Всякий раз , когда я выражаю что - то , оно отходит еще дальше в прошлое .

А, думаю, что надо перейти к «Савитри»… [ Мать смотрит на Сатпрема:] У тебя есть вопрос? Спрашивай.

 

Нет, у меня нет вопросов, я просто погружен в то, что ты говоришь.

Это переживание проделало длинный путь… Оно началось с глубокого отвращения его [ материального ума ] привычной активности; я начала с того, что стала ловить (не сейчас: это шло неделями), ловить его рутинные и почти автоматические активности — я говорила тебе об этом несколько раз: этот ум пораженческий, всегда пессимистический, суется во все, ворчит, брюзжит, ему не хватает веры, не хватает доверия... Даже когда он склонен быть радостным и довольным, что-то приходит и говорит: «А! прекрати, ведь ты получишь еще один шлепок.» Подобные вещи. Это продолжалось неделями, это непрерывная, постоянная работа. Она всегда кончалась приношением [ этого ума Господу ]. Прогресс начался, когда… Нет, надо сначала рассказать, что предшествовало этому. Для начала, к примеру, джапа, мантра расценивались как дисциплина; затем из состояния дисциплины это перешло в состояние удовлетворения (но еще с ощущением обязанности); затем это перешло в нечто вроде состояния постоянного удовлетворения с желанием (не с «желанием», а с волей или стремлением), чтобы это стало более частым и более постоянным. Затем было нечто вроде отвращения и отвержения всего, что приходит и расстраивает, всего смешанного с чувством обязанности по отношению к работе, людям и т. д., и всего, что порождало эту кашу и большую путаницу. И все время это кончалось передачей всего этого Господу со стремлением, чтобы это изменилось. Долгий процесс развития.

Недавно было нечто вроде воли ровности по отношению к активностям, которые были поддержаны или приняты только как результат признания и в подчинении всевышней Воле. И затем вдруг это переросло в нечто очень позитивное, с чувством свободы и спонтанности состояния, и с началом понимания позиции, в которой должно происходить действие. Все это пришло очень-очень постепенно. И затем этим утром было переживание.

 

(молчание)

 

Об этом можно сказать так: способность молчать и вмешиваться только под воздействием Побуждения свыше.

Вмешиваться только тогда, когда приводишься в движение всевышней Мудростью, для любого действия.

И это дало точное значение полезности этого материального ума; потому что на заднем плане сознания всегда была эта фраза Шри Ауробиндо, в которой он говорил, что это невозможный инструмент, от которого, вероятно, надо избавиться. Это оставалось. И я видела, что что - то не так: несмотря на все осуждения, все подношения, все отвращения, даже все отвержения, этот материальный ум оставался. Он только медленно - медленно трансформировался, и сейчас сделан первый шаг, шаг на пути трансформации, с переживанием прекращения его автоматической активности.

Таким было переживание этим утром.

Я не говорю, что это окончательно, далеко от этого, но он стал гораздо более контролируем. Это прекращение активности длилось один-два часа, я точно не помню, но его активность больше не та же механическая. Ты знаешь это ментальное молчание, когда все замолкает [ горизонтальный жест неподвижности ], что же, это сейчас можно проделать с материальным умом — он замолкает, поворачивается к высотам.

Но это начало, только начало.

Только есть уверенность. Даже если это было всего лишь несколько минут, можно быть уверенным, что это будет — и будет гораздо дольше. Следовательно, этот материальный ум составляет часть того, что будет трансформировано.

И это дает грандиозную мощь! Когда это останавливается, Вибрация Любви может проявляться в своей полноте.

Это было видно утром, во всем великолепии.

Это на будущее.

 

* * *

 

(К концу беседы Сатпрем спрашивает у Матери совета: у него во второй раз настойчиво просят, чтобы он написал статью для журнала)

 

Ты знаешь, что меня попросили написать статью?

 

Да, ты ее пишешь?

 

Скажи мне, что делать. Я не знаю.

В первый раз я сделала блокировку; я даже не позволила, чтобы их предложение дошло до тебя. Затем пришло письмо от М, и мне его прочли; тогда, вместо того чтобы думать о тебе, я подумала о других людях и сказала себе, что, очевидно, это было бы очень хорошо для них. Тогда я позволила этому пройти.

