Скорбная юность святителя Варсонофия, епископа Тверского

 

 

(Память 11 апреля)

 

Великое торжество совершилось 1 октября 1552 года: рать царя Иоанна Васильевича взяла столицу царства Казанского – славный город Казань.

Еще так недавно татары угнетали Россию, свою данницу. А теперь русская рать победоносно входила в Казань, являвшуюся одной из значительнейших частей распавшейся Золотой Орды.

Значение этого события было необычайно велико. А по вере русских людей, само небо участвовало в событии покорения татарской Казани.

Когда еще до Казанского похода был заложен первый оплот русской силы в Казани – крепостца Свияжск с храмом Преподобного Сергия, у иконы которого совершались там многие исцеления, – пленные черемисы рассказывали:

– Лет за пять до основания города, когда это место было пусто, часто мы здесь слыхали русский церковный звон. В страхе мы послали легких молодых людей посмотреть, что такое происходит. Они слышали голоса, прекрасно поющие, как будто в церкви, и никого не видели, кроме одного вашего старого инока, который ходил со крестом, благословлял на все стороны, как будто размеривал то место, где теперь город, и все то место наполнялось благоуханием. Посланные нами покушались ловить его. Он становился невидим. Пускали в него стрелы – стрелы не ранили его, летели вверх, падали на землю и ломались. Мы сказывали о том нашим князьям, а они царицам и вельможам в Казани.

По иконе старца узнали: то великий Сергий отмеривал Руси Казанское царство.

Казанский поход царя Иоанна Васильевича имел вид великолепного духовного торжества. В рядах войска несли иконы, слышались постоянные молебствия. Из сел и городов по пути выходили встречные крестные ходы.

Взятие Казани было назначено на день Покрова Богоматери, 1 октября. Дьякон читал в походной церкви Евангелие и дочитал до слов «…и будет едино стадо, и един пастырь», когда раздался первый взрыв подкопов, подведенных русскими под стены Казани. А при словах сугубой ектении «О еже покорити и пособити под нозе его всякого врага и супостата», – второй взрыв поднял на воздух стены казанские. К концу Литургии примчалась весть: «Казань взята».

В новоприсоединенную Казань был послан епископ Гурий и два достойных ему помощника, архимандриты Герман и Варсонофий, игумен Песношский. Этому последнему была поручена новая обитель Преображенская, которую он должен был сам основать в Казани.

Судьба Варсонофия необыкновенна.

С ранней юности он перенес тяжелое испытание, и перенести его мог только силой своей веры. Когда же это испытание прекратилось, благоразумный юноша не захотел вернуться в мир и продолжал идти уже вольной волей по тому пути скорбей и лишений, на который поставила его так рано Божия воля.

Святитель Варсонофий происходил из окрестностей Москвы и был сыном серпуховского священника Василия. Отрок Василий был мальчик тихий, разумный, способный к книжному учению. Он рано и быстро усвоил себе грамоту. Псалмы Давида составляли любимое его чтение.

Быть может, с возрастом мир привлек бы Василия и явился бы помехой его исключительной любви к Богу. Но молодую душу сторожило страшное испытание.

В то время случались набеги на русские владения татар. В один из таких набегов крымские татары добрались до Серпухова и увели с собой в плен мальчика Василия. Такие события бывали в те времена не редкостью. Как раз в такой набег 1512 года, при великом князе Иоанне Третьем, правый берег реки Оки был опустошен полчищами хана Менгли‑Гирея. Вероятно, тогда и был захвачен ими Василий.

Можно представить себе, что переживал бедный мальчик. В этом раннем возрасте, когда так необходимо жить среди любящих и близких людей, очутиться в тяжелом плену среди чуждого народа, не видать никогда той церкви, в которую привык ходить ежедневно, не слышать ни одного русского слова, не радоваться встающим со всех сторон Русской земли храмам и колокольням, чувствовать свою неволю, знать, что от родных отрезан, может быть, навсегда, – как все это тяжело!

Другой мог бы озлобиться на свою судьбу или возроптать. Но вера в душе Василия была слишком сильна и поддерживала его. В тихих покорных слезах он изливал свою тоску по родине. Эти слезы облегчали исстрадавшуюся душу. К счастью, Василий успел дома заучить наизусть многие псалмы Давида, и тут, в плену, он постоянно читал их, и в этом чтении душа его находила неизъяснимую сладость.

