Признаком того, что человек живой, является его память о Боге и сокрушение о своих грехах

И дальше 161-й абзац:

Ум, из которого похищена мысль о Боге и который далек стал от памятования о Нем, равнодушно грешит и внешними чувствами: ибо ни слуха, ни языка не в состоянии уже быть пестуном таковой, потому что из-внутрь его отошла приверженность к подвижническому труду над собою.

Звучит как приговор. Это и есть приговор! С одной стороны, мы, по сути, читаем описание умирания человека. Человек начинает равнодушно грешить, и у него пропадает интерес к работе над собой. Ему это просто неинтересно: он согрешил – ну и согрешил, ну и что тут… Да, он может приходить каяться. И когда приходит время причащаться, когда надо идти на исповедь, он приходит и вспоминает какие-то грехи, он их перечисляет. Но никакого болезненного переживания по этому поводу у него нет. А само причащение и исповедь становятся для него формальностью. У него нет сокрушения, у него нет внутреннего постоянного переживания по поводу своей греховности, нечистоты, страстности и так далее.

С другой стороны, если в человеке это есть, если человек не великий молитвенник и подвижник, но всегда скорбит о том, что он грешит, осуждает, не молится или молится невнимательно, ничего не чувствует во время причащения, никого не любит и ему тяжело (и эта скорбь естественным образом всегда нарастает, накручивается как по спирали, и человеку кажется, что он не исправляется, что у него все плохо), при этом внутри себя он постоянно носит сокрушенную мысль о своем недостоинстве, понимая, что Бог-то его любит и хотел бы видеть его другим, то этот человек живой! Понимаете, живой?! Он сам себе кажется порой самым грешным и никчемным человеком, но он живой, потому что его это волнует, потому что он переживает по этому поводу, потому что он порой ревет по этому поводу, что все у него такое неправильное.

Может, наступит тот момент, когда Бог благоволит его утешить. Может, этот момент отложится до смерти человека, чтобы в последний день жизни явить ему всю радость любви Христовой к человеку. Но пока он неравнодушен к собственным грехам и страстям, пока он об этом переживает сокрушенно (пусть даже не всегда слезно), пока он думает о том, каков он перед лицом Бога, – это все характеризует его как живого человека, живого перед лицом Бога. Он не плывет по течению. Внешне он ничем не отличается от других, и вся эта болезнь внутри, вся боль и скорбь – внутри. Но пока эта боль и скорбь есть – он живой человек. Когда-нибудь, может быть, он дойдет до радости. А может быть, и не дойдет. Но Бог свидетель: умирать он будет, прикоснувшись к этой радости.

Мая

Продолжаем читать «Слова» преподобного Нила Синайского из второго тома «Добротолюбия». В прошлый раз мы читали 161-й абзац. Он небольшой, и я его напомню:

Ум, из которого похищена мысль о Боге и который далек стал от памятования о Нем, равнодушно грешит и внешними чувствами: ибо ни слуха, ни языка не в состоянии уже быть пестуном таковой, потому что из-внутрь его отошла приверженность к подвижническому труду над собою.

Размышляя над этими словами, мы, в принципе, сказали всё. Но мне бы хотелось в другом ракурсе рассмотреть эти слова. Так, святитель Феофан Затворник, опираясь на подобные мысли, считал, что именно по этой причине молитва очень важна не сама по себе (хотя он говорил и о ней, и, собственно, многие сборники отцов о молитве он составлял лично): для него характеристикой живого человека было то, есть ли у него понятие памяти Божией.

Когда вы читаете творения святителя Феофана, то обнаруживаете, что он имеет в виду именно то состояние, о котором пишет здесь преподобный Нил Синайский и о котором мы говорили в прошлый раз. То есть память о Боге – это критерий именно того, что человек живой и что связь с Богом у него есть.

Конечно, святые отцы писали об этом. И такой обобщитель святоотеческого опыта, как святитель Игнатий (Брянчанинов), более других говорит о непрестанной молитве, об умном делании – говорит правильно и вполне справедливо. Но святитель Феофан дополняет его слова этим понятием, этим изображением такого делания, этим свидетельством о таком делании, как память Божия.

И Священное Писание говорит об этом, и святые отцы учат нас тому, что человек, который помнит о Боге, не согрешит. Святитель Феофан Затворник предполагает здесь не рассудочную память, не воспоминание о том, что ты прочитал в какой-то книжке, и не воспоминания о том, что ты прочитал в Евангелии. Он говорит именно о том внутреннем делании, когда человек неравнодушен к собственным грехам, когда он переживает и скорбит о них и у него есть внутреннее чувство, побуждающее его (а порой и принуждающее) к тому, чтобы изнутри менять свою жизнь, свое отношение к людям и Богу.

Такая внутренняя деятельность человека не сразу и не всегда может выразиться в молитве. Конечно, есть стремление (и мы говорили об этом в предыдущих двух беседах) к тому, чтобы она выразилась в молитве. Это внутреннее делание является естественной потребностью человека, рожденного от Бога, найти Его, взыскать Его, обратиться к Нему, просить Его, построить свою жизнь как связь с Ним. И это правильно. Но не у всех и не всегда это достигает какой-то ощутимой полноты.

И святитель Феофан Затворник, как бы смягчая напряженность такого делания, как непрестанная умная молитва, говорит о том, что не все могут так духовно преуспевать. Но он отмечает, что можно быть с Богом, можно оставаться с Богом и умереть с Богом, даже если нет в сердце этой непрестанной умной молитвы. Ее нет, потому что она еще не родилась, она еще не выкристаллизовалась, потому что слишком поздно человек начал подвизаться и нет у него нужных книг или нужных советников. Мало ли причин… Это личная тайна этого человека и Бога.

Но если человек внутри ожил; если он внутри (пусть внутри) начинает проливать слезы от того, что он грешник; если, вставая с кровати, собираясь в храм или просто собираясь куда-то, он, понурив голову, вспоминает, что он такое и кто он такой; если он идет на дело, так как знает, что он должен это дело сделать (Бог же спросит с него!), и он старается сделать его как можно праведнее перед лицом Бога и делает его – он живой! Он старается и скорбит внутренне, что опять с кем-то поругался, кого-то осудил, где-то недобросовестно поступил. А когда он возвращается и не молится, но со стоном падает на кровать и проливает слезы о том, что он даже помолиться путем не может, то этот человек не мертв! Кто-то свысока может его и осудить. Но он не мертв – он живой человек! И рано или поздно он принесет плод этой жизни с Богом, жизни во Христе.

На этом «Слова о молитве» закончились (изначально эти поучения насчитывали 150 глав, позже к ним были добавлены еще несколько). А далее в собрании творений преподобного Нила Синайского начинаются «Слова» о страстях.

Записала Инна Корепанова