 

Да, я почувствовал, что ты позволила этому пройти, потому что это начало вращаться вокруг моей головы — но все же это мне довольно неприятно!

 

Они просят «личных воспоминаний».

 

«Как и почему меня захватил Шри Ауробиндо?»

 

Ты знаешь это?

 

Да, но я никогда не пытался объяснить себе это ментально.

Нет-нет, я спрашиваю, ЗНАЕШЬ ли ты это.

И они просят написать несколько страниц…

 

Двенадцать!

Двенадцать страниц… Я сказала бы одну фразу, и на этом все.

 

Какую фразу?

«Потому что это было истиной моего существа.»

Или законом — можно сказать «истиной» или «законом».

Эти вопросы глупы, не так ли? Они спрашивают у вас только то, во что ваш ум верит или воображает — это бессмысленно.

Можно еще сказать (но они примут это за дерзкую грубость): «Потому что так должно было быть.» Но истинный ответ такой: «Потому что таким был закон моего существа.» Я пришел на землю, чтобы встретить его или встретить то, что он представляет, и, естественно, поскольку я пришел для этого, что же, это меня захватило — я схватил это, это меня захватило, на этом все. Можно наделать много фраз!

Но они понимают, только когда это становится ментальной болтовней.

Так что, если хочешь, я предлагаю тебе (им это не понравится, но это будет для них хорошо!) сказать им: «Вот что я могу ответить на ваш вопрос, и на этом все.» И это будет одно-два предложения, полстраницы и все. Ты не скажешь им «нет», но и не уступишь их невежественной настойчивости.

Я не собиралась говорить тебе все это, но, как бы там ни было, вот как я вижу эту проблему. Начать писать страницу за страницей по этому поводу — пустая болтовня (конечно, все их дело — только пустая болтовня, но нет причины действовать так же, как и они). И, в то же время, это хороший урок: мы показываем добрую волю — «Хорошо, я скажу вам правду; это не то, что вы ожидаете услышать, тем хуже для вас.» Это очень хороший урок.

Если у них хватит духа, они опубликуют это. И если они это опубликуют, это будет хорошо для всех… Я не рассказывала тебе об одной маленькой истории, напоминающей твою: пару лет тому назад журнал “The Illustrated Weekly” задавал вопросы о положении Индии, и они просили отвечать по возможности короче. Очень хорошо. Я отвечала одним - двумя - тремя словами, потому что вещи можно умещать в очень малое количество слов. Они опубликовали мои ответы маленьким абзацем среди других ответов, занимавших целые колонки! Мой мальчик, кажется, это имело больше эффекта, чем все остальное. Они сказали себе: «Это заставляет нас задуматься.» То же самое касается и тебя, если ты отважишься написать то, что нужно, используя как можно меньше слов: сказать как можно точнее.

Если они осмелятся опубликовать это, это будет очень хорошо, очень.

И это не вопрос уплотнения, нет: дело в том, чтобы сказать существенное — уловить существенное за всем этим и сказать.

Сделай это, это будет забавно.

Шри Ауробиндо доволен.

 

* * *

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

ПОЛОЖЕНИЕ ИНДИИ

 

Мать отвечает

 

(Вопросы из “ The Illustrated Weekly of India ”, выпуск 1964 г. по случаю Дня Независимости.)

 

1. Если бы Вас попросили подытожить в одном предложении Ваше видение Индии, что бы Вы сказали?

 

Истинное предназначение Индии — быть Гуру всего мира.

 

2. Аналогично, если бы Вас попросили прокомментировать реальность, как Вы ее видите, что бы Вы ответили одним предложением?

 

Сегодняшняя реальность — это большая ложь, скрывающая вечную истину.

 

3. Что по - вашему является тремя главными препятствиями, стоящими между видением и реальностью?

 

Неведение. Страх. Ложь.

 

4. Удовлетворены ли Вы в целом прогрессом, проделанным Индией с момента Независимости? (да или нет).

 

Нет.

 

5. В чем заключается наше самое выдающееся достижение за последнее время? Почему Вы считаете его таким важным?

 

Пробуждение к необходимости Истины — потому что без Истины нет настоящей свободы.

 

6. Аналогично, можете ли Вы назвать самый прискорбный провал? Почему Вы считаете его таким прискорбным?

 

Неискренность. Потому что неискренность ведет к краху.