Молитва стала для него необходима, как воздух. В этой молитве он находил и силы, и подкрепление, и отраду. И, наконец, с этой молитвой, в которой он жил, он стал так счастлив, как не был счастлив никогда и в доме отца своего, в кругу дорогой цветущей семьи. Ему казалось, что то, что у него было раньше и что Господь отнял у него, теперь Господь вполне возместил ему той близостью к Себе, какую ощущал на молитве Василий.

Он не чувствовал теперь себя сиротливым: у него был в небе и близко‑близко в нем стоял неотступно небесный Отец. И в том было великое счастье.

Без принуждения и без ропота работал Василий на своих хозяев. Он помнил завет: «Раби, послушайте по всему плотских господей ваших и всяко, еже аще что творите, от души делайте, якоже Господу, а не человекам».

И, приняв этот завет в сердце, он работал на своих хозяев так, как будто трудился для самого Господа. При усердном труде этом он смирял еще себя тем, что мало ел и недолго спал. Днем работая, он имел только ночь для молитвы.

Таким образом, в этом басурманском крае, где не было ни одного храма, где он не слышал ни одной службы церковной, он вел жизнь поистине иноческую.

Готовность к услугам, верность, усердие, чистая жизнь Василия удивляли татар. На втором году плена они не стали так изнурять его работой и дали ему некоторую свободу. Василий изучил татарский разговорный язык. По своей даровитости и способности к языкам он настолько овладел татарским языком, что мог излагать мысли свои на письме, изучал основания магометанского зловерия и отчетливо мог говорить о заблуждениях учения Магомета.

Таким образом, основательными познаниями языка и веры татар Господь предназначал Василию в будущем стать проповедником среди татарского населения, готовил его к этой великой цели.

Три года томился Василий в плену у татар. А в это время отец его стойко преследовал одну цель: собрать довольно денег, чтобы можно было выкупить Василия из плена. Это событие, наконец, совершилось.

Что переживал Василий, когда он очутился в объятиях отца и когда татары объявили ему, что он свободен и может уйти к себе на Оку!

Иным возвращался Василий домой, чем когда ушел в плен три года назад. Это был не радостный, хотя и благочестиво настроенный мальчик: в нем была уже мужественная воля, закаленная теми страданиями, которые он сумел осилить, которыми он сумел овладеть.

Новая громадная область открылась душе Василия.

Это было тайное чувство к Богу, заполнившее все его существо. Он узнал этого Бога и все несказанное счастье общения с Ним; узнал в трудах, в уничижении, слезах и скорбях подневолья.

Христос, приходивший невидимо беседовать с его душой, прекратил муку его сиротства. Христос открылся ему и дал ему вкусить вершины духовного счастья в его тяжкой внешней доле. И Василий был слишком благороден, чтоб забыть своего тайного Благодетеля. Счастье, которое дал ему Христос, было слишком полно и велико, чтоб Василий искал себе другого счастья – он решил оставить мир.

Когда идет речь об образовании сильного характера, невольно вспоминаются слова Пушкина, сказанные им о Руси:

 

…В искушеньях долгой кары,

Перетерпев судеб удары,

Окрепла Русь. Так тяжкий млат,

Дробя стекло, кует булат.

 

Так было и с Василием. Несчастье закалило его душу. Несчастье вознесло его мысли и чувства в высшие области духа, и мир потерял его безвозвратно.

Благоухала счастливая весна, когда иерей Василий привел из татарского плена сына своего Василия.

Просыхали дороги, реки входили в свои берега. Под упорной работой солнца зеленела трава. На лугах щетинились всходы обсеянных с осени полей. Лопались почки на кустах. И скоро лес должен был одеться свежим нарядом. Радостно и счастливо было в самом воздухе, где сплетались, играя, встречались и вновь разбегались и плели дивную паутину свою солнечные лучи. И более чем когда‑либо чуткая к Богу душа отрока Василия впитывала в себя эту нерукотворенную красоту Божия мира.

«Ты, измысливший всю эту красоту и давший мне способность чувствовать ее, Ты, отразивший в этом мире Твой пречистый лик, Тебя ли забыть мне, моего Творца и Благодетеля!..

Я унывал. Я погибал. Я был несчастен, и одинок, и унижен. А ты подошел и склонился ко мне, и в Тебе я стал силен и счастлив и узнал в Тебе друга и исцелителя.

