг.

Шел месяц за месяцем с обычной сменой времен года… Трескучая морозами зима сменялась радостной весной, знойным летом, потом осень шуршала в сухих листьях деревьев. А положение несчастного заключника оставалось без перемен. Григорий Руготин все сидел в своем подземелье.

Уже к концу второго года его заключения один из товарищей Григория по службе упросил сторожа позволения подойти к оконцу сруба, чтобы поговорить с Григорием. Приникнув головой к оконцу, он спросил товарища, как он себя чувствует. Григорий ответил, что он всем доволен и славит Бога. Товарищ предложил приносить Григорию иную пищу, но Григорий отказался и объяснил ему, что часто душа тем более портится, чем слаще жизнь человека, и что горше всего для человека не терпение горя, а неумение справляться с этим горем, которое воля Божия послала ему на пользу.

Григорий просил другого, чем пищи. Он просил, чтобы ему доставили бумаги, чернил и трость, которой тогда писали вместо нынешних перьев. Это все было ему доставлено, и тут он начал работать. Он занялся писанием азбук для детей и, написав их, поручал товарищу их продавать, а вырученные деньги были раздаваемы нищим. Из них Григорий не оставлял себе решительно ничего, кроме того, что употреблял на покупку новой бумаги и чернил.

Изумительная сила духа, изумительная сноровка в делании добра человеком, сидевшим на овсе и сырой воде, лишенным возможности двигаться, – ив этом месте жестокой пытки занимавшимся благотворением бедным, принося еще пользу детям!

Эта черта любви к просвещению осталась в Григории навсегда. Впоследствии в Казани он основал близ города Зилантов монастырь и завещал инокам этой обители обучать детей грамоте.

Паства казанская вспоминает эту черту святителя. И доселе хранится в Казани трогательный обычай: когда детей начинают учить грамоте, то обыкновенно предварительно служат молебен у раки святителя Гурия.

Если бы Григорию не блеснула непосредственная Божия помощь, то, вероятно, он бы очень долго просидел в своем горестном заключении. О нем начинали забывать, а грозному князю никто не смел о нем напомнить.

Уже более двух лет сидел он в своем срубе, как однажды внезапно засиял свет у входа в его темницу. В ужасе юноша встал на молитву: доселе никогда двери эти не открывались. Свет лился все сильней. Тогда Григорий решил коснуться рукой дверей. Они отворились сами собой. Он понял тогда волю Божию, взял бывший с ним образ Богоматери и, покрываемый Богом, никем не замеченный, среди дня, неся икону, ушел из дома княжеского и города Радонежа за заставу, откуда стал держать путь в известный Иосифо‑Волоколамский монастырь.

Вот он на свободе!.. Но свобода его будет в Боге. Мир не увидит того, кто миром был обижен. Он несет то сокровище, которое было для него лучом света в его страдании, перед которым он лил свои слезы, к которому неслись его воздыхания: с ним та икона Богоматери, которая делила с ним его заключение, Владычице мира будут посвящены отныне его мечты. И он станет иноком, чтобы исполнить обет, произнесенный им в темнице.

В обители преподобного Иосифа Волоколамского (в Московском княжестве), известной тогда по строгой жизни иноков, Григорий Руготин принял пострижение с именем Гурия. После долгих подвигов здесь Гурий был возведен на игуменство в этой обители, откуда переведен в один из монастырей Тверской епархии.

Когда было завоевано Казанское царство, было решено для новой присоединенной земли избрать архиепископа. Избрание происходило особенным образом: по совершении молебствия митрополитом из четырех жребиев взят был с престола один. Это был жребий Гурия. Потом взят был один из двух, это опять был жребий того же избранника.

В 1555 году святой Гурий собранием архипастырей рукоположен в сан архиепископа Казанского. Весь его путь до Казани являлся сплошным молением, так как всюду его встречали молебствиями и сам он по всем городам совершал молебствия.

Рано испытав людскую несправедливость, святитель Гурий отличался особенным милосердием ко всем бедствующим. Он был попечителем вдов и сирот, заступался за обижаемых и выводил людей из различных бедствий. Для нищих у него была постоянно еда на архиерейском дворе. После дня, посвященного заботам пастырства, он почти всю ночь проводил на молитве.

Последние три года своей жизни святитель Гурий лежал больным, не мог совершать служение и даже ходить в храм. Но дух его молился, и молитвой он низводил благодать небесную на паству свою. В великие праздники его носили к Литургии в соборный храм Благовещения Богоматери, им построенный. Здесь он сидел или лежал, слушая службу Божию. Душа его стремилась молиться вместе с паствой своей в дни общей хвалы и молитвы.

Блаженная кончина его последовала 5 декабря 1563 года.

Память святителя Гурия связана с судьбой одного юноши, отец которого был сотрудником святителя.

По царскому повелению в Казань к святителю Гурию в помощь был послан боярин Иоанн Застолбский. Это был человек образованный, обширного, основательного ума, великого усердия к святителю Гурию. Он почитал святителя при жизни, почитал его и по смерти. Когда святитель скончался, Застолбский воздвиг над его могилой надгробный камень и обнес его каменной палаткой, где впоследствии сам лег со своим сыном.

Сын его Нестор с детства отличался тихим нравом и ребенком являлся мужем по разуму и по степенному поведению своему. Он смирял тело свое постом и молитвой, потихоньку ото всех носил под рубашкой власяницу. Сверху, чтобы скрыть свой подвиг, надевал он красивую боярскую одежду. От поста истощено и бледно было лицо его и тело. Казалось, он ничего не ест. А во взоре его сверкало всегда тихое умиление.

Великое богатство отца не привлекало нисколько мыслей Нестора, и, еще не постриженный, он казался иноком. Ему нетрудно было уговорить своего благочестивого отца разрешить ему постричься. Он принял постриг в Казанском Преображенском монастыре с именем Нектарий. Недолго он жил и вскоре после пострига отошел к Богу. Отец принял покорно его смерть и положил его возле святителя Гурия в том монастыре, где затем сам он принял иночество с именем Иона. Недолго пожив монахом, скончался и он, завещав схоронить себя в той же палатке, какую он устроил над гробницей святителя Гурия и в которой положил своего сына.

Близ соборного храма Спасо‑Преображенского монастыря доселе сохраняется эта палатка. В ней лежат митрополит Ефрем, помазавший на царство царя Михаила Феодоровича Романова, и иноки Иона и Нектарий, в миру Иоанн и Нестор Застолбские.

Память благородного сына и благочестивого отца не забыта в Казани, и богомольцы, бывающие в Преображенском соборе, обыкновенно служат о них панихиды. Многие скажут: «Зачем оставлял отца единственный сын, причиняя ему горе?» Но теперь в Царстве Небесном, в вечной славе, разве не оправдалось то стремление, которое влекло юного Нестора к духовному подвигу?..