 

* * *

 

Почему Шри Ауробиндо?

(статья Сатпрема)

 

Ранним декабрьским утром, почти двадцать лет тому назад, на платформе Северного Вокзала стоял молодой человек, готовый отправиться… куда угодно, по возможности подальше и порискованнее — пока что это была Южная Америка. И под огромными привокзальными часами, весившими несколько тонн и казавшимися ему столь же тяжелыми, как западное время, этот молодой человек повторял странную мантру в своем сердце: Шри Ауробиндо — Маутхаузен. Для него остались только эти два слова. Позади был мир, рухнувший раз и навсегда под австрийскими сторожевыми башнями. Хотя этими башнями вполне мог бы быть бульвар Монпарнас, это одно и то же; другой прожектор так же совершенно высветил бы декорации. И в этом слове была вся сила человека, вышедшего из мертвых. Затем это имя, Шри Ауробиндо, которое не имело очень точного смысла, но, само собой разумеется, «сезам, откройся» никогда не говорится голове — эти слова открывают дверь. И в этом была вся сила человека, которому требовалась единственная маленькая истинная вещь, чтобы жить.

Потому что мы можем развлекать наши умы, как захотим: наши библиотеки забиты; мы можем скопить всевозможные объяснения, но мы ничего не сделаем, не продвинемся ни на шаг, если мы не притронемся к тайной пружине позади шумихи ума. Ибо Истина — это не то, что заставляет нас думать, а то, что заставляет нас идти.

А куда идти? Мы точно знаем, куда мы идем. Это место не больше, чем два на два метра, и мы окажемся там после того, как произведем своих потомков, которые будут делать то, что мы делали, и что до нас делали наши праотцы, с некоторыми техническими улучшениями и даже с множеством телевидений — но без одного видения, которое меняет все. Ибо мы ничего не изменим в мире, пока мы не изменимся внутри.

Вот почему мистики отсылают нас к небесам, а реалисты — к вечно ожидающемуся совершенному обществу и автоматическим развлечениям. Шри Ауробиндо открывает дверь в этот мир, задыхающийся от своих материальных или небесных излишеств. Он говорит нам, прежде всего, что есть нечто, что мы можем открыть, и что мы богаты, богаче, чем мы можем об этом подумать нашими головами — мы как нищие, сидящие на золотой шахте. Но надо спуститься в эту шахту. И он говорит, что у нас есть сила для этого, если только мы достаточно чисты, чтобы взяться за это. Сила над Смертью и над Жизнью и над Материей, ибо Дух находится в нас и именно здесь, внизу, Он хочет одержать победу:

 

Прикосновение небес исполняет, а не перечеркивает землю.

И он говорит нам, что мы не перестали быть людьми только из - за того, что изобрели несколько ракет и взрастили несколько мозговых пирамид. Еще более великое приключение ждет нас, божественное и сверхчеловеческое, если мы только отважимся ступить на путь.

И он дает нам средства.

Ибо «то, что Шри Ауробиндо представляет в мировой истории, это не учение, даже не откровение: это действие.» Шри Ауробиндо — не мыслитель и не мудрец, не мистик и не мечтатель. Он — это сила будущего, которая хватает настоящее и ведет его к:

 

Чуду, для которого наша жизнь была создана.

ОМ

Сатпрем,

Пондишери,

11 августа 1965

P. S. Возможно, есть определенная тщетность в том, чтобы говорить: «Почему Шри Ауробиндо? — Потому что то - то и то - то»; это еще наш ум, пытающийся завладеть вещами, чтобы навесить на них свое объяснение, как если бы ничего не могло быть без «разъяснений». И все же самые действенные события в нашей жизни — это те, которые мы не объясняем, потому что их сила продолжает работать в нас, не будучи замороженной ОДНИМ объяснением — есть много других уровней объяснений, и есть среди них объяснение, которое не говорит ничего, а остается спокойным в глубине как вечно спокойная вода, ясная, как взор ребенка. И есть еще большая тщетность в том, чтобы сказать, что Шри Ауробиндо — это то - то, а не то - то — он и то, и это, и еще множество других вещей; он с «да» и с «нет», с «за» и с «против», и со всем, что ищет, не зная, потому что все ищет Радость, через «да» и «нет», через тьму и свет, медленно и через спотыкающиеся века или сразу же в свете, охватывающем все. Из века в век этот Свет нисходит на землю, чтобы помочь ей скорее стать тем, чем она всегда была и что она ищет в своем обеспокоенном сердце; и этот Свет облачается в то или иное слово, принимает сладкий или ужасный вид, либо обширный и всемогущественный, как всеохватывающее море, и это всегда один и тот же Свет, и душа, открывающаяся под этим лучом, тайно распознает Лицо, которое она любила так много раз. Из века в век она открывает саму себя — один и тот же ребенок со сложенными руками, смотрящий на мир с любовью.