Не уходи от меня, не отступайся от меня, как и я не отойду от Тебя и не отступлюсь от Тебя.

Ликует весь мир под чудотворными лучами солнца Твоего. Ликует душа моя под чудотворным дыханием святыни Твоей. Пусть же будем мы нераздельны вдвоем: я и Ты, Ты и я, Спаситель и спасенный, Благодетель и облагодетельствованный!.. Дай мне жить с одной мыслью о Тебе, дай мне ждать Тебя одного, Тебя одного жаждать, о Тебе одном мыслить, к Тебе одному стремиться! Дай мне жизнь пройти в подражании Твоем. За эту жизнь дай мне слиться с Тобой. Прими меня, приходящего к Тебе отрока Василия, и скажи, как говорил и другим, душе моей чудные слова: “Грядущего ко Мне не изжену вон!..” Я ухожу к Тебе, чтоб принестись Тебе в жертву: прими ее и сделай ее легкой и сладкой… Иисусе, Боже сердца моего, приди и соедини мя с Тобой навеки!»

Василий, сын иерея Василия, как только вернулся из татарского плена, простился с родителями, ушел в Москву и принял пострижение в Московском Андрониковом монастыре с именем Варсонофия.

Выдающиеся способности его обратили на него внимание духовных властей. Он был назначен игуменом Песношской обители, откуда назначен помощником просветителя Казанского царства, архиепископа Гурия. В Казани он устроил Преображенский монастырь и много потрудился в обращении магометан, язык которых он хорошо изучил во время своего плена у них. Из Казани святитель Варсонофий был поставлен на Тверскую древнюю кафедру. Но, пробыв на ней недолго, вернулся в Казань, в устроенный им Казанский Преображенский монастырь, где и прожил еще пять лет.

Знание татарского языка доставило ему удобство входить в близкие сношения с татарами. Основательное знание учения Магомета, при его красноречии, действовало на магометан неотразимо. Умение лечить болезни привлекало к нему больных всякого рода. Успешное лечение внушало доверие к безмездному врачу, и обыкновенно исцеленные им татары крестились. Когда от дряхлости святитель не мог ходить в церковь, ученики возили его на тележке: так любил он молитвенное славословие храма.

Он почил 11 апреля 1567 г. на 86‑м году жизни. Мощи его были погребены в храме основанной им обители подле мощей святителя Гурия. Мощи этих обоих святителей обретены при построении каменного Преображенского храма на месте деревянного в 1596 г.

 

Иоанн Новый, юный мученик

 

 

(Память 18 апреля)

 

Греческая провинция Эпир была родиной этого мученика.

Рано осиротев, он пришел в Царьград, где старался трудами рук своих заработать себе на пропитание. Он нашел себе место на торгу и питался своим искусным ремеслом. Бог помогал ему в делах его ради его добродетелей, так как он был юноша целомудренный, богобоязненный, соблюдающий заповеди.

В то время Царьград уже был завоеван турками‑магометанами. Многие из христиан омусульманились, и как раз между лавками таких отступников была и лавка Иоанна. Он часто с ними препирался о вере, обличал их отступничество, так как был речист и смел в словах и стоял за истину безбоязненно. И эти торговцы стали его ненавидеть и за то, что он их обличал, и за то, что дела его шли чрезвычайно удачно.

Блаженный Иоанн чувствовал, как злобствуют на него, и не только не боялся, но всей душой желал пострадать за истину Христову.

Он открыл свое намерение своему духовнику. Тот долго уговаривал его не идти на мученичество, боясь, что его юность не совладает с таким подвигом; но, наконец, вручил его Божией воле.

На другой день после этой беседы Иоанн вошел к духовнику со светлым лицом и радостной душой и сказал: «Честный отче, эту ночь я видел себя в сонном видении стоящим среди пламени, веселящимся и ликующим, как некогда три отрока в пещи Вавилонской. Надеюсь, что с помощью Божией добром кончится замышляемое мной дело. Вооружи меня твоими молитвами…»

В тот же день торговцы на базаре стали утверждать, что Иоанн раньше потурчился, а теперь отступил от их веры.

– Никогда, – воскликнул юный исповедник, – я не отрекался от Христа моего. Во Христе я живу и жить буду всегда и готов за Него умереть.

Юноша был схвачен за исповедание имени Христова, в течение нескольких дней подвергался страшным мукам и отошел к вечному блаженству. Это было в 1526 году.