 

 

Августа 1965

По поводу секретарей Ашрама:

…Я распекаю его каждый день, говоря, что он попусту тратит мое время. Кажется, он удивлен!

Вчера опять было то же самое: одна вещь была полностью улажена, я ответила парой слов (мне потребовалась секунда, чтобы решить; я сказала ему: «Надо сделать то-то и то-то — на этом все», и все), а он продолжал мне зачитывать все аргументы всех писавших мне людей! Я ему сказала: «Но почему ты тратишь все мое время!» Это совершенно сбило его с толку, как если бы я сказала ему что-то, о чем он никогда не думал.

 

С ним все простое становится сложным.

Я думаю, что это было особенное переживание, припасенное для меня!… Я думала, что это из-за скрупулезности: что он хотел, чтобы я знала все, что люди пишут — но это абсурдно!

Когда мне читают письмо, я устанавливаю контакт, я улавливаю несколько слов, а затем все устанавливается. Оттуда приходит или не приходит решение — оно приходит. И как только я объявила решение, все установлено. Но они продолжают читать письмо! Я говорю: «Боже мой, к чему это? Это все слова и фразы.»

 

Он думает, что вещи должны проходить свой полный курс, точка за точкой, и он еще добавляет к этому!

 

Но так мир никогда не изменится!

 

В течение лет всякий раз, когда я приближался к нему и вступал в контакт с вещами подобного рода, я ужасно уставал.

 

Он ужасно меня утомляет, но я думала, что это касается только меня.

 

Нет - нет!

Когда мои глаза хорошо видели, у меня не было секретарей, я не позволяла никому касаться моих дел, и все делалось за минуту. Что касалось, к примеру, письма, я просто смотрела туда [ Мать обозначает маленькую вспышку света в различных местах письма ], и затем я знала, что надо прочесть здесь, а затем здесь и здесь. Так все шло хорошо. Я читала все письмо только в том случае, если оно было написано кем-то, кто имел четкий ясный ум и действительно мог что-то сказать. Ну а если видно, что это только болтовня, к чему это?

Что касается меня, моя работа стала, возможно, в сотню раз труднее с тех пор, как я перестала хорошо видеть. И, конечно, то, что мне читают, проходит через мышление читающих — что обычно добавляет тумана, мешающего видеть вещь. Когда мне читают Шри Ауробиндо, даже те, кто хорошо его понимают, всегда есть туман. Так что иногда я теряю терпение, беру лупу и читаю, и как только я начинаю читать, я вижу [ жест чего - то, бросающегося в глаза ]: «А! вот что.» Я сразу же вижу вещь, все светло, ясно.

Должно быть, это большое наказание — я не знаю, кто меня наказывает! [ Смеясь ] Вероятно, я сама, потому что я слишком утомляю свои глаза. Но работа занимает, по меньшей мере, в десять раз больше времени.

 

(молчание)

 

Это немного отупляет.

Нет, я заметила, что единственно утомляющая вещь — это время. То есть если можно было бы работать, сохраняя свой вечный ритм, это было бы совершенно — не важно, что делаешь (всегда что-то делаешь), это не имеет никакого значения; но, что ужасно, это находиться все время под давлением — люди давят на вас, время давит на вас; так что вы вынуждены делать больше вещей, чем следовало бы в отведенное время, и тогда это очень утомляет. Я не знаю… Это трудно.

 

 

Августа 1965

 

(Два американца принесли Матери фотографию бывшего ученика, уехавшего в США:)

 

Ты помнишь С? Он стал там великим гуру, у него есть группа, и, кажется, он гипнотизирует людей… И два американца (очень милые люди: один – художник, другой – скульптор) пришли сюда; один из них был в лапах С, а другой спас его, держа его, почти грубо, материально, далеко от С в течение трех дней — на третий день он освободился (что и доказывает, что это действительно было гипнотическое воздействие) — и сказав затем: «Теперь мы поедем в Пондишери, вам не нужен посредник между Матерью и вами.» Потому что С выставляет себя великим «посредником» между Шри Ауробиндо и бедной публикой.

 

(Мать смотрит

на фотографию)

 

Что же, вот так!

О! взгляни на это…

 

(Затем Мать читает

письмо, с которым

была прислана фотография)

 

«…Мы с Z встречались с ним несколько раз. Поскольку я увидел в нем дьявольское зло, мы разорвали контакт. Теперь я передаю это в ваши руки.»

Z живет в лесу со своим другом S, в бревенчатом доме. Я видела фотографии некоторое время тому назад. Этот лес — чудо.

Но, что касается меня, я знала, конечно же…

Он просил визу как «проповедник! (!), и, кажется, в таком случае можно оставаться в стране сколько угодно; ему не нужно уезжать — это очень хорошо, я очень довольна, что он там! Потому что когда люди чем-то пойманы, это их судьба, и они должны были быть пойманными. И, более того, можно идти к Цели через дьявольское, как через ангельское — иногда это лучше! [ Мать смеется ]

Но это было видно, когда он был здесь: фантастическая гордыня и амбиция должны были кончиться этим. У него скверный облик, очень скверный.

 

Все же неприятно, что он называет себя «посланником» Ашрама.

 

А, но я сразу же написала доктору Сунилу, и он передал мой ответ всем, кого знал.

Но этот S [ американец ], друг C, находится в совершенно блаженном поклонении ему — но это очень хорошо, это должно было с ним произойти.

 

У американцев так мало способности различать. Они устремляются к кому угодно.

 

Совершенно никакого различения.

Он [ C ] должен что-то иметь, но я не чувствую ничего! [ Мать делает жест, обозначающий тонкость сигаретной бумаги ] Это что - то, не имеющее силы. Но и К, когда она была в Америке, находилась полностью под его влиянием. И она говорила, что имела чудесные медитации с ним!… Но я писала К, поскольку он давал ей советы по поводу ее жизни и по поводу того, что ей следует и не следует делать; так что она написала мне и спросила: «Чему я должна верить?». Я ответила: «Ничему!» … Он запретил ей уезжать в Ашрам; он сказал ей, что это не место для нее, что она — слишком большая персона, чтобы приезжать сюда! Что Ашрам хорош для тех, кто ничего в себе не имеет, кто нуждается быть в каких-то рамках, тогда как способные люди должны жить независимо.

Вот на чем он ловит их.

Нет, это очень хорошо! Это комично.

Если иметь амбиции, то довольно легко притянуть к себе существо [ тонкое ], которое, естественно, приходит под очень обманчивыми масками, а затем поверить, что являешься инкарнацией великой личности.

Но когда люди искренни, это не может длиться долго.

 

*

* *

 

Чуть позже

Вчера я подписала 200 фотографий…

 

Это неразумно!

А, мир неразумен. Он никогда не претендовал на это, я думаю!… И это не считая всех людей, которые хотят, чтобы я устроила все их дела и «выстирала грязное белье» их семьи! тех, что просят моего совета по любому поводу, в связи со всем, что они делают, начиная со своего «бизнеса» и заканчивая замужеством своей дочери. Я больше не отвечаю, я говорю: «Это меня не касается.» — «О! Как так?» — «Советуйтесь с внутренним Руководителем.» [ Мать смеется ]

 

*

* *

 

Сатпрем готов уйти:

 

Здоровье в порядке? Ночи стали лучше, не так ли?

 

Да, с тех пор, как ты стала делать этот кокон, мне больше никто не досаждает. Но если бы ты дала мне немного сознания, я был бы доволен!

 

Нет, если бы я видела тебя каждую ночь, я бы сказала. Но почему ты не приходишь? Я очень редко вижу тебя.

 

Да, почему? Как так выходит?

Думаю, что в ходе последних нескольких ночей я приблизилась к тому месту, куда ты ходишь. Потому что в ходе двух ночей, когда я занималась подобными вещами, у меня было сильное впечатление, что я скоро тебя найду. Это очень интересные вещи, но они очень интеллектуальные, вот что досадно!